Инчик-Сахалинчик

– Ну и шут с ним, пускай у нас курносый живёт! – решил отец, тыча пальцем в моего нового электрического друга.

Ну, вот уже и стол накрыли, гостей созвали. Сели все чай пить из самовара нового, с баранками поджаристыми. А дедушка и бабушкой у меня совсем старенькие были, они и сами не знали, чему больше радоваться: внучке, с войны вернувшейся, или медной блестящей посудине.

А когда устали дед с бабушкой веселиться, ушли к себе домой, прихватив на радостях новый самовар.

Как я самовар разукрашивала

Села я как-то у Зубковых старших за стол, задумалась и говорю:

– Чего-то самовар у нас совсем неинтересный, может, раскрасим его нарядненько как-нибудь?

Деду эта затея подозрительной показалась:

– Маменьку свою попроси, а лучше тятеньку, он на краски в детстве спорый был: бывало, задам ему задачку печь побелить, и пяти минут не пройдет, как его уже и след простыл, калитка только шуршит!

Выслушала я всё это, вздохнула:

– Нет, дедуля, видимо, тебе придется самовар красить. Подожди, кисточки из дома принесу! – и пустилась бегом домой за кистями.

А на бегу, подумала: «Кисти есть, а краски самоварной нет!»

Знала я, что акварельной краской самовары красить нельзя (уже пробовала).

Надо в магазин бежать. Прибежала в магазин и спрашиваю:

– Краски самоварные в наличии имеются?

– Нет таких красок в наличии! – хмыкнула продавщица.

– А где есть?

– В райцентре, наверное.

Вот так! Ну, на этом дело не кончилось. Съездил батя в Александровск-Сахалинский, купил красок для металлических изделий, и заставил деда подарок Карачуна раскрашивать. Дед самовар расписал, как смог. Нашей родне очень нравилось!

Золотые запонки

В каждой советской семье имелась банка с пуговками, а то и несколько. Ой, не спрашивайте для чего! Ну ладно, расскажу. Вся тогдашняя одежда была на пуговках, а обувь на шнурках, без всяких там замков-молний. Забыли уже? Ах, даже не знали таких времён! Ну тогда вам повезло, вы значительно моложе автора. Так вот, пуговки с поношенных вещей аккуратно отрезали и складывали в банку, а старая вещь шла на тряпки да на очень нужные в хозяйстве лоскутки, из которых можно сшить всё что угодно: одеяло, коврик, платья куклам и так далее.

А новая одежда очень быстро начинала терять свои пуговки. И тогда наступал торжественный момент: на стол высыпалась вся банка с пуговками и искалась пуговка нужного размера и цвета. Точно такая находилась редко, поэтому пришивалась похожая. Обычное дело – встретить человека с разными пуговицами на пальто, куртке или рубашке.

Но банка с пуговицами носила ещё очень важную функцию: все без исключения дети с ней играли. И играли часами! Это было похлеще чем ваши компьютерные игры. Пуговки можно было рассматривать, перебирать, складывать, раскладывать по темам, по цвету, по объёму, по величине, в ряд, поперек и разными фигурами. Я тоже играла со своей домашней банкой, плюс: с двумя банками у бабы Паши. Что ты ребёнка от такой затеи и не оторвать! Ну, если только в животе от голода заурчит.

Однажды в домашнюю банку с пуговками плюхнулись два необычных предмета: квадратные украшения с голубыми камнями, с жёлтыми палочками и перекладинками у основания. Мама сказала, что эти золотые запонки отцу подарили на работе за хороший труд, и объяснила для чего они нужны и как их носят.

– Папа, иди примерь запонки!

– Да у меня и рубахи такой нет, всё что в шкафу – на пуговках.

– Давай купим.

– Ага, иди поищи их по мгачинским магазинам, побегай.

– Ничего мы искать не будем, – вмешалась мама. – Нашему Ивашке некуда наряжаться. Пусть эти запонки будут нашей семейной реликвией.

Я долго не могла понять что такое «семейная реликвия» и почему она должна храниться в банке с пуговками, а не рядом с мамкиными серьгами и кольцами.

– Да потому что! – раздраженно отмахнулась мать. – Я почти всё своё золото уже растеряла. Если ещё и его вонючие запонки потеряю. Ну его нафиг, твоего отца!

– А если я потеряю?

– Теряй, он тебе ни слова не скажет.

– А тебе?

– Меня сожрет. Сама не знаешь что ли?

– Знаю, – вздохнула я и ушла играть с золотыми запонками.

А через несколько лет они перестали быть семейной реликвией и потерялись. Никто о них и не вспомнил. Одна я помню: хорошие были запонки, с аквамарином!

Электростанция

Во Мгачах своя электростанция: большая, пятиярусная, шумная, со шлюзом, плотиной и водой, которая засасывает. Говорят, там утонуло не меньше двух десятков человек. А в топку станции кидают… нет, не утопленников, а жирный мгачинский уголь. Из её большущей трубы валит черный дым, оседающий на близлежащие дома. А близлежащих домов всего два – Зубковых и Бураковых. Поэтому пыль в наших домах чёрная и маслянистая. На тротуарах слой чёрного пепла, а если раззявить взгляд, то в глаз тут же залетает крохотный угольный кусочек. Одно радует – огород удобряется. Ну, так мамка говорила. А вообще, вопрос спорный. И спорить, сидя за столом со своими друзьями Каргаполовыми и Бургановыми можно долго.

А Толик Каргаполов не спорит, он говорит мне:

– Инчик, пойдем на станцию!

– Надоел, мы там уже всё-всё-всё облазили.

– Ну пойдём, там всё равно интересно.

Нехотя плетусь за женихом. Внутри станции работает совсем мало людей, поэтому по её мрачным залам можно лазить безнаказанно. Можно и снаружи по ярусам взбираться, и на угольной ленте поошиваться, а также пощупать руками горы сажи, и попереться отмывать их под уличными фонтанами, которые предназначены для выброса лишней воды из системы. А за фонтанчиками огороженная бетоном речная запруда и шлюз. Ниже и выше шлюза течёт река с красноперкой, а на берегу страшно гудят электрические генераторы. Толик тянет меня именно к запруде, где регулярно тонут люди. На дворе весна, скользко. Я поскальзываюсь и падаю в воду. Минуту-другую держусь за бетонный бордюр. И вправду засасывает! Кричу:

– Толик, спасай!

Он прибегает и на последней секунде меня вытаскивает. Плетусь домой в мокром пальто, вся в опилках. Толик следом. Ну вот, опять мы нарушили покой и умиротворение посиделок мамы Вали и тёти Нины.

Что было дальше? Мать отмывала меня в железной ванне, шлепала и рыдала. Тётя Нина носилась по двору с хворостиной в поисках сына Анатолия.

Первый борщ

Мама Валя и тётя Нина ушли в кино, отцы на работу, а я и Толик остались у нас дома. Игрушки надоели, рисовать наскучило, и мы решили что-нибудь приготовить. Выбор пал на борщ. Толян следил за печкой, но следил не очень умело, поэтому борщ закипал долго. Но всё-таки мы его сварили.

В общем, когда мамки вернулись из Дома Культуры, они застали хату Зубковых в очень культурном состоянии: у печи весь пол в угле и дровах, кухня усыпана капустой, свеклой и морковкой, но по большей части капустой, а на печи малюсенькая кастрюля вегетарианского борща (мы просто не смогли отрезать от замороженного мяса кусочек нужного размера). И два гордых пострелёнка предлагают родительницам кушать! Зрелище, конечно, еще то, но по большей части удручающее. И почему мы не приметили бардак, даже когда уже закончили свои поварские дела – не знаю. Но пока тётя Валя и тётя Нина ни ткнули нас в него носом, мы его в упор не замечали.

– Вкусный борщ? – спросили мы неуверенно, когда взрослые прибрались и сели ужинать.

– Вкусный, жаль дяди Вани и дяди Коли не было дома, пока вы его варганили.

– Почему?

– А они бы ходили за вами по пятам с вениками да с совками и подметали, подметали, подметали…

И мамки дружно захохотали, представив себе такую картину. Вот ведь бабьё! Им над мужьями посмеяться намно-о-го интереснее, чем отпрыскам наподдать.

А снег всё валя и валя

Мы с отцом сидим в хате за столом и едим с пылу с жару чебуреки, которые готовит мать. Хорошо, но скучно. Во дворе идёт снег. Батя выставился в окно и запел:

– А снег всё валя и валя, а снег всё валя и валя…

Маме Вале это шибко не нравится, она раздраженно грозит мужу ложкой.

Я пытаюсь что-то понять, но понимаю, что ничего не понимаю:

– Как так, снег – Валя?

Но тятенька уже совсем завелся:

– А снег всё валя и валя, а снег всё валя и валя…

– Это значит, что он нажрался, и ему уже пора валить из-за стола, – объясняет мать.

Иван подмигивает и заводит шарманку снова:

– А снег всё валя и валя, а снег всё валя и валя…

Внимательно смотрю на раскрасневшиеся щеки отца, то есть мужа мамы Вали, и до меня, наконец, доходит:

– Да любит он тебя! Вон как заигрывает.

Мамка вспыхивает, как спичка:

– Ещё чего! Нажрался просто.

Иван в ответ крякнул: обиделся, значит.

– Мам, а твоё бесконечное «нажрался» – это тоже заигрывания?

– Да идите вы оба! – крякнула на этот раз мамка: обиделась, значит.

Как мы с отцом ходили за новогодними ёлками

За ёлкой я ходила с отцом. Мать говорила:

– Пора!

И мы шли. Я надевала валенки, лыжи и плелась за батей. Выбирали мы всегда какую-нибудь макушку у старой ели. Молоденькую ёлочку отцу было жаль. Он выбирал самую красивую верхушку, лез по стволу и пилил. Домой мы ползли счастливые!

По дороге мне папа Ваня какую-нибудь ерунду про зайчиков и белочек выдумывал. Весело было.

А дома нас ждало всегда одно и тоже: мать выбегала на улицу, придирчиво рассматривала нашу макушку от ели, размахивала кулаками и ругалась:

– Нет, вы гляньте на них! Все прут ёлки как ёлки, а эти двое обязательно косую да лысую притянут. Вон там место пустое у вашей пихты. Чьим задом будем дырку затыкать?

Отец самодовольно расхаживал вокруг зеленой красавицы и ехидно улыбался:

– Зато с шишками!

Я недостатков нашей ёлочки никогда не замечала (до тех пор, пока мать ни начинала нас в них носом тыкать). Но отец у нас молодец, он где-то веточку отпилит, а где-то привяжет. И в наряженном виде наша макушка смотрелась, конечно же, королевой!

Потом приходили Каргаполовы и Бургановы. Они тоже придирчиво рассматривали нашу наряженную царицу и критиковали. После этого мы шли критиковать ёлки Бургановых и Каргаполовых. И только после этого наступал Новый год!

Новый год – это…

Новый год для сахалинских детей-семидесятников в шахтерских сахалинских посёлках – это ящики корейских зимних яблок в подвалах, ящик мандаринов, рыба кета под красным маринадом, обязательно живая елка, на которую выдавали маленький талон и нужно было самостоятельно её рубить, желательно с папой, а не с мамой. Хотя, один раз я рубила елку с мамкой. Воспоминания незабываемые, скажу я вам: две курицы на лыжах и с пилою, а та, что поменьше, ещё и попроворней! А где в ту зиму шлялся наш отец? То ли в больнице, то ли на учениях – не помню. Были тогда месячные военные учения для старых, военнообязанных пердунов лет эдак до 45 лет. Нынче их давно уже отменили.

А ещё Новый год в посёлке Мгачи – это когда дружественные семьи приходят друг к другу в гости, и детям разрешается не спать всю ночь, слушать разговоры взрослых, танцевать вместе с ними, ждать деда Мороза с подарками (моего отца) и пить взрослое шампанское по чуть-чуть, приблизительно с семилетнего возраста.

– Мам, а Толик водку со стола выпил! – пожаловалась я.

– Ах ты, гад! И сколько? – вспыхнула моя мамка.

– Полрюмки, – сказала я.

– Толичек, ты живой? – мама Толика, тётя Нина.

– Живой, красный только, – смущённо ответил Толик.

– Стыдно паршивцу! – сквозь зубы процедил мой отец.

– Это твоя паршивка, эка как скоренько на закадычного дружка настучала! – парировал папа Толика, дядя Коля.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.