Девчонка воровато отпрянула в сторону, будто ее застали за поеданием праздничного торта. Малыш испуганно насупился, губы скривились, на огромных глазенках навернулись две крупные капли.

– Тебя… – подбежав, она никак не могла отдышаться, – тебя как зовут, мальчик?

– Сергей.

– Не бойся, Сережка, – Ио по-матерински привлекла его к себе, погладив ладошкой по щечке. – Разве родители не говорили тебе, что нельзя забредать в такие места без старших?

– М-м.

– Твой дом далеко?

– Нет, вот он, – мальчишка заметно взбодрился и показал на ближайшую жилую высотку.

– Помнишь свой адрес?

– Да. Кубанская 8, четвертый подъезд, квартира 93, – выпалил пацан, хорошо заученную фразу.

«А родители-то молодцы. Научили».

– Один домой дойдешь? Сможешь?

– Да, конечно. А как же Лара?

– А мы с ней немного посекретничаем по-девичьи. Не волнуйся. Ты только осторожнее. Никуда не залазь и не сворачивай, сразу к маме. Понял? Я все вижу, – она сделала грозное лицо.

– Ага!

– Ну, дуй!

Малыш деловито поковылял домой.

Преследовательница взглянула на свою цель. Та стояла, как на подиуме: руки за спиной, подбородок поднят, бледное лицо казалось узким из-за щек, наполовину скрытых растрепанными прямыми светло-русыми волосами, в серых с ореховой окаемкой глазах выражение ангельской невинности.

– Так значит, тебя Ларисой кличут?

– Я не люблю, когда меня так называют, – юная преступница насупилась, – зовите меня – Лара.

– А мне совершенно по барабану, как тебе нравится. Не строй тут из себя паиньку. Признавайся, что ты пыталась сделать?

– Ничего особенного. Мало ли что вы видели? Может быть вы пьяная, или под наркотиками.

– Изворачиваешься, мерзавка. Кончай заниматься демагогией. Я только что своими глазами видела, как ты пыталась убить ребенка. Только не вздумай отрицать, я не слепая.

– Ведь не убила же.

– А если бы я не успела?

– Ну и не стало бы тогда щенка, – глаза малолетней стервы были холодны, как лед.

У девушки отвисла челюсть. Неприкрытый цинизм собеседницы и ее равнодушие к чужой жизни, шокировали:

– Ты, наверное, не понимаешь, что такое смерть? Может этот мальчик тебе не нравился? Ты ему хотела отомстить за что-то?

– Нет, я его сегодня впервые увидела. И все я прекрасно понимаю. Повидала уже смертей этих.

– Ну ты и… Да ты хоть знаешь, что тебе за это…

– Нет, это ты чего-то не понимаешь, – нагло перейдя на «Ты», пацанка презрительно, совсем по-взрослому, скривила губы. – Ну и что ты сделаешь? Прочитаешь нотацию? Выпорешь? Отведешь в полицию? Ха! Была я там уже много раз. Меня отпустят через пять минут. А знаешь почему? Мне одиннадцать полных лет. По закону, я не достигла возраста уголовной ответственности. Даже за самые тяжкие преступления. Так что не беспокойся, лапочка, могу убивать сколько хочу.

– Ты хочешь сказать…

– Да, я это уже делала.

– Т-ты убивала?

– Ой, какие мы чувствительные! – парадоксальным образом, инициатива в разговоре переходила к младшей. – Этот был бы третьим, если бы ты не вмешалась, лапочка.

Ио остолбенела. В облике невинного отрока перед ней стояло чудовище. Не просто стояло – издевалось, глумилось. В циничном беззастенчивом злом взгляде не было ничего, кроме осознания абсолютной безнаказанности и вседозволенности.

«Господи! Как такое может существовать? Я понимаю – взрослые, но чтобы ребенок… Да это выползень из преисподней. В этой твари зло сидит изначально, с рождением. Она наслаждается чужим страданием и своей неприкасаемостью».

– Не называй меня «лапочкой».

– А то что, к ментам отведешь? – мерзавка расслабленно откинулась на край колодца Ее короткая клетчатая юбчонка задралась от налетевшего порыва ветра, обнажив тощие, бесстыдно раздвинутые бедра.

С омерзением путница отвела взгляд от несовершеннолетней убийцы, рассеянно шаря глазами, пока ее внимание не привлекло каменное жерло напротив. Это был ряд вкопанных в землю бетонных колец. Метров двенадцати в глубину. На дне – ни капли воды, только россыпь камней и каких-то железяк.

– Нет. Какая к бесам полиция? Это тебя точно не исправит.

Ио приблизилась, глядя на существо, по имени Лариса, как на мелкое, но чрезвычайно опасное насекомое, которое необходимо уничтожить.

Еще шаг.

Девчонка хмыкнула, но, посмотрев в глаза собеседницы, вдруг увидела там свой приговор. Вызывающая усмешка тут же сползла с лица ребенка-убийцы. В ее взгляде, самоуверенно-наглом мгновение назад, появился бессильный ужас. Она все поняла:

– Я…

– Время беседы прошло. Настало время возмездия, – слова вырывались из горла сухими плевками, будто их произносил кто-то другой. Не медля более ни секунды, охотница легонько толкнула ребенка в грудь.

Тело девчонки, будто тряпичная кукла, перемахнуло через край колодца, и, устремилось, было, вниз, но маленькое существо, по обезьяньи извернувшись, отчаянным рывком вцепилось в рукав своего палача:

– Не надо-о-о! Я жить хо…

– Ах, ты… Тебе, видно, сам дьявол помогает.

– Я больше не буду!!!

– Ну, уж нет. Таких, как ты не изменишь, – рефлекторно подавшись назад, женщина с каким то животным омерзением стряхнула с руки повисшую обузу. Рукав треснул по шву. – Лети в Ад.

– А-а-а-а!!! – и влажный хруст на дне.

На улице вовсю сеял мелкий нудный холодный дождик. Ветра не было. Вечерело. На низком, затянутом тучами небе, сквозь туманную кобальтовую пелену пробивалось размытое пятно круглой луны, окруженной синеватым гало. Сизые, однотипные силуэты городских кварталов щерились нерегулярно освещенными проемами окон. Город как будто вымер. Вокруг – ни души.

«Что за район? А живут ли здесь люди вообще?».

Путешественница по чужому миру зябко поежилась. Кожаная куртка, плотные джинсы и дорогие кроссовки спасали от непогоды. Только волосы оставались незащищенными.

Невдалеке, украшенные радужной неоновой иллюминацией, призывно сверкали витрины гипермаркета. В желудке заурчало.

«Вот туда мне и надо», – нащупав в кармане бумажник, даже не подумав, принимают ли здесь русские рубли, легко перепрыгивая многочисленные лужи, она зашагала к оазису изобилия.

Местечко было жутковатое. Всю округу озарял ненадежным мерцающим светом только один уличный фонарь. Дождь, казалось, усилился. Захотелось покинуть уличную хмарь. Поскорее домой, в теплую постельку, к бормочущему телевизору.

«Что за дрянь?».

Обонятельные луковицы вдруг залило гнусное зловоние, даже на глаза навернулись слезы. Она проходила мимо ряда переполненных мусорных баков, один из которых лежал на боку, рассыпав содержимое по тротуару. Нога поскользнулась на какой-то гнили, но равновесие удержать удалось, хоть и с трудом.

Неожиданно рядом раздался отчетливый шорох. По спине обильной волной хлынули мурашки, вперемешку с холодным потом, сердце в груди бухнуло и ушло куда-то ниже колен.

Огромный лохматый кот неопределенной расцветки в иррациональной тишине выскочил из бака, держа в зубах что-то отвратительно склизкое, и скрылся в сумерках.

«Господи!» – остановившись, она схватилась за грудь. – «Ну какой я ангел возмездия? Меня обычный-то мурлыка в ужас повергает».

Нервно хихикнув, Ио хотела, было, сделать шаг, но вдруг почувствовала, что сзади кто-то стоит. Маяк в мозгу, установленный неведомыми кураторами, мгновенно просигналил: «Это он, один из четырех». Обернуться назад просто не было мужества. Страх тоже вроде бы кончился. Все эмоции высосал поганый кошара.

Еще секунда, и к горячей, влажной от изморози шее прикоснулось холодное острое лезвие.

– Дернешься, прирежу на месте, – голос был мужской, сиплый, с придыханием, как у возбужденного онаниста.

– Чт… – язык отказывал. Поперхнувшись, она едва не закашлялась. – Что вам надо?

– Не оборачивайся. Иди со мной, тут рядом.

– Я буду кричать.

– Ну конечно, – мужчина хихикнул, по хозяйски обхватывая ее свободной рукой за талию, прижимая к себе. – Куда тебе? Ты сейчас и цыпленка-то не перепищишь. Давай вперед.

Путь и в самом деле оказался недолгим. Третий дом слева, ближайший подъезд, тесный лифт, 8 этаж. Когда распахнулась добротно сделанная железная дверь квартиры маньяка, пропуская жертву внутрь, девушке показалось, что ее проглатывает какое-то исполинское чудовище.

– Не разувайся, ничего не снимай. Это моя прерогатива, – усмехнувшись, человек отстранился, убрав ланцет. – Проходи.

Обернувшись, она, наконец, увидела своего врага. Это был высокий худощавый, можно даже сказать – тщедушный тип лет тридцати пяти. Коротко стриженные редкие белобрысые волосы от дождя казались русыми. Слегка впалая грудь подчеркивала выраженную сутулость, правое плечо заметно ниже левого. Только прямой греческий нос и рельефный подбородок не вызывали отталкивающего впечатления.

Серые, с фисташковой каемкой глаза похитителя смотрели как-то холодно, отстраненно. Она вдруг поняла, что таким взглядом смотрят на собственную вещь, нет – на уже мертвого человека.

«Он уже все решил!» – где-то под сердцем заворочался колючий ком. Собравшись с духом, охотница, ставшая вдруг жертвой, пискнула:

– Что вам надо от меня? Кто вы такой?

– А ты еще не поняла? – во взгляде бандита удивление конкурировало с торжеством. – Ты что, телевизор не смотришь? Там каждый день вещают про маньяка-клинера. Столько жути нагнали. – он самодовольно хмыкнул и легонько подтолкнул ее в гостиную.

– Я не местная, издалека.

– Ну, это не проблема. Я уж постараюсь тебя проинформировать по этому вопросу по полной программе, – убийца холодно ухмыльнулся, – ты уж поверь.

– Я…

– Хватит. Садись, – он грубо швырнул похищенную в глубокое кресло и ловко пристегнул ее правую кисть наручником к подлокотнику, положив ключик в кармашек пижонской клетчатой жилетки.

«Вот и все», – паника захлестывала Ио. – «Ну как я могла бы убить его? Долбаный куратор! Это он меня сейчас прикончит».

Нескладный, угловатый, чем-то напоминающий арлекина субъект молча стоял напротив, как будто чего-то ожидая. Бросив быстрый взгляд на него, она так и не поняла, наслаждается ли он ужасом жертвы, или борется с собой.

«Нельзя молчать! Надо говорить. Хоть что-то. Отвлечь его».

– Вы надругаетесь надо мной? – девушка обомлела от своих слов. Более провокационного и побуждающего вопроса нельзя было и придумать. – «Что я несу?! Дура!».

– Хм, пожалуй ты и вправду издалека, – на этот раз парень с трудом сдерживал смех. – Я не насилую избранных. Я их очищаю. Потому меня и зовут клинером.

– Избранных?

– Да, ты – избранная.

– Вы так называете своих жертв?

Лицо маньяка скривилось:

– «Жертва» – неправильный термин. Ты и подобные тебе подлежат очистке. В вас много мерзости: похоть, алчность, гордыня, зависть. Всего не перечислишь.

– И как проходит очищение?

– Избавление от грязи, катарсис, приходит через боль, – глаза собеседника возбужденно заблестели. – Только настоящее страдание может освободить от скверны.

– Вы, похоже, религиозны?

Хозяин квартиры впервые громко расхохотался:

– Я абсолютный атеист. Будь бог на свете, разве он допустил бы все это? – он развел руками. – Я есть бог, только я делаю этот мир чище.

Успокоившись, взглянув на нее с каким-то свежим любопытством, как на новую редкую диковинку, он произнес:

– Ну, а сейчас подожди немножко. Будет весело.

Оставшись одна, пленница стала затравленно оглядываться. Роскошная комната была заставлена мебелью, но нигде не было видно ничего, чем можно было бы защититься. Да и учитывая стесненное положение, дотянуться она могла лишь до журнального столика, стоявшего справа. Правда, на нем не было даже увесистой пепельницы (похоже, садист следил за своим здоровьем). На бликующей стеклянной поверхности лежал лишь раскрытый блокнот с какими-то записями и дешевая прозрачная авторучка трубочкой фирмы «Bic».

Извернувшись (левой рукой за правый подлокотник) она схватила ручку и спрятала в карман.

– А вот и мы, – герой теле-новостей вкатил в комнату хирургическую тележку, на которой сверкала нержавеющей сталью целая коллекция разнообразных остро отточенных инструментов, созданных только для одной цели – расчленения человеческих тканей.

«Господи!!!» – Ио зашлась в панике. Впервые она по-настоящему почувствовала реальность смерти. – «Только не показывать страха, эта сволочь именно этого ждет. Так я смогу отсрочить экзекуцию».

«Все это не по-настоящему. Это мне сниться», – она закрыла глаза, плотно сжала челюсти, едва не скрипнув зубами, и постаралась поймать за хвост ускользающее самообладание. Похоже, это почти удалось.

Парень, казалось, был разочарован реакцией пленницы:

– Ты онемела? Сказать ничего не хочешь?

– Хочу спросить, – она прямо посмотрела чистильщику в глаза. – Как вы пришли к этому?

Хозяин, казалось, замешкался. В его взгляде явно прослеживалась внутренняя борьба. Выдохнув, он плюхнулся в соседнее кресло:

– А почему бы и не поговорить перед сладеньким? Не знаю, как ты, а я точно никуда не спешу. Что конкретно тебя интересует?

– Расскажите, как вы стали таким?

– Ты, правда, хочешь услышать?

– Да.

– Все просто до банальности, – его вдруг, как прорвало. Было видно, что этот одинокий волк ни разу ни с кем не делился подобным. Мне не очень повезло с детством. Мамаша проститутка-алкоголичка. Я никогда ни получал от нее ничего хорошего. Зато с малых лет помню, как она трахалась в нашей спальне с мужчинами. Иногда сразу с несколькими, и всегда – с разными. Грязная сука! Вот тогда у меня и зародилось отвращение к сексу. Спасибо, мамочка! – он судорожно сглотнул.

Затаив дыхание, плененная странница смотрела на него, как на исповедующегося.

– Ну что ты глазами хлопаешь? – похититель скрипнул зубами и продолжал. – А папочка? Точнее – отчим. Когда моя родительница связала свою жизнь с этой гнидой, мне было двенадцать. Этот козел ежедневно приходил домой вдребезги пьяным и каждый вечер избивал меня до синевы. Пару раз я даже попадал в больничку. Конечно, приходили менты, но «любящие» родители все объясняли просто: упал с лестницы, навернулся с велосипеда. Все так и продолжалось. Я долго терпел, но когда силы кончились совершенно, чет в четырнадцать, убежал. Слонялся по улицам пару дней, без еды и крова. Стало совсем тяжко, но под вечер второго дня мне сказочно повезло, в кавычках. Юного голодающего бродягу приютил одинокий хозяин особнячка. Обогрел, отмыл, накормил. А ночью, когда я уже был в постели, этот хряк привязал меня к постели, зафиксировав так, что я не мог двинуть ни рукой, ни ногой, и приступил к чудовищным бескровным пыткам. Он это делал долго неспешно, смакуя каждое действие. На момент, когда он закончил я был в полубессознательном состоянии. Вот тут, этот упырь сделал роковую ошибку: решив, что я совершенно запуган, сломлен, он «милостиво» развязал меня и отправился к себе. А когда мой «благодетель» заснул, утомленный и довольный, я пошел на кухню, взял разделочный нож и перерезал ему горло, от уха до уха. Вот так все и началось. Ты удовлетворена?

Наступила тишина. Слышно было только, как тикают дорогие маятниковые напольные часы в углу.

– У тебя много было же… – узница осеклась, – очищенных? – она поняла, что впервые назвала своего мучителя на «Ты».

Человек-клинер поднялся с кресла подошел к хирургическому столику, любовно окинул взглядом находящийся там арсенал, выбрал стилет с лезвием сигмовидной формы, оценил чистоту режущей грани и бочком уселся на левый подлокотник кресла пленницы.

– Не считал, но, думаю, на второй десяток пошло.

– А ты пробовал жить как… ну, по-обычному? – Ио с удивлением обнаружила, что ее разрывают амбивалентные чувства: сердце колотилось с частотой пулемета, подстегиваемое переполненной адреналином кровью, и в то же время в ее душу вкрадывалась жалость к этому человеку, психика которого просто не выдержала чудовищного детства. Что это? Стокгольмский синдром?

– А ты пробовала не ходить в туалет? Ты понимаешь, что это идет изнутри, это переполняет тебя, с этим невозможно бороться и это должно, наконец, прорваться, как нарыв. После каждого очищения становится легче, но ненадолго. Вскоре все начинается сначала.

– Может быть, тебе стоит обратиться к врачу?

– Вот еще! Меня все устраивает, – он легким, грациозным движением сделал тонкий, совершенно безболезненный надрез на левой щеке несчастной. Горячая липкая кровь тонкой струйкой потекла по нижней челюсти, роняя тяжелые капли на воротник. – Пойми, детка, человек, находящийся перед тобой имеет великую цель. Он делает этот мир чище, ближе к совершенству, которое, увы, недостижимо. Я уникален. Разве стоит это исправлять? Если ты найдешь золотой гвоздь, ты же не будешь перекрашивать его, чтобы придать вид железного?

С трудом сдерживая подступающую откуда-то изнутри крупную дрожь, она свободной рукой легонько прикоснулась к локтю мучителя, и, подняв глаза, поймала его блуждающий влажный взгляд:

– Ты страшно одинок. Если б согласился, я могла бы стать твоим другом. Тебе нужна помощь.

Его лицо исказилось в гримасе внутреннего страдания. Сдавленно зарычав, он вскочил, отшатнувшись от девушки, как от прокаженной, выронил звонко звякнувший инструмент и вдруг подался вперед, опершись руками на подлокотники ее кресла и приблизив свою физиономию вплотную к лицу пленницы (почувствовался даже запах чего-то кофейно-мятного изо рта агрессора).

– Ты думаешь, что особенная?! – голос, вырывавшийся из его глотки, стал вдруг визгливым, каким-то детским. – Думаешь, ты первая пыталась обработать меня, вкрасться в доверие? Все вы грязные, изворотливые, способные на любую низость, ради выживания.

Квази-чистильщик задохнулся от эмоций, и продолжил, по-прежнему нависая над ней:

– Считаешь, что манипулируешь мной, хитрая стерва? Нет, это я играю с тобой, как кот с мышью. Поверила моей байке про несчастное детство? Так вот знай, не было ничего, ни развратной матери, ни жестокого отчима, ни соседа-педофила. Это легенда для легковерной малышки. Я жил в благополучной, во всех смыслах, семье, ни разу не столкнувшись с жестокостью, или насилием.

Сделав небольшую паузу, он набрал в легкие воздуха и продолжил:

– Вы – серенькие, обыкновенные людишки. Ваш мозг не может принять и осознать того, что делаю я. Поэтому вы ищете всяческих оправданий подобным мне: неблагополучное детство, скотское обращение и тому подобное. Дескать, только фатальное сочетание ужасных условий могло породить чудовище в плоти человека. Ваше робкое, стиснутое рамками социума сознание не может принять того, что иногда появляются люди, избранные, которые жаждут чистых жестоких поступков просто так, без видимых причин, что они таковы по природе своей, такими родились. И не надо тут псевдонаучной гуманистической психологической белиберды. Я хочу очищать этот мир и я буду это делать.

Он орал все истеричнее, склоняясь все ниже.

Мелкие капельки слюны социопата летели в лицо несчастной вместе с его надрывными криками.

«Сейчас, или никогда!» – она выдернула из левого кармана руку, сжимающую хрупкую авторучку и резко, без размаха, воткнула ее острием в самое горло маньяка, чуть ниже адамова яблока. Крики тут же прервались, перейдя в тихое сдавленное сипение, мужчина резко отшатнулся, схватившись руками за шею и шлепнулся на филейную часть, с грохотом опрокинув столик с инструментами для вивисекции. Еще пара натужных свистящих вздохов и хищник, вдруг превратившийся в жертву, повалился набок. Его физиономия стала лиловой.

Судя по всему, пишущий инструмент пробил дыхательное горло. С торчащего наружу обломанного трубчатого конца выползали раздувавшиеся пузыри розовой пены.

«Надо что-то делать. Если он поднимется, то точно убьет меня».

Пленница вспомнила про ключик от наручников. Не обращая внимания на задыхающегося, синелицего, скребущего руками упыря, она потянулась к кармашку его жилетки. Тщетно. Раненый сделал попытку встать.

– Не-е-ет! – она дернулась, что было сил и, с грохотом повалив кресло, упала рядом с мучителем. Ловко достав ключ, девушка одним точным движением сняла наручники (и откуда взялась сноровка, руки совершенно не дрожали).

Все происходило как в тумане. Сомнений не было. Жить должен только один из них. Она, будто во сне, поднялась на ноги, совершенно спокойно выбрала самый большой из раскиданных по полу режущих инструментов и без малейших колебаний, с хакаюшим звуком, вонзила его по самую рукоятку в грудь распростертого психопата. Кровь, тонкой алой струей брызнула ей на брючину.

Еще секунда, и негостеприимный хозяин, в последний раз дрыгнув ногой, затих навеки.

Окинув взглядом разгромленную комнату, Ио прислушалась к себе: все идет верно, ни малейшего раскаяния, или намека на рефлексию. Только ледяное спокойствие и твердая убежденность в правильности произошедшего. Куратор прав: таким не место в этом мире.

«Хватит. К лешему охоту на людей. Мне надо отдохнуть».

Ресторанчик полюбился ей с первого взгляда. Вроде бы ничего особенного, выдающегося, ничем не примечательное двухэтажное здание в стиле британского палладианства с небольшим портиком, опирающимся на шесть миниатюрных колонн. Но было в зашторенных окнах заведения, полуоткрытой массивной двери, фонаре над входом, источающем мягкий желтоватый свет, что-то теплое, уютное, домашнее. Так и хотелось нырнуть внутрь, зайти надолго, может быть, скоротать целую ночь. Верилось, что там тебя ждут с миской горячего супа и радушной улыбкой.

Женщина чувствовала, что последняя цель где-то рядом. Но бросаться на поиски не хотелось свершено. Слишком много моральных и физических сил было потрачено в последнее время. Азарт погони первых часов вынужденного вояжа сменился отупляющей апатией, желанием укрыться понадежнее и не высовываться.

Решение напрашивалось. Промозглый монотонный непрекращающийся мелкий дождик не оставлял альтернативы.

Зябко поежившись, она робко шагнула внутрь.

Интерьер кабачка не обманул ожиданий. Казалось, путница попала в западноевропейское бистро начала XX века. Уютно, не броско, со вкусом. Спокойное приглушенное освещение, темно-коричневый, бликующий пол старого паркета, стены тускло-бежевого цвета, с еле просматривающимся тонким раппортом, маленькие, на две персоны, столики в зале и роскошный, во всю стену бар.

Народу внутри было немного. Парочка влюбленных, выбравших дальний, самый слабо освещенный закуток, да одинокий бородатый мужчина лет шестидесяти напротив тлеющего камина, по-сибаритски смакующий рюмочку кальвадоса с ломтиком камамбера.

В углу, почти полностью скрытый барным витражем, седоватый пианист извлекал из своего инструмента чарующие спокойные звуки. Похоже, что-то из Шопена.

Промокшая странница замерла в нерешительности. Перекусить? Вряд ли. Обилие обрушившегося накануне негатива напрочь испортило аппетит. Может выпить? Ну, уж нет. Ее ждет еще один враг. Не стоит затуманивать и без того усталый мозг. Вот взбодриться не помешает.

Она присела за стойку бара.

– Что пожелаете? – бармен, чернявый длинноволосый красавец с коротко стриженой эспаньолкой буквально гипнотизировал незнакомку миндалевидными оливковыми глазами.

– Я… – она заметно смутилась, – капучино, пожалуйста.

– И…

– Сигарету.

Мужчина элегантно пододвинул вскрытую пачку, сноровисто зарядил кофейный аппарат и услужливо поднес дорогую зажигалку к губам незнакомки:

– Вы у нас впервые?

– Да.

– Очень надеюсь, что вам тут понравится, – парень гостеприимно, как-то по-домашнему протянул маленькую чашку ароматного напитка. На рыхлой кофейной пенке был искусно выведен орнамент из двух букв: «ЛГ». – Угощайтесь.

– Спасибо, – посетительница сделала крохотный глоток, – прекрасный кофе, маэстро.

– Вы мне льстите. Меня зовут Марк. Желаете еще что-нибудь?

– Мерси, Марк, – она полуулыбнулась, – пока ничего.

– Заметно, что вы нездешняя. На дворе ночь. Вам есть, где переночевать?

– Мм… – гостья осеклась, чуть не поперхнувшись напитком. Так далеко она не планировала свое пребывание в этом мире.

– Наш ресторан совмещен с хорошим отелем, этажом выше. Парочка комфортабельных номеров еще вакантна. Если решите бросить якорь у нас – дайте знать.

– Гм. Я подумаю.

– Ну что ж, отдыхайте. Не буду вас больше отвлекать. Если захотите поужинать, или что-то еще, обращайтесь.

– Спасибо.

Допив кофе, она слегка затянулась недокуренной сигаретой. Тонкие нити дыма плыли перед глазами, клубились, расслабляя, завораживая, удивительным образом гармонируя с меланхоличными пассажами неведомого пианиста. «Ну, точно Шопен». Пусть дождь, холод, непогода, но вокруг маленький кусочек комфорта. Ее охватила блаженная кошачья нега. Какие, к чертям, задания? Хотелось думать только о приятном.

<1 2 3 4 5 >

На страницу:

Перейти

2 из 5