Потентиллум. Книга первая. Четверка и белый вар

Саша резко проснулся и понял, что не может выдохнуть. Легкие вот-вот не выдержат, а он все продолжает вдыхать и вдыхать воздух. Спасительный спазм – и Саша зашелся в сильном кашле. Попив воды, через четверть часа он, наконец, забылся в беспокойном сне.

Саша снова резко открыл глаза. Он лежит, не шевелясь и, шарит по палате глазами. За окнами темно – значит еще ночь. Сестринский стол пустует. Горит только пара настенных светильников. Вдруг слева что-то хлюпнуло. Румянцев! Очнулся, значит! Саша продолжал лежать неподвижно. Снова Румянцев хлюпнул носом и здоровой правой рукой провел по лицу. Он что, ревет! Наверно боли сильные.

– Эй, – Саша приподнялся на локте и повернулся к Румянцеву, – Ты чего?

Вместо ответа Румянцев быстро обтер веки рукой и отвернул голову от Саши.

– Сильно болит? Давай я медсестру позову…

– Отстань! – вскрикнул он и будто не в силах больше терпеть зашелся в сильных, но почти беззвучных рыданиях. Грудь его сотрясалась, рука в гипсе, торчащая кверху, ходила ходуном.

– Плохо тебе? – Саша поднялся на ноги и встал рядом с его кроватью.

– А тебе чего! – сквозь слезы огрызнулся Румянцев. Он хотел с вызовом, но получилось как-то жалко, – Отстань! Отстаньте все от меня! – он снова закрыл глаза, утирая слезы, – Ненавижу! Ненавижу вас всех! Тебя, друзей твоих! Его ненавижу! Себя! Жизнь эту никчемную!

– Прекрати! – Саша склонился над ним и чтобы остановить истерику, влепил хорошую пощечину, выбрав менее израненную правую сторону, – Прекрати, я сказал!

– Я не могу больше,… – выдохнул Румянцев и поднял красные глаза на Сашу, – Зачем ты меня вытащил? – он снова повернул голову в сторону. Если б было можно Румянцев, конечно, сбежал бы сейчас. Но конструкция на ключице и обе ноги на вытяжке не позволяли даже повернуться набок.

– Ты чего, спецом что ли? – опешил Саша. Но ярость тут же накатила на него, – Ты чего, придурок! Из-за тебя трое чуть не потонули!

– Я вас не просил! – огрызнулся Румянцев, но в голосе слышалось отчаяние.

– Ты больной совсем! – Саша сел на свою кровать, – О родителях подумал? Каково им будет?

– О родителях,… – тихо повторил Румянцев и, снова отвернув голову замолчал.

Саша лег в кровать и молча уставился в потолок. «Идиот. Ненавидит он всех!» – крутилось у него в голове. Оба долго молчали. Румянцев лишь иногда шмыгал носом.

– Есть хочешь? – спустя какое-то время спросил Саша, продолжая рассматривать потолок, но Румянцев не ответил, – Тоже ведь с утра не ел. У меня тут груша осталась, ребята принесли. Надо?

– Я всегда завидовал таким как ты…

– Детдомовским?

– Настоящим!

– Как это?

– Вы делаете и говорите, что думаете. Вы совершаете… поступки.

– Ты не знаешь, как мы живем…

– А ты не знаешь, как живу я!

– Но у тебя есть все, что ты хочешь, – Саша снова сел в кровати, – У тебя есть семья!

– Только отец,… но я часто завидую сиротам…

– Знал бы, каково это, так не говорил! – покачал головой Саша, – Дашка мой единственный родной человек,… да мы бы что угодно отдали, лишь бы у нас был отец…

– Отец, которому на тебя плевать?! Ему все равно, что со мной происходит,… только бы громкая фамилия Румянцев не была запятнана,… Так всегда было, сколько себя помню…

Саша не зная, что сказать промолчал. Румянцев после паузы продолжил:

– Я слышал ваш разговор, когда он приходил сегодня…

– Слышал?

– Каждое слово. Это я и называю поступком. Ты снова сделал то, что должен был,… Не испугался, а сказал, как думаешь…

Повисла долгая пауза. У Саши не укладывалось в голове услышанное. Румянцев же только и говорил об отце: «Мой папа – то, мой папа – сё». И тут такое! Папаша его, конечно, редкий гад, но…

– А вдруг ты ошибаешься?

– Ошибаюсь? Да он даже не вспомнил о моем дне рождения? В понедельник,… ну, когда ты мне навалял, я утром получил поздравительную телеграмму от,… – Румянцев запнулся, – От его секретаря. Вечером он примчался в школу на комиссию, только потому, что пострадал РУМЯНЦЕВ. А ко мне он даже не зашел…

– У тебя че днюха в понедельник была? – изумился Саша. – Прости за «подарок», – он приоткрыл рот и потыкал пальцем зуб.

– Сам виноват,… – Румянцев вдруг посмотрел Саше в глаза.

Позвякивая лотком, в палату вошла Любовь Федоровна:

– Эй, чего не спишь? – шикнула она на Сашу, который быстро откинулся на подушку и прикрылся одеялом, – Два часа ночи! И ты проснулся? – она заметила открытые глаза Румянцева, – Я к тебе как раз, с лекарством…

После укола Румянцев тут же уснул, и спал уже по-настоящему. Саша – наоборот еще долго крутился, обдумывая минувший разговор: «Да, часто всё совсем не то чем, кажется!»

Открыв глаза, Саша увидел за окнами белую кутерьму. Он сел в кровати и посмотрел на Румянцева – тот лежал с закрытыми глазами – то ли спит, то ли нет.

– Эй, – тихо позвал Саша, но ответа не последовало. Тогда он поднялся, надел пижамные штаны и подошел к окну. Снег большими хлопьями валил с неба так часто, что солнце не угадывалось даже бледным пятном.

Снегопад наверно шел всю ночь, поскольку везде, где только мог задержаться снег, выросли внушительные, сантиметров по тридцать, шапки и сугробы.

Настенные часы показывали девять сорок, когда прорвавшись через кордон Любови Федоровны – «спят еще» – ребята вошли в палату. Дашка тут же громко затараторила:

– Видел, что на улице делается? – она чмокнула Сашу в висок, – Привет, как спал? Болит?

– Тихо, – Саша приложил палец к губам и кивнул на спящего Румянцева, после пожал руки Васе и Антону, – Здорово,… – Саша потянулся, широко зевнул, – …Нормально я. Пошли, в холле поболтаем…

– Ну чего, как ожоги, проходят? – Антон запрыгнул на подоконник.

– Уже лучше, – кивнул Саша. – Мазь хоть и щипучая, но помогает хорошо, – смущенно улыбнувшись, добавил, – Перевязки только очень стрёмные…

– С варом все по плану пока, если не считать этого, – Антон показал тыльную сторону левой ладони с большим красным пятном. – Добавил в котел жабью кожу, а он как плюхнет и на руку.

– Румянцев-то всё в отключке? – спросил Вася.

– Нет. Мы ж с ним даже поговорили ночью.

– Да ладно!

– Да. Прикиньте, у него днюха была второго ноября, ну когда я ему нос-то свернул, а папик его даже не поздравил.

– Вот уж, семейка,… – покачала головой Даша.

Румянцев проспал почти все воскресенье. Любовь Федоровна будила его трижды ставить уколы и один раз почти силой заставила хоть немного поесть. Все время, которое он не спал, Румянцев пролежал, отвернув голову от Саши.

Перенеся еще две «постыдных» перевязки Саша, после ужина, наконец, был отпущен из лазарета. Кроме «угу» в ответ на Сашино прощальное «бывай» Румянцев не проронил за воскресенье ни слова.

Хотя ожоги почти прошли, общее состояние Саши доктор нашел «весьма посредственным» и продлил уколы еще на три дня. Саша должен был приходить в процедурный утром, перед учебой и вечером, после ужина.

Глава 34 Снежновницы

Профессор Астролябова буравила ребят на заднем ряду недобрым взглядом:

– Некоторые студенты, видимо, имеют непреодолимое желание расстаться с жизнью еще до первой сессии! Во всяком случае, прикладывают к этому максимум усилий.

Друзья даже ждали, что лекция по ботанике начнется, с чего-нибудь подобного.

– Чего на нас-то смотришь? – прошептал Саша себе под нос, исподлобья глядя на профессора, – Мы что ли, в этот желоб-то полезли…

– Злится, – отозвался Вася почти беззвучно, – Мы ж могли утонуть и тогда всем её планам каюк…

День прошел без особых происшествий. Приятной неожиданностью для Антона стало освобождение от вечного дежурства на практике по ботанике:

– Интересно, – рассуждал он, спускаясь с друзьями по лестнице, – Ботаничка только на сегодня от меня отступилась, или навсегда?

– Да кто эту грымзу разберет-то, – негромко отозвался Вася, пропуская стайку весело болтающих студенток вперед.

– Ну что, отдудонили денек, можно и отдохнуть? – улыбнулся Кирилл, догоняя ребят. Его, Артема и еще нескольких одногруппников Астролябова задержала на выходе и что-то долго им выговаривала.

– Чего Астролябовой надо-то было? – спросил Саша, остановившись поправить шнурок на ботинке.

– Говорит, что у нее есть подозрения, мол, мы не сами пишем домашние работы, – ответил Кирилл, с улыбкой посматривая на Антона.

– Хоть в чем-то она права, – усмехнулся тот.

– Да, сказала, будет за нами следить и на следующем коллоквиуме, возможно, пересадит, – продолжил Артем.

– Значит, придется и вам хоть чего-то поучить…

После ужина Саша отправился в лазарет на укол. Он шел по переходу, размышляя над словами Румянцева о его отце. Вообще вся эта история не выходила у Саши из головы. Как такое вообще может быть! Для него, выросшего в детском доме, обретение семьи оставалось главной мечтой в жизни. Татьяна Николаевна, конечно, была всегда очень добра к ним, беспокоилась, учила самостоятельности, ответственности, но это все же другое. Она замечательная, ребята к ней очень привязались и полюбили, но…

– Очень хорошо, – Любовь Федоровна приклеила новую полоску колдопластыря, фиксируя салфетку на груди Саши, – К завтрашнему утру и этот затянется, – она обработала единственный еще не полностью заживший ожог.

– Спасибо. А Румянцев как? – Саша лег на кушетку и приготовился к уколу.

– В общем-то, неплохо, – Любовь Федоровна набирала лекарство в шприц. – Вчера вечером сняли гипс с руки, а сегодня после обеда Яков Семенович разрешил снять и с ног, – Она проворно обработала кожу спиртом и ввела жгучее лекарство. – Подержи ватку,… почти все ссадины и раны у него уже затянулись, кроме старых. В прошлый понедельник-то он не дал обработать лицо,… мы исправили только нос.

– А можно к нему? – кривясь от жжения, Саша медленно поднялся.

– Попробуй. К нему почему-то совсем никто не приходит. Он даже в библиотеку сегодня сам ходил.

Саша не стал стучать в дверь, а просто вошел в тускло освещенную палату:

– Здорово, – Саша сел на соседнюю кровать.

– Здорово, – не отрываясь от чтения, процедил Румянцев. Он высоко сидел в кровати, опершись спиной на подушку, на коленях лежала какая-то книга. – Нормально. Колдовское право, – буркнул Румянцев, опережая возможные Сашины вопросы.

Саша медленно кивнул глядя на Румянцева, но не сказал ни слова. После молча взял верхнюю из стопки книг и глянул название: «Практика дисциплинарных слушаний 2000-2005гг.». Он вернул книгу на место и тут заметил, что вся стопка состоит из одинаковых томов – отличались только годы.

В палате слышались лишь мерное тиканье настенных часов и быстрые шаги снующей туда-сюда по своим делам медсестры за дверью. Саша вдруг сообразил, что Румянцев совсем не перелистывает страницы. Ну не может же он столько времени изучать один разворот книги!

– Я звонил ему в пятницу, – наконец не выдержал долгой тишины Румянцев, – Просил отозвать заявление, но он и слушать не стал. Он совсем ничего не ответил, просто положил трубку…

– После субботнего теперь уж точно не отзовет. Не парься, что будет – то будет, – отмахнулся Саша. Он был теперь полностью уверен «черный» – не Румянцев. Впервые он об этом подумал еще ночью в субботу, когда заглянул в его затравленные, умоляющие о помощи глаза.

– Тебя ж отчислят, – Румянцев резко поднял голову от книги и уставился на Сашу, – Я знаю, вам нельзя расставаться.

– Откуда? – насторожился Саша.

– Подслушал, – Румянцев слегка покраснел, и тут же поспешно добавил, – Случайно!

– Где и что ты слышал? – голос Саши стал твердым и требовательным.

– Один раз, когда учился держать равновесие на СОМе в подтрибунном, на стадионе. Услышал, что заезд кончился и хотел убраться оттуда. Дверь приоткрыл – Дарья идет прямо на меня. Я обратно и в кладовку. Следом за Дарьей и ты пришел.

– А еще?

– Еще в гостиной в прошлую пятницу, после Дашиной тренировки.

– А чего на стадионе-то не тренировался?

– Чтобы отец не узнал.

– В смысле?

– Да он с раннего детства не разрешает мне ничем заниматься. Спорт, гулянки, друзья – все под запретом.

– Он за тебя так переживает,… ты болеешь чем-то?

– Нет. Просто он не хочет краснеть за мои неудачи…

– Как это?.. Нельзя же научиться ездить на велике, например, ни разу с него не грохнувшись.

– Он говорит, что людям нашего круга нельзя попадать в неловкие и глупые ситуации. Я постоянно слышу от него: «Не общайся с этим-то – его родители неблагонадежны, это повредит моей карьере. Не дружи с теми-то – это дурная компания, они не нашего круга». Наш круг! Одно враньё, зависть и лесть – вот наш круг…

– Слушай, но тебе уже шестнадцать! Ты совершеннолетний! Ты чего, всю жизнь будешь отца слушаться и жить, как хочет он?

– Я раньше думал, если буду делать, что он хочет – у нас наладятся отношения, но все становится только хуже.

– Своей головой надо жить.

– Уже попробовал…

Саша оказался прав насчет Румянцева старшего. Во вторник утром, перед занятиями, он получил еще одно уведомление о дисциплинарном слушании. Даша пробежала глазами министерский бланк, озвучив только самый конец:

– …Ввиду рассмотрения вашего дела в особом порядке, заседание состоится в Большом зале Судебной коллегии министерства магии, тринадцатого ноября сего года в четырнадцать часов,… – она медленно опустила руки с бумагой, – Что это, особый порядок? Почему в министерстве?

– Это полным составом коллегии, вроде, – отозвался Кирилл.

– Да, это в самом министерстве, в Питере, – кивнул Артем.

– Тринадцатое – это когда? – оседая на стул, растеряно спросил Саша.

– Пятница этой недели, – подсказал Антон, складывая книги, – Слушай Сань, тебе надо поговорить с Быковым.

– Да, – согласился Вася, натягивая форменный джемпер, – Ты студент – он директор школы. Быков наверняка будет на слушании.

Учебный день сегодня казался друзьям просто резиновым. Ребята не могли думать ни о чем кроме предстоящего слушания.

На практике по основам защитной магии профессор Ястребов впервые за все время был не доволен их работой. Он сделал несколько серьезных замечаний каждому из четверки.

Практическая работа по биологии магических существ сегодня проходила в парке и хоть немного отвлекла друзей от дурных мыслей. Профессор Тэрон дал студентам задание, разбившись на пары найти трех-четырех снежновниц и собрать яд – минимум по два миллилитра. Эти милые на вид пушистые комочки похожие на снег имели весьма угрожающее жало.

– Брать только сверху, в перчатках из драконьей кожи, вот так, – Андрей Александрович ловко выхватил из сугроба комок, который тут же залился истошным визгом. – Главное не бросайте, испугавшись крика, не то она вас отравит, – он приложил угрожающе торчащее жало к краю склянки и умело сцедил яд, – Теперь она не опасна, – профессор с силой запулил снежновицу в далекий сугроб, – Приступайте!

Вскоре весь парк наполнился визгами снежновниц и… студенток. Первые были недовольны, что их потревожили, вторые кричали от ужаса быть ужаленными.

– А! Укусила! – Егор Федоров резко отдернул руку от сугроба, схватился за неё и повалится на дорожку. Работающая с ним в паре Поникушина Ира мгновенно побледнела и завопила.

– Плохая шутка. Вставай, симулянт, – профессор снисходительно улыбнулся глядя на корчащегося от «боли» Егора.

– Ой,… ма-ма! – негромко и медленно раздалось сзади.

Профессор быстро повернулся и увидел Павла Ромашина со стремительно раздувающимся носом. Он, скосив глаза в кучу, смотрел на свой, больше похожий на сардельку, шнобель, который продолжал быстро раздуваться.

– А вот это уже нехорошо! – Андрей Александрович проворно достал из-за пазухи небольшой флакон и пару раз пшикнул на продолжавший раздуваться нос. – Как в нос-то. Жало осталось?

– Нет, не ужалила. Я только яд в пробирке понюхать хотел и задел…

Парня, конечно, было жаль, но никто не смог сдержать смех. Даже профессор Тэрон не выдержал и расхохотался:

– Ну, пальцы – бывает! – заливался он, – Но чтобы нос!

Заметив, что нос начал понемногу уменьшаться, к всеобщему веселью присоединился и Паша.

Отсмеявшись, друзья кое-как «надоили» по паре миллилитров.

– А зачем этот яд нужен-то, – поинтересовался Антон, подавая профессору закупоренную пробирку.

– Используется в медицине, а еще им, правда несколько разбавленным, пропитывают мячи для жгучей лапты. – Профессор, видя недоумение ребят, пояснил, – Это такая командная игра. Что, не слышали?

– Мой папа со своей командой получил кубок школы в двухтысячном, – отозвался Володя Ушаков, подавая склянку профессору, – Он мне рассказывал.

– А отца не Сергеем зовут?

– Да…

– А я-то смотрю лицо мне ваше знакомо! – просиял профессор, – Сергей Ушаков – замечательно талантливый был студент! Передавайте ему от меня большой привет, – Володя смущенно кивнул, когда профессор похлопал его по плечу, – А на лапту приходите! Тренировки в зале с февраля по апрель, игры команд май – июль. Всем советую попробовать, это очень весело!

Ребята едва успели переодеться после занятий и выпить чаю, как в комнату явился Тихон и сообщил, что директор ожидает всех четверых в своей библиотеке через четверть часа.

Друзья сократили до минимума свои контакты с профессором Быковым после истории с книгой. Они встречались только на занятиях в аудитории и на ночных практиках в астрономической башне. К счастью, рассуждали ребята, и там и там было всегда полно народу и, директор не станет заговаривать с ними на личные темы. Но теперь они вновь приглашены во внеурочное время…

– Входите, – директор открыл дверь и, пожав ребятам руки, указал на диваны в центре библиотеки, – Присаживайтесь, – он устало вздохнул.

Антон и Вася сели напротив Саши и Даши. Профессор Быков снова занял диван в центре:

– Да, насыщенная у вас жизнь, – качнул головой директор глядя в огонь камина, – Я бы даже сказал слишком насыщенная. Профессор Астролябова в ярости, про Румянцева старшего и говорить не приходится! Он накоротке с министром и добился переквалификации вашего дела, – директор посмотрел на Сашу, – Вы получили повторное уведомление?

Саша молча кивнул. После паузы, снова глядя в огонь, директор продолжил:

– Я всегда говорю – человек сам изменяет свою судьбу. Своими поступками мы в настоящем влияем на происходящее с нами в будущем. К сожалению Александр, я не в силах повлиять на решение коллегии при рассмотрении вашего дела в министерстве. Но я буду сопровождать вас и естественно помогу, чем смогу. Мы отправимся в министерство в пятницу в полдень. Постарайтесь не влезть куда-нибудь ещё, до этого времени.

Часы над камином пробили шесть вечера.

– Как ваше самочувствие, Дарья? Эти сны, они продолжаются?

– Редко, почти нет.

– Это хорошо, – директор медленно и глубоко кивнул, – Я хотел бы еще раз сказать вам, что честен с вами и ожидаю взаимности в этом вопросе. И поэтому я вновь спрашиваю вас, – он медленно обвел четверку взглядом, встретившись с каждым своими пронзительными серыми глазами, – Нет ли чего-то, о чем вы бы хотели мне рассказать?

– Нет, профессор, – быстро ответил Антон, ребята тоже отрицательно покачали головами.

– Хорошо, тогда ступайте, – директор устало поднялся на ноги, – Скоро ужин.

Вечером, после укола, Саша вновь заглянул к Румянцеву. На этот раз тот оказался приветливее:

– Здорово! – он протянул Саше руку.

– Здорово, – ответил на рукопожатие Саша. – Ну что, как новенький? – Саша обвел указательным пальцем в воздухе лицо Румянцева. Выглядел он теперь и правда намного лучше – почти все следы от драки и спуска с трассы сошли.

– Да, как новенький, – нарочито широко улыбнулся он, показав чернеющую пустоту в верхнем ряду идеально ровных белоснежных зубов.

– А Шниперсон зубы не растит? – с надеждой спросил Саша.

– Нет. Ладно, вставлю потом, а пока поффыпилявлю немноффко, – засмеялся Румянцев.

– Да чего, так тоже нормально, – махнул рукой улыбающийся Саша. Он свернул губы трубочкой, громко втягивая воздух, – Шпагетти есть удобно!

– А может, и не буду вставлять, а то свалюсь с СОМа, да потеряю.

– Ты чего? А отец?

– Ну,… надо же когда-то что-то в жизни менять…

Саша брел из лазарета опустевшими переходами, размышляя об истории с Румянцевым и его отцом, о предстоящем слушании, о неунывающей Дашке, об его настоящих друзьях – Васе и Антоне.

Саша совершенно поменял свое мнение о Румянцеве – тот оказался совсем не таким, как хотел казаться. Саша даже не ожидал, что с ним вполне можно ладить. Совсем недавно он его даже видеть не хотел, а теперь запросто мог просидеть у него в палате почти час после укола. И им как, выяснилось, нашлось, о чем поговорить. Они часто смеялись и шутили. Саша делился историями из детдомовской жизни, а за девять лет было что вспомнить. Румянцев много рассказывал о своих дальних путешествиях по необычным местам, но теперь, без его напускного чванства, это вызывало интерес, а не отвращение. Но каждый раз, даже вскользь упомянув семью, он грустнел и менял тему разговора.

Саша решил заглянуть к сестре и, войдя в девчачью гостиную, нашел её на диване с книжкой и мурчащим от удовольствия Иннокентием. Больше в гостиной никого не было.

– Что читаешь-то?

– Так, опять «Легенды Круглозерья» смотрю, – Даша перешла на шепот, – Я все думаю, на кой именно мы этому «черному» сдались-то.

– Ой, не знаю, – Саша примостился на подлокотник дивана и, ойкнув, тут же вскочил, потирая мягкое место, – Болючие уколы,… Хорошо, что завтра последние два.

– О! Вот и родственники, – в гостиную заглянул Вася, следом появился Антон.

– Мы уже до лазарета сходили, а тебя нет нигде, – Антон плюхнулся в кресло сбоку и вытянул длиннющие ноги.

– Разминулись, значит. Я после укола у Румянцева опять просидел, потом сюда.

– Может, зря ты к нему ходишь, – Вася постукал пальцем по стеклу аквариума, глядя на рыб.

– Он совсем один там лежит. Сивков и то к нему не заходит – сказал, что Румянцев старший приказал в лазарет даже носа не показывать.

– Может все не так, как он говорит.

– Нет, сейчас он не врет, я чувствую. Но я все равно ему ничего такого не рассказывал.

– Хорошо, как знаешь, – повернулся Вася, – Что делать-то будем?

– После Питера решим, – ответила Даша, – Сейчас-то всё без толку…

Глава 35 Дисциплинарное слушание

Среда и четверг протянулись в напряженном ожидании пятницы. Ребята конечно ходили на учебу и выполняли задания, но из головы никак не шло это слушание. Даже шумное и веселое празднование дня рождения неугомонного Савелия Егорова, живущего в соседней комнате, мало отвлекло друзей. Что говорить о Саше, который чтобы не портить праздник своим кислым видом сказался не очень здоровым и рано отправился спать.

Проснувшись утром до будильника, Саша заметил, что красная рамочка в настенном календаре уже перескочила на число тринадцать и начал медленно заправлять кровать. Все ребята еще спали. Настроение было самое, что ни наесть паршивое. Не было желания даже шевелиться. Совсем. Хотелось забраться под одеяло с головой и спрятаться от всех навалившихся проблем. Но от жизни под одеялом не спрячешься,… Саша корил себя за вспыльчивость и несдержанность, за то, что нагрубил Румянцеву старшему и теперь, скорее всего, вылетит из школы. Он жутко переживал за ребят – что будет, когда его отчислят… Но в глубине души он четко сознавал, что не мог поступить иначе. Он не мог проглотить это унижение…

Чтобы не изводиться в ожидании отправки в министерство Саша решил сходить на пару занятий. Так незаметнее пройдет время, которое, как ему казалось, остановилось почти совсем.

– Сань, ну возьми хоть чего-нибудь, – уговаривала его сестра. Он уже продви́гал пустой поднос почти до конца раздачи. – Зинаида Васильевна, доброе утро! Ничего не хочет ведь, – Даша укоризненно кивнула на Сашу.

– Доброе утро, мои хорошие, – улыбнулась Зинаида Васильевна, – Сегодня едешь?

– Угу.

– На-ко, – она достала из кармана передника два небольших пузырька и резной металлический шарик на тонком шнурке, – Возьми. Хочешь, надень на шею, хочешь в кармане держи, но с собой возьми обязательно. А это, – Зинаида Васильевна указала на пузырек с прозрачной жидкостью, – Выпей сейчас перед завтраком, ну а зеленое потом – прямо в министерстве. Это тебе от подруги моей Августы Игнатьевны подсоба такая.

– Спасибо, – Саша спрятал все в карман.

– И перекуси чего-нибудь, – улыбнулась она, – Там-то не накормят…

– Дай посмотреть, – Антон потянулся через стол и взял шарик в руки. – Там что-то есть, – он потряс его, и послышалось негромкое бренчание.

Саша смотрел на свет через пузырек. Прозрачная жидкость искрилась взвесью мерцающих всеми цветами радуги пылинок как будто мельчайшими бриллиантами. Движение частиц завораживало, притягивало все внимание…