Полная версия
Математика на раздевание
– Не перегибай, – останавливает друг. – Она не должна видеть в тебе ничего подозрительного – а случайная встреча на другом конце Москвы ни фига не самое предсказуемое явление. И ты сейчас без очков.
Я вспоминаю:
– Да, точно. Эта круглая оправа делает меня похожей на круглого идиота. Или на учителя математики. Ну, в моем представлении.
Ася заходит в здание, она такая хрупкая, что даже железную дверь с трудом открывает. Больше на улице нас ничего не интересует, потому мы возвращаемся к кофе и разговорам. Случайно выдаю то, что впервые пришло на ум:
– Жорик, а я – тоже гнида, да? Ну раз и Асю заодно обманываю. Она не дура, и нормальный репетитор ее получше бы натаскал, а я в педагогике шарю примерно так же, как в сортах тонального крема.
Друг разубеждает:
– Нет, ты благородный рыцарь, как твой тезка, Дубровский. Тоже притворяешься гувернером, чтобы поиметь отца семейства. Гордись, ты живая классика!
Молчу, поскольку не имеет значения, верит он сам в это или нет. Я так или иначе к Куприянову подберусь, мерзость уже забылась в своей безнаказанности – кто-то должен ему показать, что в своем кресле с такими моральными качествами он сильно засиделся. Новая эра наступила, Михаил Евгеньевич, новое поколение на подходе. Нельзя наложить лапу на наше бабло и остаться в шоколаде.
Жорик вдруг хмурится и подается в мою сторону, внимательно высматривая в моих глазах что-то важное.
– Володя, – произносит с нажимом, – только не вздумай втрескаться в эту блондиночку. Мы отымеем ее отца в любом случае, но тогда тебя будут мучить остатки совести.
Смотрю на него, как на сумасшедшего, и произношу твердо:
– Ни одна Ася, Алена, Ирина, Наташа и – боже упаси – Мария Львовна не остановит меня от того, чтобы выебать Куприянова. Еще не родились те сиськи, из-за которых я передумаю на его счет. – Не выдерживаю серьезности и начинаю смеяться: – Сука, это прозвучало очень по-гейски, но ты меня понял.
Друг тоже улыбается, но почему-то все еще с подозрением косится на меня:
– Просто она такая хорошенькая. Я бы вряд ли устоял. Хорошо, что диплом физмата у тебя есть, а слабости ко всем представительницам слабого пола нет.
– Как у тебя? – я поднимаю бровь.
– Как у меня, – смиренно признает общеизвестный бабник.
Такой грешок за ним водится. Он мне уже половину офиса перетрахал. Если до его появления все девки тайно вздыхали по мне, то в последние три года они открыто рыдают по нему. Не будь этот смазливый черт таким отличным юристом, я б его лично придушил. Не знаю, что женщины в нем находят – Жорик невысокий, худосочный, какой-то суетливый, но зубы заговаривает аки дьявол. В школе одноклассницы его считали смешным лохматым недоросликом, но за годы он немного нарастил мяса и опыта – и стал буквально непобедим на своей территории.
– Ну ты смотри, – грозит он, все еще не отпустив последнюю тему. – Держи себя в штанах.
Я делаю глоток горького кофе и снова рассеянно смотрю в сторону улицы. Не говорю ему о том, что иногда мучаюсь раздражением по отношению к дочери Куприянова. Особенно когда эта маленькая чертовка грызет гребаную ручку, сама того не замечая. Этими своими розовыми ненакрашенными губами. Клянусь, однажды я даже увидел мелькнувший кончик ее языка. У меня в такие моменты сначала напряжение нарастает, а потом замирает где-то в горле. Я неизменно сжимаю зубы до хруста, закидываю ногу на ногу, чтобы скрыть каменный стояк, и считаю минуты, когда ебучий час закончится, и я смогу свалить от нее подальше. Извечные эти ее футболки и острые тонкие ключицы бесят до мельтешков перед глазами. Ася все еще такая же дурацкая, как в первый день, но с каждым разом напряжение нарастает все быстрее. И заставляет желать попасть уже не в кабинет Куприянова… Вообще ни разу не в него.
Я знаю цену этим эмоциям. Бывает, ничего не поделаешь, их надо просто игнорировать, пока не отпустит. Я взрослый здоровый мужик, а она – недоступная мне девчонка с огромными глазищами и длинными ногами. Не грызла бы свою ручку – я бы вообще ее не заметил. Но Ирке стал звонить чаще. И трахаться вдохновеннее. Не подумала бы моя драгоценная любовница после подобных забегов, что у нас с ней начались серьезные отношения.
И еще в зал хожу чаще, чем раньше. Боксом с детства увлекаюсь, но сейчас это так, хобби, ничего серьезного. Лучшей отдушины я так и не нашел, хотя тренер вчера приглядывался ко мне с непонятным подозрением, но ничего вслух не сказал.
Ася
Я уже привыкла к репетитору, а на третьей неделе занятий уж точно не думаю напрягаться от его присутствия. Его лицо до сих пор кажется неподходящим для такой работы. Нет, оно-то как раз вполне «обезображено» интеллектом, но квадратный подбородок почему-то сводит эффект к минимуму и не позволяет представить его восемнадцатилетним мальчишкой, безвылазно корпящим над учебниками. Слишком брутальный, чтобы его не отвлекали от математики симпатичные одногруппницы, слишком пронзительным взглядом умеет смотреть… Но я уже давно не пялюсь на него и легкий диссонанс воспринимаю как должное. Кроме сегодняшнего дня.
Он вдруг подается ко мне, когда я почти додумываюсь до решения задания, с силой давит мне на руку, отводя ее от лица. На этом не успокаивается – хватает упавшую на стол ручку и будто случайно ломает ее пополам. До меня лишь теперь доходит, что я снова грызла колпачок – это что-то нервное, детская привычка, которая возвращается всегда, когда я о чем-то глубоко задумываюсь. Но его движение меня потрясает абсолютной наглостью.
– Вы что себе позволяете? – спрашиваю, наблюдая, как изгрызенный колпачок улетает на пол.
– Бесит, – отвечает он мне спокойно, как будто так и должен себя вести адекватный репетитор.
Знаю, что очень многих раздражает такая привычка, но до сих пор за руки меня никто не хватал. И не смотрел так, будто он здесь – царь зверей, а я – шагающая не в ногу овца, которая посмела его царское величие побеспокоить самоуправством. Кое-как подавляю всплеск эмоций, прощая на первый раз, и снова погружаюсь в учебник. Но перед записью следующей цифры тянусь за карандашом. И через несколько секунд получаю то же самое – почти удар по запястью, после чего карандаш с тихим стуком падает на столешницу. Кажется, я снова задумалась и впилась в него зубами. Но это уже слишком!
– Вы что себе позволяете, Алексей Владимирович?! – на этот раз я уже не сдерживаюсь. – Да, у меня есть плохая привычка! Но можно просто сказать, а не набрасываться?
Он вдруг улыбается, за секунду расслабившись. Глядит прямо с небольшим прищуром. И говорит таким тоном, как будто не испытывает ни малейшей вины:
– Не тащи в рот все подряд, Ася, это плохая примета. Ты зубы точишь или сосательный рефлекс не удовлетворила?
От подобного нахальства у меня глаза из орбит лезут. Он в своем уме? Стараюсь не кричать, но говорить твердо – это я здесь главная, а не он:
– Алексей Владимирович, напомню, что я плачу вам деньги за занятия, терпение и вежливость! И если вы не способны справиться с такими обязанностями, то добро пожаловать на выход. За ваш ценник я двух таких же найму. И совсем не уверена, что они будут учить хуже!
Моя отповедь приводит только к одному итогу – его улыбка становится шире. Мужчина кажется расслабленным, откинулся на спинку стула, ногу закинул на ногу, сплетенные руки лежат на колене.
– О-о, – тянет с настоящей иронией. – Маленькая избалованная девочка решила, что раз она платит, то может творить что угодно?
Да он охренел… При моем отце невозможно было вырасти «маленькой избалованной девочкой», но оправдываться перед ним я не собираюсь. И да, я привыкла, что нанятый работник обычно знает свое место. А не сидит здесь в позе директора перед нерадивой секретаршей. В зеленых глазах расползаются черные зрачки, ничто больше не выдает его злости. Он не боится потерять свое место? У него хватает учеников и без меня, потому он так себя и ведет? Но почему-то мне в его глазах мерещится довольство – как если бы Алексею Владимировичу понравилось, что он вывел меня на эмоции. Это какой-то вызов, но я не могу его расшифровать. И, кажется, если прямо сейчас его вышвырну из квартиры – проиграю. Он приглашает меня куда-то – туда, где мы оба немного нарушаем правила игры.
Не буду пока выгонять, посмотрю, что произойдет дальше. Смотрю ему в глаза, беру карандаш, демонстративно подношу к губам и кусаю. Молчит, терпит, все так же улыбается. И, конечно, больше не пытается у меня вырвать канцелярию – понял уже, что перешел грань и ему хватит одного неверного движения, чтобы оказаться в подъезде. Но мне мало просто уесть, я реагирую на внезапную волну вредности. Комментирую:
– Маленькая избалованная девочка находится у себя дома, Алексей Владимирович. И если ей хочется грызть ручки – она будет грызть ручки. – Один раз цепляю зубами карандаш и продолжаю: – Если вас это бесит, то просто скажите, ведь сама я не замечаю. Но еще раз ко мне притронетесь – и я оставлю вам такие отзывы, что вы никогда в жизни больше ни одного ученика не найдете.
И, чтобы окончательно добить, высовываю язык и провожу по деревянной поверхности карандаша. Просто проверяю, уяснил или нет. Но вижу, как зеленые глаза стекленеют. Натурально стекленеют! Темные ресницы чуть приподнимаются и застывают, в скулах появляется напряжение. Однако сам репетитор помалкивает. Наверное, дошло, чем рисковал. Вот я и расставила нужные акценты, возвращаюсь к задаче. И запоздало смущаюсь, на щеках ощущаю горячие пятна. Лизать карандаш точно не стоило – я на эмоциях переборщила. Наверное, это выглядело как-то пошло? Ну а как еще это должно было выглядеть? Главное, что своего добилась – он заткнулся. Но чтобы скрыть собственное замешательство, решаю немного смутить и его:
– Вы сегодня какой-то психованный. Случилось что-то?
– Я? – он удивляет тем, что легко смеется, ни малейшего напряжения в голосе – я, похоже, напряжение сама придумала. – Нет, я просто подумал, что могу предложить тебе свой палец. У меня высокий болевой порог. Если уж тебе все равно, что в рот тащить, то я готов подыгрывать.
Ответил тем же – пошлостью на пошлость. Я просто игнорирую неуместную шутку и давлю свою линию, мы здесь можем говорить только о математике и моей успеваемости:
– Вас злит, что я так плохо продвигаюсь? Считаете меня тупой?
Он выпрямляется и смотрит теперь серьезно – я все еще склоняюсь над тетрадью и бросаю в его сторону лишь один взгляд, чтобы убедиться в смене позы.
– Тупой я тебя не считаю, Ася. – Произносит медленно. – Нет, гениального математика из тебя не получится, немного другой склад ума, но базу потянуть ты точно способна. Вот только у тебя совсем нет мотивации. Ты получаешь свою тройку – и радуешься. Ты делаешь только те задания, которые завтра спросят – и сразу же забываешь после того, как сдашь.
Он очень верно формулирует. Я приподнимаюсь и задумчиво смотрю вперед. Объясняю после паузы:
– Потому что это очень далеко от того, о чем я действительно мечтаю. Меня тошнит от мысли, что я занимаю в группе чье-то место. Да и сама как будто просто время теряю.
Репетитор отрезвляет меня одной фразой:
– Пожаловаться на жизнь решила?
Снова смотрю в учебник. Нет, конечно, мои проблемы – не его дело. Тысячи детей хотели бы оказаться на моем месте – получать блестящее образование в лучшем вузе, но им даже хотеть в эту сторону не позволено. А я сижу и ною. Представляю, как это звучит в ушах простого преподавателя, который, при его-то уме, вкалывает за копейки. А без учителей все развалится, такие идейные люди жизненно необходимы.
Почему-то Алексей Владимирович сам продолжает тему, задавая следующий вопрос, уже мягче:
– Так ты поэтому много пропустила? Решила забить на учебу?
– Не забить, – отвечаю излишне эмоционально, не глядя на него. – Наша руководительница договорилась о целых девяти спектаклях в самом настоящем театре, пусть и маленьком. Представления давали днем, билеты продавали по минимальной цене, зато получили настоящий опыт! Да, я пропускала учебу, и да, миллионы мы не заработали. Но мне ничего больше не нужно, кроме того, что тогда на сцене происходило. Вы-то как раз способны это понять – когда сама профессия важнее денег!
– Не способен, – изумляет он ответом. – Я так люблю деньги, что готов на них жениться, готов водить их в ресторан и желать им доброго утра. К счастью, это взаимно. Но я разрешаю другим людям думать иначе. Так почему ты не пошла в актрисы?
Мне почти смешно. По крайней мере, рот кривится в подобие улыбки, а голос звучит почти карикатурно:
– «Как можно, Ася? Получи нормальный диплом, встань на ноги, а потом делай, что хочешь! Пусть публику веселят нищеброды, а ты не маленькая девочка, чтобы не задумываться о будущем!»
– Отец? – сразу понимает он.
Киваю. Очевидно же. Зря я вообще об этом заговорила – так и вышло, что все-таки ною. И потому закрываю тему давно принятым решением:
– И я получу этот диплом. Так или иначе, но получу. Сразу после защиты положу на стол отца и уйду в театральную студию на месяц, прямо там под креслами спать буду, пока запах реквизита не надоест. Но на самом-то деле папа прав – нужна стабильность. А если не получу нормальную роль? Талантом я не блещу, бесконечно спекулировать только на внешности и молодости не выйдет. Тогда побегу к отцу забирать свой диплом обратно, – смеюсь я. – Значит, для начала мне надо сдать эту долбанную вышку.
Кошусь на него, чтобы оценить реакцию – не перебрала ли с откровенными разговорами? Но репетитор смотрит спокойно и внимательно.
– Именно поэтому я здесь.
Невольно улыбаюсь. Да, именно поэтому. И вдруг вылетает невольный вопрос – сама не знаю, почему меня это заинтересовало:
– Сколько вам лет, Алексей Владимирович?
– Тридцать. Летом будет, – он отвечает без паузы.
– А мне двадцать. Летом будет, – зачем-то говорю я, хотя он не спрашивал, и снова поворачиваюсь к тетради. – С каждым днем я становлюсь все более староватой для роли принцессы, а в вашем преклонном возрасте меня уже вряд ли позовут играть на сцене первую любовь в юного принца.
Теперь он улыбается – я чувствую это щекой. Но больше не отвлекаюсь, мы здесь не для этого.
Он уходит минут через двадцать, когда время вышло. Сегодня был плохой урок, ненормальный какой-то. Репетитор перешел все границы, но и я немного за границы заглянула, оба хороши. Так себя вести некрасиво, но мне почему-то легче от мысли, что я не стала доводить ситуацию до истерических увольнений. В следующий раз он придет во вторник – хоть что-то интересное произойдет во вторник.
Запираю дверь не сразу, просто торможу. Поэтому вижу, как репетитор идет к лифту, прижимая телефон к уху.
– Ира, я сейчас заеду… – Короткая пауза и ощутимый нажим в тоне: – Да насрать мне, что у тебя работа, я сейчас заеду! – Снова слушает собеседницу и уже смеется: – То-то же. Моя девочка. Начинай раздеваться уже по пути, иначе я лопну.
Я успеваю закрыть дверь до того, как он остановится и случайно обернется. Понятно, женщина у него имеется. Неудивительно. Удивительно, как он с ней неласков. Но в этой грубости тоже что-то скрывается – по меньшей мере не остается ни малейших сомнений, для чего конкретно он едет к неведомой «Ире». Возможно, ей самой по душе такое неприкрытое желание, в котором не остается места для возражений?
Бедные омские студентки, которые у него учились! Смеюсь до слез, представив, как их парализует тот же тон в другой фразе: «Да насрать мне, что ты задачу решить не можешь! Раздевайся, сейчас я устрою тебе такой зачет, что три дня ходить не сможешь». Смеюсь, сползая по двери, но потом трясу головой, выкидывая дичайшего репетитора из головы на несколько дней.
Глава 3
Владимир
Она дразнит меня неосознанно. И краснеет, когда сама это начинает понимать. Возможно, девочка и не догадывается, насколько хороша. Строгое воспитание перемешивается с мажорным окружением, зажатость – с желанием добавить в жизнь любых ярких эмоций, и на выходе получается какая-то смесь импульсов. Хотеть ее постоянно уже почти привычно, но по полной программе достается Ирке. Она – не скромница, знает, чего хочет, но я уже опасаюсь, что когда-нибудь ее поперек переломаю. Разорву на две части, а замечу это только после того, как кончу.
– Володя, ты просто животное, – Ира откидывается на подушку, бессильной рукой тянется за сигаретой. Довольная, счастливая, измотанная.
Перехватываю ее руку, делаю пару затяжек, отпускаю. Мне нравится Ирка, она идеально мне подходит. Ей не нужны мои деньги – она хочет только трахаться. У нее отличный бизнес, который она отсосала при разводе. Да, именно в этой формулировке. Я ржал, когда она рассказывала мне свою историю. Бывший муженек, которого она называет не иначе, кроме как «лошком», думал, что у Ирки не хватит денег даже на хиленького адвоката. Денег у нее и не было, но бывший муж ужасно недооценил ее умение сосать. И Ирка пошла ва-банк: выбрала самого лучшего юриста в Москве – и обработала до такого транса, что он выиграл для нее это дело, отполовинил имущество супруга, которому после судебного решения пришлось вызывать скорую. И тигрица определенно была такого подарка достойна: она не только не обанкротилась, но раскачала косметический салон до масштабной сети. Мы познакомились пару лет назад по работе, когда перестраивали фасад на ее здании. Зубастая стерва, которая ни одной копейки мне не уступила. Я уже на стадии переговоров решил, что на первом же перерыве затащу ее в туалетную кабинку. Но ошибся – туда затащила меня она, а я и не думал сопротивляться. Идеальная баба – умная, хваткая, выглядит на сто процентов – кровь с молоком. Возраст в тридцать пять лет сочетает в себе холодный рассудок, отсутствие комплексов и все еще горячую внешность, лучше не придумаешь. Почти сразу и я начал называть ее бывшего муженька лошком, ведь она полностью права в этом определении: на таких, как Ирка, не женятся, а если угораздило, то не разводятся. Она ж с дерьмом сожрет за любую обиду.
– Ты в порядке, Володя? – зовет меня. – В последнее время ты сам не свой.
– Не в порядке, – отвечаю честно. Расслабленность после секса не позволяет хорошо сосредоточиться и держать лицо. – Я очень далек от порядка, Ир.
– Проблемы с бизнесом?
Я задумываюсь, ответ не кажется очевидным. С одной стороны, да, у нас отозвали разрешение на застройку, а мы уже закинули в тот проект хренову тучу бабла. У меня штат рабочих, им надо платить зарплату, а не кормить планами на светлое будущее, когда мы все-таки выбьем из Куприянова все дерьмо. Но с другой… моя нервозность объясняется совсем не этим фактом. Дело в одной дурацкой малолетке, которая строит из себя повелительницу крепостных, но сама не отдает отчета в том, что творит. Почему она меня сегодня не уволила? Я бы себя после подобного уволил – пинком в окно. Но нет, Ася что-то демонстрировала – языком по карандашу. Клянусь, в тот момент в моей башке лопнула пара сосудов. Но я дожил до конца урока и даже смог ходить, не герой ли? И вторника буду ждать, как сумасшедший. Вся моя неделя сократилась до двух дней. Хотя нет – до двух часов, когда я смотрю на нее и поджимаю пальцы на ногах. Она мне послана для тренировки выдержки! И, черт возьми, я просто мамина гордость.
– Может, тебе жениться пора? – Ирка снова привлекает к себе внимание.
Брови взлетают вверх от удивления:
– Мне? Зачем?
– Ну не знаю… – Она жеманничает, вытягивая вперед губы. – Женишься, поживешь так лет пять, потом разведешься. Зато на всю жизнь усвоишь, что любить одного и того же человека каждый день – нереально.
– Как ты это поняла? – переспрашиваю, делая ударение на «ты».
– Примерно… В душ вместе или по очереди?
Она уходит, не дождавшись ответа, а мне не по себе. С чего вдруг Ирка про свадьбу заговорила? Она чувствует, что я на ком-то залип? Мое состояние становится настолько очевидным, что заметно со стороны? Тогда я уже не мамина гордость. Завязывать надо с этой Асей. Доделать дело и сразу завязать. Если я отымею Куприянова – он проглотит и переживет, никуда не денется. Но если я отымею его дочку, то он уже на ней отыграется за то, что вообще меня к себе подпустила. Но Ася не подпустит – я для нее занудный дяденька преклонного возраста, из которого она высосет всю математику, а потом забудет, как и не было.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.