Робкий босс

Галина Милоградская

Робкий босс

Глава первая

Пыль кружилась в солнечном столбе, падавшем на пол. Кружилась так медленно, что Сева мог пересчитать каждую крохотную крупинку, лениво и нагло танцующую перед самым носом. Разглядывание пыли, пожалуй, было единственным развлечением заместителя главврача больницы в перерывах между рутиной и авралом. Дима, сидящий за столом, кажется, полностью разделял его мнение, нечитаемым взглядом уставившись прямо перед собой. Вытянутые под стол ноги, скрещенные на груди руки и слишком задумчивое выражение лица. Но вот он встрепенулся – Сева не заметил бы, не наблюдай он за ним последние три минуты, терпеливо ожидая, пока на начальство найдёт озарение. Расслабленность слетела, будто паутина, сброшенная рукой. Ничто в позе не изменилось, но зрачки слегка расширились и нос потянул воздух. Ещё минута, и слух уловил шустрый перестук каблуков. Сева готов был поклясться, что на его губах готова была мелькнуть улыбка, хотя взгляд остался спокойным, почти равнодушным. Ещё две секунды, дверь открылась, пропуская недовольную Наташу. Яркая, солнечная блондинка, сейчас она походила на фурию, даже длинные волосы, разметавшиеся по плечам, походили на змей.

– Дмитрий Николаевич! – не останавливаясь, она подошла к столу и практически нависла над ним, прожигая яростным взглядом. – Вы опять не подписали моё заявление о расширении хирургического крыла! В третий раз!

– Прости, Наташ, – протянул он и почесал затылок. – Видимо, твоё заявление затерялось где-то в бумагах. Или, – он качнул головой в сторону Севы, – кто-то не донёс его до меня.

– Врёте, – отмахнулась Наташа и прищурилась. – Просто признайтесь, что вам жалко денег.

– Наташ, ты же знаешь, как меня заботит благополучие больницы.

– Так сильно, что, вместо того, чтобы выделить деньги, вы заставляете меня отрываться от работы и бежать к вам, чтобы их выбить!

– Хм. – Дима задумчиво постучал пальцем по губам. – Пожалуй, ты права, об этом я не подумал.

– Так вы подпишете? – недоверчиво спросила Наташа.

– Оставь Севе, всё подпишу.

– Вы говорили это в прошлый раз. – Голос Наташи опасно понизился до свистящего шепота. – И в самый первый.

– В этот раз всё подпишу, обещаю. – Дима наконец выпрямился и вдруг взмахнул ресницами, становясь похож на побитого щенка. – Извини старика, с памятью проблемы.

– Да ну вас, нашли старика! – на щеках Наташи вдруг проступили бледные розовые пятна. Смутившись от этого ещё больше, она махнула рукой и, бросив напоследок: – Только попробуйте обмануть! – вышла из кабинета.

Ровно три с половиной секунды Дима провожал её взглядом, скользнув по фигуре снизу-вверх и обратно, потом тихо вздохнул, потёр переносицу и прикрыл глаза. Две секунды. Сева считал, ожидая привычного:

– Что у нас там с работой, Сев?

Каждый взгляд, каждый жест главврача был выучен Севой и просчитан до доли секунд. И с недавних пор взгляд стал чуть дольше, а вздох – чуть слышнее. Неужели он выглядит так же, когда смотрит на Соню? Если так, то дело плохо. Щёлкнув по ноутбуку, выводя из спящего режима, Сева повернул его к Диме и открыл папку.

– Из министерства пришло письмо. Ничего важного, но ознакомиться надо.

Кивнув, Дима погрузился в чтение первого документа, а Сева снова покосился на него и подумал: когда же он наконец поймёт, что по уши влюблён в свою бывшую ученицу? Первые полгода, заступив на должность, Дима усиленно пытался вынырнуть из навалившейся бумажной рутины, брюзжал, как старик, на свалившуюся ответственность и сбегал при первой же возможности, говоря, что принесёт больше пользы в операционной, чем в кабинете. Но Сева отлавливал, возвращал и почти насильно усаживал за стол. А потом… Дима придумал развлечение, которое сам, видимо, считал очень остроумным. Он начал изводить знакомых, вынуждая приходить и срывать незначительные совещания, а ещё – отвлекать от дел. Продумывал дни, когда присутствие посторонних не сможет навредить действительно важным вещам, и получал истинное удовольствие, видя, как друзья начинают возмущаться и пререкаться с ним.

Первым, как ни странно, его раскусил анестезиолог Ваня. В очередной раз раскатисто расхохотался, заверил, что в Диме бурлит подростковый энтузиазм, и, если он хочет видеть его чаще, пусть просто скажет, он, Ваня, готов быть рядом в любую минуту. Потом отвалился Пашка, глава детского отделения, смирившись, что от главврача никаких поблажек не добиться, сколько ни умоляй. А о важном всегда можно попросить, подловив на улице и затянув в бар. Онколог Стас сопротивлялся дольше. Всегда спокойный, он с такой настойчивостью пытался добиться необходимого, что в итоге Дима просто перестал его вызывать. Осталась Наташа. Казалось бы, глава отделения ортопедической хирургии должна была раскусить бывшего учителя первой, но почему-то не смогла. Раз за разом врывалась в кабинет, возмущалась, угрожала, уходила, не получив своего. А получив, просила что-то новое, и Дима тут же страдальчески закатывал глаза, бормотал что-то о «ненасытных ученицах» и с небрежным изяществом откладывал очередное заявление в папку «Разобрать позже».

Месяц, второй, третий – Наташа держалась уже полгода, но видимо не собиралась уступать. Может, хотела приучить его к дисциплине и ответственности? Но этого у него и так было с избытком. В нужный момент, конечно. А может… Тут Сева распахнул глаза. Тонко усмехнулся, покосившись на Диму. А может, Наташа сама находила наслаждение в этих коротких стычках, не желая их прекращать?

– Дмитрий Николаевич, – осторожно начал Сева, пытаясь прощупать собственную догадку, – вы не будете подписывать заявление Наташи?

– М? – Дима оторвался от очередного письма.

– В этот раз вы снова не подпишете заявление Наташи?

– Сев, – потерев переносицу, Дима укоризненно посмотрел на него. – Её заявление было подписано в первый же день, когда она его подала. Оно лежит в папке с документами, которые надо передать в бухгалтерию.

– Но… – Сева действительно был удивлён. – Почему тогда мы до сих пор его не отнесли?

– А разве мы не подаём документы в конце месяца? – приподнял бровь Дима.

– Но ведь… Можно просто сказать об этом Наташе, – продолжил прощупывать Сева.

– Можно. – Дима сделал вид, что задумался, и несколько секунд молчал. – В следующий раз так и сделаю.

«В следующий раз, значит», – коварно улыбнулся про себя Сева, рассматривая каштановую макушку, склонившуюся над ноутбуком. И вдруг невинным тоном поинтересовался:

– А почему бы вам не пригласить её на свидание?

– Кого? – не поднимая глаз, спросил Дима.

– Наташу, конечно. Кого же ещё.

На этот раз Дима отвлёкся и посмотрел на Севу с таким выражением лица, будто хотел сказать: ты идиот, или мне показалось?

– А почему нет? – Сева пожал плечами. – Она привлекательная, одинокая. Вы давно знакомы.

Дима моргнул, неопределённо промычал что-то и демонстративно вернулся к работе. Улыбка Севы сделала бы честь любому маньяку: тонкая, полная предвкушения и осознания собственной силы над чужой жизнью. Если подсадить в голову Димы мысль о Наташе, он перестанет закрывать глаза на собственные желания, и может, в больнице станет на два счастливых человека больше. А у самого Севы появится повод почаще сбегать на свидания к Соне.

Глава вторая

Пригласить на свидание Наташу. Это звучало настолько абсурдно, что поначалу Дима посмеивался про себя, представляя, как небрежно предложит, а она сначала удивится, а потом вскипит и наорёт, обозвав старым извращенцем. В самом деле – ну кому в здравом уме придёт в голову идея о том, что они могут быть вместе? Она была его студенткой, одной из лучших, кстати. А шутки, которые он иногда позволял отпускать в её сторону… были всего лишь шутками. Не больше. И пусть институт давно остался позади, пусть ей уже тридцать, а не восемнадцать, это было неправильно.

Дома Дима лениво перебирал в памяти время, прошедшее после их знакомства. И конечно не кривил душой – симпатия имела место быть. Только симпатия, ничего сверх, и уж точно речь не шла о чувствах. Да, ему порой хотелось её защитить и сберечь. Но это просто инстинкт, разве можно противиться инстинктам? Родительским, естественно. Несложно представить, что он привязывался к студентам, как к… племянникам? Младшим братьям и сестрам? Дальним родственникам?

Дима честно пытался подобрать определение к чувствам, что он испытывал к каждому из группы. И выходила не слишком радужная картина. Наташи в его мыслях всегда было гораздо больше, несмотря на упрямые попытки думать иначе. Оказалось, что он знает её гораздо лучше, чувствует сильнее и… Лежавший на кровати Дима сел и провёл по лицу чуть подрагивающей рукой. Ледяной пот выступил резко, безрукавка прилипла к спине, а в глазах заплескался ужас. Он что, действительно хотел бы пригласить Наташу на свидание? И правда хотел бы получить положительный ответ? Раздражённо хмыкнув, Дима вновь упал на подушку и подумал: надо отдать уже это несчастное заявление в бухгалтерию и больше не изводить Наташу, пока игра не зашла слишком далеко.

«Ты долго будешь прыгать туда-сюда?» – мопс Персик, уютно устроившийся на краю кровати, приоткрыв один глаз. Дима, который снова сел, чтобы прямо сейчас сорваться в больницу, усмехнулся.

– Я бы на твоём месте меньше спал и больше бегал. Скоро в дверь пройти не сможешь.

«Кто бы говорил», – Персик вздохнул, открыв второй глаз. Дима мог поклясться, что читает в его взгляде: А я бы на твоём месте нашёл себе женщину.

Воображение разыгралось, даже пёс намекает на то, без чего Дима прекрасно живёт в свои неполных сорок четыре.

Мопс забрался на руки и потёрся носом о ладонь. Вытянув лапы, снова положил на них голову и прикрыл глаза. Дима рассеянно почесал его за ухом, подумав, что одиночество, видимо, сказывается, раз он начал разговаривать с Персиком вслух. Это было как-то грустно…

Дима всё-таки вышел на кухню, не включая свет, сел за стол и посмотрел на спящий город. Грустно – не то слово, которое подходит к одиночеству. Грустно может быть, когда пошёл дождь, а ты собрался погулять с друзьями. Или, когда у тебя под носом забрали последнюю книгу, и теперь придётся ждать перевыпуск тиража. В конце концов, грустить можно от того, что за окном зима, а уже так хочется лета. Но одиночество не поддавалось обычному грустно. Потому что оно просто было. Щетина, которая растёт каждый день, сколько её ни брей. Ошибки, которые уже не исправить. Кошмары, являющиеся, чтобы отобрать очередную часть души. И одиночество. Всё это было с ним так давно, что Дима попросту не знал, как можно жить по-другому. Одиночество не тяготило, напротив – он тщательно оберегал его от любых посягательств, ища и находя в нём единственную поддержку. С одиночеством не нужно было спорить, перед одиночеством не нужно было оправдываться. Оно принимало таким, какой он есть, и ничего не требовало взамен. Может, потому, что дать Диме было нечего.

Когда-то казалось, что он может покорить весь мир. Теперь у него была только работа. И застывшие глаза Марины в кошмарах. Кто мог предугадать, что во время операции у неё оторвётся тромб?.. Никто, кроме Бога, а в Бога Дима не верил. Как и в новый шанс на нормальную жизнь.

И всё-таки Сева сказал полнейшую чушь. Пригласить Наташу на свидание он бы точно никогда не смог. Даже если бы очень сильно захотел. А он не хотел. Не хотел совершенно.

Возможно, именно поэтому утром решил пройтись до работы не привычным коротким путём, а сделать небольшой крюк, обогнув больницу. Дима остановился, наблюдая за свежей краской и блестящими в солнечных лучах стёклами недавно отремонтированного крыла. И Наташа несомненно права, уже сейчас требуется расширение. А он по какой-то невнятной причине саботирует строительство – хорош главврач. Усмехнувшись, Дима покачал головой и сделал было шаг ко входу, когда его остановило удивлённо-недоверчивое:

– Дмитрий Николаевич?..

– Доброе утро. – Он медленно улыбнулся и прищурился. Наташа стояла на другой стороне улицы, но быстро перебежала через дорогу и вскинула голову, заглядывая в глаза.

– Что, решили посмотреть, как будет смотреться новое хирургическое крыло? – иронично спросила она, щурясь на солнце. Её глаза тут же вспыхнули невозможно яркой зеленью, от которой при всём желании нельзя отвести взгляд.

– Да, – неожиданно легко согласился Дима, с удовольствием наблюдая за её замешательством. Наташа явно не думала, что победа будет такой лёгкой. – Твоё заявление уже подписано, со следующего квартала начнут выделять средства.

– Даже так? – ему показалось, или в её голосе прозвучало разочарование? Но Наташа тут же улыбнулась и укоризненно проговорила: – Давно бы так, Дмитрий Николаевич. А то всё «не знал», «забыл», «потерял»…

– Я же говорил: память подводит. – Дима развёл руками и улыбнулся. – Ну, хорошего дня.

Не дожидаясь ответа, он пошёл дальше, оставив её стоять посреди улицы и смотреть вслед. Может, надо было и правда быстрее всё подписать, ведь видеть её улыбку было гораздо приятнее, чем наблюдать, как она злится на него.

– Надо же, вы сегодня почти не опоздали, – ехидно встретил Сева, неспешно вставая из кресла, в котором сидел до этого.

– Вышел из дома раньше, успел до пробок, – рассеянно ответил Дима и уныло вздохнул, глядя на выросшую за столе стопку бумаг. Вспомнив, небрежно бросил: – Кстати, отнеси заявление Наташи в бухгалтерию.

– Даже так? – Сева нахмурился. Его интуиция редко давала сбой, но чтобы Дима сумел обвести вокруг пальца… Неужели показалось?

– Да, – всё так же рассеянно, пребывая в мыслях, ответил Дима и со вздохом упал в кресло. – Я встретил её утром, сказал, что со следующего квартала можно приступать к строительству.

– Встретили, значит, – протянул Сева, чувствуя себя рыбаком, который вот-вот подсечёт клюнувшую рыбу.

– Да, решил обойти больницу, после ремонта никак времени не было посмотреть. Всё меняется слишком быстро.

– Вы бы ещё год из кабинета не выходили, ещё больше бы удивились. Кстати, вам давно надо заглянуть к Наташе, чтобы она вашу ногу посмотрела. Медосмотр – это важно, – осторожно ответил Сева. Дима, успевший включить ноутбук, пробурчал что-то, больше всего похожее на «что я там не видел на ваших медосмотрах». Улыбка Севы стала поистине дьявольской.

– Знаете, а я вас запишу. На следующую неделю.

– Сев, – устало вздохнул Дима, не глядя в его сторону, – отстань.

– Наташе это будете говорить, когда она придёт выяснять причины, почему вы не явились.

– Просто не записывай. И ничего выяснять не придётся.

Сева подавил разочарованный вздох. Хотя… Никто не говорил, что будет легко, не так ли? Дима крепкий орешек, если разгадает подвох – сорвётся. Но если действовать осторожно, привлечь союзников, узнать слабые стороны и, главное, убедиться, что чувства взаимны…

Глава третья

Припав на одно колено, Наташа замерла, тяжело дыша. Пот заливал глаза, мышцы приятно ломило, а сердце всё ещё колошматило грудную клетку. Возможно, пойти бегать в парк после смены было не самой лучшей идеей, но уж точно не худшей для того, чтобы снять накопившееся напряжение. И раздражение, вызванное поведением одного вредного главврача. После утреннего разговора Наташа так и не смогла взять себя в руки, шутка ли – бегать за ним месяц, чтобы получить желаемое вот так, небрежно, с прищуром и лёгкой ухмылкой. Впервые закралась мысль, что он над ней просто издевается. И эта же мысль не давала сосредоточиться весь день, потянув выпускать пар.

Наташа честно считала, что он занят. Списывала на его рассеянность и необязательность в неважных, по его мнению, вопросах постоянные срывы всех сроков её просьб. Искренне хотела помочь и даже пыталась не злиться. Как вообще можно злиться на того, кто стал тебе главнее и ближе отца? Кто не раз подставлялся под удар, отстаивая на очередном консилиуме? Кто, в конце концов, одним словом мог облегчить груз вины и боли, давящий на плечи после потери пациента? Поэтому, сцепив зубы, снова и снова она шла к нему, чтобы услышать привычное: «Прости, Наташ, я забыл».

Где-то над головой ухнула сова, Наташа поднялась, отряхнулась и ухмыльнулась: она-таки добилась своего! Но улыбка быстро сошла на нет, как и всегда, когда Дима всё же давал положительный ответ на просьбу. Всякий раз после наступало какое-то странное опустошение. Новая капля в пустоту, что занимала часть души. Тоскливое ощущение, которому нет ни названия, ни объяснения.

Всё слишком сильно изменилось за прошедший год, и если с разрывом помолвки накануне свадьбы Наташа смирилась, то с тем, что вечно свободный для неё учитель стал недоступным главврачом, смириться пока не могла. Это было слишком… нечестно. Будто нарочно у неё отняли последнего человека, который значил много.

Неспешно возвращаясь домой, Наташа думала. О том, что с завтрашнего дня надо будет подумать о расширении штата санитаров и медсестёр. Что стоит попросить Катю подобрать кандидатов на должность её зама. Что… Устало толкнув дверь, Наташа остановилась и позволила себе один долгий вздох. Что в ближайшее время она будет так загружена, что не сможет заглянуть в знакомый кабинет и попросить хоть о чём-нибудь. Только бы снова создать видимость того, что кому-то нужна, пусть даже для того, чтобы ответить: «Прости, Наташ, я забыл».

В небольшой квартире, расположенной на втором этаже старой сталинки, было тихо, темно и пахло жасминовым чаем. Наташу не тяготило одиночество, просто… Порой казалось, что её стало слишком мало, что она истончилась, превратилась в тень самой себя. Что окружающие смотрят сквозь, а не на. Когда она стала незаметной?

Склонив голову и подставляя спину под прохладные струи душа – котёл в её доме был едва ли моложе самого дома, и к ночи вода в нём остывала – Наташа пыталась смыть ставшие привычными горькие мысли. Но они, липкие, крепко цеплялись, не давая оттереть себя мочалкой. Полина сказала бы: возьми отпуск. Но разве отпуск избавит от самой себя и неполноценности, поселившейся внутри? Забираясь в постель укрываясь одеялом, она пыталась вспомнить, когда в последний раз была счастлива. И не могла. Получалось – никогда? Или призрачное понятие смылось, оставив после себя ту самую пустоту после ухода Антона?

Шесть лет они были вместе. С первого курса, с первого дня, когда Наташа его увидела и пропала. Высокий, худощавый, черноволосый и надменный – идеальный набор для мечтательной девушки. Наташа мечтала. А когда мечта стала правдой, и Антон пригласил на свидание, долго не могла поверить. Шесть лет и один день, перечеркнувший всё. Равнодушный голос, слова «полюбил другую», «прости», «будь счастлива», и Антон испарился из её жизни так же стремительно, как когда-то вошёл. Переехал в другой город к новой большой и чистой любви, оставив Наташу разбираться с несостоявшейся свадьбой. Хотя, наверное, именно те заботы об отмене ресторана, возвращении платья, разговорах с фотографом и куче других мелочей помогли не свихнуться…

Повернувшись на бок, Наташа уставилась сухим, немигающим взглядом на луну, усмехнулась – когда-то считала её романтичной. Поворочалась, устраиваясь удобней, и наконец закрыла глаза, надеясь увидеть хотя бы один сон. Хоть один за последний год.

Дима снова опаздывал. Не то чтобы это сильно напрягало – Сева умел ценить чужое постоянство. К тому же, в прохладе кабинета можно было поразмышлять, никуда не торопясь и не пытаясь делать вид, что занят. Сцепив руки в замок, он упёрся в них подбородком, снова и снова пробегая по строкам служебной записки. Наталья Топольницкая накричала на коллегу. Обычные больничные дрязги, ничего криминального. Всегда найдётся желающий подсидеть, нажаловаться, создать трагедию на пустом месте. Необычно в нём было лишь одно – совпадение, которое едва ли можно назвать таковым. Сева не любил совпадения, он любил факты и умел играть ими. И сейчас факты говорили только об одном – вчера кто-то был очень зол. Конечно, можно списать эту злость на неприятности на работе, но Сева не зря считал себя гением, что, впрочем, признавали все, кто его знает. Он навёл справки, узнал, что у Наташи настроение было, мягко говоря, не очень с раннего утра. Сопоставил случайную, конечно же, встречу с Димой и теперь довольно улыбался. Не прогадал.

Ещё в школе у Севы проявились невероятные аналитические способности, а фотографическая память позволяла учиться, почти не напрягаясь. Сева и не напрягался. Закидывал руки за голову, ероша каштановый ежик на затылке, щурил тёмно-зелёные глаза и снисходительно улыбался одноклассникам, ломающим головы на очередной контрольной. Какое-то время он тайно вздыхал по однокласснице Полине, но потом решил, что это слишком энергозатратно – встречаться с такой яркой и шумной девушкой. Любовь прошла, а дружба осталась. А недавно в голову закостенелого холостяка прокралась Соня из Министерства здравоохранения, и сколько бы Сева ни говорил себе, что это временно, время шло, а чувства только крепли.

Стрелки подобрались к десяти, когда главврач всё же явился. Бросил выразительный взгляд на Севу, никак не прокомментировав, что тот сидел в его кресле, сел в него, едва освободилось, и вытянул ноги, неприязненно покосившись на новую стопку документов.

– Может, завести ещё одного секретаря? – задумчиво предположил он. – Чтобы к нам попадали только важные вещи?

– Можно, – согласился Сева. – Только боюсь, что второй секретарь не сможет отделить действительно важное от того, что не стоит вашего внимания.

– А ты, значит, можешь? – Дима даже не пытался сделать вид, что ему интересно. Неспешно ковырялся в бумагах, пытаясь отсортировать нужное от не слишком нужного, добавив третью стопку: ерунда.

– Думаю, могу. – Сева пожал плечами, продолжая держать листок, и, выдержав паузу, положил его сверху на стопку, выделенную под важное.

– И? – Дима приподнял бровь. – Кому-то нечем заняться, жалобы строчит? Тогда бы подписывались уже. И вообще, при чём тут я?

– Ни при чём, – невинно ответил Сева, наблюдая, как глаза Димы против воли скользят по строкам.

– Наташа на кого-то накричала? – наконец пробормотал он, скорее для себя, нежели для Сергея. – Что это на неё нашло?

– Может, это от того, что ей хотелось высказать всё кому-то другому, – равнодушно сказал Сева, вновь пожимая плечами.

«Сходить к ней, узнать, что случилось?» – мелькнуло в голове и тут же пропало. Дима потёр переносицу и решительно отложил листок в сторону ерунды. Он давно не её учитель, хоть она и упорно продолжает так называть. И со своими проблемами прекрасно научилась разбираться самостоятельно. Как бы ему ни хотелось услышать, что у неё всё в порядке, Дима не собирался потакать собственным капризам. Достаточно того, что мысли о свидании прочно улеглись в голове, не собираясь оттуда уходить. Пугающие своей настойчивостью и чем-то тёплым, что приносили с собой.

Сева подавил вздох – всё-таки это будет сложнее, чем казалось с самого начала. Что ж, у него всегда в запасе несколько планов, если первый начинает трещать по швам, пора прибегнуть ко второму.

Глава четвёртая

С вечера начал накрапывать дождь. Мелкий, затяжной, он оседал влажной пылью на коже, вызывая желание встряхнуться. Наташа брела домой, ноги едва отрывались от земли: сказывалось десятичасовое стояние над больным, чья операция поставила на уши половину отделения. Жизнь была спасена, завтра выходной, и, кроме мысли о сне, в голове не было ничего. Пусто. Не хотелось даже есть, только рухнуть на кровать и провалиться в сон. У входа в подъезд Наташа остановилась, пытаясь отыскать ключи. Как назло, они провалились в дыру в сумке, руки никак не доходили её зашить. Раздражаясь, она залезла в сумку по локоть, пытаясь выловить связку. Сырость постепенно проникала под одежду, ключи издевательски звенели, не даваясь в руки, и с каждой секундой Наташа всё больше зверела.

– Привет, – тихо прозвучало за спиной. Только-только подцепив ключи, Наташа резко выпрямилась, и те снова провалились в дыру.

– Твою мать! – вырвалось невольно.

– Ты так рада меня видеть? – иронично поинтересовался Дима.

– Простите, – угрюмо откликнулась Наташа, вновь погружая руку в сумку. – Ключи не могу достать.

– Помочь?

– Чем? Дыру прожечь? – обхватив ключи, Наташа наконец достала их и посмотрела на Диму. – А вы здесь откуда?

– Шёл мимо, увидел тебя. – Он пристально смотрел на неё: в свете уличного фонаря влажная кожа блестела. Взгляд мягко мазнул по лицу, задержавшись на слегка приоткрытых губах, и вернулся к глазам. – Всё в порядке?

– Почему вы спрашиваете? – как будто это кому-то интересно. Наташа вдруг захлестнула обида – с чего он вдруг решил проявить заботу? Чтобы потом снова исчезнуть?

– Ты вспылила на работе.

– Что вас удивляет? У меня хватает проблем, которые иногда вырываются наружу. Я не идеальна, знаете ли. И вообще, какое вам дело? – Не хотела, но упрёк всё же прозвучал. Сейчас он решит, что она обиделась, отчитает, сказав, что у него полно дел, кроме как выслушивать её. Но Дима промолчал. Как-то странно посмотрел на неё, будто хотел… извиниться?