Продажное королевство

– А я бы хотел пару купальных костюмов с отделкой из соболя, – хмыкнул Джеспер. – Но мы не всегда получаем желаемое.

Между бровями шуханца пролегла складка. Видимо, сказанное вышло за пределы его понимания керчийского.

– Я бы хотел отправиться в Равку, – увереннее повторил он. Суровый взгляд черных глаз Каза остановился на Кювее. Тот нервно замялся. – Почему он так на меня смотрит?

– Каз спрашивает себя, стоит ли ему оставлять тебя в живых, – ответил Джеспер. – Это ужасно действует на нервы. Я бы рекомендовал поделать дыхательные упражнения. Или выпить успокоительного.

– Джеспер, прекрати, – попытался урезонить его Уайлен.

– Вам обоим нужно расслабиться, – стрелок похлопал Кювея по руке. – Мы не позволим ему закопать тебя в землю.

Бреккер поднял бровь.

– Давай не будем пока раскидываться обещаниями.

– Да ладно тебе, Каз! Мы же преодолели все эти трудности, спасли Кювея, не ради того, чтобы отдать его на корм червякам.

– Почему ты хочешь в Равку? – поинтересовалась Нина, не скрывая своей радости.

– Мы об этом не договаривались, – угрюмо произнес Матиас. Он не хотел спорить на эту тему, особенно с Ниной. Они планировали отпустить Кювея жить свободной жизнью в Новом Земе, а не вручать его величайшему врагу Фьерды.

Девушка пожала плечами:

– Может, нам стоит переосмыслить наш выбор.

Кювей медленно, тщательно подбирая слова, сказал:

– Там безопаснее. Для гришей и для меня. Я не хочу прятаться. Я хочу учиться. – Шуханец положил руку на блокнот на столе. – Записи моего отца могут помочь найти… – он запнулся и обменялся парой слов с Ниной. – Антидот для парема.

Нина хлопнула в ладоши и засияла.

Джеспер поудобнее устроился на стуле.

– По-моему, Нина сейчас запоет от радости.

Антидот. Вот почему Кювей постоянно что-то записывал в свой блокнот? Перспектива чего-то, что могло нейтрализовать действие парема, была привлекательной, но, однако, Матиас не мог не насторожиться.

– Передать такие знания в руки одной страны… – начал он.

Но Кювей перебил его:

– Мой отец принес этот наркотик в мир. Я знаю, что его сделают снова, даже без моей помощи.

– Хочешь сказать, что загадку парема сможет разгадать кто-то еще? – спросил дрюскель. Неужели нет надежды, что эту мерзость можно истребить?

– Такова судьба многих научных открытий, – кивнул Уайлен. – Как только люди узнают о новых возможностях, изыскания в этой области резко увеличиваются. Остановить это – все равно что пытаться загнать рой шершней обратно в гнездо.

– Ты действительно считаешь, что сможешь создать антидот? – спросила Нина.

– Не знаю. Мой отец был фабрикатором. Я же просто инферн.

– Ты наш химик, Уайлен, – обратилась к нему девушка с надеждой в голосе. – Что скажешь?

Тот пожал плечами.

– Может быть. Не у всех ядов есть противоядие.

Джеспер фыркнул.

– Вот поэтому мы зовем его Уайлен Ван Солнышко.

– В Равке живут самые талантливые фабрикаторы, – заметил Кювей. – Они смогут помочь.

Нина энергично кивнула.

– Это правда. Женя Сафина разбирается в ядах, как никто другой, а Давид Костюк разработал новое оружие для короля Николая, – она покосилась на Матиаса. – И не только оружие! Еще много хороших вещей. Очень мирных вещей.

Фьерданец покачал головой.

– Это не то решение, которое можно принимать с лету.

Кювей упрямо сжал челюсть.

– Я хочу отправиться в Равку.

– Видишь? – сказала Нина.

– Нет, не вижу. Мы не можем просто взять и вручить такой трофей Равке.

– Он человек, а не трофей, и он хочет уплыть в Равку.

– А мы все можем делать, что захотим? – спросил Джеспер. – А то я тут список приготовил.

Последовала долгая напряженная пауза, после которой Каз разгладил складочку на своих брюках и произнес:

– Нина, милая, сможешь перевести мои слова Кювею? Хочу убедиться, что мы понимаем друг друга.

– Каз… – предупреждающе начала она.

Бреккер подался вперед и опустил руки на колени – эдакий добрый старший брат, дающий дружеский совет младшенькому.

– Я считаю, что тебе нужно осознать, насколько изменилась твоя ситуация. Ван Эк знает, что первым делом ты побежишь в Равку искать убежища, так что любой корабль, направляющийся в те края, будет обыскиваться вдоль и поперек. Единственные портные, которые достаточно могущественны, чтобы изменить твою внешность, тоже в Равке. Если только Нина не захочет принять еще одну дозу парема.

Матиас зарычал.

– Что маловероятно, – признал Каз. – И, полагаю, ты не хочешь, чтобы я отправил тебя обратно во Фьерду или Шухан?

Было ясно, что не хочет, потому что, когда Нина закончила переводить, Кювей воскликнул:

– Нет!

– Тогда выбор у тебя такой: Новый Зем или Южные Колонии, но в Колониях керчийцев куда меньше. А еще погода лучше, если ты неравнодушен к подобным вещам. Ты как украденная картина, Кювей. Слишком известная, чтобы продавать в открытую на рынке, и слишком ценная, чтобы прятать в закромах. Ты для меня бесполезен.

– Я не стану это переводить, – отрезала Нина.

– Тогда переведи следующее: моя единственная забота – не позволить, чтобы он попал в руки Яну Ван Эку, а если вы хотите, чтобы я начал обдумывать более конкретные варианты, то пуля в лоб обойдется гораздо дешевле, чем билет на корабль в Южные Колонии.

Нина все же перевела его слова, хоть и с запинками.

Кювей ответил на шуханском. Девушка помедлила.

– Он говорит, что ты безжалостный.

– Я прагматичный. Будь я безжалостным, сейчас бы вы слушали надгробную речь, а не этот разговор. Итак, Кювей, ты поплывешь в Южные Колонии, а когда шум уляжется, сможешь отправиться хоть в Равку, хоть к бабушке Матиаса, куда угодно – мне плевать.

– Не втягивай в это мою бабушку, – проворчал дрюскель.

Нина перевела слова Каза, и наконец Кювей неохотно кивнул. Несмотря на то что Матиас добился желаемого, уныние на лице Нины вызвало у него ноющее чувство в груди.

Каз глянул на часы.

– Что ж, раз мы все уладили, перейдем к главному. Все знают, каковы их обязанности. Много чего может пойти не так в промежуток между сегодняшней и завтрашней ночью, так что давайте обсудим план, а затем обсудим его еще раз. У нас есть только один шанс.

– Ван Эк расставит людей по периметру. Инеж будет под усиленной охраной, – заметил Матиас.

– Верно. У него больше пушек, больше людей и больше ресурсов. У нас же, в свою очередь, есть только эффект неожиданности, и мы не потратим его впустую.

Снаружи донесся тихий скрежет. Все мгновенно вскочили на ноги и приготовились к бою, даже Кювей.

Через секунду в гробнице показались Ротти и Шпект.

Матиас шумно выдохнул и положил ружье на место, которое всегда держал на расстоянии вытянутой руки.

– Зачем пришли? – спросил Каз.

– Шуханцы остановились в своем посольстве, – сказал Шпект. – Все в Крышке только об этом и говорят.

– Сколько?

– Плюс-минус сорок, – ответил Ротти, стряхивая грязь с обуви. – Вооруженные до зубов, но пока действуют в рамках дипломатических правил. Никто точно не знает, чего они хотят.

– Мы знаем, – ухмыльнулся Джеспер.

– Я не осмелился приближаться слишком близко к Клепке, – сказал Ротти, – но Пер Хаскель на взводе и не скрывает этого. В твое отсутствие у старика накопилось много работы. Теперь пошли слухи, что ты вернулся в город и устроил стычку с купцом. О, а еще пару дней назад в одной из гаваней произошло какое-то нападение. Кучу матросов перебили, контору начальника порта превратили в груду щепок, но никто не знает подробностей.

Матиас увидел, как помрачнело лицо Каза. Ему нужно было больше сведений. Матиас знал, что у демжина имеются и другие причины спасать Инеж, но факт остается фактом: без нее их способность собирать сведения была серьезно подорвана.

– Хорошо, – кивнул Каз. – Но никто не связывает нас с налетом на Ледовый Двор или с паремом?

– Такого я не слышал, – ответил Ротти.

– Не-а, – покачал головой Шпект.

Уайлен выглядел удивленным.

– Это значит, что Пекка Роллинс сохранил все в секрете.

– Дай ему время. Он знает, что мы где-то прячем Кювея. Нам не удастся вечно водить его за нос с помощью уловки в виде письма в Равку.

Джеспер беспокойно постукивал пальцами по ногам.

– А кто-нибудь из вас заметил, что все в этом городе ищут, ненавидят или хотят нас убить?

– Ну и? – спросил Каз.

– Раньше была только половина, а не все.

Джеспер мог шутить, сколько влезет, но Матиаса больше интересовало, понимал ли кто-нибудь из них на самом деле, какие силы им противостоят? Фьерда, Шухан, Новый Зем, Каэлия, Керчия. Это им не какие-то конкурирующие банды или сердитые партнеры по бизнесу. Это целые государства, полные решимости защитить свой народ и обеспечить его будущее.

– Есть еще кое-что, – сказал Шпект. – Матиас, ты покойник.

– Прошу прощения? – его керчийский был довольно хорош, но, возможно, остались пробелы?

– Тебя прибили в госпитале Хеллгейта.

В комнате наступила гробовая тишина. Джеспер тяжело осел в кресло.

– Маззен мертв?

– Маззен? – Матиасу это имя ничего не говорило.

– Он занял твое место в Хеллгейте, чтобы ты мог плыть с нами в Ледовый Двор.

Матиасу вспомнилась битва с волками, и Нина, стоящая в его камере, и как они бежали из тюрьмы. Нина покрыла одного из Отбросов язвами и вызвала у него лихорадку, чтобы его поместили в карантин и не подпускали к другим обитателям тюрьмы. Маззен. Матиас не должен был забывать о нем.

– Вы вроде говорили, что у вас есть свои люди в изоляторе, – сказала Нина.

– Да, люди, которые должны были поддерживать его в состоянии болезни, а не обеспечивать безопасность, – лицо Каза помрачнело. – Это заказное убийство.

– Фьерданцы, – прошептала девушка.

Матиас сложил руки на груди.

– Невозможно.

– Почему? Мы знаем, что дрюскели тут. Если они отправились на твои поиски в город и устроили бучу в Штадхолле, им наверняка рассказали, что ты в Хеллгейте.

– Нет, – покачал головой Матиас. – Они бы не прибегли к подобной тактике. Нанимать убийцу? Прикончить больного в его же постели? – Но, даже произнося эти слова, Матиас начал в них сомневаться. Ярл Брум и его приспешники творили дела и похуже без малейших угрызений совести.

– Крупные, светловолосые и слепые, – прокомментировал Джеспер. – Таковы наши фьерданцы.

«Он умер из-за меня, – подумал Матиас. – А я даже не запомнил его имя».

– У Маззена была семья? – наконец спросил он.

– Только Отбросы.

– Ни траура, – пробормотала Нина.

– Ни похорон, – тихо закончил дрюскель.

– Ну как тебе быть мертвым? – спросил Джеспер. Радостный блеск исчез из его глаз.

У Матиаса не было ответа. Нож, погубивший Маззена, был предназначен для него, и фьерданцы, вполне возможно, несли ответственность за это. Дрюскели. Его братья. Они хотели, чтобы он умер бесчестно, убитый на лазаретной койке. Смерть, достойная предателя. Смерть, которую он заслужил. Теперь Матиас был перед Маззеном в кровном долгу, но как он сможет когда-либо расплатиться с ним?

– Что сделают с его телом?

– Наверное, его уже обратили в пепел на Барже Жнеца, – ответил Каз.

– Это еще не все, – встрял Ротти. – Кое-кто ворошит наш муравейник в поисках Джеспера.

– Его кредиторам придется подождать, – категорично заявил Каз, а Джеспер скривился.

– Нет, – Ротти покачал головой. – В университет пришел человек. Джеспер, он заявляет, что он твой отец.

4. Инеж

Инеж лежала на животе с вытянутыми руками, извиваясь в темноте, как червь. Несмотря на то что она морила себя голодом, вентиляционное отверстие все еще было узковато. Она не видела, куда ползла, но упорно продолжала двигаться вперед, подтягиваясь на кончиках пальцев.

Девушка очнулась через какое-то время после произошедшего на Вельгелюке, не имея ни малейшего представления, где она и как долго пролежала без сознания. Помнила лишь то, как неслась камнем вниз с огромной высоты, когда один из шквальных Ван Эка уронил ее, и тут же была подхвачена вторым: стальные руки обхватывают ее талию, ветер бьет в лицо, вокруг одно лишь серое небо, а в голове взрываются вспышки боли. Следующее, что она помнила, – это как она проснулась в кромешной темноте с раскалывающейся головой. Ее руки и ноги были связаны, и она чувствовала тугую повязку на глазах. На какую-то секунду Инеж снова стала испуганной и одинокой четырнадцатилетней девочкой, которую бросили в трюм судна работорговцев. Она заставила себя дышать спокойно. Где бы девушка ни находилась, она не ощущала мерного покачивания на волнах и не слышала скрипа парусов. Она была на твердой земле.

Куда Ван Эк мог привезти ее? Возможно, на склад или в чей-то дом. Быть может, она даже не в Керчии. Но все это не имело значения. Она – Инеж Гафа и не станет дрожать, как кролик в ловушке. «Где бы я ни была, мне просто нужно выбраться».

Она терлась лицом об стену, пока не стянула повязку. В комнате была непроглядная темень, и в тишине слышалось только ее учащенное от вновь начавшейся паники дыхание. Она подавила приступ паники его и взяла дыхание под контроль – вдох через нос, выдох через рот. Ее мысли обернулись молитвами к собравшимся вокруг нее святым. Девушка представила, как они осматривают веревки на ее запястьях, вдыхают жизнь в ее руки. Она не пыталась убедить себя, что не боится. Давным-давно, после неудачного падения, ее отец объяснил, что только дураки считают себя бесстрашными. «Мы встречаемся со страхом лицом к лицу, – сказал он. – Мы приветствуем неожиданного гостя и внимательно слушаем, что он хочет нам поведать. Когда приходит страх, что-то должно произойти».

Инеж намеревалась сделать так, чтобы что-то произошло. Она решила не обращать внимание на боль в голове и начала медленно передвигаться по комнате, пытаясь оценить ее размеры. Затем воспользовалась стеной, чтобы подняться на ноги, и ощупала ее, ерзая и подпрыгивая, чтобы найти двери или окна. Услышав приближающиеся шаги, девушка рухнула на пол, но у нее не хватило времени, чтобы вернуть повязку обратно на глаза. С тех пор охранники завязывали ее еще туже. Но все это было не важно, потому что Инеж нашла вентиляционное отверстие. Единственное, что ей требовалось, – это освободиться от веревок. Каз справился бы с этой задачей в темноте и, вероятно, под водой.

Тщательно осмотреть помещение, где ее держали, удавалось, только когда приносили еду, освещая комнату лампой. Инеж слышала, как ключи поворачивались в череде замков, как распахивалась дверь, слышала звук, с которым поднос ставили на стол. Через минуту повязку осторожно снимали с ее лица – Бажан никогда не бывал с ней груб или резок. Это не в его характере. По правде говоря, девушка подозревала, что ухоженные руки музыканта вообще не способны на такое.

Естественно, на подносе никогда не лежали столовые приборы. Ван Эку хватало ума не доверить ей даже ложку, но Инеж пользовалась любой возможностью, чтобы изучить каждый миллиметр пустой комнаты, выискивая признаки, которые помогли бы ей определить ее местоположение и спланировать побег. Разгуляться было негде – бетонный пол, совершенно пустой, не считая кучи одеял, в которые она заворачивалась по ночам, стены с пустыми полками, выстроенными в ряд, а также стул и стол, за которым она ела. Окон не было, а единственным намеком на то, что они все еще находились неподалеку от Кеттердама, был влажный привкус соли в воздухе.

Бажан развязывал ей руки, а затем снова связывал их спереди, чтобы она могла есть, но как только Инеж обнаружила вентиляционное отверстие, она сократила прием пищи и ела ровно столько, сколько было нужно, чтобы поддерживать в себе силы. Однако когда Бажан и стражники принесли сегодня поднос, ее живот громко заурчал от запаха сосисок и овсянки. У Инеж кружилась голова от голода, и пытаясь сесть, она задела поднос, разбив при этом белую керамическую чашку и миску. Ужин шмякнулся на пол дымящейся массой, состоящей из аппетитной каши и осколков разбитой посуды, а девушка неуклюже приземлилась рядом с ней, едва не испачкав лицо в овсянке.

Бажан покачал копной темных шелковистых волос:

– Ты слабая, потому что мало ешь. Господин Ван Эк приказал мне насильно кормить тебя, если это будет необходимо.

– Что ж, попробуй, – процедила Инеж, подняв на него взгляд с пола и оскалив зубы. – Трудно будет учить игре на фортепьяно без парочки пальцев.

Но Бажан лишь рассмеялся, сверкая белоснежными зубами. Вместе с одним из стражников он помог ей сесть обратно на стул и послал еще за одним подносом.

Ван Эк не прогадал с выбором ее тюремщика. Бажан был сулийцем, немногим старше Инеж, с густыми смольными волосами, вьющимися у шеи, и блестящими агатовыми глазами, обрамленными такими длинными ресницами, что ими можно было отмахиваться от мух. Он сказал, что Ван Эк нанял его учителем музыки, и Инеж удивилась, как торговец решился привести в дом такого парня, когда его собственная жена была почти вдвое моложе него. Либо Ван Эк слишком самоуверен, либо очень глуп. «Он обманул Каза, – напомнила себе девушка. – Так что скорее глуп».

Когда один из стражников убрал еду с пола (Бажан не мог опуститься до такой работы) и ей принесли новый ужин, парень прислонился к стене и начал наблюдать, как она ест. Инеж зачерпнула пальцами горсть каши и осторожно проглотила несколько комочков.

– Ты должна есть больше, – распекал ее Бажан. – И если станешь более сговорчивой и ответишь на его вопросы, то увидишь, что Ван Эк вполне разумный человек.

– Разумный лжец, мошенник и похититель, – ответила она и тут же обругала себя за это.

Бажан не скрывал своей радости. Каждый прием пищи проходил в одном и том же духе: Инеж размазывала еду по тарелке, а он болтал, вставляя в разговор многозначительные вопросы о Казе и Отбросах. Каждый раз, когда у него получалось добиться от нее ответа, он считал это победой. К сожалению, чем меньше она ела, тем больше слабела, и тем сложнее было держать язык за зубами.

– Учитывая то, с какой компанией ты водишься, я бы сказал, что ложь и обман господина Ван Эка говорят в его пользу.

– Шеврати, – отчетливо произнесла девушка. «Невежда». Она не раз называла так Каза. Ей вспомнилось, как Джеспер поигрывал своими револьверами, как Нина выжимала из человека жизнь щелчком пальцев, как Бреккер взламывал замки в своих черных перчатках. Воры. Бандиты. Убийцы. И любой из них был лучше, чем тысяча Ван Эков.

«Тогда где же они?» Этот вопрос разрывал спешно наложенный шов внутри нее. Где Каз? Она не хотела много думать на эту тему. Каз был хорошо известен своей практичностью. Зачем ему возвращаться за ней, когда он мог уйти от Ван Эка с самым ценным заложником в мире?

Бажан скривил нос.

– Давай не будем общаться на сулийском. Я от этого становлюсь сентиментальным.

На нем были шелковые штаны, сужающиеся книзу, и элегантный сюртук. К лацкану была прикреплена золотая лира, увенчанная лавровыми листьями и маленьким рубином, знак, который указывал и на род его деятельности, и на дом, которому он служил.

Инеж знала, что не стоит продолжать разговор, но она все еще охотилась за секретами.

– Игре на каком инструменте ты обучаешь? Арфе? Фортепьяно?

– А также флейте и еще ставлю дамам голос.

– И как же поет Элис Ван Эк?

Бажан лениво улыбнулся.

– Очаровательно, когда делает это под моим чутким руководством. Я могу научить тебя издавать всевозможные приятные звуки.

Инеж закатила глаза. Он ничем не отличался от мальчишек, с которыми она выросла – голова, полная опилок, и рот, из которого так и сыплются любезности.

– Я связана и морально готовлюсь к пыткам или еще чему похуже. Ты действительно решил пофлиртовать со мной?

Бажан цокнул.

– Господин Ван Эк и твой господин Бреккер заключат соглашение. Ван Эк – бизнесмен. Насколько я понял, он просто защищает свои интересы. Не могу представить, чтобы он прибегнул к пыткам.

– Был бы ты связан и с повязкой на глазах каждую ночь, твое воображение работало бы лучше.

И если бы Бажан хоть немного знал Каза, то не был бы так уверен в обмене пленниками.

В долгие часы, когда она оставалась в одиночестве, Инеж пыталась отдохнуть и продумать план побега, но ее мысли неминуемо возвращались к Казу и остальным. Ван Эк хотел обменять ее на Кювея Юл-Бо, шуханского паренька, которого они похитили из самой неприступной крепости в мире. Он был единственным человеком, у которого оставались шансы воссоздать изобретение своего отца – наркотик, известный как юрда-парем. Плата за его выкуп подарила бы Казу все, о чем он когда-либо мечтал – деньги и престиж. В них он нуждался, чтобы занять достойное место среди боссов Бочки и чтобы отомстить Пекке Роллинсу за смерть брата. Факты выстраивались один за другим и складывались в армию сомнений, противостоящих надежде, которую Инеж пыталась укрепить внутри себя.

Выбор Каза был очевиден: нужно продать Кювея, получить деньги и найти себе нового паука, который ползал бы по стенам Бочки и крал для него секреты. Разве она сама не говорила ему, что хочет покинуть Кеттердам, как только им заплатят? «Останься со мной». Были ли эти слова сказаны всерьез? Насколько ценной была ее жизнь в сравнении с наградой за Кювея? Нина ни за что бы не позволила Казу бросить ее. Она боролась бы изо всех сил, чтобы освободить Инеж, даже находясь в железной хватке парема. Матиас поддержал бы ее, так как обладал огромным сердцем, полным чести. А Джеспер… ну, Джеспер никогда бы не пожелал Инеж зла, но деньги ему необходимы, если он не хочет, чтобы отец потерял единственное средство к существованию. Он сделает все, что в его силах, но это не означает, что его силы будут направлены на ее спасение. Кроме того, кто из них без поддержки Каза способен противостоять безжалостности и возможностям Ван Эка? «Я, – сказала себе Инеж. – Может, я и не обладаю коварством Каза, но я – опасная девушка».

Ван Эк ежедневно подсылал к ней Бажана, и все это время тот был исключительно любезным и дружелюбным, даже когда пытался выудить из нее информацию о местоположении укрытий Каза. Она подозревала, что Ван Эк не являлся к ней лично, потому что знал, что Бреккер будет внимательно следить за его передвижениями. Или же он полагал, что с сулийцем она будет более покладистой, чем с лукавым купцом. Но сегодня что-то изменилось.

Обычно Бажан уходил, когда Инеж давала ясно понять, что больше есть не будет, – прощальная улыбка, легкий поклон, и он отчаливал, покончив со своими обязанностями до следующего утра. Но в этот вечер он задержался.

Вместо того чтобы уйти, когда она оттолкнула связанными руками тарелку с едой, он спросил:

– Когда ты в последний раз видела свою семью?

Новый подход.

– Ван Эк предложил тебе награду, если ты сможешь выудить из меня информацию?

– Это обычное любопытство.

– А я – обычная пленница. Тебе угрожали расправой?

Бажан покосился на стражников и тихо ответил:

– Ван Эк мог бы вернуть тебя семье. Он выплатит твой долг Перу Хаскелю. Это вполне ему по средствам.

– Это твоя идея или твоего господина?

– Какая разница? – спросил Бажан. В его голосе слышалась нервозность, которая насторожила Инеж. «Когда приходит страх, что-то должно произойти». Но боялся ли он Ван Эка, или же беспокоился о ее благополучии? – Ты сможешь уйти от Отбросов, Пера Хаскеля и этого мерзавца Каза свободной и с чистой совестью. Ван Эк обеспечит тебя транспортом в Равку и даст деньги на путешествие.

Предложение или угроза? Мог ли Ван Эк разыскать ее родителей? Сулийцев было непросто выследить, и они опасались чужаков, задающих вопросы. Но что, если Ван Эк послал своих людей к ним с новостью о потерявшейся девушке? Девушке, которая исчезла одним прохладным утром, так, словно сам прилив достиг ее берегов, чтобы утащить с собой?

– Что Ван Эку известно о моей семье? – спросила Инеж с нарастающей злостью.

– Он знает, что ты далеко от дома. И знает условия твоей сделки со «Зверинцем».

– Тогда он знает, что я была рабыней. Он собирается арестовать Танте Хелен?

– Я… не думаю…

– Конечно же нет. Ван Эку плевать, что меня купили и продали, как рулон хлопковой ткани. Он просто пытается найти рычаг давления.

Но следующий вопрос Бажана застал Инеж врасплох:

– Твоя мама готовила хлеб на чугунной сковородке?

Девушка нахмурилась.

– Конечно. – Это была основная еда сулийцев. Инеж могла приготовить его даже во сне.

– С розмарином?

– С укропом, когда он был.

Она знала, на что рассчитывал Бажан, пытаясь навеять ей воспоминания о доме. Но Инеж была так голодна, а воспоминание – таким сильным, что ее живот все равно заурчал. Она представила, как ее мама уменьшает огонь, а затем переворачивает хлеб быстрыми движениями пальцев, и как над углями поднимается запах свежей выпечки.