Злая Русь. Пронск

Атака была отбита что у Набатной, что у Стрененской башни… А разумнее всех поступил сотенный голова Добрыня, защищающий Пронскую воротную башню. Ибо он приказал вылить масло на насыпной перешеек и поджечь его еще до того, как тот вырос бы до ворот и позволил бы татарам к ним приблизиться!

Немалыми потерями защитников обернулся первый штурм: в одних только перестрелках с лучниками мокши да половцев русичи потеряли около сотни воев. Целиком погибла полусотня воротной стражи Стрененской башни, да полтора десятка гридей пало от встречных уколов монгольских копий с захватами-крюками… Но число павших поганых было по всем прикидкам раза в четыре, а то и в пять больше! И, пожалуй, это было единственным, что согревало ныне душу воеводы…

Глава 2

Время, что оказалось в распоряжении воеводы, Ратибор постарался потратить с умом. Всех раненых воев доставили в детинец, где монахи и священники оказали последним не только духовную, но и телесную помощь – многие батюшки по совместительству занимаются врачеванием. Были собраны все более-менее пригодные к бою стрелы, а оружие и броню павших воев (так же, как и трофеи с поганых) раздали между дружинниками и ополченцами. Проход в Набатной башне перегородили рогатками, а за сожженной и обвалившейся Стрененской башней в землю спешно принялись вкапывать надолбы. Погибших русичей освободившиеся вои принялись спешно закапывать в одной из заранее вырытых ям, тела же татар просто сбросили в ров… И возиться с ними долго, и для устрашения штурмующих: мол, смотрите, вот она, ваша судьба! Уже заждалась…

Впрочем, длительной передышки агаряне защитникам Ижеславца не дали. Отступив после неудачи тургаудов, нехристи вскоре перегруппировались и уже двумя колоннами двинулись к крепости, в этот раз держа в руках лестницы.

Увидев их, Ратибор успел даже обрадоваться! Ведь если противник решится полезть на стену, то умоется большой кровью без видимого результата – это же очевидно! Но, увы, воевода довольно скоро понял, что ошибся… Приближаясь к крепости, враг даже не попытался перестроиться и охватить полукольцом более широкий участок стены, нет! Вместо этого татары вновь подтащили ко рву напротив ворот несколько заборол. И, укрываясь за ними так же, как и за щитами соратников, многочисленные лучники половцев, мокшан и самих монголов вступили в перестрелку с русичами, пока что бьющими по врагу лишь из гродней, примыкающих к башне.

Очевидно, военачальник агарян по-прежнему не собирается терять своих воев понапрасну – по крайней мере, сейчас татары несут потери немногим большие, чем защитники града!

Впрочем, все изменилось, когда ворог двинулся на штурм. Спуская в ров лестницы с закрепленными на них сверху стальными крючьями, поганые принялись спешно спускаться вниз, что не укрылось от напряженно следящего за атакующими Ратибора. Выждав всего несколько мгновений и дождавшись, пока число нехристей на дне рва увеличится до трех десятков, он подошел к бойнице, смотрящей во двор, и отрывисто выкрикнул:

– Бей!

Лучники, успевшие занять позицию на узкой полоске земли за обоими примыкающими к Стрененской башне гроднями, всего несколько ударов сердца спустя пустили в воздух целый рой стрел! Губительным градом обрушились они сверху на скопившихся во рву поганых, разом забрав десяток жизней покоренных монголами воев! Но остальные продолжили пробираться между вкопанными на дне кольями. Запоздало подняв щиты над головами и сжимая в руках новые лестницы, вскоре они приставили их к примыкающей к башне стенке рва и принялись карабкаться наверх. И теперь, под самими воротами, уже татары стали практически недосягаемы для русских стрел…

Воевода, не ожидавший от противника подобного приема, грубо выругался. Сейчас бы хорошее бревно сбросить на поганых сверху – ведь смело бы всех, кто поднимается! Или хотя бы камни им на головы кинуть… Да только ничего ведь не заготовлено! Он даже воям от прохода в воротах приказал покуда отойти, чтобы татары стрелами не достали!

– Горазд! Скачи к сотенному голове Еремею, передай мой наказ – пусть наши вои бревна, что от башни остались, на агарян сверху кидают, с лестниц сбивают! И ратников не жалеть – когда ворог плотной толпой полезет, на месте врат стоять крепко!

Гонец понятливо кивнул и кинулся к сходням, спеша скорее отправиться выполнять поручение воеводы. А сам Ратибор уже зычно воскликнул, обращаясь к нетерпеливо ожидающим свой черед вступить в схватку дружинникам:

– Полусотня воротной стражи, занять проход в башне! Встречайте ворога у рогаток, не дайте им разобрать их! Лучники, прикрывайте дружинников! Да не менее чем двумя десятками!

Отдав приказ и убедившись, что вои восприняли его (сотенный голова, вон, уже принялся строить полусотню ратников с тяжелыми червлеными щитами и крепкими рогатинами в плотную колонну!), воевода тихо, с легкой досадой произнес:

– Эх, нужно было убрать рогатки из прохода и выкатить телеги из ворот к самой кромке рва! Развернуть их боком к поганым, чтобы от стрел укрыться, да камни, в них нагруженные, кидать сверху на тех, кто по лестницам поднимается… Да поздно. Вон татарове уж наверх-то забрались…

С этими словами (стараясь, впрочем, чтобы его никто не услышал) Ратибор вновь приник к бойнице во внешней стене, став сбоку от нее. Так можно не бояться частенько влетающих в узкие проемы татарских срезней и в то же время следить за всем, что происходит непосредственно под стенами. По крайней мере, участок у ворот видно отлично…

Первый десяток-полтора нехристей, кстати, уже действительно миновали ров и бросились в проем ворот, к рогаткам. Они принялись хватать их руками, пытаясь сдвинуть с места, но крепкий мороз и обильно вылитая на преграду вода сделали свое дело, крепко сцепив дерево и землю! Впрочем, продержались бы рогатки все равно недолго, хватило бы пары резких, дружных рывков, но… Когда лед уже затрещал, в поганых ударили русские стрелы, перелетевшие через головы спешащих к ворогу дружинников!

А дальше началось настоящее истребление покоренных: каждого, кто пытался приблизиться к преграде и хотя бы попытаться отодвинуть ее, стронуть с места, тут же поражал стремительный и точный копейный выпад. И вскоре телами агарян было усеяно все пространство перед рогатками, причем в два ряда! Дружинников поддержали лучники, а самих ратников, укрывшихся за ростовыми щитами каплевидной формы, было ой как непросто поразить…

Схватка складывалась для русичей столь успешно, что в какой-то момент Ратибор, прекрасно знакомый с изменчивостью ратной удачи, всерьез забеспокоился, что монголы вновь пустят в ход горшки с зажигательной смесью. Как ранее в схватке в воротах Стрененской башни! Но на самом деле за горючее земляное масло воевода беспокоился зря: Бурундаю – а осаждать Ижеславец хан Батый назначил одного из лучших своих полководцев – оставили не очень большой запас горшков с огнесмесью на основе нефти. Потому вновь забрасывать ими упорно сражающихся дружинников татары не стали, вместо этого темник вновь ввел в бой тургаудов.

Последние, вдвойне озлобленные новыми потерями и не столь значительным, сколь болезненным поражением в утренней схватке, едва ли не бегом бросились в атаку. Впрочем, затяжной, не слишком быстрый бег закованных в броню воев, привычных к конной сшибке, а не к пешему бою, был вовремя замечен воеводой. И, как только тургауды принялись спускаться по лестницам в ров, Ратибор зычно воскликнул, обращаясь к лучникам:

– Бронебойными готовьсь!

Русичам потребовалось всего несколько ударов сердца, чтобы выхватить из колчанов отдельно хранящиеся стрелы с узкими гранеными да долотовидными наконечниками. А следом со стены уже раздался отрывистый клич:

– Бей!!!

Вновь сорвался в воздух целый рой оперенной смерти, вновь миновал двухскатные крыши, венчающие гродни, и отвесно обрушился на спешившихся телохранителей покойного Бури! Закричали раненые тургауды, полетели с лестниц погибшие, кого достали на спуске в ров русские стрелы! Впрочем, большинство поганых продолжило движение вперед, закрываясь поднятыми над головами щитами, у некоторых воев лопнувшими или расколотыми… А дружинники воротной стражи меж тем перебили уже всех покоренных из первой волны атакующих и ныне замерли на месте, бодря друг друга боевыми кличами и искренне радуясь своей первой победе!

Но вот показались в проеме ворот монголы с копьями-чжидами, оснащенными крюками для стаскивания всадников противника из седла. Закрылись вороги щитами от русских стрел, летящих через головы дружинников, дожидаются, когда накопится уже значительное число их для атаки…

Однако же вместо татар удобного момента дождался воевода:

– Лей масло!

Второй чан с кипятком обрушился на поганых, дико, нечеловечески завизжавших от боли, – долго же ждали дружинники приказа Ратибора, грея в чане льняное масло! А следом за ним уже полетели вниз горящие стрелы, поджигая ошпаренных вояк…

От дикого вопля погибающих в пламени агарян дрогнули их соратники, остановили движение, в страхе смотря на мечущиеся от нестерпимой боли живые факелы, слепо кидающиеся на дно рва… Но дикий крик сотников погнал турга-удов вперед: второго за один день отступления – да еще и без боя! – Бурундай им точно не простит! Так лучше уж честная смерть в бою, чем позорная гибель от рук палача!

Два десятка отборных багатуров погибло, не успев даже вступить в бой, но вскоре их места заняли другие. Прорвавшись сквозь губительный град русских стрел да насмотревшись на обезображенные огнем трупы соратников, большинство их уже заранее приготовились к неизбежному концу! Но перед тем они жаждали забрать как можно больше жизней орусутов…

Выждав немного и вновь собрав наверху небольшой отряд (очередной чан с маслом русичи не то что нагреть – набрать не успели!), поганые густо полезли вперед, переступая через трупы покоренных да подняв копья над головами. При этом в первом ряду их пошли вои с саблями и щитами, прикрывая соратников, держащих чжиды обеими руками… А приблизившись к русичам, монголы разом обрушили их вниз, стремясь захватить крюками червленые щиты! В ответ дружно ударили рогатины дружинников, ранив и убив нескольких щитоносцев, но нехристи по команде десятников уже рванули свои копья назад и в стороны, раскрывая дружинников, держащих щиты лишь одной рукой… И в этот же миг лучники третьего ряда агарян разом спустили тетивы своих мощных составных луков, отправляя в полет стрелы практически в упор!

Пришел черед русичам испить горькую чашу смерти. А покуда пали впереди стоящие дружинники, тургауды бросились к рогаткам, схватились за них и лихо рванули на себя преграду, вырывая дерево из сковавшего его льда! Но не успели они еще полностью освободить проход, как бешено накинулись на них ратники воротной стражи, и завязалась в проходе Набатной башни лютая сеча грудь в грудь, уже без всякого строя! Пошли в ход топоры да сабли, ножи и кинжалы, принялись неистово рубить друг друга вои с обеих сторон – одни защищая свою землю, забыв о страхе смерти, а другие именно им и подгоняемые…

Совсем иначе сложился бой на месте Стрененского надвратного укрепления, обратившегося в груду обугленных бревен. Часть их защитники действительно скинули на головы тех, кто поднимался по лестницам со дна рва, сшибая татар вниз. Однако слишком сильной оказалась стрельба ворога, отправляющего в поднявшихся на завал русичей сотни срезней! Пришлось отступить им к узкой цепочке надолбов, что уже успели вкопать в землю за воротами, да ждать, когда поганые покажутся в проходе…

Вскоре первые лучники из числа покоренных действительно поднялись на завал и все до единого пали под градом русских стрел! И вторая волна поганых была поголовно истреблена «оперенной смертью». Но после татары полезли уже гуще, и с каждым мгновением их число все росло и росло… Ратники же, в большинстве своем ополченцы, не удержавшись, сами бросились на ворога, спускающегося с преграды вниз! И покуда агаряне, с трудом миновавшие завал, вступали в бой небольшими ватагами, их успешно кололи копьями, рубили топорами, оглушали палицами да резали засапожными ножами…

Но, словно прорвавшаяся сквозь плотину вода, что вначале струится вниз лишь тонкими ручейками да стремительно набирает силу, рать поганых разрасталась, и напор их становился все более мощным. Уже и лучники их прочно засели на гребне завала, уже и потеснили агаряне к надолбам три сотни ополченцев, также несущих потери! Спешно принялись покидать примыкающие гродни ратники, с ходу вступая в бой и не давая разорваться полукольцу воев, сдерживающих татар. Но и Бурундай, видя успехи второго штурмующего отряда, бросил на помощь ему оставшуюся сотню тургаудов павшего Бури, добавив также сотню собственных телохранителей, – усилить атаку покоренных!

Впрочем, и Ратибор вовремя заприметил опасность. Вновь изготовились к схватке сотни конных дружинников на случай, если сумеет ворог прорваться! А воевода принялся спешно снимать ратников со стен, направляя к месту схватки новые сотни ополченцев… В это же время уцелевшие русичи отступили после яростной сечи в воротах Набатной башни, получив долгожданную передышку. Ее подарили дружинники, уже в третий раз вылив на головы поганых чан с кипящим маслом да воспламенив его. Слыша жуткие крики соратников за спиной, монголы вынужденно ослабили напор, не получив подкрепления! Понесшие тяжелые потери (за каждого павшего русича тургауды платили жизнями двух своих воев), они не стали преследовать полтора десятка уцелевших защитников врат. И дорого за это поплатились! Потому как, освободив проход, ратники тут же пустили навстречу ворогу телеги с камнем, побив закрепленными на возах копьями нескольких человек, да перевернули их, создав вторую преграду…

Воевода между тем встал перед очень непростым выбором. С одной стороны, прорыв поганых в крепость состоялся, и, несмотря на большие потери нападающих, они продолжали теснить ополченцев. Было понятно и то, что рано или поздно враг прорвется и сквозь Набатную башню, так что по всему выходило лучше отступить в детинец!

Так-то оно так, однако… Слишком мала внутренняя крепость, чтобы вместить в нее не менее двух с половиной тысяч русичей! И если запасы еды изначально перенесли в детинец, то источников воды в нем может просто не хватить. Не говоря уже о крышах над головами, а ведь чай зима! На морозе вдоволь не поспишь, а то и вовсе замерзнешь…

Вскоре Ратибор принял решение – рисковое и явно не то, что ожидал от него противник! Отправив гонца к защитникам Пронских врат с приказом следовать к Набатной башне, воевода повел навстречу прорвавшимся в град татарам имеющихся под рукой ратников. По пути же отряд еще и усилился покидающими гродни воями… Однако вместо того чтобы влить эти сотни в ряды русичей, из последних сил сдерживающих ворога на линии надолбов, он принялся строить пешцев клином, выведя на его острие самых лихих бойцов в лучших бронях! Одновременно с тем воевода передал конным дружинникам наказ строиться клином с противоположной стороны от сражающихся. А самим ополченцам – рубить надолбы, пока это возможно! Наконец, чтобы удержать татар, по его приказу из детинца выступили свободные полусотни воев, не занятые на стенах, и поспешили к месту схватки…

А дальше события понеслись буквально вскачь, и изменить хоть что-то в изначальном плане воевода уже просто не мог…

Переброшенные на острие атаки, разгоряченные схваткой и жаждой мести тургауды Бури и самого Бурундая прорвали истончившуюся цепочку ополченцев, буквально вырубив всех, кто встал у них на пути! Заприметив прорыв, воевода не стал уже ждать, чтобы нанести удар одновременно, и над сражающейся крепостью прогремел его боевой рог! Да только из-за криков сражающихся и барабанов поганых конные дружинники все одно его не услышали…

Однако же Михаил, сотенный голова гридей, сам верно оценил момент и все ж таки успел бросить закованных в броню всадников в бой! Перейдя на тяжелый галоп, русичи буквально протаранили крыло поганых, отрезая их от завала и полуокружив уже прорвавшихся! Но едва ли не в один миг истребив несколько десятков поганых, павших от уколов кавалерийских рогатин, стоптанных тяжелыми жеребцами и порубленных саблями да чеканами, гриди и сами завязли в массе спешенных покоренных…

Пешцам же Ратибора пришлось перейти на затяжной бег, и все одно они поспели к месту схватки гораздо позже атаки дружинников. Но даже уставшие, тяжело дышащие, русские вои нашли в себе силы с яростью наброситься на давних врагов – половцев, вставших под знамена монголов, а также мокшан и хорезмийцев. Засверкала в лучах солнца сталь топоров и копий, быстро обагрившаяся кровью, потеснили ополченцы татар, пробиваясь навстречу всадникам! Да все же окончательно отрезать поганых, замкнув гибельное для них кольцо, русичи уже не смогли… Зато рьяно бьют по нехристям лучники, по приказу воеводы вставшие за спины сражающихся, едва ли не каждая пущенная ими стрела находит цель в дикой скученности прущих вперед агарян! А Ратибору меж тем удалось даже закрыть прорыв за спиной тургаудов последними подошедшими с восточной и южной стен воями…

Но сами ханские телохранители уже ударили навстречу спешащим из детинца ратникам, и закипела схватка на кривых улицах Ижеславца! Причем битва здесь вскоре распалась на десятки отдельных схваток, где, увы, чаще побеждают искушенные в битвах отборные монгольские вои… Несущие, впрочем, немалые потери и оставшиеся без поддержки сражающихся едва ли не в окружении соратников!

Однако же гибельное для татар кольцо воеводе замкнуть так и не удалось. Всадники, поначалу добившиеся значительных успехов, завязли, оказавшись при этом в гуще вражеских воев. Хорошо защищенные кольчугами, чешуйчатой или дощатой броней, умелые в брани гриди побили множество татар! Но лучники поганых, оседлав завал и уже проникнув в оставленные защитниками крепости гродни, принялись метко, точно бить по дружинникам из мощных составных луков. Неся значительные потери именно от вражеских стрелков, сотенный голова Михаил развернул оставшихся всадников и сумел прорваться с ними из гущи покоренных! Но уцелело при этом всего восемь десятков ратников…

Быстро таял и клин ополченцев, поначалу прорвавшийся в толпу нехристей да вставший на пути тех, кто шел на штурм по вновь насыпанной дамбе из сушняка. В этот раз поджечь ее было уже просто некому… Силы русичей быстро таяли в бешеной рубке, и, заприметив это, стоящий позади сражающихся Ратибор отправил во все концы Ижеславца гонцов с призывом к воям спешно отходить во внутренний детинец!

…Намертво встали в проходе Набатной башни ее уцелевшие защитники да полусотня воротной стражи, поспевшая на помощь от Пронской! Прикрывают они ценой собственной жизни отход соратников… Всего пять-шесть шагов оставалось сделать поганым, чтобы вырваться на простор да окружить горстку уцелевших орусутов… Но вместо того чтобы пройти их, татары сами вынуждены отступать под бешеным натиском опытных пешцев-дружинников!

– Бей!!!

Разом русичи колют рогатинами в длинном выпаде по команде сотенного головы Славена! Разом шагают шесть десятков гридей, отталкивая от себя агарян и переставляя вперед тяжелые червленые щиты! Падают от мощного толчка единым целым атакующих орусутов покоренные да еще уцелевшие тургауды, и на земле их тут же добивают… Наученные горьким опытом, высоко поднимают щиты вои, закрываясь от падающих на них чжид с крюками, не дают раскрыть себя да перебить срезнями! А где не успевает кто поднять щит, так его прикрывает следующий позади соратник, цепляя древком рогатины падающее вниз древко монгольского копья или же топором сбивая опасный крюк…

А в тяжелой для обеих сторон сече у сожженной Стрененской башни уже и лучники русичей взяли в руки топоры, последним напряжением сил ополченцы сдерживают поганых! Да только сил этих на один удар да на один вдох… С минуты на минуту разорвется истончившийся уже вдвое строй защитников Ижеславца! А ведь в детинец отступили еще не все вои, спешащие во внутреннюю цитадель с дальних концов града да столпившиеся теперь у ее единственных врат…

Вышли из схватки тургауды, потеснившие да рассеявшие полусотни орусутов, спешащих на помощь к своим… Ведомые выжившими сотниками, монголы спешно сбиваются в кулак, желая ударить в тыл защитникам крепости, живой стеной вставшим на пути покоренных! Едва ли сотня набралась уцелевших телохранителей темников Бури и Бурундая, но и их удара будет достаточно, чтобы обратить врага в бегство! А после уже всей силой обрушиться на отступающих к детинцу воев да на плечах их ворваться во внутреннюю твердыню…

Разглядел новую опасность Ратибор, поскакал навстречу тургаудам – один поскакал! Потому как некого уже ему бросить навстречу нехристям… Только часто и громко затрубил рог смелого мужа, взывающего к конным дружинникам, и сражающиеся на последнем пределе ополченцы, заслышав его да завидев скачущего назад воеводу, стали по одному, по двое да по трое, а где и десятками выходить из схватки да быстрее бежать, потому как ворог уже на плечах висит… Сломался строй русичей едва ли не в единый миг, побежали они, рискуя оказаться зажатыми между молотом преследующих их татар и наковальней вставших на их пути монголов!

Однако же опасность разглядели и конные гриди, до поры переводившие дух. Сотенный голова Михаил принялся действовать решительно: резко, отрывисто командуя, он тут же построил десятки уцелевших ратников клином, на острие его выведя воев с уцелевшими копьями. Не мешкая, буквально с места бросили дружинники своих жеребцов в галоп по сигналу сотника, обгоняя пешцев и разгоняясь для тарана!

Хороши тургауды в сече, закованы в прочную броню, вооружены самыми лучшими мечами да саблями и палашами… Но копья чжиды остались от силы у каждого третьего, да и строем плотным воевать они не приучены – не построить им «ежа» против летящих во весь опор орусутов! К чести ханских телохранителей стоит признать, что они не побежали, а все же замерли на месте, вслушиваясь в резкие команды джагунов-сотников…

Но когда тяжелые жеребцы орусутов, под копытами которых задрожала земля, доскакали до монголов… Когда склоненные к пешцам рогатины с огромной, набранной на скаку силой ударили в уцелевшие щиты да хуяги, раскалывая дерево и пробивая сталь, когда в центре сотни несколько человек буквально взлетели в воздух от страшного тарана разогнавшихся животных, тогда ханские телохранители, непривычные драться пешими против конных, забыли про свое мужество и честь, про грозное наказание за бегство! Забыли обо всем и бежали, охваченные первобытным ужасом перед неотвратимой смертью, да были истреблены русичами в спину – все до единого сгинули под яростными ударами сабель и чеканов гридей, выместивших на тургаудах всю злобу за павших соратников…

Дружинники спасли бегущих ополченцев. А когда Ратибор доскакал до всадников, развернул их лицом к собственным пешцам да вновь гулко затрубил в рог, первые ряды ополченцев застопорили свой бег.

– Еще немного продержитесь, вои, еще немного! Остановим их среди домов, нас им тут не обойти!

Послушались вои своего воеводу, вновь обратились к ворогу! И действительно, поначалу преследующие их татары не смогли обойти орусутов в лабиринте кривых улочек и закоулков Ижеславца, в отличие от Пронска застроенного не по плану. И хотя невероятно тяжел стал топор для натруженной руки русского ратника, но ведь и сабли в руках половцев и хорезмийцев уже не порхают, также сильно устали в сече поганые… А ведь к закату уже клонится солнце в короткий зимний декабрьский день, ночью же поганые отступят!

…Кто первым зажег оставленные жителями деревянные дома, доподлинно неизвестно. Может, сами защитники града, чтобы не досталось поганым брошенное добро да отличные укрытия и теплые жилища. Или стремились они отрезать путь ворогу, что вернее… А может, и сами татары, разгоряченные битвой и ведомые желанием убивать и разрушать! Или же в отчаянии оттого, что избы орусутов оказались пусты… Ведь не раздобыть в них еды, не взять с боя сладко пахнущую славянскую девку с белоснежной кожей и тугими грудями да налитыми бедрами! Многие половцы, идя на штурм, о том мечтали, вот из-за злобы своей да разочарования и начали жечь…

Как бы то ни было, деревянные постройки разгорелись быстро – неожиданно быстро для обеих сторон. А тут еще и ветер к вечеру поднялся, стремительно перекидывая пламя с одного дома на другой да запирая в огненных ловушках истребляющих друг друга людей! И тогда сеча стала затихать сама собой – смертельно уставшие мужи принялись искать пути к спасению, отступая каждый в свою сторону. Впрочем, кто-то продолжил драться в иступленной ненависти друг к другу… И погиб – кто от русского топора иль половецкой сабли, а кто, потеряв чувства от страшного жара да задохнувшись от дыма…

К ночи губительное, страшное в своей мощи пламя охватило уже весь град, пощадив только детинец! Не зря воевода приказал убрать любые деревянные постройки рядом с внутренним валом – правда, он это сделал, чтобы лишить ворога возможных укрытий… Но теперь, смотря на невиданное им ранее зрелище огненного шторма с высоты надвратной башни (единственной в цитадели!), Ратибор мог честно похвалить себя за разумный ход. И хотя тяжело, невероятно тяжело было на сердце воеводы при виде уничтожающего Ижеславец пожара, именно он позволил последним уцелевшим ополченцам беспрепятственно отступить в детинец. Теперь же за его стенами укрылось две тысячи ратников, большая часть оставленного ему войска, и взять его ворогу будет ой как непросто! Да, тысяча воев сегодня пала – возможно, лучших воев. Но ведь по всем прикидкам, поганых они истребили втрое больше…