bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 5

На следующий день молодожены улетели утренним рейсом в Крым, где в аэропорту Симферополя их ждало заранее заказанное такси до пансионата Новый Свет, что находился в одноименном поселке в шести километрах от города Судак. Через два часа после взлета шасси самолета мягко коснулось взлетно-посадочной полосы, и уже через несколько минут был подан трап. Счастливая парочка вышла из прохладного салона на раскаленный от июльской жары воздух и направилась к выходу. Таксист ждал у входа, держа в руках табличку с коряво написанной фамилией «Толмацкий». Расстояние в 118 километров из Симферополя в Судак на новенькой «Волге» преодолели за пару часов. Оставалось проехать всего ничего, каких-нибудь шесть-семь километров по одной из самых красивых дорог с очень крутым серпантином. Неподражаемая природа этих живописных мест определенно стоила того, чтобы, по просьбе супруги, останавливать утомленного водителя по имени Эдуард практически на каждой смотровой площадке. Преодолевая многочисленные повороты и ухабы, советский элитный автомобиль нес их по очень опасной дороге со скоростью шестьдесят километров в час, несмотря на предупреждающие знаки об ограничении до сорока, а то и до двадцати километров в час. Водитель был уставшим, он совершал уже третий подобный маршрут, поэтому хотел успеть вздремнуть пару часов перед назначенным вечерним рейсом из Судака в Алушту. До конца серпантина оставалась пара километров, как вдруг Эдуард потянулся в бардачок, чтобы заранее приготовить документы на автомобиль. Он знал, что как всегда при въезде в поселок Новый свет его опять остановят гаишники и, как всегда, начнут осматривать с ног до головы: не зря же они томились под палящим солнцем, с «отвагой» охраняя закон и порядок. Две секунды, на которые отвлекся водитель, оказались роковыми. Сказались его усталость, недосып, жара, рассеянное внимание, превышение скорости и крутой серпантин. Машина не вылетела в пропасть только потому, что резкий удар по тормозам немного смягчил ситуацию, но полностью спасти положение не смог. Автомобиль с визгом прочертил две черные полосы на асфальте и, пробив заграждение, стал постепенно сползать в пропасть. Эдуард крикнул пассажирам:

– Ради Бога, простите! – и закрыл лицо руками.

То ли действительно время тянулось долго, и все действия происходили медленно, то ли так казалось, но, закрыв глаза, Виктор успел сказать Божене, что любит ее и прикоснулся своими губами к ее губам. Он слышал каждый всхлип, мог разглядеть дрожание ресниц и, прерывая своим поцелуем крик, видел, как ужас в ее глазах сменяется умиротворением. Однако на этом всё не закончилось, спустя пару секунд встречный микроавтобус УАЗ со скоростью 15-20 км в час врезался в заднюю боковую дверь. От этого удара Виктор со всего размаха ударился затылком о боковое стекло, Божену откинуло на него, и она тоже ударилась об стекло, только лбом. Оба потеряли сознание.

Очнулись они на следующий день в семь утра сразу друг за другом в отделении травматологии города Судак в одной палате.

– Господи, мы живы! – с криком счастья попыталась вскочить Божена, чтобы броситься к мужу. Но быстро встать не получилось: действия успокоительных и четырнадцать часов сна давали о себе знать.

– Да, любимая, мы живы, и мы вместе. Я так дорожу тобой, и так счастлив, что в этот момент мы были рядом. Я думаю, что если бы был один, мое сердце разорвало бы от страха, а так, глядя в твои глаза, я понял, что не боюсь даже смерти, если ты рядом. Ты – мой ангел хранитель. Не понимаю, что нас спасло, и как мы, в итоге, оказались живы и здоровы.

Виктор медленно встал, подошел к сидящей на краю койки супруге и нежно обнял ее, затем, посмотрев в ее спокойные, но мокрые от слез глаза, с какой-то хрупкой осторожностью поцеловал . Их воркование прервал обход. Врач, увидев, что они очнулись, переглянулся со старшей медсестрой и сказал:

– Доброе утро, товарищи! Для вас ведь оно особенно доброе…Обязательно сделайте этот день красным днем календаря! А когда снова поедете к месту своего будущего отдыха, остановитесь на месте аварии и поблагодарите кедр.

– Что значит, поблагодарите кедр? – с удивлением спросил Виктор.

– А то, товарищ, и значит, что если бы не это благородное дерево и не удар «буханки»*(микроавтобус УАЗ) в заднюю часть автомобиля, то собирали бы вас по частям, извините за грубость. А, может, и собирать нечего было бы: пятьсот метров все-таки, скорее всего машина бы взорвалась. Благодаря удару УАЗа машину развернуло, и, проехав боком порядка пяти метров по склону, она уперлась в кедр ровно посередине корпуса.

– Да уж, повезло… – Толмацкий задумался. Слова доктора повергли его в шок. Ведь, по сути, их спас удар, который, как он решил в тот момент, свел все их шансы выжить на нет. Жизнь все-таки странная штука…

– Но теперь для вас все в прошлом, – продолжал доктор. – Бояться нечего: отделались, так сказать, легким испугом и царапинами. Сейчас к вам подойдет медсестра, проводит на осмотр, пообщаетесь с психологом. Если все будет в порядке, напишете заявление, что всем довольны, претензий не имеете и выписываетесь по собственному желанию. И в путь, к теплому морю, палящему солнцу и аромату душистого можжевельника!

– Огромное спасибо, товарищ, эммм… доктор, – доктор, войдя, забыл представиться, а Виктор, в свою очередь, переживал, что это у него вылетело из головы, как зовут их врача.

– Извините, забыл представиться: Синицын Павел Викторович мое имя! Сегодня вроде бы не прощенное воскресенье, но извиняться приходится во второй раз. Каюсь, виноват, тяжелая ночь.

В дверь постучали.

– Да, да, заходите! А вот и наша медсестра. Леночка, проводи, пожалуйста, товарищей к травматологу, затем к Евгению Сергеевичу, если он на месте. Если все хорошо, и товарищи пациенты захотят уехать, то на выписку – под их же просьбу. Если захотят остаться, то милости просим, пять дней мы подержать можем, трехразовым питанием и бесплатным проживанием будут обеспечены, Родина позаботилась! Ну а пока, прощайте! – Павел Викторович улыбнулся, подмигнул и скрылся за дверью.

– Прощайте! – в унисон ответили молодожены.

– Простите, Елена, – обратилась к медсестре Божена. – а что с нашим водителем, Эдуард его имя, кажется.

– Не переживайте, с ним все хорошо, с медицинской точки зрения, а вот с точки зрения законодательства не очень, – сказала медсестра и жестом руки попросила их встать и проследовать за собой, затем продолжила. – Этот товарищ, оказывается, числился в розыске и работал по поддельным документам. Странно конечно, как он попал в такую солидную организацию, как такси, но всякое бывает. Слава Богу, вы ехали днем, а не ночью.

– Почему? – с недоумением уточнил Толмацкий.

– Все очень просто, – отвечала Елена. – Если бы авария произошла ночью, то такой человек, как «нетоварищ» Эдуард с поддельными документами, вряд ли бы занимался вашим спасением. В первую очередь, он бы выбрался сам. И даже если бы автомобиль сразу не упал, он не кинулся бы вас спасать, а трусливо сбежал бы с места происшествия, дабы не быть пойманным и не получить срок. А днем на трассе много людей…

– Я так понимаю, мы родились под счастливой звездой! – воскликнул Виктор, ошарашенный известием о третьем возможном варианте гибели, которую удалось избежать.

Глава 3. Семейная реликвия.

Видимо, у каждого рода есть свой закон,

от которого не уйдёшь. Род – целое,

а не сумма последовательных поколений…

Флоренский Павел Александрович (российский ученый, религиозный философ).


На обрыве серпантина по дороге из Судака в поселок Новый Свет рос могучий кедр, он и спас жизни Виктору, Божене и водителю Эдуарду, настоящее имя которого было Азад. Чудом оставшись в живых после удачного приземления, Азад открыл глаза и первое, о чем подумал, это то, что родители должны были назвать его не Азад, что в переводе с азербайджанского «свободный», а Тофиг, означающее «успех, удача». В УАЗе, врезавшемся в Волгу, ехала группа альпинистов, сообразительность которых послужила на пользу. Они остановили проезжавший КРАЗ и, аккуратно привязав тросы по осям боковых колес «Волги», зафиксировали злополучный автомобиль. Затем, не дожидаясь прибытия экстренных служб, вначале вытащили с заднего сиденья молодую девушку, а затем аккуратно стали вытаскивать мужчину. Водитель, в отличие от пассажиров, пребывал в сознании и одновременно с вытаскиваемым Виктором вылезал сам, дабы не нарушить хрупкое равновесие. Однако вместо того чтобы оставаться на месте аварии, Азад затерялся в толпе зевак с просьбой дать попить. Наткнувшись на земляка и перекинувшись несколькими словами, сел к нему в ВАЗ-2103 и, развернувшись в обратную сторону, умчался в Судак. К моменту прибытия медицинских, сервисных служб и дорожных патрульных виновника ДТП уже не было на месте аварии. Пострадавшие пассажиры, осмотренные медиками, получив по небольшой дозе снотворного и успокоительного, были доставлены в больницу, автомобиль был поднят и эвакуирован в районную автоинспекцию, а зеваки и остальные участники аварии разъехались по делам и развлечениям. Азад был объявлен в розыск, но к тому моменту, как органы милиции и люди, крышующие таксопарки Крыма, начали его искать, он уже с очередным паспортом сидел на борту пассажирского самолета ИЛ 74, следующего по маршруту аэропорт Симферополь – аэропорт Бина (Баку).


Азад не задавался вопросом о том, как себя чувствуют его пострадавшие пассажиры. Также ему было плевать на то, что служба такси понесет убытки. Его беспокоило, что в бардачке вместе с документами лежал его фамильный пистолет, с которым он не расставался со дня смерти отца. Да и деньги порядка шестисот рублей – шутка ли! – считай, месячная зарплата полковника Советской Армии! Ну, деньги деньгами, а вот пистолет – это, конечно, потеря! Азад являлся третьим хранителем бесценной семейной реликвии. Кольт М1911, разработанный Джоном Мозесом Браунингом еще в 1908 году и состоявший на вооружении армии США с 1911 года, был востребован и по сей день. Автору такого блестящего оружия, сконструированного не без холодного изящества, было чем гордиться: ведь в те годы это был серьезный прорыв в создании самозарядного пистолета. Этот кольт подарил деду Азада американский офицер Адам-Эд Браун, которого дед спас при отступлении во время «Мясорубки Нивеля». Это было крупнейшее сражение Первой мировой войны (апрель – май 1917г.), где две дивизии Национальной армии Конгресса США под командованием главнокомандующего французской армии Роберта Нивеля, участвовали на стороне Антанты. Несмотря на явное преимущество союзников, они были полностью разгромлены. Во время сражения батарея Аббаса, так звали деда Азада, попала под ожесточенный огонь противника и практически полностью была уничтожена. Он чудом остался жив, но был ранен в плечо. Испытывая жуткую боль, он собрался с силами, оценил, что единственный шанс выйти из-под огня – это подавить его, и пополз к вражеским позициям. Подобравшись как можно ближе, Аббас бросил гранату. Залпы прекратились, и он быстро пополз обратно. Боль была на грани сознания, голова кружилась… Едва ли он смог бы вспомнить обратную дорогу: как вжимался в землю от свиста пуль, как его отбрасывала ударная волна взрывающихся рядом снарядов… Но он ясно запомнил лицо американского солдата, рядом с которым упал, спасаясь от очередной пулеметной очереди. Контуженный американец с мольбой смотрел на него, как на свою единственную надежду. «Save me! Save me!» – шептал он в отчаянии, вцепившись в Аббаса. Несмотря на то, что тот сам потерял много крови и был близок к смерти, он выволок союзника из окопа и потащил его к своим. Войска Антанты пока еще удерживали позиции, и им обоим удалось спастись. Это было настоящее чудо! Подаренный пистолет, по рассказам отца, не раз спасал деду жизнь. И уже во время Великой Отечественной войны при конвоировании нацистских пленных один немецкий солдат каким-то образом выхватил у охранника винтовку со штыком и ударил им деда в грудь. «Случайно» в этот день тот повесил кобуру с пистолетом не как обычно на пояс, а на грудь, и штык вонзился прямо в пистолет, что уберегло деда от смерти. Фашистский солдат был расстрелян на месте этим же пистолетом.

Пройдя две мировые войны от начала до конца, участвуя в огромном количестве битв и получая серьезные контузии, дед, несмотря ни на что, тогда выжил, но умер при нелепых обстоятельствах. В 1949 году, восстанавливая ограду у дома, потягивая едкий папиросный дым, дед закрыл левый глаз, чтобы дым в него не попал. Но ветер изменил направление, и дым попал в правый глаз, отчего тот заслезился и зажмурился. Дед при размахе от неожиданности и резкой боли выпустил молоток из руки, тот угодил ему прямо по большому пальцу ноги. Через месяц палец почернел, на что фельдшер поселка Сарай, в котором жил дед Азада и который находился в пятнадцати километрах от Баку, вынес вердикт, что его придется ампутировать, и выписал направление в бакинскую хирургию. Дед был упрямый – аргументируя тем, что на войне еще не то случалось, и что ему там ничего не отрезали, а тут такая ерунда и отрезать, отказался ехать в больницу. «Нет уж, если на это есть воля Аллаха, то уж лучше он по этой воле и помрет, нежели жить без пальца,» – ворчал он. В скором времени начала синеть стопа, и уже жена и сын настаивали на ее ампутации, плакали, стоя в слезах на коленях, но его было не сломить. В итоге, он умер от гангрены, но даже перед смертью сказал, что если вернуть все назад, то менять ничего бы не стал, на все воля Аллаха. Перед смертью дед вручил сыну Вагифу пистолет со словами, что он должен хранить его всю жизнь и передать своим детям и внукам. Этот кольт был не просто оружием, а фамильным символом свободы: ведь благодаря ему он выжил в страшных сражениях двух войн, и теперь их род имеет продолжение.

Вагиф также берег этот пистолет всю свою жизнь. Будучи человеком с тяжелым, агрессивным характером, не гнушающимся криминальными методами добычи денег, он зачастую находился на грани свободы, но всегда случайным образом выходил сухим из воды. Удача была с ним даже при событии в Нагорном Карабахе, когда по заказу он с товарищами участвовал в провокации армян. Тогда погибло несколько его так называемых коллег, а остальные оказались за решеткой. Но ему, мало того, что удалось избежать участи и тех, и других, так еще и вознаграждение за эту акцию «пилить» ни с кем не пришлось. Когда настало время отчаянному и дерзкому Вагифу отдать свою душу Аллаху, он, как и его отец, вручил своему сыну кольт, и, как и его отец, произнес слова напутствия:

– Азад, – обратился Вагиф, лежа на больничной койке, умирая от пневмонии. – Я был плохим отцом и не оставил после себя ровным счетом ничего, кроме дома, который унаследовал от деда, – он резко закашлялся, но затем продолжил. – Однако я дал тебе имя Азад – «свободный», каким был сам, каким был твой дед. В жизни не важно, что происходит вокруг тебя и кто тебя окружает, важно то, что у тебя внутри. Запомни это и проживи свою жизнь так, как сам того желаешь. А ответ перед Аллахом всем нам держать и всем нам грехи свои отрабатывать. Прошу тебя, не делай того, что будет расходиться с твоей совестью, тогда проживешь счастливую и долгую жизнь. Через пару часов меня уже не станет, я это чувствую. Вот, возьми ключ от сейфа – там, пожалуй, самая важная вещь для нашей семьи: это кольт деда. Дед чист перед Аллахом, моя история грязна, но не людям судить. Историю кольта ты знаешь. Он не раз спасал деда, спасал меня, теперь будет охранять тебя. Береги его и передай своему наследнику! – новые приступы кашля, оборвавшие его жизнь, заглушили слова благодарности и всхлипывания сына.

Отец Азада умер в 1970 году. На тот момент сыну исполнилось восемнадцать лет, и он стоял на распутье жизненных дорог. Азад был невысокого роста, спортивного телосложения. Обладал типичной внешностью азербайджанца: темными волосами, черными глазами и узким лицом с сильно выступающим носом. Мать привила ему с детства любовь к фортепьяно и мечтала о том, чтобы он поступил в консерваторию в Санкт-Петербурге, где жила ее двоюродная сестра.

Но сам он, несмотря на фанатичную любовь к божественным звукам любимого инструмента, посчитал, что это не мужское занятие – стучать по клавишам. Тем более в голове звучали слова отца о свободе и совести. Выбрать путь отца – романтика с большой дороги – помог случай. Разгружая вагоны на узловой железнодорожной станции Сумгаит, что находится в десяти километрах от его поселка, он познакомился с грузином по имени Мамука. Тот обладал яркой, запоминающейся внешностью. Но отнюдь не иссиня-черные волосы или большой с горбинкой нос запоминались окружающим, а шрам, который протянулся от внешнего края правого глаза до подбородка. Увидев такой экземпляр в темном переулке, даже отъявленный смельчак задумается о бегстве.

После разгрузки вагонов и получения денег тот отошел в сторону, достал блокнот и с серьезным видом, поглядывая по сторонам, стал что-то чертить и писать. Увидев любопытный взгляд молодого Азада (Мамуке было тридцать восемь лет), он кивком головы подозвал его.

– Как тебя там? Товарищ Азад? Хе хе, – как то странно засмеялся грузин. Азад даже подумал, что у него не все в порядке с головой, что, в принципе, частично было правдой. – Короче, я смотрю, тебе можно доверять. Поболтаем в тихом месте?

– Без проблем, – ответил Азад, и они, пройдя с полкилометра, сели в припаркованный среди деревьев «москвич».

– Значит так, через неделю, как всегда в это время, прибывает этот же поезд с этим же грузом. Ты же знаешь, что мы сейчас грузили?

– Нет, мне без разницы, главное, что платят сразу, – равнодушно ответил Азад.

– Ха-ха, парниша, мне нравится твой настрой! У тебя есть ствол? – прямо в лоб задал вопрос Мамука.

– Что за вопросы? Да в чем, черт возьми, дело? – вспылил Азад.

– Ладно, шутки в сторону, говорю суть, а там решай сам, – он чуть призадумался, видимо подбирая более лаконичную формулировку следующему разъяснению. – В контейнере перевозят нелегальную японскую и американскую фото, видеотехнику и телевизоры нового поколения. Весь этот товар везут из Ростова-на-Дону по отработанной схеме в коробках «Осторожно стекло», поэтому и выгружают черт пойми где, а не в Баку. Так как товар нелегальный, шума не будет. Я известен в определенных кругах, заподозрить меня хозяева могут, а вот тебе бояться вообще нечего, ты не засвечен, «мусорам» это дело точно не отдадут, займутся сами. Твое дело маленькое, неприметное, а я свалю далеко и надолго, ищи-свищи потом. Следующая партия в четверг, через неделю. Два исполнителя для погрузки на месте есть, нужен еще один – человек, который задержит водителя на трассе за пять-шесть километров от станции и, используя все возможные методы, не даст ему забрать груз в назначенное время. Груз, естественно, заберет машина с необходимыми на него документами, с той разницей, что они не настоящие. А-ха-ха, – опять последовал странный смех Мамуки. – На работу ты нанимался через моего человека, так что, где ты живешь, знаю, поэтому дай тебе Бог длинной и счастливой жизни, понял к чему я? – молодой кивнул. – Так что даю тебе время до понедельника. Откажешься – не беда, согласишься – дай знать на этом же месте в двенадцать дня в понедельник. Что касается твоего гонорара, то это год работы учителем в престижной гимназии Баку. Прогресс дорого стоит.

Азад уже точно знал, что идти на дело он согласен, а план диверсии созрел в его голове еще в самом начале беседы в салоне автомобиля.

– А зачем ждать понедельника? Я уже согласен, – решительно ответил Азад и рассказал Мамуке свой план. В это время его второе я окончательно вытеснило наивного юношу, ищущего свой жизненный путь. Теперь, испытав ни с чем несравнимое ощущение свободы действий и адреналина от предстоящей авантюры, он знал, на что потратит время, отпущенное ему Аллахом.

– Ну, вот и договорились, отличный план! Одобряю, – сказал Мамука и, блеснув своей странной улыбкой, пожал на прощание руку Азаду.


Грузовой КамАЗ-5320 ехал по маршруту Баку – ж/д станция Сумгаит, по которому ездил уже полгода. На станции в зоне разгрузки водитель должен был принять товар, который поступает туда каждую неделю из Ростова-на– Дону. Затем, разгрузившись на складе в городе Хырдалан, водитель там же, но в соседнем боксе загружался каучуком и катушками проволоки для изготовления покрышек. После чего возвращался с полученным грузом на шинный завод, находившийся в индустриальном районе Баку недалеко от станции метро Улдуз. Для чего были нужны такие рокировки, водитель не уточнял: надо так надо – начальству виднее. Водитель КАМАЗа не успел доехать буквально четыре километра до Сумгаита, как машину остановил сотрудник ГАИ, но документы были в порядке, беспокоиться не о чем.

– Старший сержант Самедов, – представился сержант, резко приложив правую руку к виску. – Ваши документы! Что везем, товарищ? – спросил сержант, изучая водительское удостоверение, и, не дожидаясь ответа, попросил открыть тент и показать содержимое машины.

– Так нет ничего, – улыбнувшись, ответил простодушный казах Азамат. – На обратном пути будет – вот и проверите, а я опаздываю уже! – попытался отшутиться водитель, так как действительно отклонялся от графика: через десять минут он уже должен быть на месте.

– Хорошо! – грозно сказал Самедов и достал рацию. – Дежурный патруль, Трасса 1! Повторяю, дежурный….

– Стойте, стойте, товарищ офицер! Да пошутил я! Уже открываю… Нет там ничего – смотрите. Простите, прошу вас! – перепуганный водитель, в спешке побежал открывать заднюю часть тента.

– Так, а что там, под пленкой? – указал гаишник водителю пальцем вглубь кузова.

– Так нет там ничего! – улыбнулся весельчак казах, но заметив грозный взгляд сержанта Самедова, в спешке полез в кузов.

Самедов последовал за ним и в момент, когда водитель КАМАЗа наклонился, чтобы отодвинуть пленку, резко ударил рукояткой кольта в затылок. После чего связал казаха-водителя, заткнул рот тряпкой и, закрыв тент, сел за руль автомобиля и перегнал его на несколько километров вглубь поля, что находилось рядом с трассой. Там фальшивый сержант Самедов, в роли которого выступал наш герой Азад, сжег поддельные документы и уставную форму, обменянную у беспробудного забулдыги из соседнего поселка, бывшего участкового Раупова

Все прошло как по маслу, и на следующий день Азад, чувствующий уже вкус денег, доехав на попутках до назначенного места в пригороде Баку, с нетерпением ждал Мамуку. Время шло, работодатель задерживался, минуты опоздания перетекли в час, час перетек в два, затем в три, а того все не было. Азад нервничал, пинал камни, успокаивал себя мыслью, что, даже если что-то пошло не так, Мамука вот-вот появится. Но он не появился даже глубоко за полночь. Расстроенный до глубины души юноша брел домой пешком, прокручивая в голове ситуацию, в которой оказался лохом, ругая себя на чем свет стоит и шаркая ногами по дороге, оставлял за собой клубы пыли. Подойдя к селу, он увидел черно-красное зарево и ощутил запах гари. Он что-то почувствовал, но не мог понять, что? Это был инстинкт, и, поддавшись ему, Азад решил пойти не по главной улице, как обычно, а в обход. Пробравшись к дому со стороны своего сада, прячась за деревьями инжира и миндаля, он увидел пожарных, тщетно пытающихся потушить его родной дом, соседей, успокаивающих рыдающую мать. Мать стояла на коленях, тянула руки к горевшему дому и то кричала в голос, то рыдала взахлеб. Дом сгорел дотла. Спасти ничего не удалось: ни документов, ни ценностей. Рядом с домом лежала голова любимой овчарки Азада. А на заборе, с внутренней стороны, ее кровью было написано: «Азад, это только начало».

Домой он, естественно, так и не пришел. Мама – суровая женщина, он не понимал, как она переносила выходки отца? Наверное, просто боялась. Но уж его выходки она точно терпеть не будет.

– С мамой все будет хорошо, – нашептывал себе под нос Азад, доставая из шкатулки, спрятанной в сарае, деньги, которые копил пять лет на крайний случай. Там же он спрятал вчера и семейную реликвию – кольт с тремя десятками патронов к нему. – Дедушка и бабушка живут богато, дочку любят. Это они отца ненавидели, а матери помогут, в беде ее не оставят.

На следующий день он отправил маме письмо на адрес дедушки, в котором попросил ее не беспокоиться, и сообщил, что через несколько лет, когда все уляжется, он приедет. Затем в порту Нефтяников пробрался зайцем в грузовой отсек на корабль, следующий в Казахстан, и покинул Родину.

Теперь, спустя почти тринадцать лет, он летит домой другим человеком, пусть и с другими паспортными данными, но мечтающим вдохнуть, наконец, воздух родного края. За тринадцать лет он избороздил вдоль и поперек весь СССР, Восточную Европу, сменил десятки профессий, провернул сотни авантюр… И сейчас его угнетала только потеря кольта. Это был не просто пистолет, а часть души, часть его самого, от этого сжималось сердце, и душа была не на месте.

«Ну, ничего, живы будем – не помрем», – успокоил себя Азад и, прижавшись к иллюминатору темечком, заснул крепким, беспробудным сном. Ему снилась Елена – последняя его пассия, которая приехала из Киева отдохнуть в Судаке этим летом. С ней он провел много сладких дней и ночей, посвящая ей все свое свободное от работы и дел время. Пожалуй, это была первая девушка, к которой он испытывал смешанные чувства необузданной страсти любовника и нежности отца. В какой-то момент он даже стал задаваться вопросом, а не любовь ли это? Но отбрасывал назойливые мысли, понимая, что где-то в глубине души таится ответ – да, это она. К тому же он был у нее первым, но до начала самого сокровенного события в ее жизни она молчала. В тот первый раз он лежал на кровати в номере гостиницы, она сидела у него на бедрах, склонившись к его лицу, и шептала слова любви о том, как он с первого взгляда покорил ее сердце. Ее густые и черные, как смоль, волосы опускались ему на лицо и грудь. Сквозь них он видел только пухлые и сочные, как спелый персик, губы, сверкающие, как искры от костра, карие глаза. Ее поцелуи сводили его с ума, от них каждый миллиметр тела покрывался мурашками, эйфория окутывала его сознание, затягивая в свой сладкий плен. Во сне все было, как в тот заветный день. Ее образ становился все четче и четче, она так же с детской наивностью шептала ему слова о любви, страсти и вечности. Но потом она остановилась, убрала с лица волосы и, смотря ему прямо в глаза, сказала:

На страницу:
3 из 5