Литературное наследие. Книга 4

Литературное наследие. Книга 4

Игорь Назаров

© Игорь Назаров, 2023

ISBN 978-5-0059-6095-5 (т. 4)

ISBN 978-5-0059-5069-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Литературное наследие Книга 4

Моя начальная школа в Заводоуспенке, здесь учился с 1959 года по 1963 год.

Путь к самому себе

Эссе

Семья есть родовой очаг всех народностей, главная нравственная опора всей нашей жизни Автор

За окном стужа, трещит мороз, стёкла окон покрылись замысловатыми узорами изморози. В натопленных комнатах просторного деревянного дома далёкого Зауралья, в предновогоднее время, особенно уютно и излишне сытно. Малая занятость по хозяйству в зимнее время года, позволяла хозяйкам домов в зауральских деревеньках, по чаще стоять у русской печки, колдуя с удовольствием за приготовление множества еды для своих любимых домочадцев. Выпекалось множество пирожков с разной начинкой – с мясом, картошкой, капустой, грибами, рисом и яичком. Из сдобы мы очень любили шанежки с вареньем – черничным, клубничным, малиновым, крыжовниковым или просто румяные сметанники. По выходным дням мама пекла большие семейные пироги с мясом и картошкой. От выпечки всех сортов по комнатам дома разносился ароматный запах, всегда вызывающий ненасытный аппетит. К вечеру собирались за уральскими пельмешками, которые лепили накануне всей семьёй. Заготавливали пельмени впрок, по целому эмалированному ведру, чтобы потом, в любое время, когда маме захочется их сварить, они были под рукой. Часто в зимние сумерки, к нам приходили, скоротать время соседи или зайдет какой-нибудь дорогой гость, то мама не заботилась, чем угостить добрых людей – в сенях стояли заготовленные замороженные пельмени. В холодном амбаре стояли бочки с солениями – капустой, огурцами, помидорами, солёным салом. Вареная картошка в мундирах, всегда стояла в чугунках на кухне. Такой не хитрый провиант, с добавкой из солений, в наших деревенских домах, всегда спасал от нахлынувшего желания перекусить в любо время суток. К нам любила вечерами приходить соседка по Октябрьской улице тётя Нюся Флорова, мастерица ткацкого станка, по изготовлению половиков из кручёных цветных тряпочек. Мама заготовит тряпичных клубков на два-три холщёвых мешка, на санках с ней отвезём к тёте Нюсе, через месяц – два получаем готовые красивые полосатые, очень тёплые половички. Ими покрывали полы возле кроватей, диванов, в коридорах. Утром встаёшь с постели босыми ногами на тёплый половичок, пройдёшь к печи, где ночью сушились валенки, оденешь их тёплыми, просушенными, ногам становится приятно до умиления.

Атмосфера сказочного домашнего уюта и покоя прожитых лет в большой, дружной семье, живёт во мне с особой благодарностью и любовью к родителям, отдавших всех себя, поднимая семерых детей. Пока мы там жили, каждый год, в двадцатых числах декабря на пороге дома председателя местного колхоза «Заря Октября», Валентины Андреевны, она невестка мамы, жена моего старшего брата Германа, мы жили по соседству, на одном общем дворе, появлялся дедушка Печорин, конюх этого колхоза, а зачастую и извозчик председателя. Мы, дети двух семей, хоть и маленькие ещё, но догадываемся, что значит приезд доброго, улыбчивого дедушки Фёдора, всегда приезжающего в гости с гостинцами. Отец двух уже в возрасте сыновей, он сохранил любовное отношение к другим детям, с кем ему доводилось общаться, а нам он казался родным. Бабушка Анна Петровна, мама Валентины Андреевны, после ласкового приветствия дедушки Фёдора Васильевича, до начала всех разговоров, угостит старичка кружкой бражки, разговор становится оживлённым и задушевным. Через проём кухонных дверей, с коридора, мы с племянником Серёжей и, племянницей Таней наблюдали такую радостную встречу, всегда желанного дедушки Печорина.

К обеду приходили Герман с Валентиной Андреевной и, начинался разговор взрослых про подготовку к новогоднему празднику. Мы старались себя не показывать, тихо сидели в дальней комнате дома. Кое-что невольно улавливали из их разговора. Фёдор Васильевич сообщал – в каком ближнем хвойном лесу он ещё летом, во время хождения по грибы, заприметил красивую тёмно-зелёную ёлочку с плотными, нераскрытыми шишками. Повзрослев, мы узнали, что такие ели растут в лощине, ближе к болотистой местности. После установки дома они радуют своей красотой до наступления Крещения Господня, иголки почти не осыпаются. Вырубкой и доставкой ели на лошадке по кличке «Серко», занимался наш милый дедушка. Но в какой именно вечер он её привезёт, мы детишки не знали и не догадывались, это всегда готовилось взрослыми в тайне.

Насмотревшись радостной встречи хозяев дома с Фёдором Васильевичем во время затянувшегося обеда, мы втроём – Серёжа, Таня и я уходили кататься на деревянных санках с горки на берегу Заводоуспенского пруда, у дома Фроловых. Это было излюбленное место наших зимних катаний всей округи. Мне помнится – в такой день всегда светило солнышко, оно ослабляло мороз и, мы могли остаток дня проводить на улице, резвясь на катушке. Внутренней командой идти домой нам служили идущие с пруда рыбаки, когда начинало смеркаться, а солнышко уходило за горизонт. Наша общая уличная горка была предметом моей особой заботы и любви к ней – наши дома, Назаровых, находились ближе всех к пруду. Я взял на себя обязанность заделывать пробоины в трассе спуска с горки. Такое периодически случалось и, если их вовремя не заделать, они увеличивались, а их острые края могли нас поранить при быстром скольжении на фанерках. Каждый год горка оживала на постоянном местечке. Детвора со всей Октябрьской улицы, с наступлением морозов в конце ноября месяца, обустраивали снежный спуск на пологой части берега пруда, чтобы можно было катиться на санках или фанерках, как можно дальше после разгона с горки. Обустройство такого спуска требовало особых навыков в «строительстве». На первом этапе «строительства» брали продолговатую тонкую фанерку, на неё усаживали крупного мальчика, спиной к загнутому кверху концу фанеры и катали по рыхлому снегу, уплотняя его по предполагаемой трассе спуска с горки. После этого выжидали неделю, пока на морозе снег трассы затвердеет до прекращения провалов, когда на неё наступаешь ногами в валенках. И самое трудное, ближе к вечеру, уже при луне, когда меньше скопления посторонних – людей и собачек, начинаем ковшами поливать холодной водой из проруби поверхность наста, не допуская раковин в снегу трассы. Эту операцию проделывали старшие ребята, школьники, мы же, мелюзга, крутились возле них. Пролив водой два-три раза снег трассы, она покрывается крепким ледком, пригодным для массового катания с любимой горки. В середине января, когда жители нашей Октябрьской улицы, выносили свои отслужившие новогодние ёлочки, мы их собирали и, ими украшали обочины снежной трассы горки. На некоторых ёлочках оставались бумажные украшения – серпантин, бусы или обрывки дождя. Наша горка приобретала второе новогоднее дыхание. Катание на ней при лунном сиянии, всех приводило в единый восторг продолжения зимней новогодней сказки. Голубые тени от елочек ложились на искристый снег обочин ледовой дорожки. Наша трасса стала смотреться как зимняя еловая аллея в лунном сиянии. Всё пространство большого Заводоуспенского пруда освещённого лунным светом озарилось бликами отражённых голубых искр от снежинок и осколков льда лунок и прорубей, сделанных рыбаками днём. По берегам пруда стоит заиндевевший лес, в серебряном убранстве и залитый лунным светом! По лыжне от полосы соснового бора зоны отдыха Шувалово бежит ветеран лыжного спорта, кандидат в мастера лыжного спорта, Рудик Русских и, с ним еще несколько преданных учеников. Мы его хорошо знали и любили, как доброго, чуткого к детям тренера, молодого человека. Вся эта зимняя живая картина была доступна взгляду человека с вершины берега пруда, откуда начиналась наша рукотворная горка. К нам подходили соседи нашей Октябрьской улицы, подбадривали нас не замерзать, а сами между собой делились красотой увиденной дали пруда, блистающего лунными искрами от снежинок зимнего покрывала. Лунное серебро наступающей морозной ночи завораживало, притягивало к себе и не отпускало.

Обессиленные, измотанные беготнёй снизу горки наверх для скатывания, к полуночи возвращались домой. Порой силёнок хватало, чтобы только раздеться и лечь в кроватку, ужин оставленный мамой на кухне оставался не тронутым. Проведённый день и лунный вечер на катании с любимой горки делали нас, детей далёкой зауральской деревни Заводоуспенское, совершенно счастливыми!

За два года перед школой, то есть с пяти до семи лет, в зимнее время года, я пропадал на нашей катушке, был главным её ремонтником и охранителем. Меня гнала туда нечистая сила в любую погоду, останавливал только сильный мороз, когда школьники освобождались от занятий и когда крутила февральская вьюга, заживо заволакивая снегом. Все остальные дни были настоящим зимним праздником детства!

Ближе к вечеру, дядя Лука, конюх местного лесничества, конюшня которого располагалась в середине нашей Октябрьской улицы, по нечётной стороне, приводил под уздцы на водопой, по две лошадки к проруби в пруду. Лошадки, от которых шёл пар в морозную погоду, долго пили студёную воду. Мы прекращали всякое движение, крики и, стояли завороженные красотой разномастных лошадок. Пока красавицы напивались водицы, дядя Лука подходил к нам поговорить о наших стараниях поддержания порядка вокруг горки, хвалил наши труды. Случались дни, когда дядя Лука при возвращении на лошадке по кличке «Воронок», запряжённом в большие розвальни, из конторы лесничества с улицы Лесной, на конюшенный хозяйственный двор, усаживал всю нашу весёлую компанию у горки и, прокатывал через соседние улицы Насонова, Комсомольскую, Октябрьскую. Мы въезжали на хозяйственный двор без остановок, с голосами радости и благодарности дяде Луке. Обычно, в это вечернее время, здесь уже находился начальник лесничества, Смердин Николай Александрович, он проживал с женой на втором этаже конюшенной конторы. Услышав наши громкие детские голоса, в этот раз, вышел на открытую террасу второго этажа, пожурил нас за устроенный шум, а потом пригласил на новогодний утренник в клубе лесничества по улице Лесной. Оба участники Войны, фронтовики они видели страдания и гибель детей в той жестокой войне, поэтому с таким вниманием и добротой относились к детишкам их окружающих, а мы «октябрята», детвора с Октябрьской улицы, встречались с ними почти каждый день. Они хорошо знали – в каких семьях мы живём, наш материальный достаток, наши беды и радости. Повзрослев, приезжая домой на побывку издалека, при встрече на улицах Заводоуспенки, они обязательно остановят, расспросят о делах, пожелают удачи. Дядя Лука, при встрече со мной в тёплое время года, в конце разговора всегда подшучивал надо мной: – «Ну, что Игорь, катушку пойдём поливать?!». Взаимно выразив приветливые улыбки, с добрым чувством расходились до следующей встречи. Приятное лицо и всю сущность этого необыкновенно доброго человека я помню до сегодняшнего дня, как будь – то расстался с ним вчера.

Между тем, на следующий день, после обсуждения новогодних приготовлений в доме Валентины Андреевны, дедушка Печорин на своём любимом коне «Серко», тронулся на розвальнях в сторону деревни Калачики, что находится в десяти километрах на Юг, от Заводоуспенки. В той стороне, в смешанном лесу, он присмотрел осенней грибной порой елочку к новогоднему празднику. Глубокий снег затруднял передвижение по лесной дороге – в этом направлении нет автомобильного движения, дорога зимой не прочищалась трактором. К обеду добрался до заветного поворота к опушке поляны, где растёт красавица леса. Высокая, около трёх метров, украшенная множеством шишек, приковала взгляд Фёдора Васильевича – становилось жалко нарушать покой красавицы. Он присел на облучок саней, не торопясь, выкурил свою любимую махровую «казу». Вообще дымил он частенько, Анна Петровна постоянно его «пилила», что не бережёт своё здоровье.

И так каждый год, в такую пору, он через неимоверную жалость к лесу, добывал детворе главное новогоднее украшение. Случилось, что в этот раз вдруг набежали серые облака, почувствовалась перемена погоды, ожидалось, что вот – вот пойдёт снег. Фёдор Васильевич поспешал – расчистил снег у комля ели, аккуратно спилил ствол и уложил красавицу на розвальни. Обратный путь предстоял трудным – под тяжестью ели сани глубже увязают в снегу, а тут ещё добавился новый снежок. За санями пришлось идти пешком, чтобы контролировать движение саней и не дать скатится ели на дорогу, иначе поломаются мёрзлые ветви, она потеряет свою первозданную красоту. Когда человеку уже за семьдесят лет, всякая физическая работа быстро его утомляет. Теперь, с возрастом, когда сам стал приближаться к годам Фёдора Васильевича, понимаю, каких трудов и усилий ему стоили далёкие поездки за лесными красавицами. Я отчётливо помню свои детские годы от пяти и старшие годы. Из души льётся выражение запоздалой благодарности к нашему всеобщему любимому старичку!

В этот вечер мы с детьми не дождались возвращения новогоднего каравана с ёлкой. Про себя решили – дедушка живёт на улице Красная Горка, это как раз при въезде в Заводоуспенку со стороны деревни Калачики и, раз он припозднился, то сразу заехал домой для ночлега. С этими предположениями мы блаженно заснули в ночь с тридцатого на тридцать первое декабря 1959 года. В запоздалый утренний сон меня будит мама и говорит:

– Игорь, прибегала Таня и сообщила, что ёлка у них уже стоит в большой комнате, сходи, посмотри. Во дворе стоит лошадка дедушки Фёдора, жуёт сено, одевайся, сходи, а потом будем завтракать.

Я быстро оделся и помчался в дом Германа. На улице сыпал снежок большими снежинками при полном безветрии. Наш любимый коник «Серко» стоял засыпанным снегом и с хрустом пережёвывал сено из охапки, поднесённой ему конюхом. На розвальнях лежали еловые ветки с шишечками, присыпанные снежным пухом. Такие веточки дедушка раздавал всем желающим, кто дома не ставили ёлок. Заботливый ко всем, он в такие дни просто молодел, общаясь с людьми, делая им приятные лесные подарки!

На шум обмётывания моих валенок от снега, на крыльцо вышла Анна Петровна:

– А, Игорёшка, ты уже проснулся, ну проходи, посмотри, какую красавицу нам привёз в этот раз Фёдор Васильевич, заходи, заходи!

Скинув валенки и пальтишко у порога, влетаю в зал, через промежуточную комнату. На фоне освещенных окон утренними лучами солнца, стоит наряженная ёлочка, блистая отражённым светом игрушек, гирлянд, разноцветным дождём. От ёлки исходит аромат хвои, смолы, шишек. Таня и Серёжа, уже в который раз, обходят кругом царицу леса. Присоединяюсь к ним, бойко обсуждаем увиденные новые ёлочные украшения, коих не было в прошлом году. Висят и конфетки на веточках. Но нет, знаем, что трогать нельзя, до завтрашнего утренника, когда придёт много соседских ребятишек и состоится новогоднее чудо представления праздника.

Радостный от увиденного, бегу домой, наспех завтракаю, хватаю деревянные санки и, лечу на свою любимую катушку. Кругом лежит пух выпавшего ночного и утреннего снега. Скольжу вниз с горы. От потока воздуха при движении санок и, меня, лежащего на них, подымается снежное облако, обдавая лицо прохладой снежной пыли. Она тает на лице, вызывая приятную теплоту, согревая всего меня. В предчувствии большого праздника завтра, радость жизни бьёт через край. Последний день уходящего года проходит в эйфории упоения красотой уральской зимы, возможностью иметь занятия по душе, свободой их выбора, это и делает детство радостным, памятным, дорогим на всю оставшуюся жизнь!

От счастливо прожитой жизни в родительском доме, прошло шестьдесят лет. Ощущение того времени как будь – то наяву, не проходит у меня с годами. Настоящее требует постоянного переосмысления пережитого для поступательного движения вперёд, к лучшему завтра. Это элементарная диалектика, выработанная многими поколениями ушедших веков, мы бессильны изменить ход истории, её законы, правящие Миром, а пора детства остаётся в нашей памяти навсегда, до окончания нашего земного пути!

© Copyright: Игорь Сибиряк, 2017

Свидетельство о публикации №217122001131

Вид на Заводоуспенский пруд в час полного штиля. Вдалеке виден Заборский лес.

Край ты мой, родимый край

Очерк о природе

Главная ценность в жизни – сама жизнь.

Я исполнил наконец старое обещание, данное самому себе: прошел от истоков до устья по речке Усманке, на которой я вырастал В. Песков

Так сложилось в моей жизни, что довелось жить в разных краях нашей поистине необъятной Родины. Родился в Тюмени, в 1952 году, а детство и юность провёл в составе нашей большой и дружной семьи, в рабочем посёлке Заводоуспенское, Тугулымского района, Свердловской области. Это крайний юго-восток области, граничащий с Тюменской областью. Географически местность вписывается в Западно-Сибирскую низменность, или восточные отроги среднего Урала. В то время здесь успешно работала Успенская бумажная фабрика, имеющая союзное значение для всего СССР, производящая микронной толщины конденсаторную бумагу Конд-1 и Конд-2, для электротехнической индустрии. Сюда отца перевели на должность главного бухгалтера фабрики. Так наша семья из города Тюмени перебралась в красивейшую природную местность, окружающую компактный посёлок Заводоуспенское, расположенный на берегу старинного рукотворного пруда, образованного в низине, при слиянии двух впадающих в него рек – Айба и Катырла.

История освоения этих мест началась в конце 18-го века. Сюда прибыл уральский горнозаводчик Михаил Походяшин с сыновьями и, в 1768 году основал здесь первое поселение Земляное, открыл Успенский винокуренный завод, по тем временам весьма прибыльное производство зелья для пьющей матушки России. Впоследствии населил эту местность дешёвой рабочей силой каторжанами. Каторга просуществовала здесь до августа 1864 года. Вольное поселение каторжан и определило состав местного населения. Рачительное использование хозяевами завода на протяжении столетия, огромных пространств смешанного леса, с преобладанием хвойных пород, донесло и до нас красоту здешних мест. С детства мы проводили лето на побережье пруда – ловили с мостков рыбу, приносили домой, а иногда собирались группой, уходили в лес варить уху, строили шалаш из хвойных веток для сокрытия от палящего дневного солнца, отдыхали в его тени после вкусного обеда. Находиться в таком шалашике было истинным удовольствием – аромат хвои в тени создавал особую атмосферу лесного уюта, созданного своими детскими ручонками! Каждый выезд на рыбалку в долблёнке превращался в праздник. Ловля с лодки, имеет большие возможности для удачного лова, чем с мостков, возле берега. Словишь малька на удочку, насадишь на крючок деревянной баклашки, на повадке и, сидишь в батике, ждёшь клёва щуки или крупного окуня. И вот баклашка перевернулась, пошла косяком от лодки, леска натянута – значит, попалась крупная рыба. Когда я первый раз поймал, таким образом, щуку на два килограмма, с трудом подтянул её к лодке и перетащил через борт внутрь – как она начала играть и трепыхаться, оскалив свою страшную зубастую пасть, я испугался и, стал кричать на берег, что мне с ней делать? В это время по берегу шёл друг моего брата, Валентин Погодаев, он мне кричит:

– Ломай ей хребет возле головы!

Я снял с себя рубашку, ухватился за голову щуки и хребет возле головы, сломал через весло, лежащее вдоль батика, упиравшегося одним концом на днище батика, а другим на скамейку моего сидения. Щука в раз перестала трепыхаться. Она отжила свой век. Я возвращался к берегу и мостику Октябрьской улицы, как малолетний герой с просторов нашего большого пруда. Это настолько отложилось в моей детской памяти, что картина того дня и часа ужения в окунёвнике, напротив береговой зоны отдыха Шувалово, до сегодняшнего дня встаёт передо мной, как явь вчерашнего дня.

Не зря Фёдор Михайлоич Достоевский писал: «Если в минуту трагедии человек вспоминает своё светлое детство, значит, он обязательно найдёт спасение в своём настоящем».

Я благодарен судьбе, что у меня было такое счастливое детство, в далёкой и красивой Сибири! Она меня поддерживает в минуты уныния или неудавшегося творческого порыва! Я всё преодолею, любя свой край и свою Родину, далёкую и близкую!

© Copyright: Игорь Сибиряк, 2017

Свидетельство о публикации №217121501976

К. Г. Паустовский

Душа Мещёры

К 125-летию со дня рождения К. Г. Паустовского

Эссе

Мещерский край, лесной прекрасный край к северу от Рязани. Этот край является, пожалуй, наилучшим выражением русской природы с ее перелесками, лесными дорогами, поемными приокскими лугами, озерами, с ее широкими закатами, дымом костров, речными зарослями и печальным блеском звезд над спящими деревушками.

К. Г. Паустовский

Среди множества произведений Константина Георгиевича, посвящённых описанию природы средней полосы европейской части России, выделяется завораживающим описанием повесть, «Мещёрская сторона». Незаметная на первый взгляд, скрытая и целомудренная красота среднерусской природы раскрылась Паустовскому по мере вживания в эти места.

На обрывке географической карты России, в треугольнике Москва-Рязань-Владимир, севернее глубокой излучины среднего течения Оки, Паустовский обнаружил низменный и лесной край, прорезанный лентами речушек с вкрапленными голубыми чашами многочисленных лесных и пойменных озёр. Край со сказочным названием «Мещёра».

Писателя удивило, что в каких-то двухстах километрах от Москвы существует заповедная, неизвестная ему сторона-загадка. Страсть писателя, путешественника и рыболова-любителя привела его сюда в конце лета 1930 года. В повести «Мещёрская сторона» К.Г Паустовский описал свой первый приезд: «Впервые я попал в Мещёрский край с севера, из Владимира. За Гусем-Хрустальным, на тихой станции Тума, я пересел на поезд узкоколейки… Запах дикой гвоздики, нагретый солнцем, наполнял вагоны». Так началось знакомство Паустовского с этим удивительным краем. Попав в Мещёру однажды, Константин Георгиевич с удивительным постоянством возвращался сюда на протяжении более двух десятилетий.

В предвоенном десятилетии (1930—1940) Паустовский активно осваивает этот край. Не одну сотню километров проехал и прошагал писатель по Мещёрской земле. И чем ближе он знакомился с ней и пристальней её изучал, тем более притягательной, родной и близкой становилась для него сторона «во глубине России».

Ему постепенно раскрылась красота «обычной земли» – края Мещёрских лесов и обширных болотных топей-мшар, края загадочных и глухих озер, заросших речных стариц и проток, просторов заливных лугов, цветущих буйных трав и ароматного свежего воздуха. Земля, на которой жили и живут трудолюбивые и талантливые люди. Он навсегда всей душой глубоко и бескорыстно полюбил этот маленький скромный уголок русской земли, который, по собственному его признанию, впоследствии стал для него «второй родиной».

Долгая жизнь Паустовского в Мещёре была связана с посёлком Солотча, расположенным к северу от Рязани, на южной окраине мещёрского лесного массива. Живописные окрестности Солотчи совершенно пленили писателя. Здесь он нашёл для себя всё, что необходимо для работы, отдыха и раздумий. Сосновый бор подступает прямо к посёлку. Рядом речка Солотча, старица Оки, озёрца, манящая даль заливных лугов. Свежий воздух настоян на крепких ароматах сосновой хвои. Тишина. Простота и неторопливая размеренность сельского быта…

В свои приезды в Солотчу он жил в домике у местной «вековушки» и портнихи Марии Михайловны Костиной. А с осени 1932 года К. Г. Паустовский нашёл приют по соседству, в доме известного русского художника-гравёра прошлого века И. П. Пожалостина (1837—1910).

В Солотче Паустовский не только отдыхал, рыбачил, путешествовал, но и главное – много и напряжённо работал. Здесь писателем были написаны: «Судьба Шарля Лонсевиля», главы из «Северной повести» и «Колхиды», «Исаак Левитан», пьеса «Поручик Лермонтов», рассказ «Дождливый рассвет», очерк «Онежский завод». Главной темой творчества в эти годы становится рязанская Мещёра, её уникальная природа и люди.

В 1935—1 937 годах Паустовский написал здесь рассказы «Акварельные краски», «Жёлтый свет» и цикл рассказов, собранных в книге «Летние дни»: «Барсучий нос», «Кот-ворюга», «Золотой линь», «Последний чёрт», «Резиновая лодка» и «Заячьи лапы». Книга написана просто, увлекательно, задушевно с большой любовью к людям, животным и природе этого края, с интересом, обострённым чувством увлечения читается.