Солис

– Кому надо, тот и заберёт! – сердито и очень серьёзно ответил он. – А хлюпики и слабаки нам не нужны! За мою сестру должны сражаться! Доблестно и отчаянно!

Я рассмеялась. Вот это мне во Владе всегда и нравилось – силища.

Дома царила суета. Многочисленные родственники, друзья семьи и гости, гости, гости. Мама собрала наш тесный кружок в комнате Стаса, чтобы сказать ему своё родительское напутствие и благословить. Они с папой говорили что-то очень трогательное. А у меня шумело в ушах. Я как могла держалась из последних сил, воюя с подступающими слезами. Не смотрела на него. Куда угодно, но только не на него.

Влад и Ани смеялись и шутили, портили причёску жениха, ласково ероша его волосы. Когда дошла очередь до меня, я, не поднимая глаз, шагнула к нему и не совсем связно пробормотала:

– Будь счастлив.

Поддавшись секундному порыву, обняла его. В последний раз. Прощаясь навсегда. Но не ожидала, что он обнимет меня в ответ и тихонько прошепчет:

– Глупая ты, Кнопка.

Мы стояли так всего секунду или целую вечность. А потом я не выдержала, слёзы прорвали плотину, и я трусливо сбежала в ванную. Беззвучно выла там, отчаянно надеясь, что он почувствует и придёт за мной. Но за дверью был только шум полного дома гостей и бас Влада:

– Миру? Нет, не видел. Она, кажется, уже уехала с Ани.

Влад соврал. Он видел мой позорный побег, видел слёзы. Брат прикрывал меня. После того турнира он, как грозный цербер, защищал меня от любой опасности. На секунду мне показалось, что я слышала голос Стаса, что он зовёт меня. Но всё это оказалось лишь игрой моего воображения.

В ЗАГС я поехать не смогла. Дождалась, когда дом опустеет, собрала вещи и вернулась в Ярославль. Ани и Влад меня прикрыли перед мамой и папой. В этот день всем было не до того.

Принудительно остановила унёсшийся не в ту степь поток мыслей. «Мирослава Сергеевна, ну ёшки-матрёшки! Хватит уже ныть! Рыцарь ты или нет!» – подал признаки жизни внутренний голос.

Распустила непослушный хвост, остервенело причесала волосы и, когда немного отвлеклась, сделала себе внушение:

«Отставить панику. Дом встретит нас пиром горой. Мы будем шумно спорить о политике, литературе и фильмах. Мама приготовит миллион и даже больше наших любимых лакомств, а папа будет тихонько петь, лёгкими движениями перебирая струны старой гитары. Я справлюсь. Мне уже не семнадцать!»

На улице было холодно и мерзко: с неба сыпало что-то похожее на белую крупу, под ногами блестел покрытый толстой ледяной коркой асфальт. У подъезда я поскользнулась и неприятно отбила мягкое место. Поджидавший меня водитель такси тихонько беззлобно рассмеялся, он курил у автомобиля и помог мне подняться. И пусть я ударилась небольно, но всё равно было обидно. Совсем не с того начинался путь.

Уже в поезде я то ли наполовину спала, то ли не до конца бодрствовала. Периодически проскальзывали белые, чёрные и красные вспышки из ночного кошмара, но я старалась отвлекаться от любых мыслей. За окном снова разбушевалась метель, эта зима никак не хочет оставить нас в покое, как будто ещё не всё успела нам поведать.

Глава 4.

Поезд неторопливо, будто уставший железный удав, подползал к конечной станции. Серое мартовское небо так и не пожелало проснуться, пожадничало, спрятав в чулане все проблески солнца. День словно и не наступал. За окном мрачная темень, сравнявшая все природные краски до грязно-серого оттенка, припорошенная тяжёлым мокрым снегом тротуарная плитка и понурый поток человеческих лиц.

Промелькнуло лишь одно яркое пятнышко, и в ту же секунду на сердце потеплело: прямо на перроне меня встречала Анита. Покрепче перехватила сумку с пожитками, подняла повыше ворот пальто, поправила длинный колючий шарф. Режим «суета» включился непроизвольно: частично из-за предвкушения долгожданной встречи, частично из-за дикого волнения. В Москве меня не было два года.

Когда наша железная громадина, наконец, нехотя остановилась, тяжело вздохнув напоследок, я в числе первых выскочила из вагона. Анита почти сразу заметила меня и двинулась навстречу. Я была бесконечно рада её видеть, но при этом с первой секунды отметила: что-то здесь не так. Сестрёнка махала руками, её огромный ярко-розовый, как детская конфетка, пуховик точно дерзкая попытка вырваться из бесцветной реальности, встряхнуть окружающий мир, приманить робкую пугливую весну. И попытка определённо стала бы удачной, если бы не этот потухший уголёк в глазах. Я подошла поближе. Ани, с озорной улыбкой широко раскинув руки, крепко обняла меня и совсем неожиданно разразилась в невиданном до этой минуты плаче.

Я судорожно сжала её в объятиях, макушка Ани едва доходила мне до подбородка, растерянно погладила спину в розовом пуховике. Не говорила ни слова. Мы с Солнцевой-старшей за долгие годы дружбы научились понимать друг друга одной лишь силой мысли. Да и не нужно было здесь никаких слов: знаю, случилось страшное. То, чего все мы так или иначе боялись.

Ани, всхлипывая, произнесла:

– На прошлой неделе, Мир. Ночью. Я проснулась, очень болел живот. Её нет больше… – Ани снова заплакала.

– Что же ты мне сразу не сказала? – обняла её крепче. – Я бы приехала к тебе тотчас!

– Я… – прошептала Ани, заикаясь от слёз, – Яна вела беременность… я у неё в стационаре несколько дней лежала. Не хотела тебе говорить, чтобы не расстраивать, ты бы примчалась, а она со мной почти круглосуточно рядом была.

– Глупая! Ну как ты могла надумать себе такого! – ласково отчитала я, – даже если бы тебя окружила стая голодных крокодилов, я бы всё равно не испугалась!

–Я так надеялась, что в этот раз получится… – сестрёнка устало всхлипнула. – Всё было так хорошо…

Первый раз Ани и Влад потеряли ребёнка десять лет назад. Потом потянулись годы попыток, бесконечные обследования, поиск лучших клиник, лучших специалистов. Анита вдоль и поперёк изучила каждую клеточку их с мужем организмов. Сестрёнка никогда не отчаивалась, ведь перед глазами был живой пример: наши родители – счастливые обладатели «тройной Славы», но предпринимать активных действий не прекращала.

Чуть больше двух месяцев назад произошло настоящее чудо – запоздалый новогодний подарок для Солнцевых. Рождественские каникулы Влад и Ани впервые за все пять лет моей добровольной ссылки провели в Ярославле. Я только-только продрала глаза после бессонной ночи в компании уравнения Лапласа и десятка задач о стационарном тепловом состоянии, когда привычную тишину моего пристанища распугала трель дверного звонка.

– Просыпайтесь, братцы-кролики! – бросилась обниматься Ани, стоило мне только приоткрыть дверь.

– Анита? Влад? – не веря своим глазам, просипела я спросонья. – Вы настоящие?

– Так и думал, она у нас что-то употребляет! – преднамеренно громко прошептал брат своей жене и широко улыбнулся.

– Если Мирослава Сергеевна не едет к Солнцевым, то Солнцевы едут к Мирославе Сергеевне! По крайней мере, самая вредная их часть! – потрепала меня по щекам шумная Анита.

Под видом неожиданной командировки эта парочка оккупировала мою берлогу, ни в какую не соглашаясь на гостиницу. Брат по-хозяйски прикрутил все имеющиеся в квартире полки, Анита практически опустошила мой шкаф. Большая часть любимых безразмерных толстовок, художественно разодранных джинсов и таких уютных треников была зверски выброшена. Мы беспечно дурачились, бродили по магазинам, подбирая гардероб, более подходящий девушке моего возраста, гуляли с ярмарки на ярмарку, варили пряный глинтвейн, валялись перед телевизором тюленями, поглощая оливье в неприличных количествах. Ребята подарили мне давно забытое чувство, когда ты часть большой любящей семьи. Надувной матрас на моей кухне взял на себя роль аиста и спустя три недели преподнёс им сюрприз.

Сегодня же мы стояли на промозглом перроне посреди бесконечной толпы незнакомых угрюмых людей, в сосредоточении множества пересечений железнодорожных путей, и оплакивали его утрату.

Спустя некоторое время, когда всхлипывания Ани стихли, я осторожно спросила:

– Почему ты решила, что это девочка?

– Не знаю, мне кажется, это должна была быть именно девочка. По-моему, я почувствовала, как ей больно и … страшно.

– Самое главное, ты любила её, любила каждый миг, что она провела с вами, – я чуть отстранилась и заглянула Ани в глаза, предчувствуя, что это ещё не конец истории.

– Влад сказал, что больше не может видеть, как я страдаю, что я помешалась, и если мне недостаточно только его, то может нам вообще нужно…нужно расстаться…

Я остолбенела от этих слов.

– Ты же знаешь, он погорячился! Это стресс сказывается, Влад так не думает! Он боится за тебя. Он всегда будет рядом! – поспешила успокоить Аниту, про себя же подумала, какой мой брат иногда всё-таки болван.

Уверена на сто процентов, что он ни за что и никогда не отпустил бы Ани. Влад половину мира пешком пройдёт, но будет всегда рядом с ней. Таких, как они, больше нет. Но детский вопрос порядком поистрепал им нервы. Владу нужна Ани, она для него как воздух. А ей необходимо, жизненно необходимо дарить любовь, которой в сестрёнке с избытком. Она мама по своей природе. Концентрат любви.

– Он уехал в командировку и даже не попрощался… – Ани вытерла вязаной перчаткой глаза. – Я, видимо, так его достала.

– Вылет был ранний, брат не хотел тебя тревожить! Тебе ведь сейчас нужно набираться сил! – я вытащила из сумки шоколад. – Слабое утешение, конечно, но если мы с тобой раздобудем кофе, то будет вполне сносно!

Ани едва улыбнулась, но всё же материнский инстинкт взял верх:

– Тебе нельзя кофе, Мир! – сестрёнка хлюпнула носом и, забирая гостинец, коснулась моей руки. – Да ты же вся замёрзла! Что за пальто такое? Рыбий мех! Кто в холод так одевается? Бегом в машину! Папы Серёжи на тебя не хватает!

Мы бежали, держась за руки, неуклюже пробирались в толпе. На парковке, урча двигателем, ждал внедорожный «монстр» моего брата. В такой снегопад на девичьем седанчике за город не уехать.

Ани за рулём нет равных. Она запросто может потягаться с пилотом «Формулы-1». Солнцева-старшая виртуозно лавировала между машинами, казалось, непогода и хмурое тёмное небо ей нипочём, поэтому совсем скоро мы выбрались за МКАД, а потом торопливо юркнули на нужную нам трассу. На заснеженной дороге почти никого не было: редкие внушительные большегрузы да такие же «дачники», как и мы. Погода к путешествиям совсем не располагала: сплошной стеной валил мокрый скользкий снег, в лобовое стекло постоянно прилетали грязные комья снежной каши, дворники, словно сумасшедшие, метались из стороны в сторону, жалобно скрипя. Видимость почти нулевая.

Мы молчали. Тишину нарушали только размеренный гул двигателя, шум обогревателя, нервная песенка стеклоочистителей «тик-так». Ани ушла глубоко в себя. Меня же немного потряхивало от волнения: совсем скоро я перешагну порог родительского дома. В кармане пальто завибрировал мобильник. Чтобы достать телефон, пришлось повозиться, на дисплее мигало сообщение от Тёмы:

«Солнце, пожалуйста, будь аккуратнее в дороге!»

Улыбнулась непроизвольно, вот ведь экстрасенс. Зависла на мгновение, придумывая ответ, но машина неожиданно резко и сильно вздрогнула, непослушно завиляла. Телефон выскользнул из рук. Как в замедленной сьёмке, я подняла взгляд. Чёрный внедорожник, точно наше зеркальное отражение, стремительно и неумолимо приближался. Тусклый свет фар проиграл непогоде. Мир остановился. В глазах Аниты застыл ужас: между автомобилями-отражениями уже проросло непреодолимое притяжение. Мы ничего не успеем сделать.

Удар. Сработала моя подушка безопасности, она припечатала тело к креслу. Сознание же, словно пугливая птичка, упорхнуло прочь из хрупкой оболочки. Прощальная картинка: масса искорёженного металла острыми беспощадными ножами впивается в хрупкое тело Ани. Последний перед бесконечностью небытия момент.

Заблестели разноцветные мушки. Мой разум отчаянно пытался ухватиться за рассыпающуюся реальность. Я не могла вдохнуть, тело перестало мне принадлежать. Пространство вокруг резко поменяло цветопередачу, оно сияло и ослепляло. Закрыла глаза: я часть потока, свет наполняет меня, каждую мою молекулу, чувствую, как что-то рядом со мной борется с вязкой смолистой тьмой. Чувствую боль, не собственную, другой души. Я воин. Я ищу раненую душу.

Стремительный рывок, и я открываю глаза в новой реальности. Я вижу душу. Она как решето, тёмные занозы не оставили на ней живого места. Её чистый свет безнадёжно угасал. Но теперь я знаю, куда бежать. Попыталась подняться, но дурацкие переломанные ноги не слушались: они пудовыми оковами удерживали меня на месте. От пронзительной боли с моих губ сорвался крик, иступленный вой. Заставила себя сконцентрироваться, нужно всего лишь сделать пару шагов. Ещё один рывок, и мне удалось встать. Душа слишком быстро удалялась, а мне было жизненно необходимо её поймать. Я звала её.

Здесь почти не ощущалось потока, только слабенькие оборванные нити-паутинки. Никогда раньше не видела, чтобы поток ослабевал настолько. Попыталась ухватиться за тлеющую паутинку, но она тут же исчезла. Подняла взгляд и не поверила глазам: это душа, она блокирует поток. Я узнала душу, которую мне нужно спасти, – это Амаре, воин-страж. Ани – это Амаре.

Закричала изо всех сил:

– Анита! Ани! Я здесь! Ты чувствуешь меня? Ани?

– Спаси его! Ищи алую… – произнесла сестрёнка одними губами.

Огромная чёрная дыра в груди воина не дала закончить фразу. Пространство вокруг разорвали обжигающие антрацитовые молнии. Я вновь ухватила слабую нить потока и метнулась к Ани. Я успею. Я должна успеть. Мои пальцы едва коснулись её тающей ладони, Анита рассыпалась словно пепел.

Я, исчерпав все свои жизненные ресурсы, упала, уже не сопротивляясь волне боли, уносящей сознание.

Глава 5.

Я тщетно пыталась проснуться, потерявшись во времени и пространстве, точно микроскопическая пылинка. Раз за разом, словно выныривая из-под толщи воды и не в силах побороть сокрушительные волны, я проваливалась обратно в бездну. Разлепить глаза никак не получалось, поэтому в какой-то момент даже испугалась, а были ли у меня эти самые глаза.

Иногда гудящим эхом доносились приглушённые обрывки фраз, но я не могла разобрать ничего. Руки и ноги стали мне неподвластны. Точно, я ведь всего лишь пылинка. Кто-то положил тёплую ладонь мне на лоб. Это лёгкое прикосновение подарило невероятное ощущение безопасности, и я снова провалилась в небытие.

Очередная попытка ухватиться за окружающий меня мир подарила расплывчатую мутную картинку – силуэты в светлых одеждах. Попыталась сфокусироваться, понять, что происходит вокруг, но это снова лишило меня сил. Кто-то прикоснулся к моей голове, а я мгновенно заснула.

Сон. Теперь точно знаю, что сплю. Я в своей крохотной уютной берлоге в Ярославле. Одна. Вокруг полная тишина, даже настенные часы и те замерли. Прохожу из спальни в кухню, но и здесь никаких звуков: ни привычного ворчания холодильника, ни весёлых песен водопроводных труб. Где-то глубоко в груди появляется и стремительно прорастает чувство необъяснимого страха. Пячусь к входной двери, впечатление, что стены сжимаются. Нащупав ручку, без промедления выскакиваю на лестничную клетку, бегом спускаюсь по ступенькам и выхожу на улицу. У подъезда ни одной живой души, мёртвая тишина и здесь. Сделала несколько стремительных шагов к знакомой дорожке, через сквер, что ведёт прямиком к университету. Мне не встречаются даже птицы. Я останавливаюсь, оборачиваюсь и вижу, как весь мой дом поглощает чёрная дыра. А прямо передо мной стоит Влад, в его глазах бездонная, беспросветная тьма.

В этот раз просыпаться оказалось легче. Боль стихла. Открыла глаза и, повертев головой из стороны в сторону, наспех огляделась. Я находилась в большой очень светлой комнате, судя по всему, лежала на больничной кушетке. Справа от моей постели имелось огромное, от пола до самого потолка, окно. Стены были выложены крупными панелями из гладкого белого мрамора. У противоположной стены ровной шеренгой выстроились шкафчики с матовыми стеклянными дверцами, как в кабинете у папы. В углу скромно спрятался длинный узкий стол с расставленными на нём колбочками и пробирками. Это место мне абсолютно точно знакомо, но сознание, как после попойки, было спутано. Я не могла вспомнить, как и почему здесь очутилась.

Рассмотрела свои руки и, к удивлению, обнаружила, что джинсы и мой любимый вязаный свитер, в которые я облачилась в дорогу, исчезли. Вместо них на мне был надет светло-серый, напоминающий термобельё, костюм из очень плотной, но весьма эластичной ткани, словно вторая кожа.

Вдруг что-то изменилось, и я какими-то новыми рецепторами, буквально всей поверхностью кожи, ощутила рядом чьё-то присутствие:

– Где…я? – просипела почти жалобно.

Горло не слушалось, и мне удалось произнести лишь какие-то скрипяще-клокочущие звуки.

– Ты в башне целителей, Солис. Теперь ты дома! – ответил мне такой родной голос.

Я старалась разглядеть гостя, но зрение отказывалось фокусироваться на единственной точке, картина то двоилась, то троилась.

– Машина… Ани? – вновь подала голос я.

– Солис, всё позади. Ты скоро наберёшься сил и вспомнишь всё! – голос произнёс это так тихо, что остатки моего разума начали сомневаться в подлинности услышанного.

Медленно, горячей лавиной прорисовывалось сознание. Боль в груди усилилась, внезапно пронзила насквозь. Стало трудно дышать. Я попыталась расправить лёгкие и сделать вдох, но не смогла.

В голове сумасшедшей каруселью замелькали разрозненные обрывки: битва, ранение, вспышки света. Воины в доспехах.

Ранение. Оно лишило меня всего: сил, воспоминаний, напарника. Нельзя об этом думать: от таких мыслей я теряю те крохи сил, что у меня ещё остались. Однако бороться с лавиной невозможно.

За весь мой дозор мы лишь раз сражались все вместе, плечом к плечу. Из-за ранения мне многое пришлось забыть, да и оставшаяся часть воспоминаний стала очень размытой, потускневшей. Это сделали целители, когда отправили остатки моей души в лечебный «цикл». Так всегда поступали для того, чтобы снять боль и помочь воину восстановить силу, в том месте, где была рана. Меня ранили в сердце. Обычно после такого воин становился частью потока и уже на века оставлял дозор. Я стала щитом для своего целителя, чтобы спасти его от тьмы. Больно. Память открывает раны.

– Тенеритас? – неуверенно произнесла, когда взгляд, наконец, сфокусировался на моём госте. – Это ты, Тене?

Девушка с нежно-голубыми, как незабудки, волосами улыбнулась мне так тепло и искренне, что по телу заживляющим бальзамом разлилась странная радость.

– Сол, с возращением! – она подошла ближе, присела на краешек кушетки, поправляя что-то над моей головой.

Я осторожно привстала на постели, теперь уже осознаннее огляделась вокруг, и лавина воспоминаний снесла последние преграды.

Меня зовут Солис. Я воин-искатель. Один из хранителей потока. Я чуть не погибла в битве во время Великой войны, защищая своего целителя Фортис. Меня отправили в лечебный сон – «цикл» на Землю, потому что там воины не чувствуют зов душ и могут восстановить свои силы.

– А Фор? – испуганно спросила я. – Где он? Жив?

– Он пока спит, – ответила Тене снисходительно.

– Амаре? Луче? Лекс? – продолжала допытываться я.

– Солис, – теперь уже слегка нахмурившись, произнесла целитель, – я не должна тебе этого говорить. Первые будут рассержены! Ты же знаешь порядок! Сначала полное пробуждение!

– Тене, я видела Амаре во тьме! – взмолилась я дать мне ещё хотя бы крупицу информации. – Это ведь был только сон, да?

Девушка с волосами цвета незабудки опустила глаза:

– Нас осталось очень мало после Великой войны. Многие были ранены. Вас всех поместили в человеческие оболочки на Землю, чтобы восстановить силы. Тело человека блокирует прямую связь с потоком и другими душами, как защитный футляр. Но и мы при этом не можем с вами связаться. После того как воин восстановит силы и залечит раны, он естественным путём – в результате прекращения жизнедеятельности оболочки – возвращается в Коридор. По окончании первого цикла вернулись только Велокс и Лучеат, которые пострадали не так сильно. Но в дальнейшем начало происходить что-то странное: воины уходили во тьму прямо во время сна на Земле, – Тене судорожно поправила край своей униформы. – Совет принял решение не отправлять воинов в циклы на Землю, это теперь очень опасно. Амаре не вернулась, её больше нет.

К горлу подступил комок, и захотелось выть. Моя названая сестрёнка Ам погибла во тьме. Мы родились в один световой виток и оказались последними воинами, что породил поток перед Великой войной. Моим призванием стал поиск раненых и потерявшихся душ. Путь Амаре был предрешён ещё до её рождения, она воин-страж, частичка души первого воина Лекса, его маяк.

Стоило лишь выстроить цепочку воспоминаний в ровную линию, как меня охватил ужас. Амаре и Лекс – воины-стражи, они охраняют лучи потока и не дают нитям оборваться, когда поток совсем истончается.

– Тене, мне нужно срочно попасть в Совет Первых! – вскочила с постели я.

– Сол, ты ещё очень слаба! И связь с оболочкой не разорвана до конца! Не знаю, как это произошло, но ты в двух мирах одновременно!

Я, шокированная услышанным, безвольным мешком упала обратно на кушетку:

– Как это в двух мирах?

– На Земле что-то держит тебя. Прочно. Я с таким не сталкивалась! Мы думали, что, как только ты полностью придёшь в сознание и воспоминания вернутся, связь сама пропадёт. Но вот ты передо мной уже сидишь и помнишь, а частично всё равно находишься в оболочке!

– Тене, пожалуйста, мне нужно к Первым!

– Ладно, только ненадолго. И я буду рядом! А потом на два световых витка подключу тебя к потоку, и даже не спорь!

Тенеритас помогла мне надеть прямо поверх термобелья тренировочную форму. Та отдалённо напоминала привычную экипировку для фехтования, только брюки длиннее и заправляются в удобные высокие ботинки на тонкой подошве.

Мы медленно, как две раненые черепахи, вышли из комнаты. Я облокотилась на плечо Тене, и целитель стала моей опорой. Перед входом собрались несколько десятков моих братьев и сестёр – самых разных воинов. Я опешила и растерялась, когда увидела их радостные лица. Такие родные. Они в едином порыве приложили левую руку к груди, туда, где у земных людей бьётся сердце, и склонили головы, выражая тем самым своё уважение мне.

Я разволновалась и смутилась. Моя семья. Воины света – моя семья. Я ощущала всей поверхностью тела тихую радость и приветствие каждого из них по отдельности, а все вместе они наполняли меня искрящейся и переливающейся на кончиках пальцев силой.

Довольная Тене широко улыбнулась:

– Нас осталось так мало, Сол. Теперь пробуждение каждого – великий праздник!

Поддалась интуитивному порыву, поднесла свою ладонь сначала ко лбу, затем к груди, в области сердца, и преклонила колено. Произнесла мысленно:

«Чувствую вас, Воины!»

– Ну, всё-всё! – сердито проворчала Тенеритас. – Ребят, ещё успеете Солис замучить расспросами! Сначала полное пробуждение, потом разговорчики!

Тене помогла мне добраться до большого зала, в котором обычно располагался Совет Первых воинов.

Первые воины появились в Коридоре ещё до того, как на Землю отправились фотоны – человеческие души. Что такое Коридор? Сложно объяснить, проще всего представить наш мир, если его географическим местоположением обозначить пространство между небом и землёй. Но это не совсем верно. Коридор – это, условно говоря, расширенная реальность, то, что неуловимо обычному человеческому глазу. То, куда попадают человеческие души или фотоны после отделения от физической оболочки, чтобы оставить позади все воспоминания, страхи, боль и вернуться в поток к своему истоку.

Чем многочисленнее разрасталось население планеты, тем и воинов в Коридоре становилось больше. Первые освещали фотонам путь, луч за лучом прокладывали новые тропинки потока в самые неизведанные уголки Земли.

Теперь же большой зал пустовал.

– Тене? Где все?

– В дозоре, – тяжело вздохнула она и обвела потухшим взором помещение. – Мы с трудом справляемся. Тут и там появляются бреши в потоке, а провести новые нити могут только Первые или стражи.

– Амаре была стражем.

Тене кивнула и совсем поникла:

– Ам хотя бы не позволила тьме завладеть своей душой!

Я уставилась на целителя, поражённая её словами:

– Ам приняла удар на себя. Она просила спасти… его… Лекса.

Я заморгала часто-часто, не понимая, что происходит с моими глазами, осторожно коснулась пальцами щеки и почувствовала влагу на ней.

– Слёзы – это остаточная реакция, Сол. Твоё тело пока подчиняется земным законам, но это скоро пройдёт!

В моей голове неожиданно раздался низкий мужской голос:

«Солис, чувствую тебя!»

Через мгновение из золотистой дымки сплёлся образ воина в золотых доспехах.