bannerbanner
Троекон. Книга 1: Третий путь
Троекон. Книга 1: Третий путь

Полная версия

Троекон. Книга 1: Третий путь

Язык: Русский
Год издания: 2017
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 9

Троекон. Книга 1: Третий путь


Николай Слимпер

© Николай Слимпер, 2017


ISBN 978-5-4490-0664-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая: Цитадель

Глава 1: Роковая встреча на холме

Пред человеком всегда есть два зримых пути, и выбор, на какой ступить, остается лишь за ним самим. Но часто так выходит, что в выборе своем неверном винит он всех вокруг, но только не себя.

И если есть возможность, он возвращается в начало и выбор делает иной, в надежде все исправить. Однако и бывает так, что путь второй похуже первого стократ.

Отчаяние порой снедает вот такого человека, и больше он не знает, что же делать, как же быть.

Но часто есть и третий путь, незримый он проходит между двух, и может статься, он единственный лишь верный, но вот найти его непросто, а коль нашел, придется постараться, чтоб сквозь кусты колючие и воды буйные пробраться.

Но все ж, бесспорно, намного проще в начале самом выбрать тот путь, что самым верным окажется в итоге, дабы потом не возвращаться и время не терять. А как понять? Подумать для начала. Бросаться в омут с головой – не лучшая затея.

Составить план, найти дороги, продумать ход свой до конца, и лишь затем пуститься в путь, заранее осмыслив, где свернуть.

Но даже прочертив на карте мира свой маршрут от дома самого порога и до края мира, навряд ли ты учтешь все кочки, ямы, лужи и ненастья, и, мчась во весь опор по проторенной дороге, ты паче чаяния очнуться можешь в яме выгребной.


***


Эфер был городом совсем и не большим, но человеку, в первый раз вступившему за стену саженей в десяток, он виделся гигантом. Словно обычную деревню вдруг разнесло раз в десять вширь, затем такую же вторую поставили здесь храбро сверху. Вот только почему-то грязь решили тоже тут оставить. Казалось, будто он вот-вот и лопнет, недаром некоторые участки стены покрылись венами глубоких трещин.

Айван в свои восемнадцать лет оказался в городе впервые, и еще не меньше провел бы у себя в деревне в Северовесье, кабы не нужда. Нет, не нужда… Желание? Стремление!

На самом деле, он не особо любил свое селение, и всегда грезил покинуть опостылевший край, но одна вещь не позволяла ему все бросить и отправиться в путь, дальше, чем когда-либо кто ступал. За край мира.


Два месяца. Не считая пары-тройки дней. Именно столько Айван провел в городе, хотя надеялся использовать его как отправную точку и двинуться в дальний путь через день, в крайнем случае – два.

Он никогда не был в Эфере, пусть и находился город всего в каких-то трех верстах от Северовесья, если шагать точно на юг, зато слышал поговорку, мол, город – это большая деревня, что и сбило его с толку. Деревня? Ха! Настоящий гадюшник.

– Отродье Бездны, – чертыхнулся Айван, ступив в лошадиный навоз кожаной туфлей. И откуда только на самом краю дороги лошадиное дерьмо?

Дешевые туфли и так были все худые, одна даже порвалась неудачно в самом низу сбоку, будто ее подрезал кто нарочно, и Айвану пришлось перевязать ногу подобранными за швейной лавкой кусками бечевки, которые он связал в одну длинную веревку, отчего кожу теперь нещадно саднило вскочившими мозолями. Лето подходило к концу, и скоро должно было прилично похолодать, а денег на новую обувь не сыскать.

Котомку стащили еще в первый день. Сама она представлялась такой же потрепанной, как нынче и сам парнишка, но ценней всего была не она, а то, что внутри. В общем-то, так всегда.

Два месяца. Айван давно бы уже отправился по намеченному пути, но без содержимого мешка дорога стала для него преградой, коей и стены города не годились в подметки. Почти шесть декад он бродил по узким улочкам, выслеживая местную шайку посаков. За это время он насчитал не менее шести десятков человек, преимущественно дети много младше самого Айвана, после войны оставшиеся без родителей и дома. Это роднило их с Айваном.

За это время его колотили неоднократно. И сами посаки, и торговцы с рынка, которые уличали его в воровстве и причастности к тем же посакам, и зажиточные жители города, которые просто любили колотить людей и хлестать их плетью, проезжая по городу на статных лошадях, что дороже любой местной лавки вместе с продукцией.

Айван и вправду подворовывал еду, но чаще выискивал выброшенные остатки за трактиром или проникал внутрь через задний ход и утаскивал наполовину обглоданные кости или прямо руками вычерпывал остывшую кашу из оловянных мисок посетителей, храпящих прямо за столом от выпитого ранее. От хозяев харчевен тумаков он тоже получал.

Пару раз он даже возвращался в родную деревню, но лишь под вечер, чтобы никто не видел, воровал яйца в курятнике, однажды даже утащил целую курицу. Разводить огонь он умел, благо, огниво он держал в кармане, а потому его не украли вместе с котомкой, а вот готовил плохо. В итоге курица превратилась в полусырой, полусгоревший кусок мяса, который невозможно есть.

Постучи он в любую хату, его бы сытно накормили и даже бесплатно предоставили постель. Но он ушел. Ушел из деревни, громко об этом заявив во всеуслышание, и вернись он обратно, от стыда бы провалился под землю, особенно встретившись с родной теткой.

В городе он обосновался прямо в узком переулке между одним из трактиров и двухэтажным жилым домом. Расстояние между ними было столь малым, что туда не мог пролезть ни один взрослый, зато сам Айван в свои восемнадцать лет выглядел щуплым и низкорослым, ему едва ли давали пятнадцать. Как раз за стенкой располагался камин трактира, поэтому всегда было тепло.

Однажды он умыкнул у одного из спящих в трактире нож с деревянной рукоятью, перекрученной вервием. Нож оказался не ахти, но с его помощью он настругал себе больше десятка тонких деревянных колышков, рассовав их по всей одежде; и пырнуть кого можно, только если в открытый участок тела, плотную одежду не прорежет, и потерять не жалко. Пока ему так и не удалось воспользоваться ими по назначению, чему он мог лишь радоваться. А как конфигары они были бесполезны, он пробовал, чуть без пальцев не остался.

Не так давно он убегал от одного подвыпившего горожанина, который пропил все свои деньги, но завидев Айвана, почему-то решил, что это именно он их у него вытащил. Парень бегал быстрее, тем паче, что по прямой, но вдруг споткнулся и упал. Лишь убедившись, что погони нет, он остановился и задрал короткую тунику и рубаху. Острые колышки впились прямо в кожу, и раны теперь кровоточили. Айван решил повременить с учением на ошибках – лучше выжить, но пораниться, чем умереть, не найдя вовремя под рукой необходимого оружия, чтобы защититься.

Подлечил его тогда местный травник Мурра, чудом спасшийся во время войны.

– Ты бы поосторожней, – как обычно начал он поучать Айвана, смазывая ранки пахучей зеленой смесью трав. – Если бы не я, кто знает, что бы с тобой было. Раны могли загноиться, а там и до смерти недалеко.

– Хорошо, что ты есть, – благодарно улыбнулся в ответ парень.

– Не всем это по душе, – вздохнул Мурра. – Многие до сих пор считают, что я колдун какой. Темный народ, что сказать. Травы, они ведь прямо из земли растут, я лишь собираю нужные, толку их, кипячу какие нужно, другие сушу, где ж тут магия? Так ведь любого землепашца можно в колдовстве обвинить. А они, представь, ходют к местным лекарям, это которые любые раны либо прижигают раскаленной кочергой, либо говорят, что пописать на них надо. Зубы, вон, клещами выдирают, коим любой кузнец позавидует. Зато не магия. От этих лекарей людей больше померло, чем от самих болезней. У меня никто. И ведь эти самые, которым я помог, ходют еще, понимаешь, и косятся на меня, мол, странно, чего это я не помер, когда как у лекаря точно бы помер. Нашли в чем попрекать.

– Так чего ж ты не уедешь? – спросил как-то Айван.

– Куда? Наездился уже, нашагался вдоволь, на всю жизнь хватит. Как война началась, я сразу подальше, на восток, океан переплыл. И тут достали, не чужие, так свои. Все, дальше идти некуда, я на краю мира. Если, говоришь, в деревню куда, так там людей меньше, да и болеют тоже неохотно, а у меня жена, ребятишек двое, чем я их прокормлю, в деревне этой вашей? Ты вещи-то свои не нашел? – спросил он, помолчав. Айван лишь помотал головой.

– Долго чесаться будет? – спросил он перед уходом, имея в виду раны.

– Терпи. А занозы сами выскочат.

И Айван терпел. С того дня прошла пентада, а он все терпел. По сравнению с остальным, это было ерундой, за два месяца приключалось и не такое. Если бы не Мурра, он давно бы кормил рыб в проплывающей через город реке.

К слову, река Ариста шла от Эфера на север, мягкой шелковой лентой соскальзывая с недалеких гор и протекая совсем рядом с Северовесьем. Жители деревни набирали в ней воду, но строго лишь рано утром, еще до первых петухов, потому что эферцы сливали в реку все помои и грязь, которые уносило течение. Часто даже в нее сбрасывали и тела тех, чьи семьи не могли позволить себе дорогостоящие похороны.

Единственный промежуток времени, когда вода была чище всего, – рано утром, перед тем, как прислуга господ выносит их ночные горшки. Однако сам Айван неоднократно наблюдал, как воду набирают и в иное время.

Всех в городе это устраивало, а на людей в соседних селениях просто плевали. Парень, попав в город, к своему удивлению узнал, что местные жители относятся к «людям за стеной» с брезгливостью, словно то и не люди вовсе. Но больше всего его удивило то, что деревенские об этом знают, однако почему-то забыли сообщить самому Айвану.

Мурра ошеломил его, поведав, что в другое время жители деревни набирают воду за тем, дабы готовить с ее помощью продукты на продажу в город. Да и сами местные недобросовестные торгаши предпочитают набирать воду где угодно, но только не в южной части города, где вода в реке чище всего. Сам Мурра заверил, что берет необходимую ему воду и покупает продукты только там, пусть это и выходит дороже.

«Вот такой вот круговорот помоев», – хмыкнул травник и откусил пирожок с капустой.


На юге зима наступала рано и обычно резко, без предупреждения, словно намеренно желая напугать нерадивых жителей, заранее не пополнивших запасы снеди. Айвану пополнять было нечего и не на что. Все его небольшие сбережения остались в котомке, как и многие другие вещи, вроде гримория и конфигара. Больше всего он жалел о гримории, без которого его путь вел лишь в тупик.

Он сидел на холме за приделами города на пока еще зеленой траве и точил очередной колышек. С каждым новым это давалось все труднее, ибо нож давно затупился, а стащить новый все не подворачивался случай.

Вид отсюда открывался потрясающий, город выглядел чище и благородней, чем изнутри. С вершины холма он казался нагромождением каменных куличиков в круглой песочнице, огражденной стеной от варварских ветров. Лишь почти у самой реки на той стороне картина выбивалась из общей композиции. Король куличиков стоял почти посередине, отличаясь лишь размером, множеством пристроек вокруг и одним единственный остроносым шпилем, заканчивающимся флюгером в виде луны и солнца, и окутавшей его дымкой от каминов.

Вообще, город был построен не в самом удачном месте. С этого самого холма на него открывался превосходный вид, в том числе и потенциальным противникам. Хотя на город если и нападали когда, было это так давно, что никто уж и не упомнит; стены строились на века, но и они уже начали хиреть, кое-где просматривались трещины, а то и вовсе сквозные щели.

Посмотрев с холма чуть налево, можно даже разглядеть Северовесье, а еще дальше до самого горизонта растянулись бескрайние поля, где росли пшеница, овес, рожь и другие злаки. Направо, чуть поодаль, за лесом и ближе к горам, где пролегал западный рукав Аристы, располагался Мельничный уезд, славящийся своими водяными мельницами, ковкой всевозможной домашней утвари и оружия для солдат Эфера. Жители отдавали больше предпочтения первому.

Будь Айван любителем прекрасного, то с достоинством бы оценил открывающийся перед ним вид, но он занимался делом для него куда большей важности.

На верхушке холма угнездились больше каменные глыбы, самый маленький из которых был на целый фут выше Айвана и в три раза шире. Одни стояли вертикально, словно пальцы какого-то каменного великана, другие же опрокинулись, и в таком виде почему-то походили на гробы. Прислонившись к одному из таких перстов, Айван и сидел, усердно затачивая деревяшку.

Проводя очередной раз по почти готовому колышку, нож парня зацепился за невесть откуда вылезшую щепку. Опять. Разъярившись, Айван силой рванул нож и саданул себе по пальцам. Он вскрикнул от боли и выпустил из рук заготовку с ножом. Прижал костяшки пальцев к губам, всасывая и сплевывая кровь. Крови оказалось немного, тупой нож лишь содрал кожу, но все равно больно.

Айвану не хотел по пустякам беспокоить Мурру, а посему он решил умолчать о нелицеприятном инциденте. Что он подумает, узнав, что и пентады не прошло, как я снова наткнулся на собственные вилы?

Он сидел, посасывая пальцы, как вдруг за спиной услышал какой-то шум. Прекратив причмокивать, он вслушался, чуть набок повернув голову – почему-то считалось, что так слышится лучше. Воедино сливалось сразу множество звуков: топот ног, звук металла, чье-то постоянное кряхтение и даже ругательства. Вестимо, кто-то дрался.

Заинтересовавшись, Айван схватил свои упавшие вещи и на четвереньках выполз из-за глыбы. Сам он дрался не раз, особенно в последнее время, хотя любой другой, наблюдавший со стороны, назвал бы это простым избиением, а вот самому наблюдать серьезную стычку, да еще, судя по всему, на мечах, ему не приходилось. Любопытство так и распирало.

Выглянув из-за лежащего мегалита, он увидел их. Почти на самой кромке леса находилось человек десять. Точнее, девятеро и еще один, отличающийся от них размером и наличием бороды. Он обладал поистине медвежьей статью, дополняющейся подбитой мехом сермягой. В руках кряж сжимал меч, каких Айван никогда не видывал, двуручный, он был шире и длиннее обычного. Будь на его месте любой другой человек, не за что бы ни осилил им махать так, как махал этот бугай.

Пока Айван любовался оружием странного незнакомца, от девятки осталось семеро. Насчет разницы в наличии бороды парень поспешил, так как лица окруживших здоровяка оказались скрыты черной матерчатой маской, закрывающей все ниже глаз. Все как один носили черные же мандиасы до бедер, чьи откинутые капюшоны ныне подпрыгивали за спинами вслед за нападающими. В руках у каждого мелькал короткий, особенно на фоне меча здоровяка, тонкий меч. В общем, если бы Айвана попросили отличить одного от другого, он бы ни в жизнь не смог.

Он так засмотрелся на всамделишную схватку, что не заметил, как сражающиеся оказались уже совсем близко к каменным изваяниям. Опомнившись, он чертыхнулся про себя и под сенью глыб на четвереньках отполз подальше.

Аккуратно приподняв голову над каменным гробом, он уже мог разглядеть глаза тех, кто был во всем черном, здоровяк же стоял к нему спиной. Сделав вид, что собирается влево, он отпрыгнул вправо, скрывшись за каменным пальцем, и в ту же секунду выскочил и сильнейшим ударом раскроил череп ближайшему нападающему. Фонтаном брызнула кровь, а здоровяк закричал так, что у Айвана свело желудок, а волосы стали дыбом. Только сейчас он увидел его лицо близко и четко, ему показалось, что глаза у человека светятся красным, будто раскаленные уголья.

Здоровяк засмеялся безумным смехом и с новыми силами рванул на противников. Айван вдруг засомневался, кто из них является истинным нападающим, а кто просто пытается защитить свою жизнь. Бугай в сермяге размахивал мечом, словно это бревно, а ловкие воины в черном то и дело пригибались и перепрыгивали через него. Это напоминало игру «Живая мельница», где обычно мужик становится в круг с длинной крепкой палкой и крутится вокруг оси, то поднимая ее, то опуская, а остальные должны уклоняться, не выходя из круга. Последний же оставшийся сам становится в круг, и все начинается сызнова. Вот только в игре можно большее получить ушиб, и редко что-нибудь себе сломать, здесь же на кону – жизнь.

Несмотря на это, воины в черных одежах продолжали напирать, не жалея сил, а здоровяк, казалось, начал уставать. Он тяжело дышал и шатался от головокружения, меч его все больше опускался вниз, чем целил по головам.

И вдруг Айван вскрикнул, отпрянул и повалился спиной наземь. Прямо у него перед лицом на камень взобралась ящерица. Маленькая и темно-серая в крапинку, с длинным острым хвостом, она появилась, словно из ниоткуда, и так же быстро умчалась в никуда. Парень испугался не столько от неожиданности, сколько от самой пресмыкающейся. Ящерицы, змеи, даже лягушки – все это вызывало у него острую неприязнь и, он почти никому об этом не говорил, липкий страх.

Однажды он купался в реке, и нечто скользкое и безгранично гадкое коснулось его ноги. Он так быстро помчался к берегу, что чуть не захлебнулся в грязной воде, вдоволь ее наглотавшись, после чего его еще и нещадно рвало. С тех пор он также возненавидел и воду, доходящую выше колен.

Лишь чертыхнувшись и невольно скорчив от омерзения лицо, он вдруг заметил, что и его заметили тоже. Сразу два человека в черных одеяниях медленно направились к нему, сжимая в руках свои короткие и тонкие клинки.

Ноги Айвана сделались словно из травы, едва держащей собственный вес на ветру. Он начал отползать спиной вперед, как можно быстрее перебирая руками и ногами. Иронично, но сейчас ему хотелось стать ящеркой, шустрой, как ветер, убежать, забиться в какую-нибудь норку и сидеть там, пока все не уляжется.

– Я, – залепетал он, – я никому ничего не скажу! Клянусь Богами Четырех Сторон Света. Пожалуйста, не убивайте меня!

На воинов в черном, казалось, это не произвело никакого эффекта. Один из них, подойдя к Айвану, ухватил его за шиворот и одним рывком поднял на ноги. Парень услышал, как рвется его рубаха.

Поднявший его посмотрел на второго.

– Нам не нужны свидетели, – ответил тот, словно решался вопрос не о жизни невиновного, а о том, разводить ли костер трением палки над трутом или же использовать более простое огниво с кресалом.

Айван уже начал молиться Богам, в которых никогда не верил, как вдруг боль в ладонях от сжимаемых с силой ножа и колышка привела его в чувство. Недолго думая, он полоснул ножом по сжимающим меч пальцам убийцы. Тот даже не поморщился, если судить по серым глазам, глядящим на него в упор. Нож оказался так затуплен, что едва порезал стягивающие руку кожаные перчатки.

Убийца в черном нарочито медленно перевел взгляд сначала на свою испорченную перчатку, затем на Айвана, и двинул ему кулаком в лицо, отчего у того тут же зашумело в ушах, и он, сделав шага два назад, инстинктивно пытаясь сохранить равновесие, упал навзничь.

Айван лежал и стонал от боли в челюсти, с трудом осознавая, что сейчас было, что вообще происходит. Он перевел взгляд на правую руку, из которой выпал нож, затем на левую. Каким-то чудом почти завершенный чуть сплюснутый колышек все еще покоился в ладони. Вряд ли он был полезней железного, пусть и затупленного ножа.

Был лишь один выход.

Айван вскинул колышек, направив его на неприятеля, и чуть ли не скороговоркой проговорил:

– Гифаруй моэ солиос хетус гнисон

Гифарой фурама сеф ипсе

Йаг диарасий зик гнисам омес мефир

Эт чизерий хостерос мэа сэв драх

Ничего не произошло, не считая того, что убийца остановился, оглянулся на приятеля, и они оба рассмеялись, словно не слышали шутки смешнее. В прошлый раз палка хотя бы взорвалась, зло подумал Айван, а затем вспомнил слова отца. Эмоции очень важны, говорил он, но в меру. Контролируя свои эмоции, ты контролируешь себя. Не позволяй перехватить контроль другим, иначе они победят, а ты проиграешь. Он не любил проигрывать, и Айван перенял эту черту у отца.

Закрыв глаза, он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Вновь распахнув веки, он начал читать заклинание с начала, на этот раз медленнее и размереннее, проговаривая каждое слово, словно пробегаясь по нему пальцами, ощущая каждую выемку и завиток, он чуть ли не представлял слова древнего магического языка парящими перед ним в воздухе, горящими от переполняющей их энергии мира. Челюсть все еще болела, но нужно терпеть.

Убийцы прекратили смеяться, как только заметили точку света, медленно разрастающуюся на кончике колышка, который также медленно начал нагреваться изнутри. Точка разрослась до размера арбуза, и прежде, чем люди с оружием успели хоть что-то предпринять, Айван интуитивно взмахнул самодельным конфигаром, посылая шар огня в обидчиков.

Взрыв оказался столь колоссальным, что Айвана, все еще сидящего на земле, просто отбросило назад. Пахнуло жаром в лицо, и он перекатился через голову, сделал кувырок и ударился затылком о каменную глыбу. Из глаз посыпались искры, хотя их хватало и без того.

Полежав с полминуты и подождав, пока шум в голове хоть немного утихнет, он приподнялся на локтях. Противников словно ветром сдуло. Или взрывом. С трудом поднявшись на все еще шаткие ноги и держась за каменного гиганта, Айван обвел взглядом вершину холма.

Находящиеся ближе всего глыбы почернели от взрыва, трава в эпицентре выгорела дотла. Подняв взгляд выше, он увидел тела. Двоих, что стояли ближе всего, отбросило на добрые три сажени. Один лежал теперь за опрокинутым камнем лицом вниз, затылок его был весь в крови, второму же, в которого попал шар, досталось еще больше. Его буквально разорвало. Айван разглядел лишь дымящиеся ошметки тела, одной руки и одной ноги не хватало.

Не выдержав зрелища, его вырвало. Он упал на четвереньки и, содрогаясь всем телом, избавился от всего скудного обеда, что добыл в отбросах. Боль заставила его взглянуть на левую руку, в которой он держал самодельный конфигар. Рука, вплоть до запястья, покраснела, кое-где набухли волдыри, ногти на большом и указательном пальцах почернели, зато и ранки от ножа прижгло. Айван сразу вспомнил, как Мурра отзывается о прижиганиях. И правда, прикладывать изжеванную траву куда менее болезненно.

Пошарив взглядом по траве, он нашел обугленную почти до средины деревяшку. О щепках можно было больше не беспокоиться.

Огненный шар – не лучшее заклинание для самозащиты, тем паче на столь замкнутом пространстве и на таком расстоянии, но это единственное боевое заклятие, которое Айван помнил точно, остальное было в украденном гримории. Да даже будь она у него с собой, вряд ли бы ему позволили найти нужный магический стих и зачитать его. Да еще и значение каждого слова надо знать, а переводить времени и вовсе не оставалось.

Хорошо хоть энергии оказалось вложено не так много, иначе можно было и вовсе остаться без руки, а то и без головы.

– Эка ты меня выручил, – раздался вдруг низкий басистый голос. Айван подскочил как ужаленный, морщась от боли в голове, – о камень он приложился тоже не слабо.

Здоровяк в подбитой не по сезону мехом сермяге медленно поднялся на ноги, держась одной рукой за упавший монолит, а второй за голову. Огляделся, щуря одним глазом и тяжело дыша. На том месте, где он упал, остался кровавый след. Он был ранен, причем серьезно. Одежда его слегка дымила, мех подгорел.

Трое людей в черном, оставшихся с ним, лежали рядом. Один, валяющийся дальше всех, вдруг зашевелился и застонал. Бугай неожиданно встрепенулся, выкрикнул нечто вроде гортанно «гха!», рывком оказался возле раненого и всем весом обрушился сверху. Удары кулаками так и сыпались на беднягу, и все по лицу. Брызги крови разлетались при каждых ударе и замахе. От очередного зрелища чрезмерного насилия Айвана вновь врывало, но теперича одной лишь жгучей желчью.

Унявшись, он полез за пазуху здоровой рукой и достал оттуда новый колышек, направив его на незнакомца. Руки его дрожали, как, в общем-то, и ноги, поэтому вряд ли он выглядел устрашающе, но коль здоровяк не дурак, смекнет, что воеже колдовать, не обязательно твердо стоять на ногах.

Вот только колышек был бесполезен. Айван не знал, как это ему удалось сотворить вполне неплохой огненный шар, если раньше у него таковое не получалось, да и не должно было. Но второй раз вряд ли удастся, да даже если и удастся, повторять подобное совсем не хотелось. Но бугай-то об этом знать не знает, а значит, может струхнуть и убраться вон подобру-поздорову. Главное, чтобы не в город.

Поднявшись вновь на ноги, здоровяк осмотрел дело своих окровавленных рук, сплюнул такой же кровавой слюной, и только затем оглянулся, чуть пошатываясь и тяжело дыша.

– Нандин, – сказал он, даже не обращая внимания на сжатый в руке Айвана колышек.

– Что?

– Эт имя мое. А тебя как звать?

– Зачем Вам?

– Ну как, должен же я знать имя своего спасителя.

Спасителя! Айван и не собирался никого спасать, окромя самого себя. Раньше он никогда никого не убивал, да и нынче тоже не собирался, просто так вышло. Он лишь хотел их всех напугать, оглушить, ранить, в конце концов, но никак не убить. Этот Нандин был для неопытного мага таким же опасным незнакомцем, как и люди в черных одеяниях, и если уж так получилось, что они погибли, было бы куда лучше, кабы здоровяк отправился вслед за ними.

На страницу:
1 из 9