Фрекен Мод просила ее не беспокоить

Хелена Турстен

Фрекен Мод просила ее не беспокоить

© Helene Tursten, 2020

© Николаева М., перевод, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2023

* * *

Престарелую даму настигают воспоминания

Плюхнувшись в свое кресло в салоне самолета, Мод издала шумный вздох облегчения. Она сама себе удивилась, так как в принципе не имела склонности к демонстрации эмоций. Теперь Мод принялась украдкой разглядывать соседа. Одетый в костюм молодой человек встал и принялся старательно запихивать элегантную ручную кладь черного цвета в багажный отсек. Настойчивые попытки ни к чему не привели – он так и не смог закрыть дверцу. Это хорошо – быть может, он и не обратил внимания на ее неожиданный всплеск эмоций. Откровенно говоря, тот вздох шел прямо от сердца. В последние месяцы Мод буквально выбилась из сил, но теперь ей стало казаться, что худшее позади. Теперь она наконец может расслабиться в предвкушении нескольких восхитительных недель в Южной Африке.

Все время своего путешествия Мод проведет в организованной группе, которую будет сопровождать шведоговорящий гид. Их ждет турне по Южной Африке – посещение различных достопримечательностей, пятизвездочные отели, ужины в мишленовских ресторанах, пять ночей в эксклюзивном бунгало в Национальном Парке Крюгера[1], и, разумеется, сафари – где они рассчитывают увидеть Большую Африканскую Пятерку[2]. Также в программу тура было включено посещение виноградников и выезд на границу Замбии и Зимбабве, чтобы увидеть водопад Виктория и совершить круиз по реке Замбези. В заключение их ждет неделя в Кейптауне. Мод, конечно, раньше уже бывала в Южной Африке – целых два раза, но тогда она путешествовала в присущем себе стиле – в одиночку, останавливаясь в скромных, но чистых гостиницах, передвигаясь на поездах и автобусах. Расстояния в этой большой стране были просто невероятными, поэтому Мод не успела увидеть и сотой части того, что изначально для себя планировала. А уж о сафари и думать не приходилось – такое она не могла себе позволить.

Мысль об этом шикарном путешествии постепенно вызревала в голове Мод во время летнего отдыха на побережье Хорватии. Почему бы ей не позволить себе осуществить эту мечту? Ей скоро стукнет 89, она бодра и здорова, не обременена наследниками. Однако надо признать, что возраст начинает брать свое. Откровенно говоря, Мод уже не могла таскать свой багаж на мало-мальски приличные расстояния по жаре, даже несмотря на то, что всегда путешествовала налегке.

Самолет, на борт которого она только что поднялась, должен был перенести Мод из Гётеборга в Копенгаген. Там Мод присоединится к остальным членам группы, которая отправляется в путешествие мечты с компанией «Саут Африка Гран Турс».

За стеклом иллюминатора все еще было темно. В лучах прожекторов аэропорта Ландветтер Мод различала большие мокрые снежинки, которые, медленно кружась, падали вниз. Они таяли, едва коснувшись поверхности земли, и оставляли на взлетной полосе мокрые пятна. «Через три дня будет Сочельник. Как хорошо убраться подальше от этого холода и предпраздничной суеты», – думала Мод. – И от этих упрямых полицейских».

Мысль о двух полицейских, позвонивших в ее дверь три дня назад, заставила сердце Мод биться чаще. Она не ожидала снова их увидеть, так как искренне считала, что расследование прекращено. Высокую женщину, которая, насколько помнила Мод, была заместителем комиссара полиции, звали Ирен Хюсс. Она с вежливой улыбкой попросила разрешения еще раз задать Мод несколько вопросов «относительно неприятного происшествия в августе». За спиной Ирен маячила молодая сотрудница, инспектор по имени Эмбла Какаятотам, с совершенно непроницаемым лицом. Однако взгляд ее ясных голубых глаз буравил Мод с такой силой, что та невольно отступила на шаг. Полицейские тотчас приняли это за приглашение войти, и прежде, чем Мод успела вымолвить слово, уже стояли в холле.

Мод машинально задействовала лучшую из своих защитных стратегий: прикинулась бестолковой старушкой. В тот же миг она поняла, что забыла прикрепить один из фальшивых слуховых аппаратов, которые использовала, когда желала притвориться глухой. Поначалу Мод растерялась, но потом решила, что это ей будет даже на руку. Образ умственно неполноценной старушки от этого только выиграет.

– Полиция… Зачем вы пришли? Что-то случилось? – встревоженно спросила Мод.

Женщина по имени Ирен Хюсс успокоительно произнесла:

– Нет же, ничего нового не случилось. Мы с инспектором Эмблой Нюстрем просто хотим еще раз поговорить с вами об убийстве антиквара Уильяма Фраццена. Так как его тело было обнаружено в вашей квартире, мы хотели бы уточнить, быть может, вы смогли припомнить что-то еще…

– Что? Какое убийство? – взвился голос Мод.

– Уильяма Фраццена. Антиквара. Здесь, в вашей квартире.

Искусно добавив дрожания в голос, Мод оборвала ее:

– Ну уж нет! Я об этом даже думать не хочу! Об этом… ужасе!

Заместитель комиссара мило улыбнулась.

– Может быть, мы присядем и поговорим спокойно?

Голос Ирен звучал дружелюбно, но Мод было не провести.

Даже если доказательств у них не было, все равно эти полицейские подозревали ее в убийстве. Мод, по счастью, нащупала носовой платок в кармане своей старой, покрытой катышками шерстяной кофты зеленого цвета. И дрожащей рукой прижала платок к глазам. Затем, слегка всхлипывая, она проводила визитеров в кухню. Молча, такой же дрожащей рукой указала им на три венских стула, стоявших вокруг маленького круглого обеденного стола. Она не стала предлагать напитки. Не хотела, чтобы они почувствовали себя желанными гостями, и задержались дольше, чем это было необходимо.

Когда все трое устроились вокруг стола, Ирен Хюсс откашлялась, и спокойно поглядела на Мод, которая тут же вновь промокнула глаза платочком.

– Почти полгода назад тело Фраццена было обнаружено в бывшей курительной комнате вашего отца, – заговорила Ирен.

– В салоне. Она называется салоном, – приглушенно пробормотала Мод в платок.

– Прошу прощения. В салоне. Чтобы освежить память, сейчас я вкратце пробегусь по фактам, которые нам известны о событиях прошедшего августа. Все это здание было покрыто строительными лесами, а кое-где – декоративными полотнищами, так как предстоял ремонт фасада. Это, конечно, упростило задачу домушникам. Фраццен был в компании подельника, который вскарабкался по лесам и проник в кур… в ваш салон через приоткрытое окно. Затем подельник впустил Фраццена через входную дверь. С этим проблем тоже не возникло, потому что ключи висели в шкафчике, в прихожей. Преступники направились прямо в салон. Там они вместе принялись опустошать витрины с серебряными изделиями. Однако по некой невыясненной причине между ними возник конфликт. Подельник Фраццена атаковал его сзади. Когда впоследствии обнаружили тело, оно лежало на животе. На затылке Фраццена зияла обширная рана, нанесенная несколькими ударами. Орудие убийства валялось рядом с телом. Это была кочерга, которая прежде стояла у изразцовой печи. Фраццен упал головой прямо на решетку очага, и шпиль решетки, прошив насквозь его глаз, проник дальше, в мозг. Согласно отчету судебного медика, смерть наступила мгновенно. Все факты указывают на то, что Фраццен с подельником намеревались украсть коллекцию серебряных вещиц из витрин в салоне. На полу мы нашли большую сумку с несколькими предметами коллекции. Из ран на голове жертвы вытекло много крови, и посреди лужи мы обнаружили нечеткий след подошвы. Следы крови обнаружены также на подоконнике и на строительных лесах за окном. Подельник покинул комнату тем же путем, каким в нее проник. После совершенного убийства он выскользнул через окно. Очевидно, он запаниковал, так как, по вашим словам, все ценности оказались на месте.

Ирен замолчала и поглядела на Мод, которая все это время энергично терла платком вокруг глаз и носа. Поняв, что никакой реакции не последует, заместитель комиссара вновь заговорила:

– Этот подельник словно испарился без следа. Мы не знаем, кто это был.

Мод тихо и неподвижно сидела на своем стуле. Однако за ширмой носового платка мозг ее работал на полных оборотах. У полиции появились новые зацепки? Она что-то упустила? Несмотря на все ухищрения оставила следы своей ДНК? Лучше всего будет сохранять спокойствие и ждать.

– Вы смогли вспомнить, когда именно открывали окно в салоне?

– Что? – переспросила Мод, поднося руку к одному уху.

Ирен Хюсс терпеливо повторила свой вопрос. Мод лишь покачала головой и что-то невнятно пробормотала в носовой платок.

– Вообще не можете вспомнить?

Очередное отрицательное покачивание головой.

– Было бы очень полезно, если бы вы могли это вспомнить, потому что открытое окно обеспечило злоумышленникам вход в вашу квартиру.

– Вход? Кто будет платить за вход? – спросила Мод.

Когда заместителю комиссара пришлось уточнить вопрос, в ее голосе послышались отчетливые нотки раздражения.

Прежде чем ответить, Мод несколько раз прочистила горло.

– Значит… тогда они проникли через окно… Я не заходила в папину комнату… Ему не нравится, когда мы туда заходим… то есть я хочу сказать…

Мод выдавила из себя серию всхлипов и затрясла головой. До ее слуха долетел шумный вздох – похоже, его издала молодая сотрудница. Отлично, чем раньше им все это наскучит, тем лучше.

– Простите, не хотели бы вы надеть свои слуховые аппараты? Или хотя бы один из них. Если я правильно помню, в последний раз, когда мы с вами беседовали, у вас в каждом ухе было по машинке, – вымученно вежливым тоном проговорила Ирен Хюсс.

– Слуховые… ума не приложу, куда они девались. Я искала… Должно быть, Шарлотта взяла их… Нет, конечно, это не она – она бы не смогла…

– Шарлотта? Кто это?

– Моя сестра. Она на одиннадцать лет старше.

– Одиннадцать лет… Ей должно быть около ста. Но она ведь не живет с вами? Она в каком-нибудь пансионате?

– Нет. Она умерла. Тридцать девять лет назад. Двенадцатого ноября, – без тени сомнения отчеканила Мод.

Полицейские переглянулись и синхронно вздохнули. Однако Ирен Хюсс, борясь с собой, терпеливо продолжила:

– Но вы ведь открыли это окно в какой-то момент до взлома?

Мод по очереди заглянула в глаза полицейских со страдальческим выражением на лице.

– Когда я вернулась домой из Сплита[3], в квартире было душно. На улице стояла жара. Должно быть, я прошла по комнатам, и открыла несколько окон… только я не могу вспомнить, – дрожащим голосом вымолвила Мод.

– И в салон заходили?

– Не помню. Может быть.

– Труп Фраццена восемь дней пролежал на летней жаре. Запах заставил вас искать его источник, и так вы обнаружили тело.

– Ох, да! Не напоминайте мне об этом! – громогласно воскликнула Мод, подавляя рыдания. Затем она высморкалась так звучно, что между двумя старинными буфетами возникло эхо. Обе полицейских некоторое время молча за ней наблюдали. Потом снова заговорила Ирен Хюсс.

– Вы помните, как звонили комиссару Перссону три недели спустя после того, как обнаружили тело? Вы тогда внезапно вспомнили, что сталкивались с Фрацценом на улице и обсуждали с ним коллекцию серебряных изделий вашего отца. И упоминали в разговоре свое желание ее продать.

– Правда? – удивилась Мод, широко распахнув глаза.

– Так вы сказали комиссару, – сухо отозвалась Ирен Хюсс.

Мод постаралась придать себе озадаченный вид, хотя прекрасно помнила, зачем на самом деле ей понадобилось звонить комиссару Перссону. Она переживала, что кто-то мог видеть ее вместе с Фрацценом, когда Мод показывала ему серебряный кубок. Они тогда договорились, что торговец придет вечером посмотреть на всю коллекцию, но этот разговор никто не мог слышать. Они стояли вдвоем на раскаленной солнцем улице возле его антикварной лавки. Но ведь кто-то мог заметить их издалека, или увидеть в окно.

– Да… значит, так и было.

– Вы давали ему свой адрес?

– Этого… я не знаю, – засомневалась Мод.

Вновь повисла тишина, и обе полицейских пристально уставились на Мод. Та с ужасом осознала, что ее и в самом деле подозревают. Несмотря на то, что она подчистила за собой все следы. «Гад получил по заслугам!» – подумала Мод, внезапно ощутив прилив гнева. «Заявился сюда и пытался меня провести! Хотел выкрасть мое серебро, ничего не заплатив!» Только вот убивать его Мод не планировала. Он напоролся на ту решетку по чистой случайности.

Мысли бурным потоком неслись в голове Мод, но она ничем не выдавала своего состояния.

– Вы и в самом деле ничего не слышали той ночью, когда произошло преступление? – повысила голос Ирен Хюсс.

– Не нужно повышать на меня голос. Я не глухая, – обиженно проговорила Мод.

По выражению лица высокой женщины, сидевшей по другую сторону стола, было ясно, что та очень хочет снова его повысить. Однако, сделав глубокий вдох, Ирен сумела совладать с собой. Прежде, чем она успела повторить вопрос, Мод заговорила самым дрожащим голосом, какой могла изобразить:

– Я вернулась из Хорватии во второй половине дня. Путь домой занял девять часов. Мне пришлось делать две пересадки. Это ужасно неудобно! Самолет из Сплита вылетает рано, но…

Ее резко оборвала Ирен Хюсс:

– Нам все это известно. Меня интересует только то, что происходило после того, как вы вернулись сюда, к себе домой.

– Когда я вернулась домой… Я вышла купить еды на завтрак. Я так всегда делаю, когда возвращаюсь после долгого отсутствия. В холодильнике ведь пусто. Я была в Хорватии. Неподалеку от Сплита есть небольшой отель, в котором я…

– Это нам тоже известно, – вновь оборвала ее Ирен.

– Правда? Это и в самом деле очень милый отель. Вы и хозяйку знаете? Она…

Мод внезапно замолчала, словно утратив нить беседы. Заместитель комиссара выглядела так, словно уже смирилась со стилем общения старухи, а молодая инспекторша, сидевшая наискосок, продолжала упрямо пялиться на Мод.

– Вы столкнулись с Фрацценом в тот момент, когда отправились за покупками? – задала свой следующий вопрос Ирен Хюсс.

– Так… должно быть, так оно и было. Но я не могу вспомнить…

Помощница комиссара тяжело вздохнула, прежде чем продолжить:

– Ночью вы слышали что-нибудь необычное?

– Нет. Я так устала… дорога… жара. Я рано легла. Приняла таблетку снотворного, как обычно. Я принимаю их, даже если сильно устала, поскольку в противном случае я проснусь в два или в три часа ночи, а потом не смогу уснуть… вот поэтому я постоянно принимаю снотворное. Это очень хорошие таблетки, которые мой доктор…

Мод ни разу за всю свою долгую жизнь не принимала снотворного. У нее был отменный сон. Но полиции знать об этом было необязательно.

– Да-да, и слуховые аппараты вы тоже сняли. А потом вы три ночи провели у себя в квартире, прежде чем позвонить в спа-центр неподалеку от Варберга. Туда вы отправились в понедельник, а в пятницу вернулись домой. То есть отсутствовали пять дней.

– Верно. Очень достойный спа-центр. Рекомендую. Это…

– Но почему вы решили туда поехать так скоро после возвращения из Сплита?

О причинах такого решения Мод уже рассказывала полиции полгода назад. Мод предположила, что сейчас они хотят подловить ее, если она решит изменить показания. Она наклонилась над столом и состроила полную отвращения мину:

– Этот шум… меня разбудил ужасный шум. Рабочие занимались ремонтом фасада. И я решила, что не хочу оставаться дома на неделе. Потому что меня разбудил ужасный шум. Совершенно непереносимый…

– И вы не обошли комнаты, не проверили квартиру, прежде чем уехать?

– Нет. В этом не было нужды. Я не заходила никуда кроме двух комнат, которыми пользуюсь, и этой самой кухни, – отозвалась Мод, обводя вокруг себя трясущейся рукой.

Ирен Хюсс окинула кухню быстрым взглядом, явно отметив старинную деревянную мебель начала двадцатого века.

– Насколько велика эта квартира? – внезапно поинтересовалась Ирен.

– Это не квартира, – высокомерно возразила Мод.

– Разве?

– Ни в коем случае. Это апартаменты!

– Ладно. Насколько же велики эти апартаменты? – вздохнула Ирен Хюсс.

– Около трехсот квадратных метров, – тем же высокомерным тоном отозвалась Мод.

Полицейские переглянулись и практически одновременно поднялись из-за стола.

– Нам хотелось бы еще раз взглянуть на салон, – попросила Ирен Хюсс.

– Но там не на что глядеть. Ничего нет.

– Нам это известно. Но мы хотим посмотреть на то, что осталось. Мебель и ковер.

– Ничего нет, – настаивала Мод.

Она неслышно фыркнула, позабавившись взглядам, которыми наскоро обменялись сбитые с толку полицейские. Мод позаботилась о том, чтобы выражение ее лица не выдавало истинных эмоций.

Друг за другом проследовали они по безмолвным залам, в которых стояла укутанная белыми чехлами мебель. На стенах кое-где висели картины, хотя светлые пятна на обоях намекали на то, что за долгие годы Мод успела продать часть коллекции. Салон располагался в другом конце апартаментов. Мод повернула торчавший из замочной скважины ключ и распахнула дверь. Жестом она пригласила полицейских войти. Они шагнули через порог, но дальше идти смысла не было.

– Здесь пусто, – констатировала Ирен Хюсс.

– Как я и сказала, – не удержалась Мод.

Помещение выглядело голым. Никакой мебели, никаких картин, исчез даже большой ковер с пола. Единственное, что оставалось на своем месте – тяжелые бархатные портьеры, которыми было убрано окно. На паркетном полу у изразцовой печи виднелись темные пятна. Там-то и была лужа крови, натекшая с головы Фраццена. Большая часть крови, однако, впиталась в ковер.

– Куда делись все вещи?

Молодая инспекторша впервые подала голос. Мод даже не удостоила ее взглядом.

– Проданы. Все пошло с молотка. Гётеборгский аукционный дом.

Это была чистая правда. За исключением одного полотна Андерса Цорна. Мод его очень любила. Она перевесила картину к себе в спальню. Мод знала, что картину можно дорого продать, но она и так неплохо заработала, продав серебряную коллекцию, и все прочее, что было в салоне – вырученных денег ей должно было хватить на несколько лет.

Обе полицейских какое-то время неподвижно стояли, молча оглядывая голые стены и пол. Ирен Хюсс внезапно повернулась на каблуках и уставилась на Мод.

– Это вы ударили Фраццена по голове? Вы не сошлись в цене? Он угрожал вам? – деловито поинтересовалась Ирен.

Мод почти ждала этого вопроса. Она ухитрилась изобразить на лице страх и для пущего эффекта всплеснула руками.

– Но милочка… Я никогда не встречалась с ним у себя дома! Я понятия не имею, как он оказался здесь… или как он… Я ведь и мухи не могу обидеть! Ужасно, что люди убивают животных. Я хоть и не из этих… вего… веготар… совсем нет! Но я считаю, что если бы люди сейчас стали есть мясо…

Она замялась и обратила на полицейских смущенный взгляд.

Внезапно заместитель комиссара ощутила сильную усталость. Утомленным голосом она проговорила:

– Благодарю. Думаю, мы здесь закончили.

В молчании они вернулись в холл. Ирен Хюсс с вымученной улыбкой поблагодарила Мод за то, что та согласилась с ними побеседовать, и пожелала той счастливого Рождества. Юная Эмбла вновь сверкнула на старуху своими красивыми глазами, но Мод это уже совершенно не волновало.

* * *

Все это произошло уже три дня тому назад, однако Мод все еще слегка потряхивало от пережитого. Она надеялась, что полиция теперь оставит ее в покое, но ведь никогда нельзя быть полностью уверенной. Приятно было просто почувствовать себя недосягаемой для них в предстоящие несколько недель.

Полет до Копенгагена занял всего час. Члены экипажа разносили еду, которая именовалась «рождественским завтраком». «Несъедобно», – про себя вынесла вердикт Мод. Она попросила принести два куска хлеба и не притронулась к содержимому судочков с завтраком.

В аэропорту Каструп[4] до пересадки на рейс в Дубай нужно было переждать всего полчаса.

Ланч на борту самолета авиакомпании «Эмирейтс» был уже совершенно иного класса, нежели недавний убогий завтрак. К трапезе Мод попросила маленькую бутылочку красного вина. После визита полицейских она чувствовала, что это ей необходимо.

После того, как Мод опустошила бутылочку и справилась с десертом – нежной малиново-черничной паннакоттой – ей принесли кофе и мягкое шоколадное печенье. «Даже перекус у них что надо», – подумала Мод. Или все дело было в коньяке? Начинать путешествие в Южную Африку с красного вина и кофе с коньяком уже за ланчем показалось Мод хорошим предзнаменованием. Счастливым, чего уж там.

Сытая и довольная, Мод откинулась на спинку кресла. Короткий отрезок пути из Гётеборга в Каструп она летела в экономе, но остальную часть долгого путешествия Мод решила провести в бизнес-классе. Это обошлось ей в целое состояние, но похоже, действительно стоило того. Спать в самолете, вытянув ноги, было чудесно. Прежде Мод никогда себе такого не позволяла.

Шум голосов вокруг убаюкивал, и Мод расслабилась. Мысли ее стали рассеянными, и она стала проваливаться в сон.

Несмотря на собственное сумеречное состояние, внезапно сквозь полудрему Мод услыхала спор пары пассажиров, сидевших позади.

Они тихонько препирались по поводу забытых беговых кроссовок.

– Почему ты меня не спросил? Они же стояли в котельной! – возбужденно шипела женщина.

– И в голову бы не пришло, – коротко отозвался мужской голос.

Мод встрепенулась, услышав слово «котельная». Дальнейший ход беседы потонул в гуле других голосов, но слово, которое заставило Мод стряхнуть сон, продолжало эхом отдаваться у нее в голове.

Котельная. Подвал. Угольный подвал.

Мальчишки в угольном подвале.

Мальчишки в угольном подвале

Душераздирающий крик эхом отдавался от стен зданий, окружавших задний двор. Мод оторвалась от вычислений в учебнике по математике и на долю секунды задержала взгляд на небольшой картине, которая висела над ее письменным столом. На картине был изображен златокудрый ангел, который незримо сопровождал маленькую девочку, оказавшуюся на темной лесной тропе.

– Шарлотта, – шепнула ангелу Мод.

Она инстинктивно отбросила ручку и ринулась к окну, которое выходило на задний двор.

Опасения Мод оправдались. Возле мусорных баков, прижавшись спиной к сараю и закрыв глаза руками, стояла ее сестра. На ней не было верхней одежды, одно только тонкое платье. Шарлотта, не переставая, кричала от ужаса. Перед ней стояли братья Аронссон. Младший, Торстен, учился в параллельном с Мод классе, а старший, Алгот, был на год впереди. Он-то и держал крысу. Мальчишка тряс крысой перед лицом Шарлотты и гнусно усмехался. Торстен же стоял к Мод спиной, так что она не могла разглядеть, участвовал ли он в издевательстве над ее сестрой. Наверняка участвовал, потому что Торстен всегда все повторял вслед за Алготом. Травить несчастную Шарлотту было одной из их излюбленных забав. Всем соседям в квартале мало-помалу становилось ясно, что юная женщина нездорова. Мод знала, что люди судачат о ее необычной сестре. Шарлотта страдала от «нервной слабости», как называла это их мама, еще с четырнадцати лет. Проблема была настолько серьезной, что девушке пришлось оставить школу. Единственное, чем она была в состоянии заниматься – игра на фортепиано. Уроки Шарлотте давал на дому частный преподаватель. Учитель сам был известным пианистом и за преподавание просил солидную плату, но родители полагали, что оно того стоило. Все ради того, чтобы старшая дочь могла почувствовать себя хоть немного лучше, пусть даже ненадолго. Когда у нее не было занятий, Шарлотта обычно днями напролет самостоятельно упражнялась в игре. У Шарлотты был большой талант, ей прочили блестящее будущее в качестве концертирующей пианистки. Если бы не эта проблема с нервами… Шарлотта не могла выступать перед публикой. Даже трое членов ее семьи не могли оставаться с нею в одном помещении, когда она музицировала. Чтобы послушать, им приходилось устраиваться в библиотеке, рядом с музыкальной комнатой, дверь которой оставляли приоткрытой. При этом Шарлотта не должна была никого из них видеть.

Когда Шарлотта не проводила время за клавишами, она не могла найти себе места. Она начинала «бродить», как говорила мама. Это означало, что Шарлотта неприкаянно блуждала по обширному апартаменту. В дневное время она просто перемещалась по комнатам, но когда она ходила по ночам, во сне, все становилось сложнее. Родители велели Мод не будить Шарлотту, потому что это опасно для жизни. Было не совсем ясно, для чьей жизни это представляло опасность, но Мод не посмела переспрашивать. Поэтому, когда в комнату к Мод забредала Шарлотта, она неподвижно замирала в своей кровати, притворяясь спящей. Из-под полуприкрытых век Мод наблюдала, как старшая сестра скользит вдоль стен, что-то тихонько бормоча себе под нос. Глаза Шарлотты были широко распахнуты, и глядели прямо. Время от времени она останавливалась у кровати младшей сестры и наклонялась над ней. В таких случаях Мод заставляла себя закрыть глаза полностью и старалась дышать ровно.