Александр Маринеско. Подводник № 1. Документальный портрет. Сборник документов

Наказание за реальные, а не вымышленные проступки последовало сразу вслед за трехсуточным загулом, длившимся с 30 июля по 1 августа (док. № 6.33, 6.35). Уже через три дня решением Военного совета КБФ Александр Иванович был временно отстранен от должности командира подлодки, а на заседании парткомиссии получил строгий выговор с предупреждением и занесением в учетную карточку (док. № 6.34). За этим последовали подготовленные в штабе бригады представление на демобилизацию и досрочная аттестация (док. № 6.36, 6.37). Но и после этого командующий КБФ адмирал В. Ф. Трибуц, которому имя Маринеско к тому времени, несомненно, уже было хорошо известно, не стал увольнять его с флота, а ограничился лишь понижением в воинском звании и переводом в другое соединение (примечание к док. № 6.36).

Следовало ли проявить к офицеру какой-то особый подход с учетом былых заслуг? Да, следовало, и с нашей точки зрения он и был проявлен – ведь Маринеско могли просто уволить со службы и отдать под суд, поскольку совершенные им деяния четко подпадали под статьи тогдашнего Уголовного кодекса, тем более, что всё это совершалось не в первый и даже не во второй раз. Ничего этого сделано не было. Согласно рассказу Маринеско Крону, после всего этого он сгонял на «форде» из Либавы в Москву, где встречался с самим наркомом ВМФ Н. Г. Кузнецовым. Видимо, слухи об этом ещё в 1960-е годы, т. е. до публикации первого издания книги А. А. Крона, достигли ушей самого́ Николая Герасимовича, который в своей статье (док. № 7.4) прямо опроверг факт личной встречи с офицером. Да и что тот мог сказать наркому? Просить или требовать награждения его званием Героя? В очередной раз неискренне признать свои ошибки и дать заведомо невыполнимые обещания исправиться? Для чего? Чтобы прослужить лишних неделю – две до следующего крутого загула? В своей книге «Ты наша гордость, отец!» старшая дочь героя Леонора писала, что Александр Иванович был не согласен на службу на надводных кораблях и просил заместителя наркома по кадрам вице-адмирала П. С. Абанькина подыскать ему должность в подводном флоте, а когда тот отказал, подал рапорт на увольнение по собственному желанию, который с учетом его болезненного состояния был немедленно удовлетворен (док. № 6.40). По-видимому, Абанькин, встреча с которым подтверждается документально (док. № 7.2), не нашел оснований удерживать или отговаривать такого «ценного кадра» от принятия крайнего решения. Впрочем, добровольность сделанного Маринеско выбора нимало не мешает многим публицистам и журналистам до сегодняшнего дня утверждать, что Александр Иванович был незаслуженно уволен по чьей-то злой воле. Создатели снятого в 2008 г. документального фильма «Александр Маринеско» пошли ещё дальше, поставив в дикторский текст такую фразу: «В ноябре 1945 года его (Маринеско. – Прим. сост.) увольняют с Военно-Морского Флота за халатное отношение к службе и аморальное поведение, и понижают в звании до старшего лейтенанта, в должности – до командира тральщика». Правда, как можно понизить офицера в должности до командира тральщика, одновременно уволив с флота, авторы фильма не поясняют.

Послевоенная жизнь Александра Ивановича не имеет прямого отношения к его боевой карьере, но с точки зрения раскрытия индивидуальных качеств его личности представляет несомненный интерес. Кроме того, описание послевоенных злоключений для апологетов Маринеско уже давно стало неотъемлемой частью формирования образа «униженного и оскорбленного» народного героя, который верой и правдой служил своей стране, но подвергся лишь многочисленным незаслуженным притеснениям и унижениям. Желание восстановить справедливость близко и понятно любому нормальному человеку, и на нём неоднократно пытались сыграть во имя достижения различных целей. Попытаемся с опорой на документы проверить достоверность вышеуказанных утверждений в отношении нашего героя.

Маринеско был уволен из рядов ВМФ по собственному желанию приказом от 20 ноября 1945 года, а с 6 декабря стал числиться в запасе. В этот же момент он, согласно воспоминаниям старшей дочери, окончательно порвал с первой семьей, уйдя жить к той женщине, с которой встречался в период блокады Ленинграда. Параллельно с семейными требовалось решить вопросы трудоустройства. Уже 16 января 1946 года он написал заявление о приеме на работу в Балтийское государственное морское пароходство (БГМП; док. № 7.1). Такая хронология событий ясно показывает, что все предложения о лечении Александра Ивановича до увольнения из рядов Вооруженных сил так и остались благими пожеланиями. К сожалению, не удалось обнаружить никаких медицинских документов о состоянии его здоровья, которое в документах, шедших по командной линии, оценивалось как весьма плохое (док. № 6.28, 6.36, 6.37). Впрочем, требования к гражданским служащим не настолько строги, как к комсоставу флота. Это ясно проявилось при приеме Маринеско на работу – сразу же в день подачи заявления, без какого-либо медицинского освидетельствования, проверки профессиональных знаний и изучения характеристик по предыдущему месту службы он был принят на работу и ни кем-нибудь, а на должность старшего помощника капитана (док. № 7.1)! Несомненно, этому способствовало то обстоятельство, что в анкете Маринеско скрыл своё разжалование и понижение в звании и должности, а для личного дела предоставил свою фотокарточку в форме капитана 3 ранга. Авторитет профессиональных военных в то время был велик, хотя, с другой стороны, народное хозяйство ощущало большой дефицит рабочих рук и просто не могло выжить без бывших фронтовиков. Как же обошелся наш герой с предоставленным ему кредитом доверия?

К сожалению, приходится констатировать, что личное дело Маринеско А. И. за период работы в БГМП, ныне хранящееся в Центральном государственном архиве Санкт-Петербурга, было оформлено крайне небрежно. Ряд важных документов в нём отсутствует, другие содержат многочисленные исправления от руки, иногда поверх старых записей, вплоть до полной невозможности разобрать текст. В связи с этим многих подробностей работы Александра Ивановича в данной организации установить не удалось, и мы изложим лишь то, в чём уверены на 100 %. Это рисует нам следующую картину.

31 января 1946 года Маринеско получил диплом капитана малого плавания, а в марте, в Ленторгпорте – мореходную книжку. После трехмесячного нахождения в резерве, что вряд ли могло его устраивать в связи с отсутствием многочисленных надбавок, которые моряки торгового флота получают, работая на судах загранплавания, наш герой был направлен в служебную командировку для приема судов для Северо-Западного речного пароходства. Как офицер запаса Маринеско получал и пенсию (док. № 7.2), но объемы выплат по ней были не настолько велики, чтобы прокормиться, тем более, содержать семью. Конкретное место командировки не указано, но с большой долей вероятности можно предположить, что речь шла о получении судов в Финляндии, которая должна была предоставить их по репарациям в соответствии со статьями Московского перемирия и дополнительного протокола к нему. В качестве репараций Финляндия передала СССР около двух третей (по тоннажу) своего флота и построила новых кораблей на сумму в 66 млн долларов США. Общее количество финских судов, полученных по репарациям, составило 619 единиц. Впрочем, Александру Ивановичу не удалось сыграть значительную роль в этом процессе, поскольку менее чем через две недели с момента начала командировки он был отправлен назад в Ленинград в отдел кадров БГМП с формулировкой «за невозможностью использования». В чем именно выразилась эта «невозможность» неизвестно. Сразу после возвращения, 26 апреля 1946 года (с момента отправки в командировку прошло всего 13 суток!) недавно принятый на работу Маринеско был уволен. И опять же нет никаких сведений о том, по какой статье и в связи с чем это было сделано. В личном деле сохранилось лишь заявление Александра Ивановича, где он просил выплатить ему денежную компенсацию за не использованный очередной отпуск.

Впрочем, логика последующих событий показывает, что в данном случае увольнение состоялось явно не по собственному желанию. Вероятно, наш герой предпринял какие-то шаги, и 24 мая на выписке из приказа о командировке, где уже была помета об увольнении, появляется резолюция, написанная красным карандашом и явно принадлежавшая одному из руководителей БГМП: «Восстановить». Как её следствие на следующий день выходит приказ по пароходству № 15, в соответствие с которым Маринеско А. И. назначался 2-м помощником капитана на пароход «Отто Шмидт». Интересно отметить, что уровень кадровой работы в БГМП был настолько низок, что с Александра Ивановича даже не взяли повторного заявления о приеме на работу – это было сделано задним числом лишь 11 ноября того же года. Однако обстоятельства могли сложиться так, что этого заявления и вовсе не потребовалось бы. В хранящейся в деле личной учетной карточке можно прочесть следующий текст, по-видимому, переписанный туда из очередного приказа по пароходству: «За невыход на общий аврал, связанный с буксировкой барж, а также за появление в пьяном виде на свою очередную вахту и покинул ее (Так в документе. – Прим. сост.) будучи не в состоянии нести её из-за чрезмерного опьянения – отстранить от должности 2-го ПК с доставкой в Ленинград в качестве пассажира в распоряжение отдела кадров». Запись датирована 28 июня, то есть это событие произошло всего через месяц с момента восстановления в пароходстве, когда работник находился ещё на испытательном сроке и, казалось бы, должен был всячески стремиться зарекомендовать себя положительно. Однако старые привычки оказались сильнее здравого смысла. Дело явно шло к повторному увольнению, но подобно тому, как это неоднократно происходило и в период службы в ВМФ до весны 1945 года, к Маринеско отнеслись снисходительно и ему удалось избежать увольнения. Вместо этого последовало двухмесячное нахождение в резерве со всеми связанными с этим материальными потерями.

Здесь нужно сделать небольшое отступление и описать материальное положение лиц, числящихся в резерве, по сравнению с теми, кто ходил в рейсы. В очередном приказе по БГМП на эту тему (№ 55 от 13 февраля 1948 г.) было написано следующее:

«п. 2. Зачисление в резерв производить:

а) на срок до 10 дней при возвращении из очередного отпуска, временной нетрудоспособности, военной переподготовки, демобилизации…

б) при списании за нарушение дисциплины и др. случаи. Общий срок – до 1 месяца.

п. 3. Все лица, зачисленные в резерв используются на временной работе по специальности с оплатой на местах… Во всех остальных случаях за резерв получают 50 % своих должностных окладов…

За время нахождения в резерве, вследствие вины самого работника зарплату не выплачивать»[18].

В то же время те, кто ходил в рейсы, регулярно премировались. В качестве примера рассмотрим два судна, на которых Маринеско довелось поработать, хотя и в другие временные периоды. В феврале 1946 года пароход «Отто Шмидт» выполнил план по тоннам перевезенного груза на 114 %, а по тонно-милям на 115 %. За это капитан судна Ф. И. Воробьев получил премию в размере месячного оклада в 800 рублей, а для премирования экипажа было выделено ещё 3000 рублей. В апреле того же года Воробьев получил в виде премии уже 850 рублей, а экипажу были выплачены дополнительно еще 7120 рублей. Свой 13-й рейс за 1948 год, в июле месяце, пароход «Ялта» выполнил с 19,5 % экономией по времени, выполнив план перевозки на 105,7 %. Следующий рейс был выполнен с экономией по времени на 14 %. За оба рейса экипаж получил премию в размерах 7446 рублей и 6631 рубль соответственно. Иными словами в случае перевыполнения плана торговый моряк получал двойной оклад, а в случае нарушения, завершившегося переводом в резерв – ничего. Такая разница не могла не быть весьма ощутимой. Впрочем, как видно, подобный «удар по карману» действовал далеко не всегда и не на всех.

Надо думать, что в данном случае произошедшие события заставили Александра Ивановича переосмыслить своё отношение к работе, по крайней мере, на какое-то время. 5 сентября 1946 года он был назначен на пароход «Севан», причём не кем-нибудь, а старшим помощником капитана. Формальные основания для такого повышения остаются не понятны. В упоминавшемся ранее приказе № 15 говорилось, что перед назначением на «Отто Шмидт» Маринеско сдал технический минимум на 2-го помощника, и нет никаких данных о том, что он был переаттестован на более высокую ступень. Тем не менее, назначение состоялось. Этот период в жизни Александра Ивановича можно охарактеризовать, как «светлую полосу»: на «Севане» он получил хорошую характеристику от капитана (док. № 7.4), а с мая 1947 года продолжил свою работу на аналогичной должности на пароходе «Ялта». С этим же периодом связаны изменения в личной жизни: Маринеско официально развелся с первой женой и с марта 1947 года оформил брак с Валентиной Ивановной Громовой. В публикация о герое устоялась информация о том, что они познакомились, совместно работая в пароходстве, однако очередная автобиография Александра Ивановича (док. № 7.9) опровергает это – Валентина Ивановна работала на заводе имени Ломоносова[19] в качестве живописца. Судя по фото, это была красивая и любящая друг друга пара. В этот момент, когда, казалось, жизнь стала налаживаться, судьба уготовила нашему герою очередной неприятный поворот.

Документы БГМП не позволяют установить по чьей инициативе или на каком основании в январе 1948 года возник вопрос о переаттестации Маринеско и сдаче им техминимума. Первая попытка, предпринятая 8 января, завершилась полным провалом. В протоколе было зафиксировано, что «в виду слабого знания ППСС опрос прекратить и предложить явиться для пересдачи техминимума через три дня». Выглядит всё это очень странно. ППСС – правила предупреждения столкновения судов – являются обязательным сводом знаний для любого морского офицера, кто сдает экзамен на допуск к самостоятельному управлению как военным кораблем, так и гражданским судном. Маринеско должен был знать их назубок ещё с 1939 года, и практически руководствоваться ими и в период командования подлодкой, и в период несения вахты на судах 2-м помощником капитана. Возможно, наш герой отнесся к подготовке сдачи зачетов недостаточно серьезно и не сумел складно сформулировать то, что на самом деле знал как «Отче наш»? Может быть. Повторная сдача, которая, правда, произошла не спустя три, а спустя 20 дней зафиксировала, что ППСС он знал хорошо (док. № 7.5). Вместе с тем не все обязательные предметы, необходимые для исполнения должности старпома, находились на требуемом уровне. Например, Маринеско не знал судовых и грузовых документов, при том, что старпом обязан оформлять грузовые документы, вести грузовую книгу, составлять и представлять на подпись капитану грузовой отчет, и совершенно не был посвящен в вопросы морского права. Приходится констатировать, что, прослужив на судах торгового флота более полутора лет, Александр Иванович не работал над повышением уровня своих знаний, и знал только те вопросы, с которыми сталкивался в период службы штурманом в ВМФ – навигацию, электронавигационные приборы, мореходную астрономию и устав. По заключению комиссии с таким объемом знаний он мог быть только 2-м помощником капитана на судах вплоть до 5-й группы, то есть лишь третьим человеком на судне с соответствующей этому меньшей зарплатой. В данном случае кадровые органы оперативно отреагировали на заключение комиссии, и уже 4 февраля 1948 года Маринеско получил назначение 2-м помощником капитана на пароход «Грибоедов».

То, что случилось дальше, по всей видимости, нужно считать «темной полосой», которая традиционно следует за «светлой»: чуть более чем через два месяца Александр Иванович, без какого-либо формального повода (или он всё-таки был, но не попал в личное дело?), оказался в резерве. Через неделю он добился назначения на пароход «Пулково» – полученное в счет репараций финское судно. Опять же по не вполне понятной причине служба на нём продолжалась менее месяца и 24 мая Маринеско вновь стал «резервистом». Регулярные факты снятия с плавающих судов невольно заставляют предположить уже известные нам проблемы с дисциплиной, только на этот раз не воинской, а трудовой. Эти подозрения усиливает текст вышеприведенного приказа, в котором четко описаны основания, по которым моряк мог переводиться в резерв. Сидение на «голодном пайке» продолжалось до 16 июля, когда наш герой получил назначение на судно «Мста». Этот пароход ледового класса, также финской постройки, ещё 10 июля был передан в чартер Главному управлению Северного морского пути с перебазированием в Архангельске. Выглядит это так, будто руководство БГМП пыталось избавиться от моряка, передавая его вместе с судном в другую организацию. Впрочем, служба на «Мсте» (если она вообще фактически имела место) продолжалась весьма недолго. Уже 29 июля Маринеско был переведен старпомом на «Адмирал Нахимов» (бывший немецкий «Берлин»). В этот момент печально известный лайнер[20] находился в длительном восстановительном ремонте в доке Кронштадтского морского завода, а значит, столь почетное на бумаге назначение в материальном плане ничего не давало. Более того, оно исключало участие в столь выгодном в материальном отношении загран-плавании. По-видимому, кредит доверия к Маринеско к тому времени был полностью исчерпан, и добиться назначения на плавающее судно ему не удавалось. Как жест отчаяния в этой ситуации может восприниматься его заявление от 5 августа (док. № 7.6). В нём наш герой писал, что просит уволить его по собственному желанию «в связи с невозможностью использовать меня как штурмана в дальнем плавании». Такое основание звучит, по меньшей мере, странно. Дело в том, что на торговых судах нет отдельной специальности штурмана, поскольку штурманами являются все помощники капитана, допущенные к несению вахты. Наибольшее отношение к штурманскому делу имеет как раз 2-й помощник капитана, в обязанности которого входит «своевременно получать штурманские, навигационные и гидрометеорологические приборы и инструменты, содержать их в исправном состоянии, обеспечивать судно установленной судовой коллекцией морских карт, руководств и пособий для плавания, производить их подбор для предстоящего рейса» и т. п. Это должен был знать и Маринеско, и то лицо, которое должно было рассмотреть его заявление. Вероятно, заявление имело иной подтекст: по какой-то неведомой, не зафиксированной в документах причине Александру Ивановичу объяснили, что использовать его в качестве помощника капитана на судах, ходящих в дальние плавания, т. е. за границу, невозможно. В свойственной ему манере, проявившейся в истории с назначением на тральщик, не согласный с таким решением Маринеско написал заявление «по собственному желанию». В любом случае подлинная причина увольнения не имела ничего общего с информацией в книге А. А. Крона о том, что наш герой ушел из пароходства из-за проблем со зрением[21]. Ни одного документа об этом, равно как и строк в собственноручно написанных автобиографиях (док. № 7.9, 7.20) нет. Первоначально на заявлении появилась резолюция заместителя начальника БГМП по кадрам: «В увольнении отказать», но затем другая, написанная в тот же день 7 августа – «В приказ. Оформить увольнение по собственному желанию». Повторялась история со службой в ВМФ, где, в конечном итоге, не нашлось ни одного ответственного лица, заинтересованного в сохранении Александра Ивановича в кадрах организации. Что это: наплевательское отношение к ценным специалистам, или констатация того, что данный специалист по каким-то причинам не представляет интереса и не может принести пользы организации? В любом случае, карьера моряка торгового флота, к которой Маринеско так стремился всю жизнь, завершилась по его собственному желанию и продолжалась, не считая допризывного периода жизни, менее трех лет, когда нашему герою исполнилось всего 35.

Немало загадок содержит и следующий период трудовой биографии Маринеско, а именно его работа в Ленинградском институте переливания крови (ЛИПК). Известно, что он попал туда не случайно, а по рекомендации секретаря Смольнинского райкома ВКП(б) В. В. Никитина (док № 7.7). Интересно отметить, что В. В. Никитин не только рекомендовал Маринеско директору института В. В. Кухарчику, но и фактически определил должность, которую тот займет – заместителя директора по административно-хозяйственной части. Вероятно, должность была вакантной и директор института сам попросил секретаря райкома ВКП(б) при случае помочь укомплектовать её подходящей кандидатурой. Здесь, как и в случае трудоустройства в БГМП, мы видим пример максимально доброжелательного и доверительного отношения к бывшему фронтовику с шестью государственными наградами. 23 октября 1948 года Маринеско был принят на работу заместителем начальника ЛИПК по административно-хозяйственной части с окладом 930 рублей в месяц. Казалось бы, жизнь дала нашему герою очередной шанс начать всё с чистого листа, своей добросовестной работой зарекомендовать себя и занять достойное положение в новой организации. Увы, и этот шанс оказался не использован.

Случилось так, что новый «зам» не стал надежной опорой директору. Для начала опишем произошедшие события в том виде, в котором надиктовал их писателю А. А. Крону сам Александр Иванович: «Зная Маринеско как честного человека, секретарь Смольнинского райкома Никитин предложил ему пойти в Институт переливания крови заместителем директора по хозяйственной части. Хотел добра, а получилось плохо. Директору совсем не нужен был честный заместитель. Его вполне устраивал полуграмотный завхоз, помогавший ему строить дачу и заниматься самоснабжением. Дело прошлое, директора уже нет в живых, поэтому опускаю его фамилию. Пусть он будет К. Намеков, этого К. Александр Иванович понять не захотел, и между ними сразу возникла вражда. Затаенная со стороны К., открытая со стороны Маринеско».

Знакомство с документами почти ничего не оставляет от этого рассказа. Во-первых, директор К., а именно Викентий Васильевич Кухарчик был личностью весьма неординарной и заслуженной, возможно, не менее чем сам Маринеско. 1896 года рождения, он являлся участником Первой мировой войны и в 1917 году попал в немецкий плен. После возвращения из него в 1918 году, он не стал участвовать в братоубийственной гражданской войне, а после её окончания поступил в медицинский институт. Его трудовая биография началась в 1925 году с должности простого хирурга и завершилась в 1959 году уходом на пенсию. Уже в 1935 году он стал заместителем директора, а спустя год – директором ЛИПК. В 1939–1940 гг., в период советско-финляндской войны институт возглавил дело обеспечения медицинских учреждений фронта донорской кровью. Оперативно был решен и ряд научно-прикладных вопросов – разработана ампула для переливания крови, сконструирован изотермический ящик для хранения крови в течение 20 суток. Работа института в 1940 году была отмечена правительственной наградой – орденом Трудового Красного Знамени.

Несомненно, что самые тяжелые годы работы Кухарчика на данном посту пришлись на период Великой Отечественной войны. Несмотря на блокаду, ежедневно через институт проходило в среднем до 3000 доноров. Усилиями работников института за годы войны на фронт было отправлено 518134 дозы донорской крови, объем которой составил 144 тонны, полученной от более чем 500000 кроводач. Одновременно в войска ушло 40000 изотермических ящиков с кровью и растворами, что составило груз 150-ти железнодорожных вагонов, размещенных в 5 эшелонах. Помимо этого, в институте не прекращалась научная деятельность и не случайно, что первая в условиях блокады научная конференция в Ленинграде прошла именно в ЛИПК в мае 1942 года. В течение всей войны в институте велись исследования т. н. сухой кровяной плазмы, и в 1946 году за разработку метода лиофильной сушки плазмы сотрудники института А. Н. Филатов и Л. Г. Богомолова были удостоены Сталинской премии СССР. За успехи в руководстве институтом В. В. Кухарчик неоднократно награждался государственными наградами: в 1940 году – орденом Красной Звезды, в 1943 году – премией Совета народных комиссаров «За научные достижения в условиях блокадного Ленинграда» и орденом Трудового Красного Знамени, в 1945 году – медалью «За оборону Ленинграда», в 1946 году – знаком отличия «За обеспечение Красной армии донорской кровью» и медалью «За доблестный труд». По отзывам ветеранов ЛИПК это был активный и весьма успешный ученый и администратор, добившийся несомненных успехов на своём поприще и пользовавшийся заслуженным авторитетом не только в своём институте, но и во всей медицинской отрасли. Подтверждением этого стал перевод ЛИПК в 1946 году в прямое подчинение минздраву РСФСР.

Ситуация начала меняться после окончания войны. Настало время для поиска новых путей развития и решения многочисленных внутренних проблем института, которые ранее откладывались на послевоенное время. Решать их пришлось в период послевоенного восстановления и сокращения финансирования. Викентий Васильевич, как мог, пытался находить выходы из всех тупиков, но на этом пути, по-видимому, допустил некоторые ошибки. С одной стороны, он дал излишние права и ослабил контроль за действиями некоторых ответственных лиц института, с другой – не смог или не захотел наладить отношения с рядом влиятельных, но недостаточно хорошо работавших сотрудников. Попытка заставить их работать, как положено, привела к обидам и личным конфликтам. С 1947 года в адрес «руководящих инстанций» на директора посыпались анонимки, содержавшие многочисленный «компромат», который, однако, большей частью не подтверждался. Работа института усложнилась из-за многочисленных проверочных комиссий и ревизий, стоивших должности предыдущему заму директора по хозчасти.