Дом вверх дном

– Какие мысли? Какие чувства? – с тревогой воскликнула Светлана Владимировна.

– Нет- нет, ты ни о чем плохом не думай, – поспешно ответил Борис Иванович. Он понял, что сглупил и чуть не проговорился, – зачем сюда-то полез? – Я ведь так сказал, для примера. Пятьдесят лет для мужчины – это, как бы лучше объяснить, своего рода этап. Он считает, что молодости уже нет, скоро наступит старость, а ведь еще многое чего хочется.

– Не понимаю.

– Ну, – Борис Иванович чувствовал, что запутывается все сильнее. Это было совсем не свойственно ему и сильно раздражало. Но надо как-то выпутываться. – Психологи считают, что в таком переходном возрасте человека часто охватывает плохое настроение, и даже могут быть депрессивные состояния. Без видимой причины. Наука свидетельствует: депрессии возникают даже от недостатка солнечного света. – Тут Борис Иванович многозначительно поднял вверх указательный палец. – Представляешь, живет себе человек, а ему плохо оттого, что солнышка не хватает.

Светлана Владимировна вздохнула:

– Не хочешь ты говорить мне всей правды.

– Я перед тобой, как на духу, – пристав со стула, торжественно провозгласил Борис Иванович и, словно только что заметив, воскликнул: – Бог мой, милая Светик, какие у тебя изящные руки.

Наклонившись, Борис Иванович поднес ее ладонь тыльной стороной к губам и поцеловал.

– О чем это вы шепчетесь? – весело спросил вернувшийся Владимир Викторович. – Сейчас принесут именинный торт.

– Боря любуется моими руками, – усмехнулась Светлана Владимировна.– А еще советует ехать на юг, к солнышку. Чтобы не было депрессии.

– А почему бы и нет, – охотно подхватил ее муж. – Вот ослабнут железные тиски пандемии, и махнем мы в далекую экзотическую страну, где растут бананы и по деревьям прыгает много диких обезьян.

Борис Иванович, обрадованный тем, что скользкая тема прекратилась, с облегчением выдохнул и откинулся на спинку стула. Правда, его не покидала мысль, что Светлана Владимировна неспроста затеяла этот разговор.

Принесли великолепный торт. Восемнадцать свечей на нем были благополучно задуты, и после чаепития Борис Иванович предложил Марии покататься на новой машине.

– Но у меня нет прав, – сказала девушка. – Хотя водить я умею.

– Далеко мы забираться не будем, а гаишники здесь обычно не появляются.

– Мама, я поеду. Мне очень хочется.

Супруги остались вдвоем. Воцарилось неловкое молчание. Владимир Викторович налил из стоящего на столе самовара третью чашку чая и отрезал очередной кусок торта.

– Говорят, в моем возрасте вредно есть много сладкого. Но ведь хочется, – криво улыбаясь, произнес он. – Послушаешь нынешних телевизионных эскулапов, то найдешь у себя кучу болезней.

Светлана Владимировна бросила на него мимолетный взгляд. Уже не раз за последние месяцы она улавливала в интонациях его голоса нечто странное, а в глазах некую растерянность.

– Ты никогда ранее не жаловался на здоровье, – сухо заметила она, – хотя…

– Что хотя? – быстро спросил муж

– Ты всегда свои хотелки ставил выше всего.

Владимир Викторович на такое замечание обиженно засопел, потом долго и сосредоточенно пил чай.

– Что-то ты давно не играла на фортепьяно, – наконец вымолвил он. – Может, исполнишь что-нибудь в честь дня рождения дочки.

– Не хочется.

Светлана Владимировна сердито встала из-за стола и, громко звеня чашками и блюдцами, принялась убирать посуду.

4

Мария решила немного прогуляться. Выйдя со двора, она свернула налево и пошла по тротуару вдоль автомобильной дороги. Особняки и коттеджи, спрятавшиеся за высокими заборами, вытянулись один за другим, словно гвардейцы в парадном строю.

Вот уже больше недели, как Мария томилась в этой глуши. Теплый, солнечный весенний день совсем не радовал ее. Редкие прохожие не привлекали внимания. А тут еще обоняние медленно, с трудом восстанавливалось. Как будто от тебя отрезали часть мира. Или тебя отрезали от мира.

По телевизору смотреть нечего, сплошной негатив – сколько умерло за сутки, сколько заболело, как тяжело приходится больным, попавшим в больницу. И надоевшие до оскомины предупреждения и призывы – вакцинируйтесь, носите маски, соблюдайте режим, словно в жизни ничего другого не осталось, кроме как остерегаться, защищаться и думать про эту таинственную и проклятую заразу. А может, всё специально придумали, людей нарочно пугают.

Мария вздохнула. Переписываться с ровесниками по интернету тоже надоело. Хотелось живого общения. Вот с Сергеем что-то начало завязываться, но и он пропал. Правда, в присланной накануне записке он ссылался на какие-то важные и неотложные дела, о которых обещал рассказать, когда они встретятся.

Она с улыбкой вспомнила вчерашнюю автомобильную поездку с Борисом Ивановичем. Каким он был галантным! А его неожиданное признание, из-за которого она чуть не врезалась в дерево. Хорошо, что у скоростной машины были надежные тормоза, и она остановилась буквально в сантиметре от ствола могучей сосны. Оказывается, Борис Иванович давно ее любит и хочет, чтобы она стала его женой. Дядя Боря! Ах, дядя Боря! Тот самый, милый дядя Боря, который дарил ей куклы и преподнес большого плюшевого мишку, когда она была совсем малышкой. Любимый мишка до сих пор с ней, днем сидит на диване в ее комнате, а ночью спит вместе с ней.

Мария всегда с уважением относилась к Борису Ивановичу. А как быть теперь? Она – вероятная его жена? Такого Мария и представить не может. Смешно. Но вчера она растерялась, и ей было не до смеха. Она долго молчала, не зная, что ответить. Он тактично взял ее руку и поцеловал, совсем как джентльмен в кино, и сказал, что не торопит ее с ответом и готов немного подождать.

Да, сейчас на сердце неспокойно. Увы, дядя Боря отнесся к ней совсем по- взрослому, не как прежде. Эту перемену Марии нелегко принять. Она, конечно, уже взрослая, что она всегда стремилась доказать родителям. Но не до такой же степени. То есть, она еще не совсем ощущает себя по-настоящему взрослой. А от нее теперь требуют серьезного решения. Трудно, трудно. И какими глазами отныне смотреть на Бориса Ивановича, как говорить с ним?

В задумчивости Мария остановилась у края поселка

Маленький деревянный покосившийся домик с облупившейся голубой краской выглядел на фоне нарядной картины современного поселка анахронизмом. Заросший дворик за заборчиком из старого штакетника, серая завалинка для утепления, опоясавшая домик по периметру, маленькие окна с резными наличниками и нависшее над кровлей, словно выставленный кулачок, окно чердака в треугольном оформлении – неожиданная картинка, случайно попавшая сюда из далекой старинки, как ее остаток или, может, памятник. Своеобразный мостик к прошлому. Слева к стене примыкало деревянное крыльцо под навесом, который опирался на два фигурных столбика.

Но не особенности домика привлекли внимание Марии. На крыльце стояла женщина и, держась одной рукой за перила, задумчиво курила сигарету. Она показалась девушке знакомой, и как выяснилось спустя минуту, не случайно. Потому что на крыльце показался отец Марии. Девушка едва успела отпрянуть от забора и, прикрываясь кустами белой сирени, отбежала к старому дубу, чтобы спрятаться за его широкую спину.

Мужчина и женщина подошли к стоявшей возле домика автомашине и остановились. Мария напрягла слух, чтобы послушать, о чем они будут говорить. Но ничего не услыхала. Если бы девушка выглянула из-за дерева (а она боялась быть обнаруженной), то увидела бы, что Владимир Викторович молча открыл переднюю дверцу и, поддерживая за локоть, помог женщины сесть за руль. Ни слова не говоря и даже не кивнув ему головой, она завела мотор и с места лихо умчалась, обдав Владимира Викторовича облачком пыли. Как только женщина уехала, отец Марии вернулся в старый домик.

Девушка еще несколько минут постояла возле дуба, а потом осторожно продолжила прерванный путь. В ней вспыхнул целый букет разноплановых чувств, они, словно закипевшая вода в кастрюле, забурлили и требовали выплеска. Она узнала женщину – это была любовница отца, теперь она точно знает. Иначе, зачем женщина вместе с Владимиром Викторовичем оказались в пустом домике?

Мария все ускоряла шаг, потом почти побежала в сторону леса, который темнел в метрах двухстах. На опушке она упала в зеленевшую траву. Молодая листва над ней, пронзенная лучами солнца, весело трепетала. Мария присела, опершись обеими руками о землю, и просто заставила себя привести в порядок мысли. А что, собственно, произошло, она и раньше знала, что у отца есть любовница. Знала ли? Да, видела их вместе, но ни о чем таком даже не задумывалась.

Несколько месяцев назад Мария в хорошем настроении возвращалась из музыкального училища. Преподаватель по фортепиано хвалила ее и сказала, что она будет выступать на областном музыкальном конкурсе. Мария и сама знала, что играла замечательно. В тот раз всё так чудесно сошлось и сплелось. Чуткие и послушные пальцы рук передавали ее чувства клавишам фортепиано, а инструмент в свою очередь благодарно отвечал фонтаном глубоких и мелодичных звуков, окутывая девушку взрывом новых эмоций. Всё ладится, когда твой настрой, техника игры и атмосфера самой музыки сливаются в единое целое. Время при этом совсем исчезает и возникает ощущение невесомости и полета. Хотя после такой игры Мария чувствовала себя словно выжатый лимон, но это совсем неважно. Чувство полной удовлетворенности перевешивало всё.

Весело напевая, девушка перешла на другую сторону дороги и внезапно остановилась. Из ресторана, что был в нескольких шагах от нее, вышли отец и незнакомая женщина. Отец, очевидно, говорил что-то смешное, потому что женщина, запрокинув голову, весело смеялась. Она была брюнеткой с копной пышных волос и мягко, но цепко держала отца под руку. Мария моментально по-женски оценила ее внешность и особенно зеленые с искрой глаза. «Как у кошки», – подумала тогда она. Это то, что она успела отметить, так как в ту же минуту отец и женщина увидели ее. Отец как-то смущенно освободил свой левый локоть от руки женщины и, натужно улыбнувшись, спросил:

– Мария, что ты здесь делаешь?

И не ожидая ответа, тут же поспешно добавил:

– Мария, познакомься. Это моя главная помощница, можно сказать, правая рука, Лилия Николаевна. Она – главный бухгалтер, и мы здесь находимся по делам.

Странно, но Марию совсем не интересовало, чем тут занимались отец и Лилия Николаевна. Ее только слегка удивило, что отец, никогда не любивший рассказывать о своих делах, очень уж поспешно пытался объясниться. Приветливо улыбнувшись обоим и распрощавшись, Мария пошла прочь. Уже через пару минут, вернувшись к прежним приятным мыслям, она позабыла об этой встрече, и матери о ней не рассказывала.

И вот сегодня она снова увидела эту женщину, и вся картина, а точнее, ее изнанка, открылась перед ней во всей своей истинности и полноте. Потому, наверное, и затронула ее так сильно.

Боль, полоснувшая сердце острой бритвой, не отступала. По натуре Мария была максималисткой (если черное, то это черное, если белое, то – белое). К тому же, как большинство ее юных сверстников, она страдала комплексом повышенного самолюбия, высокими амбициями и чрезмерной эмоциональностью, поэтому просто не понимала, как в нынешней ситуации следует разумно повести себя.

Еще она интуитивно чувствовала, что эта нынешняя встреча обязательно нарушит равновесие, сложившееся в их семье. Баланс отношений, который зиждился на полной автономии каждого, когда никто без нужды не влезал в пространство другого, но каждый внутренне ощущал себя частью дружного семейства. У каждого были свои дела: отец занимался бизнесом, мать ставила спектакли в театральном институте, подросшая дочка занималась в музыкальном училище. Всё в этой семье было отлажено, хотя порой родители не видели друг друга по несколько дней. Отец рано утром уезжал по делам, а мать еще спала после вчерашнего спектакля, вечером отец возвращался домой, ужинал и ложился спать, а жены еще не было – у нее очередная репетиция, прогон, премьера, гастроли. Днем – два-три звонка: «Все в порядке?», ну и ладно. И такое положение как будто устраивало всех.

В растерянности Мария повела взглядом вокруг себя, и только тут заметила, насколько чудесна, как бы в диссонанс ее настроению, полянка, на которой она так неожиданно очутилась. Обоняние ее полностью еще не восстановилось, чудесные весенние запахи были ей почти недоступны. Но белые, желтые, нежно-фиолетовые крокусы сверкали под лучами солнца, словно звезды, опустившиеся с неба. Она невольно залюбовалась цветами. Между ними порхали первые веселые бабочки, ободренные весенним теплом, и одна из них села на красную кроссовку Марии. Девушка долго смотрели на нее, стараясь не шевелить ногой, и думала о том, как хорошо быть беззаботной бабочкой. Если бы она смогла ею стать, то выбирала только самые красивые цветы.

Глава 2

Как рай становится адом

1

Владимир Викторович стоял в сумраке старой кухни, низкий деревянный потолок которой нависал над ним так низко, что он опасался коснуться его головой и потому слегка сутулился. В дорогом костюме среди неуюта старенького пустого дома он выглядел странным манекеном, совершенно здесь излишним. Наконец-то он окончательно решил вопрос со своей любовницей. Однако не чувствовал при этом почти ничего, кроме щемящей пустоты

Он прошелся по кухне и подумал, что именно в этом доме, когда-то, очень давно, и совершенно в ином мире, он был абсолютно счастлив. Если, конечно такое состояние счастья вообще возможно. Более сорока лет назад в этом доме, чудом сохранившимся до наших времен, мальчик Володя прожил четыре года вместе с отцом и матерью. В домике, кроме кухни, были еще две комнаты, в одной проживала старушка-хозяйка, а другую снимал отец, обучавшийся в военно-воздушной академии, расположенной на соседней станции пригородного поезда. Позади дома находился сарай, в котором хранились дрова и уголь. Сарай давно развалился, а избушка еще стоит.

Потом Владимир Викторович снова стал думать о своей любовнице, но не в настоящем, а уже как бы в прошедшем времени, и она теперь представлялась ему как воплощение женского естества, чрезвычайно заманчивого, но очень летучего и неуловимого. А значит, ненадежного и обманчивого. Как он раньше этого не замечал? Хотя не в таком уж далеком прошлом ее близость неотвратимо действовала на него, сводила с ума. Ее глаза, то обнадеживали и предвосхищали необъятную вселенную, то суживались до кончика тончайшей стрелы, пронзавшей его насквозь. Жгучая боль и безграничное облако наслаждения – эта женщина была способна на все. Кроме одного, быть покорной. Но теперь он нашел в себе силы, чтобы покончить с ней. И очень доволен этому. Хотя нет, ему было все же жаль, что так получилось. То есть, одновременно он и радовался, и жалел. Бывает же такое!

Он переместился в комнату. Медленно обошел вдоль ее стен, всматриваясь в каждый сучок, в каждую трещинку и глубоко вдыхая в себя воздух. Да, это та самая комната, и она снова вернула его в далекое детство. Ему казалось, что он даже чувствует тот самый прежний запах, хотя ничего, кроме затхлости и пыли, комната не источала. И, наверное, воспоминания о том времени, о дошкольном детстве, которое представлялось теперь таким прекрасным и безоблачным, неосознанное желание вернуть его, заставили Владимира Викторовича купить в этой местности участок и построить загородный особняк.

Хотя детство было не таким уж безоблачным. Вот здесь, в углу, случилась беда, едва не стоившая ему жизни. Трехлетний карапуз, еще не совсем уверенно державшийся на ногах, споткнулся и упал животом на включенную для обогрева комнаты плитку, стоявшую на полу. Молодые, беззаботные родители находились тут же в комнате, о чем-то разговаривали, но ни один из них почему-то не подумал об опасности. Страшной боли Владимир Викторович, естественно, не помнил, но картина раскаленной до красноты плитки и топающего неуверенными ножками малыша перед тем, как упасть на нее, стоит до сих пор перед его глазами. Она гранитным резцом запечатлелась в мозгу. От ожога у него на левой стороне живота остался светлый шрам величиной с гривенник.

И опять возник образ женщины, перебив картину из детства. Полчаса назад она стояла в комнате и с легкой усмешкой слушала его голос, когда он, старавшийся быть спокойным, объявил о предстоящем разрыве. Она выслушала его, с безразличным видом пожала плечами и, ни слова не говоря, направилась к выходу. Он, приготовившийся к возможным сценам, разборкам и выяснению отношений, с некоторой растерянностью пошел за ней. Она умчалась на машине, оставив после себя облако дорожной пыли. Но он запомнил ее взгляд, полный внезапной ненависти и ее слова, брошенные напоследок: «Будьте вы прокляты!».

Вот у этой стены стояла его кроватка. А на стене висел тонюсенький коврик с жидкой бахромой по краям, изображавший лес и бегущих оленей. Животных было трое – впереди крупный олень с рогами, за ним – стройная олениха, а позади маленький олененок. Мальчик Володя, когда ложился спать, то отворачивался к стенке и долго рассматривал рисунок на ковре. Он хотел знать, куда бегут эти красивые звери? А еще ему всегда представлялось, что большой олень изображает его отца, олениха – его маму, а олененок – это он сам. Дружная, веселая семья. И он счастливо улыбался и засыпал.

Но, увы, потом «дружная» семья распалась. В жизни каждого человека есть ключевые события, которые накладывают на личность и его судьбу существенный или даже определяющий отпечаток. Одной из таких вех для подростка Володи оказался развод родителей, а также то, что предшествовало ему несколько месяцев. Скандалы, примирения, новые громкие и злые выяснения отношений. Жизнь напоминала опасный вулкан, который едва затихал, но потом извергался с новой силой, выплескивая потоки ядовитой лавы, отравлявшей все вокруг себя. Мальчик, не понимая причин случившегося, невыносимо страдал, в нем тоже все кипело и бушевало, и в один из вечеров, когда очередной скандал достиг высшего накала, он не выдержал и в сердцах заорал на отца, чтобы тот убирался и что он его ненавидит. Мать заплакала, отец от неожиданности опешил, а на другое утро собрал свои вещи и покинул семью. Володя потом несколько ночей не мог уснуть и весь в слезах клялся себе, что когда станет взрослым, то в своей семье никогда не допустит никаких скандалов. В ней будут царить только любовь, доверие, взаимное внимание и понимание.

Владимир Викторович выбрался на улицу. Надо же, дуб – свидетель его детства – сохранился. Не засох, не сгнил и зеленеет по-прежнему. Что для него сорок-пятьдесят лет? Это для человека – целая эпоха, включающая в себя детство, юность, зрелость и наступающую старость. Владимир Викторович с каким-то нежным чувством погладил ствол дерева. Шестилетним мальчишкой он забрался на него, да так высоко, что потом, глянув вниз, испугался и от страха заорал на всю деревню. Прибежала мама и, причитая, принялась бегать вокруг дерева. Потом она позвала хромого старика-соседа, и он, тыча клюшкой, сердито кричал, чтобы хулиган спускался. А хулиган крепко уцепился за ветки и кричал, всхлипывая, как резанный. Пока не пришел со службы отец, который достал из сарая лестницу, поднялся на дерево и аккуратно спустился вместе с сыном. Уже на земле хорошенько отшлепал непослушное чадо.

А вот и бывший пруд, в котором жарким летом любили купаться мальчишки. На его берегу росла береза, за толстый сук которой привязали веревку, так называемую «тарзанку», раскачивались и с визгом прыгали в воду. Пастух-подросток из местных почему-то симпатизировал Вовке и в знак особого расположения часто показывал ему «часики». Мальчишка нырял под воду, там стаскивал с себя трусы, и над поверхностью к всеобщему восторгу показывалась его голая белая попка. Сейчас пруд превратился в заросшее болото.

– Ах, Лилит, Лилит! Что ты сделала со мной? – горестно размышлял Владимир Викторович.

Когда началась пандемия, Владимир Викторович, несмотря на пугающую болезнь, был даже в какой-то степени ей рад. Ему нужно время, чтобы что-то решить и восстановить нарушенное душевное равновесие.

2

Несколько месяцев тому назад Борис Иванович предложил на должность главного бухгалтера опытного и проверенного, как он особо подчеркнул, специалиста. Потом в ресторане был юбилейный банкет, на котором новоиспеченная сотрудница показала себя, лихо станцевав «Калинку».

Она была в коротком, чуть выше колем, синем платье с белой двойной окантовкой на уровне талии и на воротнике вокруг шеи. Она попросила чуть отодвинуть столы, чтобы расчистить место для танца.

Раздалась музыка и, сложив руки на груди, женщина сделала первые плавные шаги. Остановилась, широко раздвинула руки в сторону, словно хотела объять весь мир, совершила один оборот вокруг себя, другой. И двинулась гордой поступью.

Музыка зазвучала быстрее, танцовщица на секунду замерла, обрамляя голову двумя согнутыми в локтях руками. Потом резко бросила их вниз, топнула стройной ножкой и сделала несколько кругов по площадке. Левую руку она держала на поясе, а правой изящно вращала ладонью над головой. И тут же переход в следующую фигуру: поставив руки на бедра, она попеременно выставляла вперед согнутые в коленях ножки. И наконец, кружась, снова стремительно понеслась по залу. Волосы ее развевались, а с лица не сходила улыбка радостного вдохновения. Быстрый ритм чередовался с медленными и плавными движениями, переходы были незаметными, ловко перетекающими из одного в другой, и приводили зрителей в восторг.

Когда она закончила танцевать, очарованные гости зааплодировали и радостно закричали «Браво».

Вот тогда она и обратила на себя особое внимание Владимира Викторовича, ценившего удаль и мастерство в любых проявлениях. Он подошел к ней и сделал комплимент, а потом спросил, как ее зовут.

– Если официально, то – Лилия Николаевна. А для близких и друзей я просто Лилит, – сказал она, блестя глазами.

– Можно я буду вашим близким другом?

Она удовлетворенно кивнула головой.

Ее место за столом неожиданно оказалось рядом с ним, и он вдохновленный присутствием красивой женщины и той заинтересованностью, с которой она его слушала, остроумно шутил, рассказывал забавные истории и говорил веселые тосты. Она охотно смеялась его остротам, то поднимая на него искрометные загадочные глаза, то скромно опуская их. Ах, эти красноречивые, полные тайны, взгляды женщины, желающей понравиться! Не явные, отнюдь не вызывающие, но такие многозначительные и обволакивающие. Любого мужчину сведут с ума.

Присутствующие заметили необычное поведение Владимира Викторовича, но ему было все равно. Он чувствовал себя непринужденно и свободно и с удовольствием ощущал, что перед ним, кажется, открываются перспективы заманчивого, романтического приключения. К тому же он не раз замечал поощрительную ухмылку друга – Бориса Ивановича.

По ходу вечера Борис Иванович подсел к ним, предложил тост за очаровательную Лилит, чем вызвал ее благодарную, хотя и несколько натянутую улыбку, и рассказал смешной анекдот.

– Встретились два знакомых, и один другому говорит: «Ты знаешь, мне кажется, что моя жена спит с садовником». – «Почему ты так думаешь?» – Прихожу вчера вечером домой и вижу в нашей постели букет роз». Тут его друг задумчиво произносит: «А ты знаешь, мне кажется, что моя жена спит с сапожником». – «С чего ты взял?» – «Понимаешь, прихожу вечером домой, а в нашей кровати лежит голый сапожник».

Борис Иванович тонко, одними губами, улыбнулся, а Владимир Викторович конфузливо посмотрел на Лилию Николаевну. Она в некотором смущении опустила глаза

И, как выяснилось впоследствии, – Лилия Николаевна оказалась изумительной любовницей, мечтой многих искушенных мужчин. Всепоглощающая страсть нахлынула на Владимира Викторовича стремительными цунами. Увы, когда мужчиной овладевает такая болезнь – все остальное по боку, разум бледнеет и отступает. Владимир Викторович окунулся в бешеные чувства, как в прорубь с головой, и окончательно ее потерял.

Три дня и три ночи, официально в командировке, а на самом деле в пансионате, затерявшемся в лесной глубинке Подмосковья, пролетели для Владимира Викторовича как один миг. Здесь в номере люкс он вместе с Лилией Николаевной провел чудесное время. По части любви эта женщина была неистощима и безрассудна. Она напоминала отнюдь не ужасную, а прекрасную Горгону-Медузу с многочисленными щупальцами, которые крепко сжимали не только его тело, но и порабощали душу. От взгляда ее зеленоватых глаз, в которых играли непонятные искорки, он трепетал и впадал в некий ступор. Страсть охватывала Владимира Викторовича по несколько раз за ночь, опустошала его до донышка, но тут, же наполняла вновь, заряжая новой силой. Трое суток напоминали сказочный сон. Любовники больше ни на что не хотели тратить драгоценное время, выходили из номера только для того, чтобы перекусить в ресторане, и быстро возвращались в номер, желая снова остаться вдвоем.