Трилогия Мёрдстоуна

– Гм, нет, оружие – это арбалет. По-моему, амулет – это такой тотемный объект, скорее как…

– Не важно. Словом, вся суть – окей? – в том, что эта Хрень дает герою силу одолеть Черного Властелина. Что он в конце и делает, в великой битве между его войсками и дурками. На самом деле, он почти проигрывает, но тут объявляется Белая Борода и учит его паре-другой приемчиков, так что в результате он победоносен. Королевство спасено. Конец. На самом деле, нет. Просто конец первой части.

– Что-о?

– Такое обычно выходит трилогиями.

– Боже праведный, только не это.

– Не утруждайте пока свою хорошенькую головку, миленький. Этот мост мы сожжем, когда дойдем до него. А это вот вам на пока.

Она подтолкнула исчерканный фиолетовым листок Филипу, и тот безнадежно на него уставился.

– Я потрясен, – наконец произнес он. – Вы домашнюю работу выполнили на славу. Сколько жутких эпосов вам пришлось прочитать для подобного, гм, анализа?

– Нисколько. Я это выцепила из «Телеграфа». Точнее, из обзора «Хроник драконьера».

– А это еще что?

– Полноте, Филип! Даже вы не могли не слышать о «Хрониках драконьера»!

– А вот.

– Боже мой, миленький, вы в пещере живете, что ли? Хотя да, пожалуй, плюс-минус в пещере. «Хроники драконьера» – крупнейшее событие со времен Гарри Поттера. Про Гарри Поттера же вы слышали? Слышали. Хорошо. Ну так вот, «Хроники драконьера» – это фэнтези-блокбастер на шестьсот страниц, написанный семнадцатилетним фриком по имени Вирджил Перони. Американец, само собой. На самом деле, за него написала его мамаша, но не суть. Он прямо с места в карьер получил полмиллиона от Армитейджа Хэнкса. И миллион целиком – за права на экранизацию. Хватит ему, чтобы купаться в «Клерасиле» до конца вечности. Что, миленький, нам и доказывает. Уж если безбородый юнец и его мамочка могут такое написать, то писателю вашего калибра это раз плюнуть.

– Я, с вашего разрешения, отойду на минуточку, – сказал Филип. – Мне надо в туалет.

Когда он вернулся, Минерва отложила айпад и подняла голову.

– Филип, вы что, плакали?

– Нет.

– Окей. Тогда дальше. Стиль. Стиль в Высоком Фэнтези – такой квази-Шекспир, только без рифмы. Можно, пожалуй, назвать полуритмичной прозой. Персонажи не мчатся куда-нибудь стремглав, сверкая пятками, а «устремляют стопы». Надо говорить не «ночью», а «темен был час, когда». Заглавные буквы бочками. Ну вы понимаете, о чем я?

Филип запрокидывал рюмку из-под бренди, пока та не уронила ему в рот последнюю обжигающую слезу спиртного.

– Да. Я понимаю, о чем вы.

– Чудненько. Так вот, что я предлагаю – окей? Возьмите мои заметки с собой. Проведите небольшое исследование. Погрузитесь в жанр. Или, если больше не вынесете, макнитесь на секундочку. А потом отправляйтесь на одну из ваших долгих прогулок по болотистым низинам или где там обычно бродите – и намечтайте мне коротенький общий план и пару глав. Я вам звякну, как вернусь из Эль-Эй, посмотрим, как вы продвинулись. На самом-то деле, миленький, как подумаешь, так вы идеально расположены, верно? В ваших краях кругом все туманное и легендарное, верно?

– О да, о да. Иной раз шагу ступить некуда от легенд.

– Вот видите!

Минерва изобразила рукой в воздухе кардиограмму умирающего, и официант со счетом устремил к ней стопы. Она взмеилась в жакетик из льна с шелком и водрузила сумочку на стол.

– Миленький, мне надо бежать, окей? Я уже на семь минут опаздываю на ланч с Темным Колдуном по имени Перри Уиппл.

– Но вы же только что с ланча, – напомнил Филип.

– Знаю. Просто кошмар. Вы не представляете.

Она встала, так что Филип тоже начал приподниматься, но тут же села обратно. Он застыл, не закончив движения, согнувшись пополам, точно у него болел живот. Собственно говоря, так оно и было.

– Чуть не забыла. Вам обязательно нужна карта.

– Карта?

– Ну да. На форзацы. Такая, знаете, карта Королевства со всякими забавными названиями. Чтобы видно было, где горы Шанд’р Га или Топи Фетора и так далее. А, да, и не забудьте оставить часть карты загадочно пустой. Терра Инкогнита и все такое. Окей?

– В школе мне нравилось рисовать воображаемые карты, – признался Филип.

Минерва расплылась в улыбке.

– Ну вот видите. Так и знала – вы идеальный кандидат для этой задачи. Я так и сказала Ивлин. Вы справитесь наилучшим образом, миленький. Я просто знаю.

В комнате уже было темно, но он не мог заставить себя включить свет. Осушив стакан, он ощупью нашарил пластиковую бутыль.

Анахронизм.

Вышел в тираж.

В жопе.

Исписался.

Он старался не плакать. В этих усилиях ему помогал отец, покойный капитан Морган Мёрдстоун, твердящий из могилы: «Крепитесь, Буйволы[2]». Филип никогда толком не понимал, что значит эта фраза, но в детстве она останавливала подступающую боль, заставляла отступить горечь утраты, загоняла слезы обратно в окопы.

Он втянул носом сопли и сел по стойке смирно.

Он погрузится глубоко в себя. О да. Дотянется до тихого источника упрямого мужества, что питал его и прежде. Ему уже приходилось, образно говоря, черпать оттуда духовными ведрами, чтобы пережить ужаснейший творческий кризис, постигший его на середине «Цыпленка Уолдо». И потом еще, когда засорился новый бак с септиком. Видит бог, тяжелые были времена. Сейчас не многим хуже. Он прорвется. Отважно отправится в Хоббитландию и вернется с кладом. В конце концов, карта у него есть, ну типа того. Не квантовая физика. Он еще всех удивит. Удивит – вот это приятная мысль – Минерву.

Так что завтра – да, завтра, почему бы и нет – он навестит Вещих сестер и унесет оттуда всю Фэнтезийскую, Магиканскую и Фантасмагорическую дребедень, какая только найдется у них в закромах, и прочитает до последней страницы. Хотя, будь у него выбор, он бы скорее согласился геморрой вырезать.

Словно бы в ответ на эту мысль внутренности Филипа вдруг скрутило мучительным спазмом. Сгибаясь в три погибели и падая на колени на коврик перед очагом, Филип отлично понимал от чего. Фермерский крепкий сидр вступил в алхимический союз с «мексиканским ассорти», а катализатором, вызывавшим извержение вулкана, вероятно, послужили бренди и шоколадно-ревеневый торт с кремом-перно. Что-то огромное, гротескное вылуплялось из яйца где-то аккурат у него за пупком. Безжалостный кулак молотил в ворота кишечника. Филип, поскуливая, потащился наверх в уборную.

Минут через сорок пять он вывалился оттуда с лицом бледным и восковым, точно кладбищенская лилия. Добравшись по стенке до неразобранной кровати, он рухнул на нее и почти сразу же лишился чувств.

3

Наутро Филип осторожно заварил себе чаю и скрутил сигаретку. Прихватив и то и другое, он прошел через парадную дверь и узкий проезд к тому месту, где в древнюю каменную стену были вделаны покосившиеся и ржавые ворота. Филип поставил кружку на столбик и закурил.

Вид отсюда открывался дивный – постоянный и неизменно новый. Каким-то образом он всегда соответствовал настроению Филипа. Сегодня это была композиция из сильно разбавленной акварели, освещенная бледным солнцем. Курган Овечий нос выделялся парой бежевых мазков у подножия бесцветного неба. Потаенные очертания затерянной Деревни святого Пессария, притаившейся на полпути вниз с холма Козий локоть, прикидывали, не закосить ли в индиго. За Бежевым мямлей неуловимые изгибы Пасторской щелки сбегали по нежному лону Медовых лугов в темную чащу Большой Нодденской трясины тонкой жилкой цвета сепии. Однако в кои-то веки эта красота не несла утешения. Внутри у Филипа все поникло. В состоянии ли он покинуть это великолепие и отправиться в изгнание в какую-то нелепую версию Средиземья?

Затоптав самокрутку, он побрел назад к дому.

Он влюбился в этот коттедж с первого взгляда, десять лет назад. Тогда его распирало от оптимизма и денег, которые принес ему успех «Последнего у финиша». Чтобы себя побаловать, он снял на длинные выходные номер в дорогом и роскошном отеле близ Мортонхэмпстеда, тайно надеясь встретить там привлекательных юных особ женского пола, готовых растаять в объятиях восходящей звезды детской литературы. Как выяснилось, «Блайт-манор» специализировался на гольферах в отпуске. Компанию Филипу в отеле составляли сплошь крикливо одетые мужчины, которые по вечерам с пеной у рта обсуждали гольф, пока не напивались до полной потери речи.

Чтобы утешиться, он отправился на прогулку по вересковым пустошам. И, к своему удивлению, получил массу удовольствия. К середине лучезарного летнего дня он оказался во Флемуорти, маленьком непримечательном городке, не имеющем ровным счетом никаких причин стоять там, где стоит. Городок Филипу понравился, несмотря на обшарпанность – скорее всего, потому, что у тамошних жителей вид был такой же неприкаянный, как у него самого.

Так что он пропустил пару пинт в «Приюте коновала», малолюдном пабе на углу Сквер, а потом отыскал тропу, ведущую к Козьему локтю, конечной цели его сегодняшней прогулки. Слева, за низкой каменной стенкой, земля сбегала в зеленую долинку, на дне которой журчал ручей, а потом снова поднималась чередой выглядывающих друг из-за друга холмов со скалистыми вершинами. Овцы щипали траву, жаворонки оглашали небеса легким джазом и все такое прочее.

Будь Филип не так счастлив, не разглядывай все кругом с таким алчным интересом, он бы запросто проглядел коттедж, сложенный из серого камня, с монашеским клобуком обтрепанной соломенной кровли. Коттедж уютно примостился в складке холма, как мудрый старый зверь, ждущий перемены погоды. Маленькие окошки подслеповато щурились, точно непривычные к такому обилию солнца. На ржавую железную оградку, отделявшую заросший сад от проезда, устало привалился выцветший плакатик «Продается».

Филип постучал в дверь, хотя было совершенно очевидно, что здесь уже изрядное время никто не живет. Прикрывая глаза ладонью, он заглянул в одно из двух окон первого этажа. Тяжелые черные потолочные балки, зеленая крашеная дверь, ведущая куда-то вглубь дома, каменный камин почти во весь торец. На Филипа вдруг накатило яркое и совершенно неотразимое видение – как он сидит в этой комнате перед огромным камином, в котором жарко пылают поленья. Или как он умиротворенно наблюдает смену сезонов, волшебно преображающих этот великолепный вид. Именно в таких местах и живут Писатели.

Он списал имя агента по недвижимости и, выехав в понедельник утром из «Блайт-манора», явился в контору Жулингса, Плутера и Пройда в Мортонхэмстеде. Стоило ему объяснить причины своего визита, мистер Плутер проявил в равной степени недоверчивость и поразительную услужливость.

Независимый эксперт (совершенно случайно еще один мистер Плутер) доложил, что коттеджу требуется «легкий ремонтик», так что Филип в виде начального гамбита предложил всего три четверти запрашиваемой цены. К его несказанному изумлению и восторгу, предложение было тотчас же принято. И документы, и юридические аспекты были оформлены с ошеломительной скоростью. Филип подумал, что девонширцы, пожалуй, не заслуживают своей репутации тормозов-тугодумов. Не прошло и шести недель, как, получив в ходе маленькой торжественной церемонии перед дверью ключи от коттеджа «Днище», он махал рукой вслед стремительно удаляющемуся рэндж роверу мистера Плутера.

Пять лет спустя легкий ремонтик (новые стропила и крыша; новая канализация; искоренение сухой гнили, влажной гнили, древоточцев и точильщиков; обустройство в доме совместного санузла; подпорка осевшей задней стены; новая электропроводка и трубы; замена растрескавшихся оконных рам; обработка стен от сырости и побелка заново; два новых потолка; новая лестница и полы на втором этаже) был завершен. К несказанной радости Филипа, все это никоим образом не нарушило витавшей в коттедже общей атмосферы божественной неприветливости и застарелого упрямства. Ровно так же новшества ни в малейшей степени не затронули уникального и неизменного запаха этого места, запаха, что и теперь приветствовал Филипа, когда тот распахнул дверь и остановился под низкой притолокой. Он много раз пытался проанализировать этот неуловимый аромат, опознать его многочисленные составляющие. Мокрые ботинки, смерзшийся колбасный жир, застарелый табак, созревающий сыр, плесень, помет мелких грызунов – все эти компоненты складывались в замысловатую смесь. Но было и что-то еще, нечто неуловимое – именно оно-то и делало запах таким уютным; Филип так и не сумел понять, что же именно. Порой казалось, он сам привнес этот аромат, а не унаследовал его вместе с домом.

Он вдохнул, нащупывая слово.

«Барсучий», вот оно. Ее слово.

Она приезжала к нему однажды, всего однажды, три года назад. Охваченный восторженным ужасом и тревожным возбуждением, он подготовился к ее визиту, разбавив мужскую аскетичность ванной наилучшими лосьонами, какие только мог предоставить Флемуорти, и позаботившись, чтобы гостевая спальня была уютна, но все же уступала в заманчивости спальне хозяйской. Визит длился менее двух часов, и Минерва даже пальто не сняла.

От воспоминаний его развезло. Наконец он кое-как собрался и, решительный и четкий, выступил к деревне.

Как водится, кучка самых разнузданных обитателей Флемуорти собралась на Сквер поглазеть, как там паркуют машины. Чуть позже, скорее всего, они дерзко переберутся в «Квик-март», дабы насладиться еще более волнующим зрелищем астигматичной девицы, нарезающей салями на стойке для разделки готового мяса.

В 1898 году старейшины Флемуорти решили, что назревшие санитарные и культурные потребности города утолит разве что строительство общественной уборной и библиотеки. Нет нужды упоминать, что идея была встречена яростным сопротивлением всех тех, кто считал столь вычурные излишества угрозой миропорядку и традициям. Однако в 1901 году королева Виктория весьма кстати скончалась, и противников проекта уговорили возвести оба здания в память о ней.

Старейшины бросили клич по городам и весям в поисках подходящего архитектора и в конце концов остановились на слегка авангардном молодом даровании из Барнстепля. Коньком его была Гармония. Он постулировал, что поскольку двум новым зданиям суждено задавать тон на Сквер, то строить их следует в одном стиле и из одинаковых местных материалов. Старейшины, не привычные к подобным эстетическим соображениям и весьма ими впечатленные, дали согласие. А что юный архитектор в интересах Гармонии спроектировал здания одного размера, они просмотрели. Вот каким образом Флемуорти обзавелся самым большим туалетом и самой маленькой библиотекой в графстве. Зато и то и другое – с соломенной кровлей. Неудивительно, что местные порой путали, где что. В менее популярное из двух этих заведений сейчас и устремил стопы Филип.

Вещие сестры заметили его приближение. Презрев основное свое занятие – сочинение описаний для каталога, – они счастливыми гарпиями запорхали вдоль стеллажей, готовясь к его приходу. Со всеми прочими жительницами Флемуорти их роднило наличие усиков и нежелание толком распрямлять спину в вертикальное положение. У них имелись имена – Фрэнсин и Мерили, – каковые Филип, согласно с местным обычаем, использовал произвольным образом.

– Доброе утро, Мерили. Доброе утро, Фрэнсин.

– Утречка, мистер Мёрдстен. Рады видеть вас взад из Лондуна.

– Ужасти-то какие, что вам туда ездить приходитси. Христом-богом клянусь, я б нипочем не смогла. Туннели эти, народу тьма, говорят по-всякому. Как подумаю, так по всему телу мурашки!

– Ну да, там иногда слегка…

Фрэнсин сочувственно вздохнула.

– Ну вам-то, сам собой, куда деватьси. Вам, писателям, вынь да положь рехулярные ночные загулы с вином и беспутными девками. Все знают.

Мерили закивала.

– Дело такое.

– Э-э-э-э… я, гм…

Сестры выжидательно подались в его сторону. Филип не в первый раз почувствовал, что непостижимым образом слабеет под их взглядами – вроде бы и косыми, но все равно гипнотизирующими. Освободиться можно было лишь физическим усилием, сознательно встряхнувшись.

– Собственно говоря, я хотел узнать, найдется ли у вас на полках что-нибудь из того, что, если не ошибаюсь, называется высоким фэнтези.

Они буравили его взглядом горгулий.

– В исследовательских целях, – торопливо добавил он.

– А-а, – бормотнула Фрэнсин.

– В исследовательских, – выдохнула Мерили. Руки у нее дернулись было, словно порываясь накрыть ладонями грудь, но Фрэнсин остановила их легким хлопком. Выскользнув из-за стойки, она заговорщическим жестом пригласила Филипа следовать за ней. После короткого и извилистого пути они оказались перед пустой полкой.

– Холера, – сказала Фрэнсин. – Опять все на руках. Вечно так. Больно уж пупулярны, видите? Ну мы тады пока погодим принимать заказы.

– Бог ты мой, – сказал Филип. – А местные тут такое любят, да?

– Да им все мало.

– В самом деле? Поразительно.

– Настоящая жисть им слишком хороша, вот что.

– Так значит, – беспомощно уточнил Филип, – даже «Властелина колец» не найдется?

– Эх. Чего нема, того нема. Но у нас вона фыльмы есть. На кассетах и на дисках еще.

– Верно. К сожалению, у меня нет необходимого оборудования.

Мерили сдавленно фыркнула.

Фрэнсин просияла, глядя на него снизу вверх.

– Я б это проблемой не назвала, потому как у нас-то есть. Мы офигеть как рады будем, ежли вы заглянете посмотреть у нас. Сделайте одолжение.

– Ой, ну это очень любезно и, я уверен…

– Сегодня прям?

Не успел Филип ответить, Фрэнсин повернулась к стойке и рявкнула:

– Нема в наличии!

– Собственно, – начал Филип, борясь с паникой, – не знаю насчет сегодня.

– Тады завтра? В среду?

– Я сверюсь со своим расписанием.

– Уж сверьтеся. Спецыффекты тама – фантастика.

– Ага. Ну ладно. Я с вами свяжусь. – Он бочком подобрался чуть вправо, обозревая полки. – Похоже, все мои книги снова разобраны…

– Как всегда, – сказала Фрэнсин. – Их разве что гвоздями прибивай, иначе не удержать.

Эта загадка, тайна его местного фан-клуба, не переставала интриговать Филипа. Где-то тут, рядом, видимо, существовал кружок пылких поклонников, постоянно берущих и берущих его книги, по кругу. И однако ни один из этих энтузиастов еще не подловил его за пуговицу, когда он приходил сюда по делам. Странно. Подпольный литературный клуб, не склонный никак себя проявлять.

Он продолжал ломать голову над этой загадкой, делая короткий крюк к Мемориальным Удобствам.

Вещие сестры смотрели ему вслед. Когда он скрылся из виду, Мерили вытащила из-под стойки девственно-чистые томики его сочинений и водрузила на законное место на полке рядом с нетронутыми романами Айрис Мердок.

Филип вернулся в «Днище» и с четвертой попытки убедил свой потрепанный и побитый жизнью фордик завестись. Через час он явился в библиотеку Тавистока, где был лицом примелькавшимся. Вдобавок к визитам для заплывов в сетях, он провел там немало публичных чтений; последнее, на котором он поднял вопрос о потенциальном гонораре, состоялось почти год назад.

В ответ на его запрос Таня (ее имя красовалось на бейджике, покоящемся на покатой перине ее левой груди) сказала:

– Ну, елки, это смотря что вы подразумеваете под фэнтези. Ну то есть, как вы, несомненно, знаете, это направление широкого спектра. Разумеется, бывает посттолкиновское традиционное фэнтези. Это вот ваши гоблины, волшебники и так далее. Проверено временем. Потом бывает посттолкиновское экспериментальное, там глэм-рок, ангелы, наркотики и все такое. Разумеется, не путать с мормонским вампирским фэнтези – это совершенно другой коленкор. Как и стимпанк.

– Стимпанк?

– Ну знаете, викторианское искривление времени. Например, если «Бегущего по лезвию» ставит Изамбард Кингдом Брюнель.

– А, да. – Мозг Филипа отчаянно пытался нащупать координаты – так утопающий паук судорожно цепляется за поперечинки слива в мойке.

– Кроме того, само собой, есть портальное фэнтези, где главные герои находят какой-нибудь проем или туннель и, пройдя в него, оказываются в другом измерении пространственно-временного континуума, хотя, на мой взгляд, – тут Таня презрительно фыркнула, – чаще всего это просто приукрашенные исторические романы. Впрочем, очень популярны у детей одиноких родителей. Решительно не понимаю почему. Так, что дальше. Ага: постапокалиптическое фэнтези. Мальчишеское чтиво. Фактически посттолкиновское экспериментальное, только со всякой жестью. Представьте себе компьютерные игры для недоучек. Трудно сказать, чем этот жанр отличается от сплаттерпанка – чаще всего ничем. Что, скажу я вам, спровоцировало немало оживленных дискуссий из области каталогизирования. Немало было преломлено багетов в ожесточенных битвах среди сотрудников. Фэнтези-антиутопии более или менее то же самое, только там главную роль играет девочка, потому что подростки-девочки обычно горестнее подростков-мальчиков. Что еще? Филип Пулман. Он сам по себе проблема. Когда придумывали систему Дьюи, его забыли учесть. Вы, может, скажете, религиозное фэнтези, но это ведь то же самое, что теология, верно? Ирэн вон за тем столом называет его претенциозным фэнтези, но она-то любит литературу исключительно о статистике. Есть еще, конечно, Терри Пратчетт, но он вполне sui generis[3].

– И в самом деле, – многомудро заметил Филип.

– Ну и можно даже не упоминать, еще Гарри Поттер, но его вы знаете. Все равно его можете даже не искать. Все тома разобраны и забронированы на два года вперед. Собственно, даже книги, про которые Джей Кей сказала, что не собирается их писать, забронированы на два года вперед. – Таня посмотрела на часы. – Пожалуй, лучше всего просто идите да пошарьте сами. У вас примерно двадцать минут до следующего наплыва студентов из местного колледжа с их библиотечными проектами. Если понадобится помощь – я буду у охраны, проверять баллончики с перечным газом и сторожевых собак. Телефон на стене справа от двери. Код один девять восемь четыре.

Она собралась было уходить, но вдруг повернулась обратно.

– Те, что в синих обложках, обычно лучше прочих, – сказала она.

Часом позже Филип нянчился с фордиком по дороге обратно на Пустошь. Пассажирское сиденье рядом с ним занимали: «Дочь алхимика», тома первый и третий; «Заклинатель драконов», часть первая; «Меч Немезиды – 4»; «Пестик саламандры», части седьмая – девятая; и «Темное начало: прелюдия». Поверх этой крикливой многоцветной груды покоилась «Краткая история Дартмурских похоронных традиций» Слотропа. Филип взял ее из рассуждений, что ему понадобится какое-нибудь легкое чтиво.

Вернувшись в безопасность «Днища», он свалил пухлые томики на стол под окном. Потом принес наверх стремянку и фонарик и забрался на низкий чердак. Смахнул толстый слой пыли и сухого мышиного помета с картонных коробок, пролежавших нетронутыми почти десять лет. Почти на самом дне третьей коробки, под слоем экзаменационных сочинений, он отыскал «Хоббита». Края страниц стали коричневыми, как корка на копченом беконе. Филип отнес книгу вниз и добавил к общей груде вместе с новеньким блокнотом формата А4, заметками Минервы и двумя карандашами. Дабы укрепиться духом, он приготовил и съел подряд три тоста с мармайтом[4]. Он стоял у окна, отхлебывая чай из большой кружки и затягиваясь самокруткой. А потом решительно отвернулся от весеннего великолепия вересковой пустоши, опустился в кресло и приступил к чтению.

Через два дня он приобрел затравленный взгляд и растерзанный диковатый вид беглеца, чудом выбравшегося из ужасов средневекового побоища.

4

Тенебрис испустил протяжный и громкий вопль на неизвестном языке. Покорные зову легионы Гашлука восстали вспять из сырых каменных плит, испепеляя чужаков огнем мертвых глаз.

Воздух в чертоге отяжелел от их вони.

Азрафель мрачно улыбнулся и выхватил Ретимнон из ножен.

Ретимнон? Филип был уверен, что это курорт в Греции. Или Турции. Может, Ксанф? Или Крит? Впрочем, совершенно точно не Уэльс.

Оружие взыграло в его руке, точно неистовый лосось.

О господи.

– Маг! – взревел он. – Пред тем как вступить в свой последний бой, спроси себя, знают ли твои грязные прислужники подлинное имя того, кого тщатся поработить? Во имя Панкреуса предлагаю тебе последний выбор: сдайся и мирно воротись в Гнусное королевство или же Истинный Избранник предаст тебя Вечному Льду!

Презрительный смех Тенебриса раскатился по чертогу, дробясь и отражаясь от стен. Гашлуки тоже оскалили узкие зубы в припадке веселья.

– Глупец! – прошипел маг. – Думаешь, жалкое твое оружие способно одолеть вот это?

Пошарив под своим грязным плащом, Тенебрис извлек Амулет Банга, лаская его кривыми пальцами…

– Да чтоб тебя! – вскричал Филип, роняя «Темное начало: прелюдию» на груду открытых книг с заломанными корешками. Он закрыл лицо руками и позволил себе всхлипнуть. Через минуту-другую он снова зачерпнул из глубинных источников и взял первый том «Палимпсеста ужаса» – толстый, как надгробие, и почти такого же веса. Карта на переднем форзаце подозрительно напоминала остров Уайт.