Корректор. Книга четвертая. Река меж зеленых холмов

– Я не обладаю серьезным влиянием на момбацу саму Тимашару. Мое влияние вообще не распространяется за рамки поместья. Я всего лишь управляющая и один из историков, чьи знания, в общем-то, никому и не нужны. Боюсь, я не смогу поколебать чашу весов в твою пользу, госпожа Яна, даже если очень захочу. Ну, в общем-то, и неважно.

Она выключила лампу, вытащила пластину из держателя и отнесла ее в сейф. Яна отвернулась к стене и поежилась. Внезапно ей стало гадко и противно, словно она испачкалась в какой-то отвратительной вонючей слизи. Я не имею права быть добренькой, твердо сказала она себе. Не имею права. У нас не так много козырей, чтобы разбрасываться ими налево и направо, и каждая козырная карта у нас на счету, пусть даже самая мелкая…

Нет, я так не могу. В конце концов, кому, кроме историков, нужно знание миллионы лет как мертвого алфавита? Никакой это не козырь.

«Семен, контакт. Яна в Канале. На пять секунд можешь отвлечься?»

«Семен в канале. Хоть на шесть. Хм?»

«Рис, помнишь, ты в свое время оставлял информационные закладки для своих последователей – бумага, закатанная в стекло?»

«Было дело. Где-то всплыли?»

«Да. Несколько листов обнаружилось в библиотеке поместья, где я сейчас нахожусь. Ты в них писал что-то, что не стоит знать людям?»

«М-м-м… нет, кажется. Набор знаний уровня средней-старшей школы по нынешним меркам. Физика, химия, астрономия, алгебра, геометрия, немного биологии. Если и забыл про какие-то тайны, два с лишним столетия спустя они уже не актуальны».

«То есть если я научу их читать фонетический алфавит Демиургов, ничего страшного не случится?»

«Да нет, наверное. Насколько я в курсе, помимо меня его никто не использовал. Пусть себе развлекаются. Только обставь покрасивее, пойдет нам лишним плюсиком во взаимоотношениях».

«Поняла. Спасибо. Отбой».

«Отбой».

– Госпожа Тойлала, я передумала, – сказала Яна. – Я научу тебя читать. Все-таки не сейчас. Нам потребуется пара часов, чтобы ты смогла записать все в удобной для тебя манере, а госпожа Тимашара вот-вот появится.

Тарсачка на мгновение замерла, затем осторожно закрыла дверь сейфа.

– Спасибо, госпожа Яна, – произнесла она, не поворачиваясь. – Я никогда не смогу отплатить тебе той же монетой, но я у тебя в долгу.

Браслет у нее на руке издал едва слышный писк.

– Меня вызывают, – немного резче, чем следовало, сказала управляющая. – Вероятно, вертолет приближается. Похоже, госпожа Яна, сегодня тебе не удастся отдохнуть в библиотеке.

– Тогда, наверное, нам следует вернуться на улицу и стащить Каси с лошади, – облегченно улыбнулась Яна, направляясь к выходу из библиотеки. – Если удастся, конечно. Похоже, они с Ликой действительно в одной луже плавают. Придется нам дома конюшню строить, если так дело и дальше пойдет.

– Как ты сказала, госпожа? – переспросила управляющая, отключая свет и с усилием закрывая за собой массивную дверь. – «В одной луже плавают»?

– Да. Ну, у нас так говорят, когда у людей одинаковые интересы или взгляды на жизнь.

– Понятно. У нас бы сказали «жеребята от одной кобылы». В Катонии так часто идут дожди?

– Да, особенно зимой. На севере так даже и снег зимой лежит. Пойдем быстрее, госпожа, а то и в самом деле встретим госпожу Тимашару в неподобающем виде.

Все-таки они не успели. Канса, сидящая в седле, и Палек, держащий лошадь в поводу, оказались на противоположной от Яны стороне плаца, на который, громко урча, опускался восьмиместный гражданский вертолет. Пассажирские дверцы распахнулись сразу, как только колеса машины коснулись земли, и из них, склоняясь под воздушными вихрями, начали выпрыгивать люди в камуфляжных комбинезонах. Тимашару Яна узнала сразу – высокая черноволосая густобровая женщина лет пятидесяти на вид (в действительности, как следовало из досье Семена, пятидесяти одного года), плотно сбитая, но движущаяся легко и непринужденно, со своеобразной грацией. В прошлую встречу в Чумче с непривычки она показалась Яне темнолицей и темнокожей, но сейчас ее кожа казалась гораздо светлее, типичного для тарсаков оливкового оттенка. Ее спутницы, из которых четверо явно казались охранниками, тут же непринужденно распределились так, что и Яна, и Канса с Палеком оказались на расстоянии легкого движения руки от автоматной очереди. В оружии Яна все еще не ориентировалась, хотя энциклопедия по первому же запросу вываливала на нее ворох сведений о чем угодно, но выглядели их автоматики изящно и смертоносно. Особенно с учетом скорости стрельбы в триста выстрелов в минуту и емкости магазина в пятьдесят патронов. Пожалуй, от такого потока пуль в упор она со своими старыми способностями девианта закрыться не сумела бы.

Ну, а что все четверо оказались сильными девиантами, следовало ожидать. В Чумче, похоже, присутствовали трое охранниц из четырех. Жаль, тогда она не умела снимать эн-сигнатуры…

Впрочем, сейчас стволы смотрели в асфальт, и Яна в сопровождении Тойлалы двинулась навстречу новоприбывшим. За вертолетом Палек бросил поводья конюху, снял Кансу с лошади, и они неторопливо пошли к машине.

– Момбацу сама Тимашара ах-Тамилла, Старшая мать Северных колен, – не доходя до остановившейся Тимашары трех шагов, Яна остановилась и низко поклонилась. – Чистой тебе воды! Да не испытаешь ты жажды в своих странствиях. Я – Яна Мураций, а они, – она кивнула в сторону Палека и Яны, – мой брат Палек Мураций и его жена Канса Марацука. Благодарю, что сочла возможным встретиться с нами здесь и сейчас.

– В прошлый раз, в Чумче, госпожа Яна, – прищурилась Тимашара, – ты вела себя куда более непринужденно. Так, как ты сейчас, ко мне обычно обращаются только на очень официальных приемах. Сегодня сойдет и просто «сама Тимашара». Приветствую вас, две великолепные дамы и один блистательный господин. Я вижу, госпожа Канса, что ты понемногу осваиваешь наши пути? Ты очень неплохо держишься в седле для начинающей.

– Когда-то я занималась акробатикой, госпожа Тимашара, – покраснев, прошептала Канса.

– А господин Палек продемонстрировал такое знание теории коневодства, что наши конюхи его теперь уважают не меньше меня, – слегка улыбнулась Тойлала, отвешивая Палеку легкий поклон.

– Еще бы! – согласился тот. – Я же лучший лошадник на планете! С тринадцати лет на ипподромах за кониками навоз убираю. Меня однажды чуть было жокеем на скачках не выпустили, только я по весу не прошел. Всего-то на пятнадцать кило лимит превысил, а как арбитр уперся! Я ему гово…

– Лика! – Яна метнула на него огненный взгляд. – О своих разговорах с арбитром расскажешь, когда о делах закончим. При условии, что сама Тимашара не прикажет тебе слишком длинный язык отрезать. Сама Тимашара, прошу его простить. В нашей стране мужчины, к сожалению, пользуются слишком большой свободой. Ваши обычаи мне куда больше нравятся, только Лика от них почему-то не в восторге. Когда я ему объясняю, что последнее слово в споре всегда за женщиной, он упорно не верит.

– Ага, потому что любая реплика мужчины считается началом нового спора, – пробурчал Палек. – А дальше смотри предыдущий пункт.

– Возможно, нам следует продолжить дискуссию об отношениях мужчин и женщин в более подобающих условиях, – проговорила Тойлала, и Яна проглотила очередную реплику. Не следует переигрывать и изображать из себя совсем уж несмышленых подростков. – Прошу пройти в дом, гостиная ждет вас. Там куда прохладнее, чем на солнцепеке, и напитки с закусками уже приготовлены.

– Замечательная мысль, Тойлала, – согласилась Старшая мать. – Госпожа Яна, госпожа Канса, господин Палек, прошу воспользоваться нашим гостеприимством.

Она вежливо повела рукой в сторону дома и споро зашагала в его сторону. Яна, переглянувшись с Палеком и Кансой, последовала за ней.

В небольшой уютной комнате на первом этаже, выходившей окнами на противоположную от двора сторону дома, в настоящий зеленый садик, Тимашара опустилась в мягкое кресло возле окна, и жестом пригласила гостей садиться. Поймав ее взгляд, Тойлала низко поклонилась и вышла, прикрыв за собой дверь. Две охранницы остались за порогом, но две пристроились в углах комнаты, где замерли словно статуи. Заметив настороженность, с которой Канса посмотрела на них, Старшая Мать слегка улыбнулась.

– Они мои Тени, госпожа Канса, – сообщила она. – Избранные телохранители, которые никогда меня не покидают. Я доверяю им как самой себе, и нет ничего, что могла бы услышать я, но не могли бы они. Усомниться в них означает нанести оскорбление и мне – хотя я уверена, что вы и в мыслях такого не держите.

Она наклонилась вперед и взяла со стола хрустальный запотевший бокал с водой, покрытый изнутри мелкими пузырьками газа.

– Надеюсь, на сей раз Грашград понравился вам больше, чем при первом посещении. По крайней мере, сейчас вам не нужно оглядываться по сторонам, опасаясь слежки, – она слегка отпила из бокала. – Легко ли ваше путешествие?

– Спасибо, сама Тимашара, мы в полном восторге, – вежливо ответила Яна. – Город очень красив, особенно в его исторической части. И у нас хороший гид.

– Вот как? – подняла бровь тарсачка. – Он вам нравится? И менять его вы не намерены?

– Нормальный парень, – Палек устроился на диване поудобнее, вытянув длинные ноги. – Стучит, конечно, Глазам о каждом нашем шаге, но тут уж ничего не поделаешь – работа такая. Госпожа Тимашара, а правда, что среди столичных сотрудников ГВС по крайней мере половина, включая Первую Смотрящую, выходцы из Северных колен?

– Насчет Первой Смотрящей все верно, – тарсачка опять отхлебнула из бокала, – а вот насчет остального не скажу. Я не так часто появляюсь в столице, да и с Глазами не связана. Скажите, как вы устроились? Хороша ли у вас гостиница?

– Сама Тимашара, – тихо спросила Яна, наклоняясь вперед, – тебе очень плохо?

Тарсачка вздрогнула всем телом и несколько капель воды упали на ее пятнистую куртку.

– Прости, госпожа Яна, я не понимаю, – вежливо улыбнулась она. – Со мной все в порядке…

– Не надо обманывать, госпожа Тимашара. Я же эмпат. Или ваши Знающие не в курсе? Я чувствую эмоции. Я чувствую, что происходит у тебя внутри.

– Вот как? – голос Тимашары стал ледяным. – И что же?

– Госпожа Тимашара, – Яна поднялась и склонилась в низком поклоне, сложив руки перед грудью и глядя в пол, – я должна принести тебе самые нижайшие извинения, на которые только способна. Я страшно виновата перед тобой. Тогда, в Чумче, ты позволила нам продолжить свой путь не по своему выбору. Это я заставила тебя принять нужное нам решение. Я умею напрямую влиять на эмоции людей, одни усиливать, другие – ослаблять. Я вызвала в тебе иррациональное сочувствие к нам – сочувствие, которое никогда бы не пришло к тебе само по себе. Я виновата, момбацу сама Тимашара. Очень виновата. Я поступила неэтично, и меня не оправдывают даже обстоятельства. Я не рассчитываю, что ты сможешь когда-нибудь простить меня.

Она замолчала не распрямляясь и все так же глядя в пол.

– Напрямую влиять на эмоции… – медленно проговорила Старшая Мать. – Я знаю, что такое эмпатия. Я слышала о синомэ, чувствующих эмоции окружающих. Никогда не видела, но слышала. Госпожа Яна, пожалуйста, сядь. Мне неудобно разговаривать с тобой в такой позе.

Яна с готовностью опустилась обратно в кресло, но взгляд не подняла.

– Значит, ты повлияла на мои чувства, госпожа Яна?

– Да, момбацу сама Тимашара. Я заставила тебя пропустить нас. Эмоциональный резонанс, который ты испытываешь с тех пор, прямое следствие моего поступка. Внезапные приступы страха, неуверенности, ощущения затаившегося врага, да? Или беспричинные приступы веселья и эйфории? Теряешь в себе уверенность, перестаешь понимать где друзья, а где враги? Момбацу сама Тимашара, я виновата. Но я знаю, как помочь тебе. Я могу вмешаться еще раз. Остановить разрушающий резонанс и ликвидировать его раз и навсегда. Но мне нужно твое разрешение. – Яна вскинула глаза. – Ты позволишь мне помочь тебе, сама Тимашара?

– Почему ты спрашиваешь? В Чумче ты просто сделала, что хотела.

– В Чумче, сама Тимашара, у меня просто не оставалось выбора. Нам пришлось бы убить вас всех, чтобы прорваться дальше. Я… я не могла такого допустить.

– Убить? – бровь тарсачки удивленно поползла вверх. – Госпожа Яна, прости меня, но у вас не было ни одного шанса убить хоть кого-то.

– Нет, сама Тимашара. Это у тебя и твоих людей в драке почти не имелось шансов выжить, несмотря даже на то, что среди твоих людей присутствовали сильные девианты наподобие госпожи Кампахи. У меня в числе прочего есть способность оглушить человека ментальным ударом. Вы не смогли бы сопротивляться…. и мы не могли допустить преследования. Сама Тимашара, я очень сожалею о том, что мне пришлось с тобой сделать. Я никогда не вмешиваюсь глубоко без согласия человека. Успокоить ребенка, умерить сильные эмоции, подбодрить – кратковременные эффекты не выше первого уровня. Я впервые использовала свои способности во зло – для меньшего зла, чтобы избежать большего. Я очень надеюсь, что мне больше никогда не придется встать перед таким выбором. Но сейчас я прошу тебя – позволь мне вмешаться еще раз, чтобы ликвидировать причиненный тебе ущерб. Ты мне разрешишь?

Яна умоляюще посмотрела в глаза Тимашаре, и та задумчиво сощурилась, раздумывая.

– Твоя искренность, если ты действительно искренна, госпожа Яна, делает тебе честь, – наконец ответила она. – Однако я не могу ответить на твой вопрос. Я просто не понимаю, о чем речь и чем мне грозит твое вмешательство. Я действительно в последнее время чувствовала себя… странно. Если в том твоя вина и если ты берешься ее исправить, наверное, я должна согласиться. Операция безопасна?

– Любое прямое вмешательство в психику небезопасно, госпожа Тимашара. Но я уверена, что сейчас риск минимален.

– Тогда действуй. Что от меня требуется?

– Ничего, госпожа Тимашара. Просто расслабься.

Одна из охранниц у стены предостерегающе шевельнулась. Тимашара оглянулась на нее.

– Все в порядке, Тахара, – спокойно проговорила она. – Я доверяю госпоже Яне. Если бы у нее на уме было плохое, вряд ли она стала бы предупреждать меня о своих действиях.

Она откинулась на спинку своего кресла, расслабленно бросила руки на подлокотники и замерла.

– Спасибо за оказанное доверие, момбацу сама Тимашара, – благодарно кивнула Яна. Она тоже немного расслабилась – разговор прошел куда проще, чем она боялась. Разумеется, долгосрочные политические последствия могут оказаться куда менее приятными, но здесь и сейчас она свой долг вернет.

Она извлекла из-за выреза блузки и сняла с шеи бело-золотую металлическую пластинку на платиновой цепочке – подаренный в свое время Дзинтоном резонатор. Скрывающийся внутри фантом она уже интегрировала в свою проекцию, благо тот оказался стандартным модулем расширения для ее нового эффектора, но пустой корпус продолжала носить в качестве привычного украшения. Кроме того, некоторые ее подруги в курсе его свойств акустического усилителя, да и Тимашара уже знала о нем как об музыкальном синтезаторе, так что вопросов о происхождении звукового фона не возникнет. Яна коснулась микроскопической кнопочки, одновременно активируя синтезатор, и в комнате зазвучала тихая успокаивающая мелодия.

– Музыка помогает расслабляться, – туманно пояснила она. На самом деле, как она уже знала, музыкальный ритм быстро подчинял себе определенные колебаний мозговых гармоник, делая человека более восприимчивым к коррекции, но объяснять тонкости Тимашаре она не собиралась. – Теперь просто постарайся ни о чем не думать.

Зарыть глаза и вообще полностью отключить оптический канал, чтобы не мешал. Нейроэффектор уже захватил контроль над психоматрицей Тимашары и транслирует в видеоканал свою собственную картинку: безбрежный волнующийся океан, над которым быстро тянутся куда-то вдаль низкие серые тучи, изредка пробиваемые прямыми как стрела лучами солнца. Сложный рисунок ряби узорами покрывает бесконечную поверхность океана, ветер гонит волны, то невысокие и спокойные, то бурные, с барашками, переламывающиеся пополам. Откуда Майя взяла такой видеоряд? Или не Майя? Она ведь тоже пользовалась старыми наработками, лишь подгоняя их под новые обстоятельства…

Совсем рядом на водной поверхности круглая проплешина. Участок идеально гладкой воды – так нейроэффектор визуализирует остатки ментоблока. Ментоблок рассасывается, но ужасно медленно. Наверное, пройдут годы, пока он исчезнет самостоятельно. На его границе волны плещутся, словно разбиваемые о крутой берег настоящим ураганом: высокие, взмывающие фонтанами брызг, яростно пытающиеся раздробить чужеродный объект. Тщетно – человеческому разуму, да еще и не сознающему проблему явно, такое не под силу. В стороны от проплешины медленно дрейфуют яростно вращающиеся водовороты. Потянуться невидимыми руками… нет, здесь они чувствуются, скорее, как бесформенные облака, упругие и мягкие, облегающие и обтекающие. Потянуться и проникнуть ими в сердцевину ментоблока – упругого прозрачного цилиндра, посылающего в окружающий океан невидимые вибрации, внутри которого дрожит и мерцает центр возбуждения психоматрицы. Потянуться, пропитать цилиндр своими руками-облаками – и бережно, очень аккуратно начать растягивать его, ослабляя и растворяя, снижая напряжение на границах. Упрямое сопротивление окружающего океана – он хотя и борется с инородным телом внутри себя, но уже начал адаптироваться к нему, создавая вокруг прочную капсулу. Осторожно, очень осторожно – еще осторожнее…

Цилиндр дрожит, растекается – и со внезапным легким толчком лопается, оставляя за собой пустоту. В нее яростным потоком врывается окружающий океан, треплет и мотает освобожденный центр возбуждения – и медленно успокаивается, подчиняясь осторожным оглаживаниям рук-облаков. Водовороты на поверхности медленно тают.

Получилось… кажется. Осталось только просмотреть рабочее поле еще раз и провести контроль через неделю-другую. Да кто же придумал такую визуальную гиперболу? Темнота, не видно ничего! Как здесь повысить яркость картинки? Она сосредоточилась, и океан под тучами резко посветлел. Так. Теперь можно анализировать…

Тяжкий неслышный удар прорезает мир, и яростная черная буря со вспышками молний скрывает океан. По слуховому каналу приходит странный звук, словно от втянутого через стиснутые зубы воздуха. Страх? Ужас? Что случилось, чем она вызвала такую реакцию? Неужели она что-то не так сделала?

Яна быстро отключилась от картинки нейроэффектора и задействовала зрение. Тимашара уже не сидела расслабленно в кресле – она вжалась в его спинку, а ее пальцы глубоко впились в подлокотники. Ее телохранительницы стояли в напряженных позах – автоматы направлены на Яну, пальцы нервно подрагивают на спусковых крючках. От всех троих явственно текут ошеломление, паника и страх. Канса сидит с приоткрытым ртом и распахнутыми глазами – страха она не испытывает, но глубочайшее удивление струится от нее плавной рекой.

– Что-то не так? – растерянно спросила Яна.

– Яни, милая ты моя сестричка, – ехидно сказал ей Палек, единственный из всех явно наслаждающийся ситуацией, – ты глазки либо погаси, либо прикрой от греха подальше. Тебе Дзи не объяснял, что людей без причины пугать неприлично?

Яна резко наклонилась вперед, к полированной столешнице – и почувствовала, как ее челюсть против воли медленно пускается на грудь. Зрачки ее отражения в лакированном черном дереве ровно горели двумя ослепительно-зелеными прожекторами живого пламени.

Часом позже, когда гости покинули поместье, Тимашара, отпустив охранниц отдыхать, вернулась в комнату для переговоров и тяжело опустилась в кресло. Она устало помассировала руками глаза.

– Ну, что думаешь? – спросила она неслышно вошедшую Тойлалу.

– О чем именно? – переспросила та, опускаясь на диван, на котором незадолго до того сидел Палек.

– Обо всем подряд. Начиная с… вправления мозгов, которое организовала мне Яна. Ты ведь Знающая. Есть у тебя сведения, что кто-то из Благословенных способен на подобное?

– Нет. Впервые слышу о способности напрямую влиять на человеческую психику – и среди Благословенных, и среди синомэ в целом. Впрочем, их семья уникальна по всем отчетам. Она действительно что-то сделала с твоими чувствами?

– Не знаю. Сложно судить. Я чувствую… спокойствие, какого не ощущала уже очень давно. Но она ли на меня повлияла? И повлияла ли вообще? Может, простое самовнушение.

– Все возможно. Я проанализирую запись еще раз, попозже, – Тойлала задумчиво пощипала мочку уха. – Вообще все трое произвели на меня впечатление искренности и непосредственности. Они не искушены в политике, видно невооруженным глазом. Дети, еще не успевшие повзрослеть, доверчивые и открытые. Ты знаешь, Яна пообещала научить меня читать тайный алфавит Демиургов.

– Вот как? – Старшая Мать приподняла бровь. – Но ведь его давно уже расшифровали.

– Во-первых, я проверяла, насколько она наивна и умеет торговаться. Не умеет совершенно и элементарно поддается жалости. Во-вторых, пусть расскажет, что знает. Посмотрим, насколько она окажется искренней и здесь.

– Ну, а насчет горящих глаз что думаешь?

– Возможно, ее брат прав. Эффектор действительно прогрессирует. У некоторых синомэ под моим наблюдением увеличение силы хотя и на грани чувствительности приборов, но, тем не менее, заметно. Могу допустить, что и горящие глаза из той же серии. В конце концов, никто не знает, на что он способен и к чему мы придем в итоге.

– «Могу допустить»? Тойла, допущения я умею делать и сама. Мне интересно, что ты думаешь на самом деле.

– Пока что ничего не думаю, – тон управляющей поместья стал сухим. – Я предпочитаю не делать выводов без информации. Сама Яна сама шокирована случившимся, здесь я уверена. Я общалась с ней не слишком долго, но все равно уверена, что она не сумела бы сыграть так естественно.

– Вот как?.. – Тимашара склонила голову, раздумывая. – Значит, наивные дети, еще толком не научившиеся играть во взрослые игры? И ты полагаешь, что их можно лепить, как глину, хотя бы на первых порах?

– Я оказалась бы полной дурой, если бы предположила такое! – фыркнула Тойлала. – Во-первых, они все-таки Благословенные. Кто знает, на какие сюрпризы они способны? Тима, ты видела, как вел себя мальчик? Он забавлялся. Откровенно забавлялся с того самого момента, как вошел в ворота поместья. И в тот момент, когда объяснял горящие глаза Яны, тоже развлекался, почти издевался над нами, хотя прекрасно понимал, что у кого-то из девочек может дрогнуть палец на спусковом крючке. Тима, если я кого-то и боюсь, так это людей, которые смеются, когда следует оставаться серьезными. Никогда не знаешь, чего от них ожидать.

– А во-вторых?

– А во-вторых, мы так и не знаем толком, кто за ними стоит. Мужчина, которого зовут Панариши – кто он и откуда взялся? Не забывай, он уничтожил Дракона, на что оказались не способны ни мы, ни кто еще. Он должен прекрасно представлять себе, с кем имеет дело и как мы можем реагировать на те или иные предложения. Он послал к нам детей не только для того, чтобы передать свои предложения. Наверняка он использует их, чтобы наблюдать за нашей реакцией и распознавать двойную игру. По крайней мере, мы просто обязаны так считать, пока не убедимся в обратном.

– Я услышала тебя, младшая сестра, – Тимашара тряхнула головой. – Твой анализ, как всегда, полезен. Но я ночь не спала, глаза слипаются. Мне нужно отдохнуть. Распорядись, чтобы мне приготовили ванну и спальню. Пока я отсыпаюсь, разошли копии документов, – она постучала пальцем по оставленной Яной карте памяти, – и прочитай их сама. Потом сравним ощущения.

– Да, Тима, – управляющая поместья кивнула и поднялась. – Ванна уже готова. Прислать банщика? У нас несколько новых обученных слуг, и парочка в твоем вкусе, насколько я его представляю.

– Шутишь? – усмехнулась Тимашара. – Я сутки не спала, боюсь, что отключусь прямо в воде. Потом, вечером, покажешь мне их. Не сейчас.

Она широко зевнула и с трудом поднялась с кресла.

– Веди к ванной, – приказала она. – Да, и прикажи, чтобы мне принесли нормальную домашнюю одежду вместо дурацкого камуфляжа.

12.06.858, перидень. Катония, аэропорт «Масарика»

Пятеро в зале прибытия аэропорта «Масарика» выделялись так явно, словно их обвели светящейся запретной чертой. Ярко выраженные северяне, два парня и две девушки, бело– и русоволосые, на вид лет от семнадцати до двадцати с небольшим, и черноволосый мужчина лет сорока пяти, все – в официально-строгих черных костюмах с черными же шейными шнурками, с гладко зачесанными назад волосами и – у молодых – с поднятыми на темя черными очками. Они стояли тесной группой в десяти шагах перед выходом из зала получения багажа, глядя прямо перед собой. Поток прибывающих опасливо разделялся надвое, обтекая группу, чтобы сомкнуться позади нее, но даже густая толпа пассажиров с нескольких рейсов не могла заслонить ее полностью.

Цукка перехватила сумку другой рукой и тяжело вздохнула. А чего она хотела? Возможно, они ожидают кого-то еще, но шансы настолько мизерны, что лучше даже и не надеяться. На всякий случай она приостановилась и сфокусировала на группе то, что с неловкой иронией называла про себя «рентген-зрением». Она все еще плохо управлялась с объемным сканером и втайне страшно завидовала Карине, для которой тот являлся настолько же обыденным, как и родные глаза. Вот и сейчас изображение со сканера наложилось на картинку оптического зрения как-то криво и нечетко, и выходило, что скрытые под пиджаками пистолеты и коммуникаторы висят в воздухе сами по себе, да еще и на некотором расстоянии от тел, а эффекторы – парни и девушки оказались сильными девиантами – обретаются где-то в районе таза. Она тихо хмыкнула и с облегчением отключила сканер. Все-таки обычными глазами смотреть куда привычнее. Сделав несколько шагов вперед, она остановилась перед старшим мужчиной и выжидающе посмотрела на него.