Записки ветеринарного врача из приюта

Если вы боитесь вида чужой крови, то никому не причините вреда. Миролюбие – нужное качество для сохранения человечества как вида. Только вот хирургом вам не стать.

– Анна Николаевна, а вы от вида крови никогда не падали в обморок? – спросила Карина, пока мы привязывали кошачьи лапы перед операцией.

– Нет, никогда. Я даже не помню, когда первый раз присутствовала при операции и впервые увидела чужую кровь. Видимо, это не произвело на меня слишком сильного впечатления. Вот металлический стук инструментов до сих пор завораживает. Операция для меня всё еще некое таинство, хотя я работаю врачом без малого двадцать пять лет.

Карина ещё долго мне помогала. Приходила на выходных и каникулах, ассистировала на операциях. Вид крови её больше не пугал. Она стала моим самым надёжным и незаменимым помощником. А потом поступила в ветеринарный институт и сейчас усиленно грызёт гранит науки. Буду рада, если она придёт ко мне на практику, я многому смогу её научить. И с удовольствием поработаю с толковым ассистентом. Такой без напоминаний всё подготовит к операции, не забыв положить нужные инструменты; он знает ход операции, предугадывает действия хирурга и и сам подаёт зажим, ножницы или салфетку; не стоит над душой, заглядывая врачу через плечо и дыша на ухо, не задаёт глупых вопросов в трудный момент. Хороший ассистент собран, не паникует и в непредвиденной ситуации точно и чётко выполнит указания хирурга. И ничего не перепутает.

Один день из жизни ветеринарного врача

Хотите узнать, как проходит мой обычный рабочий день? Тогда пойдёмте со мной, я вам всё покажу и расскажу.

Приезжаю я на работу утром, и сегодня первым делом поднимаюсь на второй этаж к кошкам: накануне вечером волонтёры ловили очередную беременную дикарку.

Я захожу в комнату под названием «карантин» – туда мы помещаем всех вновь прибывших. Кошка, за которой я пришла, сидит в клетке и всех боится. Она вжалась в угол, напряглась и исподлобья смотрит на меня немигающим взглядом. Она явно считает меня врагом, и в чём-то она права: не по своей доброй воле она оказалась здесь. А я ещё тяну к ней руки и хочу сделать что-то явно недоброе.

Как брать и фиксировать диких кошек, которые впадают в панику от прикосновения рук и бьются в истерике, защищая свою жизнь, я расскажу в другой раз. Это отдельное умение, которое я оттачивала годами. А пока сажаю дикарку в переноску и спускаюсь на первый этаж в свой кабинет.

На улице сталкиваюсь с дежурными.

– Как дела, как обстановка, все живы-здоровы? – спрашиваю я их.

– Всё хорошо, только у Малыша повязка сползла, у Лоя дырка в боку и Лабра почему-то грустная и не ест, – посыпался на меня поток новостей.

– Ладно, поняла, чуть позже всех посмотрю.

Сначала я всегда делаю операции: это самая чистая часть работы. И только потом веду осмотр и лечение больных животных.

Вот и сейчас я приступила к операции. Кошка была на последних сроках беременности, с огромным пузом, похожим на мячик. Мы с дежурными аккуратно завернули её в полотенце, я сделала ей укол в вену, и она заснула. После операции кошка уменьшилась наполовину.

Проснулась она легко и быстро, я отнесла ее обратно в клетку отдыхать. Она уже почти пришла в себя, и я не беспокоилась за ее состояние. Пришла пора мыть инструменты и убирать их на хранение, других операций на сегодня не запланировано.

Ну что ж, теперь можно приняться за осмотр собак. Первым привели Молчуна. Он живет на «квадратах» – огороженных бетонными стенами небольших площадках.

Молчун где-то зацепился ногой и разрезал себе кожу в области плюсны: порез небольшой, но довольно глубокий. Несколько дней назад я зашила рану и сверху наложила повязку. Если он не будет разлизывать швы, то всё заживет примерно за неделю.

Но Молчун не такой! Он очень активный, суетливый, энергичный пес. Сейчас его перевели в дом и посадили в отдельную комнатку. Там ему совсем нечем заняться, и он откровенно скучает, точнее, находит себе занятие – разгрызает повязку. Ему уже надели защитный воротник на голову, но он всё равно достаёт до ноги.

Вот и сейчас почти полностью разгрыз бинт. Я обработала швы перекисью водорода и забрызгала защитным антисептическим алюмиспреем. Забинтовала свежим бинтом и строго наказала Молчуну больше не трогать ногу.

Следующий пациент – Лой, старый толстый пес с вечно больным глазом. Дежурные увидели у него на боку кровь. На этом месте у него была небольшая папиллома, которую я рекомендовала не трогать: у старых собак часто вырастают множественные папилломы по всему телу, и они не причиняют им неудобства.

Теперь же папилломы у Лоя нет, лишь гладкое место и красное пятно. Куда же она делась? Видимо, он её съел и зализал ранку – вот вам и красное пятно. Мне ничего не остается, как обработать больное место и назначить антибиотики, чтобы остановить воспаление. Дальше будем наблюдать за Лоем, с ним часто случаются разные неприятности.

На очереди Лабра. Эта чёрная собака внешне очень похожа на лабрадора. Недолго думая её так и назвали – Лабра. Она живёт в доме, у всех на виду, в самых лучших условиях, потому что категорически не выносит других собак, просто терпеть их не может. Сегодня она почему-то решила стать грустной и отказалась от своей порции корма. При осмотре я не выявила никаких отклонений. Слизистые розовые, выделений нигде нет, ран тоже нет, ни поноса, ни рвоты, температура нормальная, рот чистый, живот безболезненный.

Тогда я говорю:

– Так, Лабра, что происходит? Ты точно не хочешь кушать? А если я тебе предложу другую еду, повкуснее?

Беру баночку паштета, открываю и подношу ей под нос. Собака как учуяла «консерву», так вцепилась в банку зубами! Еле отобрали, чтобы в миску положить. К Лабре сразу вернулся аппетит. Она съела весь паштет и пошла закусывать своим кормом.

Что с ней было, почему она плохо себя чувствовала, пока осталось для нас загадкой. Будем наблюдать. Главное, чтобы собака не голодала. Не обеспечить питание пациента – значит уморить его голодом.

Ну что ж, с собаками покончено, у дежурных жалоб больше нет, пора идти к кошкам. Там своё отдельное царство.

Сначала захожу в комнату со здоровыми кошками. Некоторые сразу убегают, другие, наоборот, трутся о ноги, мурлычут, настырно лезут на руки. Многие просто лежат на своих полках и с высоты надменно наблюдают за происходящим.

Самая проблемная комната – изолятор. Сейчас в одной клетке живёт двухмесячный котёнок. Эту маленькую трёхцветную кошечку нашли в городе на газоне, она лежала под кустом и не двигалась. Мы назвали её Поночкой – такая она миниатюрная, нежная и худенькая. При осмотре я обнаружила у неё гематому на животе, между задними лапками.

Поночка – чистенькая, ухоженная, явно домашняя кошка, ластится к рукам, прижимается, доверяет человеку. Как она оказалась на улице, неизвестно. Самое неприятное, что у неё поражена центральная нервная система, а точнее головной мозг. Примерно раз в две минуты происходит судорожный спазм, начинающийся с головы и переходящий на передние лапы. Длится он недолго, несколько секунд, но приступы возникают очень часто и сильно изматывают малышку. У неё явно болит голова, она жалобно плачет и стала совсем слаба, не может нормально ходить.

Я подозреваю травму головы. Может, она выпала из окна или её кто-то сильно ударил. Мы не можем сделать этой крохе МРТ головного мозга, чтобы определить степень повреждений, поэтому пока обеспечиваем максимальный покой, хорошее кормление и симптоматическое лечение.

В другой клетке сидят сразу три котёнка, им по два месяца, и у них лишай. Кошки часто являются носителями микроспории. Грибок живёт на них, но никак себя не проявляет. При стрессе быстро падает иммунитет, и грибковая инфекция переходит в активную форму: мы видим симптомы болезни – округлые пятна без шерсти. В ультрафиолетовом свете эти пятна светятся ярким изумрудом. Очень красиво.

Нынешние малыши попали к нам сразу с лишаем. У них не было пятен, но, посмотрев на них под ультрафиолетовой лампой, я удивилась: красавцев можно было снимать в фильмах ужасов без грима – своими изумрудными мордами они напоминали инопланетян. Пока они были совсем маленькие, мы их только купали в специальном растворе, а как подросли до двух месяцев, начали давать таблетки. Без системного лечения микроспорию не вылечить. Малышам нужно принимать лекарство не меньше месяца. Потом снова посветим на них ультрафиолетом: если превратились в обычных земных котят – значит, здоровы.

После осмотра кошек можно немного выдохнуть. Сегодня обошлось без особых происшествий, это уже хорошо.

Трудные клиенты

Я уже писала, что, работая в приюте, меньше общаюсь с клиентами, чем обычный ветеринарный врач в клинике. Домашних животных приют не принимает, и я их не лечу.

Однако за небольшую плату владельцы могут стерилизовать своих питомцев. Часть таких операций я делаю и вовсе бесплатно, потому что вот уже три года мы выигрываем президентский грант на стерилизацию животных. Через мои руки проходят сотни и тысячи собак и кошек и столько же их владельцев. А с людьми, признаюсь, гораздо тяжелее, чем с кошками и собаками. Ну, мне, по крайней мере. Потому что люди встречаются самые разные.

Расскажу вам забавные – а иногда и не очень – истории про звонки и сообщения владельцев четвероногих. Не подумайте, что все мои клиенты такие, просто запоминаются чаще те, кто рассмешил, удивил, ну или разозлил.

***

– Здравствуйте. Мы привезём кобеля на кастрацию. Вы можете сразу удалить ему лишние ноги?

– Что, простите, я должна ему удалить?

– Ну, ноги лишние. Сможете?

Тут возможны два варианта. Либо звонивший человек прикалывается, либо он волнуется и забывает слова. По тону и голосу явно выходит второй вариант. Но я не могу удержаться:

– У вашего кобеля выросла пятая нога? Или шестая тоже? Он мутант? Может, его поместить в кунсткамеру? Или всё-таки ему надо удалить прибылые пальцы?

– Да, да, пятые пальцы, конечно. – Звонивший человек наконец собирается с мыслями.

– Пальцы удалю, а ноги оставлю, даже если выросли лишние.

***

Чуть ли не каждый день я встречаюсь с таким вопросом:

– Вы девочек стерилизуете?

Иногда я терпеливо спрашиваю, кого человек называет своей девочкой: кошку или собаку. Но если устала, могу ответить и так:

– Нет, девочек я не стерилизую, это вообще не ко мне. Я оперирую только животных. Людьми не занимаюсь.

И вот тогда выясняется, что владелец интересовался стерилизацией кошки или собаки.

***

Некоторые, видимо начитавшись страшилок из интернета, спрашивают в тревоге:

– Вы у кошек из живота всё удаляете или только трубы перевязываете?

Тут я тоже иногда не могу удержаться и отвечаю так:

– Нет, я не всё удаляю из живота, кое-что оставляю. Печень не трогаю, селезёнку, кишечник. Там много всего остаётся. Вы хотите, чтобы я убрала всё полностью, оставила пустое брюхо?

– Нет, конечно, – отвечает владелец.

Понятно, что он имеет ввиду удаление матки и яичников. Вот только я порой удивляюсь: произносить нецензурные слова язык поворачивается практически у каждого, а назвать внутренние органы, которые изучали в школе, – суперсложная задача.

Вот люди и мнутся, придумывают что угодно, ищут обходные пути, лишь бы не называть вещи своими именами.

***

А иногда человек употребляет медицинские термины, но так, что я их с трудом узнаю.

– Скажите, кастрация кота – это полосовая операция?

Во-первых, правильно говорить «полостная». При операциях этого типа необходимо проникнуть в грудную или брюшную полость. Если вы помните уроки биологии в школе, то знаете, что в организме – хоть у людей, хоть у собак, хоть у кошек – есть именно эти две полости.

Во-вторых, при кастрации удаляются семенники, которые находятся в мошонке. Вы все их видели, они свисают двойным мешочком между задними лапами. Знаете, почему природа вывела их из брюшной полости? Для охлаждения. Внутри тела слишком жарко для созревания и хранения сперматозоидов. Поэтому вскоре после рождения семенники из брюшной полости опускаются в мошонку.

Но иногда этого не происходит. Тогда перед нами – крипторх. Односторонний, если один семенник опустился, а второй нет; или двусторонний, если оба семенника остались в брюшной полости. Вырабатывать мужские половые гормоны они смогут, а полноценные сперматозоиды – нет. Поэтому крипторхи не дают потомства. Но половое поведение проявляют в полной мере, и для их кастрации требуется полостная операция.

***

Многие переживают за своих питомцев, волнуются перед операцией. Это понятно, как же не волноваться. Даже обычная кастрация или стерилизация – рискованное мероприятие. И я не устаю повторять, что врачи не боги. Ни один врач не может вам заранее ничего гарантировать.

Я могу обещать, что буду стараться изо всех сил, буду внимательно и бережно относиться к животному, но ручаться за исход операции не могу – просто потому, что передо мной живое существо, а не телевизор, в котором можно заменить сломанную деталь и дать гарантию.

Но некоторые хотят именно гарантий. Особенно странно это звучит в отношении бездомных животных. Поймает человек дикую кошку и пишет мне:

– Кошка бездомная, дикая и очень худая. Если вы возьметесь её стерилить и уверены, что она выдержит, то я её вам привезу.

– Нет, не надо, не привозите, – только так я и могу ответить.

Потому что всё никак не овладею экстрасенсорными способностями и не могу знать, здорова эта кошка, которую я даже не видела, или нет, почему она худая, сколько ей лет и что с ней вообще происходит. О каких гарантиях может идти речь?

***

Пишет женщина, хочет стерилизовать кошку.

Я её записала, скинула описание, как подготовиться к операции и как нас найти. И тут на меня посыпались вопросы.

– А какой у вас наркоз?

Как ответить? Написать название препарата или из какой он группы? С премедикацией или без? Попробуйте человеческому хирургу перед операцией задать такой вопрос и посмотрите реакцию.

Поэтому я просто ответила, что наркоз внутривенный. Но клиентка не унималась:

– А сколько времени кошка отходит от наркоза?

Тоже вопрос не на пять минут. Всё зависит от того, что вы имеете в виду. При внутривенном наркозе я рассчитываю дозу так, чтобы кошка спала ровно столько, сколько длится операция. Чем больше доза наркоза, тем дольше сон и тем сложнее просыпаться, труднее восстанавливаться.

Кошка просыпается тогда, когда я закончила операцию, сделала уколы и несу её в переноску. В это время она начинает поднимать голову, смотреть по сторонам, но полностью своим телом не владеет и ничего не понимает.

В течение ещё трёх часов она будет неадекватна: может дрожать, метаться, куда-то стремиться, резко реагировать на малейшие шумы и прикосновения – бегать, прыгать, падать. Голова включится только часа через три.

После этого ещё пару дней кошка будет вялая и с плохим аппетитом. То есть полное восстановление от наркоза происходит в среднем на третий день. Но тут всё индивидуально и во многом зависит от возраста, состояния здоровья и индивидуальных особенностей организма.

– А почему кошка так быстро отходит от наркоза? Слабый наркоз? – неугомонная женщина продолжала забрасывать меня вопросами.

Видимо, ей казалось правильным, что кошка после операции ещё сутки лежит дома тряпочкой. Но меня это не устраивает. Когда я отдаю животное, я должна быть уверена, что кошка очнулась от наркоза. Выдавать глубоко спящего пациента нельзя, каждый должен просыпаться под контролем врача.

А про слабый наркоз даже говорить не хочется, настолько это дилетантский вопрос. Потому что нет никакого слабого наркоза, так же как и сильного нет. Есть разные препараты с разным типом действия, есть доза лекарства, и есть пациент со своими индивидуальными особенностями. Вид животного, его пол, вес, состояние здоровья, наличие аллергии и непереносимости определённых препаратов делают каждую операцию уникальной.

Вывод из всей этой ситуации такой. Не забивайте себе голову вопросами, в которых не разбираетесь. Идите на операцию к тому врачу, которому доверяете.

***

Звонят мне не только по поводу стерилизации. Иногда спрашивают врачебного совета.

Вот свежий пример. Собака на днях родила. Промолчу о том, почему владельцы допустили нежелательную беременность, куда они смотрели и о чём думали, когда спускали с поводка течную собаку.

После родов всех щенков убрали. Тут во мне всё закипает – как будто огненная лава поднимается к жерлу вулкана, готовая вот-вот выплеснуться. Но я сдерживаюсь: кто я такая, чтобы учить людей гуманности? Хотя так и хочется сказать:

– Не жалко маленьких щенков, так пожалейте хоть собаку, оставьте ей одного малыша. Дайте ей возможность реализовать свой материнский инстинкт. Она уже родила его в муках, у неё есть всепоглощающая потребность кормить его, заботиться, оберегать. Она уже мать. Дайте ей хотя бы возможность нормально восстановиться физически. Одного щенка будет вполне достаточно.

Но нет. Мои советы никому не нужны. Всех щенков уже ликвидировали. А вопрос у людей такой:

– Собака почему-то всё время скулит. Может, ей таблетку дать?

Для меня это как контрольный выстрел в голову. Сразили наповал. Я всегда теряюсь, когда приходится объяснять элементарные вещи, например, что я не имею ни малейшего понятия о том, что сейчас происходит с их собакой.

Причин, по которым она скулит, может быть огромный воз и несколько вагонов в придачу. Например, у собаки болит живот после родов, есть разрывы органов, остались нерождённые щенки или последы, которые теперь загнивают; начинается мастит, потому что пришло молоко, а кормить некого – молочная железа разбухает, и от этого собаке очень больно. А возможно, у неё эклампсия – болезненные сокращения мышц, судороги из-за нехватки кальция; развивается это опасное состояние как раз после родов. Собака может беспокоиться и искать своих щенков. В конце концов, болезненное состояние может быть вовсе не связано с родами.

Так скажите мне, пожалуйста, какую таблетку я должна посоветовать?

Любому врачу – хоть человеческому, хоть звериному – прежде чем назначить лечение, надо осмотреть пациента, собрать анамнез, провести необходимые исследования. Только тогда можно поставить диагноз. А люди думают, что я из вредности не хочу лечить дистанционно.

Гуманисты

– Помогите! На улице люди оставили щенков. Себе взять не могу, у меня дома собаки и кошки.

Я смотрю на часы. Время двадцать два сорок пять, для меня это практически ночь. Бездомных щенков на улицах нашего города очень много. И что я должна сделать вот прямо сейчас, в ночи? Побежать спасать мир? Нет, ребят, это так не работает. Я всего лишь врач. У меня дома тоже кошки и собаки. Я не занимаюсь спасением мира, я просто лечу зверей.

***

В моей рабочей комнате разрывается телефон.

– Здравствуйте, это приют? Срочно пришлите бригаду, надо спасти котёнка.

– Здравствуйте, я не приют, я просто там работаю. Какую бригаду вам прислать и зачем?

– Котёнок, наверное, бездомный. Сидит на дереве и плачет. Он не может слезть. Приезжайте, заберите.

– У нас нет никакой бригады. Позвоните в МЧС. Мы не снимаем котят с деревьев.

Звонившая женщина долго ругалась: как же так, никто не хочет приехать и достать с дерева котёнка. Понимаю, ситуация неприятная. Но не мне же залезать на это дерево. Я упаду ещё до того, как доберусь до котёнка. Грохнусь на землю, напугав всех в округе. И придётся спасать уже меня, а про кота все забудут.

***

Или вот ещё, очень похожее:

– У нас во дворе мужчина избивает собаку, приезжайте.

Человек увидел из окна жестокую сцену. Ему надо, чтобы срочно кто-нибудь приехал. А он запасётся попкорном и будет наблюдать за происходящим с безопасного расстояния. Но в таком случае почему бы не вызвать полицию?

Господа гуманисты, если вы наткнулись на тех, кто нуждается в помощи и хотите им помочь, так помогите. Только сделайте это сами, а не чужими руками. Лишь в этом случае галочка на карме пойдёт в зачёт.

Пора перейти к настоящим героям книги – моим безмолвным пациентам. Собаки и кошки – две параллельные вселенные; в приюте они не пересекаются, вот и в книге я их развела по разным главам. Каждая глава начинается общим рассказом о жизни собак и кошек в приюте. А дальше вас ждут истории животных. Я помню всех своих пациентов, хоть и не у всех были имена. В «Записках» остались самые яркие случаи из моей практики. Но это не просто врачебные кейсы. За каждой историей стоит уникальный характер и непростая судьба моего четвероногого персонажа.

Глава вторая

СОБАКИ

Какие они

По моим наблюдениям, собаки, живущие в приюте, делятся на две категории. Дикари боятся людей и всего нового, всего того, что находится за дверью вольера и небольшой территории, где их выгуливают. Эти собаки – дички не в первом поколении. Это щенки дикарей, спасённые волонтёрами и оставленные в приюте. Это почти каждый щенок, выросший в приюте и не получивший нормальной социализации.

Видя трусливую собаку, вжимающуюся в пол, люди горестно вздыхают и делают вывод, что бедняжку били в детстве. Нет, это не так. Трусость – генетическая характеристика. Каждый заводчик это знает, только далеко не каждый это говорит, придумывает другие слова: собака не трусливая, а застенчивая, робкая, стеснительная. Только сути это не меняет.

Трусость в природе – залог выживания. Трусливый детёныш – живой детёныш. Он не засунет свой любопытный нос куда не следует, вовремя избежит опасности, не попадёт под машину или в руки живодёров, а значит, вырастет и даст потомство. Поэтому все бродячие собаки и очень многие дворняжки трусливы от рождения.

Сейчас я вам открою один секрет, за который меня, скорее всего, возненавидят волонтёры приюта и зоозащитники. Потому что при пиаре собак они всегда давят на жалость, пишут: «Посмотрите на эту бедную несчастную собаку, как она поджимает от страха хвостик! Её в детстве обижали люди, били. Но если вы подарите ей частичку своего тепла, то от вашей любви её сердечко оттает, и она станет самым верным и преданным другом!»

Не верьте, это так не работает. Трусливая собака – не Кай из сказки о Снежной королеве, никто ей сердце не замораживал. Гены, отсутствие социализации в раннем детстве и не самые лучшие условия жизни в приюте сделали её такой.

Если вы решили взять дичка, знайте: одной любви недостаточно. Чтобы наладить нормальную жизнь с такой собакой, потребуется много сил и труда. Промучаетесь минимум год, а дальше – как повезёт.

Означает ли это, что не надо брать собак из приюта? Вовсе нет. Берите, если хотите. Только трезво оценивайте свои силы.

В категории дикарей существует подтип – агрессоры, нападающие как на других собак, так и на людей. Они мало напоминают дрожащую собачонку с поджатым хвостом. Но агрессия – это вариация на тему трусости. Хотя почти все дикие собаки боятся людей, при необходимости они готовы зубами и когтями защищать свою жизнь.

Злобные, кусачие дикари создают нам в приюте массу проблем. Они дерутся с другими собаками. К ним невозможно подойти, чтобы пристегнуть поводок, выгулять, сделать прививку и обработать от глистов. Если дикарь заболеет, меня он к себе не подпустит. Мы бы и не брали таких собак, но нам привозят их на стерилизацию и кастрацию после отлова – надо же как-то регулировать численность собачьего поголовья. А после мы их выпускаем обратно «в природу». Конечно, это тоже не выход, но другого у нас нет: лично я не хочу быть камикадзе.

Врезка: Почему в Европе все собаки добрые?

В западных странах собак очень строго отбирают по поведению. В приютах проводится обязательный тест: по нему судят, есть ли у собаки склонность к защите ресурсов и к агрессии. Если есть, усыпляют без разговоров. А если домашняя собака показала признаки агрессии, её тоже могут подвергнуть эвтаназии, потому что благополучие людей ставится выше жалости к животным. И так много лет подряд. Вот и получается, что агрессивным собакам там просто неоткуда взяться: к размножению допускаются только самые добрые и лояльные к людям и сородичам особи.

Собак второй категории в приюте гораздо меньше. Мы их называем бывшедомашними. Они сильно отличаются от настоящих дикушей: тянутся к людям, умеют ходить на поводке, с удовольствием берут лакомство из рук, многие умеют играть с игрушками. То есть эти собаки жили когда-то рядом с человеком как обычные домашние любимцы.

Но потом что-то произошло. Что же? Как они все оказываются на улице?