Быстрый мир: медленный человек

Человечество в силах одной ракетой уничтожить это племя, человечество может с помощью пары десятков спецназовцев с автоматами раз и навсегда установить свою власть над этим островом, но что будет дальше? Мы воткнем свой флаг на пляже, построим там курорт или найдем нефть.

В ноябре 2018 года к острову отправился миссионер Джон Чау. Целью его путешествия было обращение в христианскую веру местных жителей. Он был убит стрелой. За одну секунду местные жители показали миру, что они есть, что даже без танков, вертолетов и бронежилетов они способны противостоять тому, что мы привыкли называть цивилизованным миром.

– На него напали со стрелами, но он продолжал идти. Мы увидели, как члены племени набросили веревку на его шею и потащили тело, – рассказал один из рыбаков, помогавших двадцатисемилетнему проповеднику из Ванкувера добраться до острова.

Сохранились фотографии Джона. Обычный улыбчивый американец, за плечами которого, как ему казалось, вся история христианства, война за независимость и мощь Америки.

Всего лишь стрела. Стрела, показавшая на часах вечности цифру «ноль».

Время не властно над Северным Сентинелом, но жизнь не замерла там. Она просто идёт по своим законам, идёт своим образом и выбирает для своей защиты самые жёсткие способы.

Каждый раз, просыпаясь, мы смотрим на будильник и считаем в голове, сколько еще можно поваляться, сколько нужно на завтрак, и как скоро мы будем на работе. Пробки на дорогах сжирают бесценные минуты и, опоздав на полчаса, мы обещаем начальнику, что обязательно отработаем это время. Может, сегодня, может быть, завтра. Мы измеряем эффективность своей работы часами, мы проводим в офисе восемь часов и со спокойной совестью, не решив текущих задач, прощаемся с коллегами – наступает личное время. Вечером мы торопимся быстрее домой: сегодня вторник, мне завтра рано вставать! А потом среда, четверг, пятница и вожделенные выходные. В выходные можно подольше поспать, посидеть до закрытия метро с друзьями или потратить пару часов на новый фильм, премьеру которого мы ждали полгода. Рекламный ролик кинокартины мы видели каждый раз, приходя в кино. Двухминутный трейлер готовил нас к двухчасовому зрелищу со взрывами, погонями и шутками.

И вот мы на фильме! По расписанию он займет два часа нашей жизни. Но первые десять минут мы смотрим рекламу, и очередное двухминутное видео с дурацкими шутками и вырванными из контекста сценами зовет нас в кино на очередную картину, которую также обязательно посмотрят все наши друзья и коллеги. И так бесконечно.

Мы тратим свое время? Нет, скорее, мы убиваем его! Уничтожаем минута за минутой тот бесценный дар, который дала нам сама природа. Сколько она отмерила нам? Никто не ответит на этот вопрос, но все мы с одинаковым упорством убиваем часы и минуты, выкидываем дни, прожигаем недели.

А в эти секунды на острове в Бенгальском заливе аборигены, не думающие о беге времени и скоротечности жизни, с помощью копий и стрел отстаивают свое право жить где-то между застывших стрелок глобального циферблата – в Величественном и Пугающем состоянии истории, вставшей на паузу.

Время идет по прямой. Есть некоторые теории о том, что существуют параллельные реальности, где все как у нас, только раньше. Или позже.

В космосе время движется с другой скоростью. Это известно тем, кто хоть немного интересуется подобными вопросами. А если вспомнить про черные дыры, то вообще можно двинуться, пытаясь осознать, как устроено это явление.

Физики-теоретики не исключают перемещений во времени, но настаивают на том, что оно возможно только в один конец – вперед. Писатели-фантасты же в своих книгах описывают путешествия в прошлое. Помните, как в одном хорошем фильме Марти МакФлай чуть не поставил под угрозу свое собственное существование, помешав встретиться своим родителям? Конечно, если подумать логически, то он не мог изменить ход истории, ведь если бы его родители не встретились, не было бы его самого, и он бы не смог помешать своим родителям встретиться. Рассуждая подобным образом, можно дойти до полного отрицания всей сюжетной завязки «Терминатора». Не было бы Джона Коннора, не было бы победы людей, не послали бы в прошлое киборга. Самое интересное, что когда начинаешь думать об этом, то дух захватывает и страшно становится – наш мозг не может адекватно интерпретировать всю природу временного парадокса, и волей-неволей, подобрав где-то на периферии сознания подходящие образы, выдает вариант о параллельных вселенных. Представьте, что в некой параллельной вселенной есть точно такой же вы, только однажды повернувший не направо, а налево.

Есть замечательный фильм «Осторожно двери закрываются». Сюжет основан на том, как героиня красотки Гвинет Пэлтроу успевает или не успевает заскочить в вагон метро. Вроде, мелочь, но доля секунды изменила всю версию жизни человека.

Время не любит шуток. Времени нет в материальном мире. Или, всё-таки есть?

Можно ли потрогать время, или его можно только почувствовать?

Физики придумали термин время-пространство, или, если угодно, пространство-время. Они связали эти две величины в одно, этим вытащив время из абстрактного понятия в конкретную физическую реальность.

Да, время придумано человеком. Человек делит вечность на определенные отрезки, размечая ее отправными точками – конец месяца, конец квартала, итоги года, отчёт.

На нашей планете существует общепринятая календарная сетка, но она нужна, скорее, для бизнеса, поскольку есть ещё непредсказуемый лунный календарь. Непредсказуемый для всего остального мира, но не для тех, кто исторически празднует новый год, ориентируясь именно на него. Однако мир настаивает на стандартизации времени: год начинается первого января и кончается 31 декабря. Зима начинает и заканчивает этот цикл.

Есть ещё то, что не смогли, рассчитывая длительность дней и месяцев, побороть древние учёные – 29 февраля. Этот день появился из-за того, что Земля совершает полный виток вокруг Солнца не за 365 дней, а за 365 дней 5 часов 48 минут и 46 секунд. Эти почти шесть часов суммируются и получаются ещё сутки. Но ведь, их всё-таки не шесть – так может возмущенно усомниться любой здравомыслящий человек, и он будет прав! Именно для того, чтобы компенсировать уже эту неточность, иногда високосный год пропускают. Происходит это каждый последний год столетия, при условии, что цифра года не делится на 400. Попросту говоря, последние годы столетий, оканчивающиеся на два нуля, в трех случаях из четырех не являются високосными. Это выглядит как сложная система противовесов. В программировании такую схему назвали бы костылем – то есть куском кода, которые, не меняя системы, задаёт условия исключения для какого-нибудь частного случая.

Получается, что нет четкого понимания времени. Календарь, компенсируя несовершенность расчетов, подгоняют то в одну, то в другую сторону, а новый год наступает не тогда, когда бьют часы. Но мы продолжаем отсчитывать годы и столетия, выстраивать параллели и считать минуты.

Время для нас развивается поступательно. Сначала много лет было непонятно что, потом по земле много миллионов лет бродили гигантские рептилии, потом появился человек. Человек строил пирамиды, ходил в крестовые походы, запускал метро и развязывал войны. Чем ближе к нам то или иное время, тем больше подробностей об эпохе мы знаем. Если историки прошлого за одну страницу могли описать события пары веков, то сейчас этой страницы не хватит даже для того, чтобы сделать краткий дайджест новостей за день.

Нам сложно представить, что до нас человек мог час прождать другого. Сейчас пятиминутное ожидание заставляет хватать телефон и судорожно набирать номер:

– Ты где?

– Еду!

– Когда будешь?

– Позвоню на подходе.

Время будто убыстрилось, и в то же время стало гораздо насыщеннее, чем век назад. Да, что уж говорить о веке? Если тебе за тридцать, то ты ещё помнишь дисковые телефоны и журналы, выходящие каждое пятое число. Из журналов ты узнавал, что месяц назад хорошая группа выпустила новый альбом, и это было актуальной новостью.

Сейчас новость стареет за час. На следующий день она и не новость больше. Информация лезет со всех сторон – знай, отбивайся от ненужных известий из Зимбабве или Индонезии. Двадцатый век называли быстрым веком, а двадцать первый стал стремительным. Ты словно бы чувствуешь бег времени в окружении светящихся разноцветными огнями гаджетов.

А где-то в Бенгальском заливе какой-нибудь абориген сидит на камне и точит копьё. И завтра точить будет. И нет дней, в нашем понимании – в его вселенной есть смена тьмы и света, да редкие вертолеты, пролетающие над головой. Летит вертолет – кидай в него копье или целься из лука. Все просто.

Если время и существует, то лишь в наших головах. Само по себе время – это наш миф, созданный нами же для того, чтобы показать, насколько ты лучше или хуже. Вон, тот в твоем возрасте уже владеет сетью кофеен, а ты даже не можешь позволить себе выпить кофе в его кафешке. Но, с другой стороны, твой одногодка Костян вообще спился, а Илюха сидит, а Денчик и вовсе три года назад умер.

Мы мчимся сквозь одно время, но словно бы с разными скоростями, и все время хотим научиться управлять им, чтобы плохое пролетало побыстрее, а хорошее длилось и длилось.

Мгновение, остановись, ты прекрасно!

Сколько времени мы тратим впустую? Но если время лишь наш выдуманный ограничитель, то мы просто живём. Живём так, как живется.

Кто-то плывет на остров, а кто-то обороняется, даже не выслушав, о чем ты хочешь ему рассказать.

Цифровой код вечности вряд ли похож на циферблат – иначе бы все было гораздо проще, не правда ли?

ЧЕЛОВЕК ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ПУТЬ

В тот день они увидели мамонта. Огромное животное с длинной шерстью медленно шло по берегу. Невероятность картины подкреплялась тем, что шел он абсолютно беззвучно. Или просто от землянки не было слышно шагов?

– Ты тоже это видишь?

– Мефодий, это мамонт. Здесь недалеко их целое стадо живёт, – Дмитрий Сергеевич затянулся сигаретой, – ты, что ли, их не встречал?

– Они же вымерли!

– Мефодий, они не вымерли сами. В нашем мире их уничтожил человек. Здесь я когда-то помог им освоить сельское хозяйство, и история пошла несколько иначе. На них охотятся, конечно, но, в целом, их популяция не сильно от этого страдает.

Весна пришла в Береговую Пустошь. Пару дней назад Мефодий со Стариком конструировали систему гидроизоляции для погреба:

– Я его осенью строил, потом морозы вдарили. Как раз на весну это отложил.

Пели птицы, лёд на Ладоге вскрылся, шумели ручьи, пригревало солнце.

Раны Мефодия зажили, но отправляться до островов, где жили люди запада по снегу было не лучшим решением. Гораздо практичнее – переждать холода в землянке, попивая чаек и играя в нарды под музыку прошлого века.

– Скажи, – как-то спросил Дмитрий Сергеевич, – а почему ты только сейчас решил идти к Вечным. Ты четыре с половиной года бродил по этим землям и ни разу не попытался вытащить своих друзей.

– Я разумный человек. Одному внаглую идти сначала на роботов, потом воевать с дронами и прорываться во дворец очень похоже на изощренное самоубийство со спецэффектами. Встретив тебя, я предположил, что наверняка ты, как человек, строивший периметр, знаешь, какие лазейки в нем есть. Я оказался прав.

Они много говорили, вечерами сидя у камина. Мефодий сыпал байками про войну и секретные миссии, а Дмитрий Сергеевич делился историями об устройстве своего изменившего мир детища и забавными случаями из жизни дочки:

– Рите было лет пять или шесть. Она залезла в шкаф, а дверца защелкнулась. Мы с женой искали ее, а она молча сидела в углу под старыми пальто, а потом и вовсе уснула. Я нашел ее там, спросил, слышала ли она, что мы ее звали. Рита ответила, что слышала, но не отвечала, поскольку боялась, что мы будем ругаться. А потом добавила, что в шкафу не так уж и плохо, и если туда поставить горшок, то можно жить целую вечность.

– Ага, она почти права. Я как-то жил в съемной квартире-студии. Очень похоже на шкаф.

– В своих домах я никогда не проектировал студий. Мне кажется, что студии нужны художникам, которые настолько увлечены работой и настолько бедны, что едят прямо рядом с мольбертом.

– Вот и я о том же. Но многие считают, что лучше жить в огромной кухне, но своей. Кто вообще придумал, что в кухне можно заниматься чем-то, кроме готовки. Никогда не любил кухонных посиделок. Окурки в стеклянной банке, залитый чем-то стол, какой-нибудь крикун с гитарой и капающий кран.

– Как ты живописно парой предложений описал целую картину. Писать не пробовал?

– Хотел когда-то, но все, что я могу описать, боюсь, что под грифом «совершенно секретно» до сих пор.

В тот день, когда по берегу прошел мамонт, Мефодий собрал рюкзак, почистил автомат, рассовал по карманам военной куртки магазины и остриг волосы. Машинкой пройтись помог Дмитрий Сергеевич, а потом уже сам сбрил бороду и усы.

– Ты почти не изменился с тех времён.

– Ты о чем?

– Да, вот, – Дмитрий Сергеевич положил перед собой на стол старую газету, – я одну оставил восточному главе, а еще экземплярчик припрятал для себя.

– Слушай, а почему всё-таки тут ни слова о Рите?

– Во-первых, она не публичная личность. Гибель Максима и Гали невозможно было скрыть, да и журналистов не особо интересовала какая-то случайная девочка. Во-вторых, подсуетились депутат Сергей Пантелеевич и Шеф. Да и мне самому не хотелось привлекать к себе внимание. Ну и, конечно, если бы поднялся шум из-за того, что какая-то девчонка смогла незамеченной попасть в гримерку, то могли начаться показательные проверки дворца, а этого не нужно было никому вообще. Через несколько дней мы запускали энергетический контур, а лишние экспертные глаза могли бы увидеть, что дворец не так прост, как кажется.

– Он, случайно, летать не умеет?

– Нет, до таких разработок мы ещё не дошли.

– Понятненько, – Мефодий попытался погладить несуществующую бороду, – Тьфу, ты, как непривычно.

– Знаешь, я бы рекомендовал тебе всё-таки взять лук или арбалет. С автоматом ты слишком уж выделяешься на фоне местного электората.

– Дойду до обжитых мест, прикопаю его. А так пока опасно. Волки, медведи, мамонты…

Мефодий думал о том, чтобы доехать до куда-нибудь на старенькой «Ниве», припрятанной в лесу Дмитрием Сергеевичем, но быстро отказался от этой идеи. Если с местными проблем бы особых не было, то беспилотники Вечных точно создали бы их, а что из всего этого бы вышло, сложно предугадать. Если предположить, что Вечные активно работают над торможением этого мира, может и до ковровых бомбардировок дойти.

Когда-то с Гошей Носковым они были на задании в одной из непризнанных азиатских республик. Необходимо было обесточить систему локаторов. Их заметили, когда они ехали по дороге. Неизвестно, как в их скромном синем «Форде» распознали угрозу, но так случилось. Что их засекли, они поняли, когда над автомобилем пролетел вертолет. Ни одного выстрела не прозвучало, а это значило, что у пилота не было цели их уничтожить. Это было плохо. Если с одним вертолетом ещё был шанс справиться, стреляя по нему с земли, то с возможной ордой боевых истребителей – вряд ли.

Вертолет, пролетев над ними, заложил крюк над джунглями и исчез из поля зрения. Пытаться уехать на машине не было никакого смысла – дорога вела прямо еще километров пятьдесят. По сторонам джунгли, до ближайшего селения час езды.

Выйдя из машины, Гоша и Мефодий затолкали ее в лес и, навалив каких-то веток и листьев, засели под корневищами огромного дерева.

Первые взрывы послышались через несколько минут. Откуда-то справа, потом слева, потом ещё одна вспышка где-то совсем близко. В этой ситуации осталось одно – сидеть и ждать, накроет тебя бомбой или нет. Гоша вцепился в автомат и что-то зашептал.

– Молишься?

– …он уважать себя заставил, и лучше выдумать не смог, его пример… – Гоша не услышал вопроса, – другим наука, но, боже мой, какая скука…

– Оригинально, – Мефодий даже позавидовал. Он, вот, в такой ситуации не мог вспомнить вообще ничего.

Летов когда-то спел о том, что не бывает атеистов в окопах под огнем. Интересно, что бы он сказал на все это.

Ухнуло где-то совсем рядом, а потом вдруг со всей неистовой силой ливанул дождь. Взрывы зазвучали интенсивнее, но дальше, справа упала выдернутая взрывной волной пальма, а вода стала заливать укрытие диверсантов.

– Да, сильная мантра, – смахнув с лица капли, усмехнулся Мефодий и выглянул из укрытия. Лес рядом выглядел побитым. Кое-где что-то дымилось. Пара стволов повалились на откинутую взрывом машину. Где-то вверху шумели самолёты, но, судя по всему, они удалялись.

Миссия была провалена, но они были живы. То ли Пушкин спас, то ли ещё что.

Выбирались из леса они трое суток. Чуть не погибли, нарвавшись на каких-то повстанцев, которые, услышав шум, выкосили здоровенный кусок джунглей из пулеметов. Спутниковой связи не было – все, что могло обеспечить связь, погибло вместе с машиной. Когда они добрались до города и кое-как дозвонились до жутко законспирированного полковника, полковник еле сдержался, чтобы не перейти на неуставной язык:

– Да вы, ж, ек-макарек, в рубашках родились. Вы, чего, еж-внедреж, бессмертные что ли? Мы, блин-вазелин, уже похоронили вас!

– Это все Онегин.

– Какой, в жилу, Онегин? Ты там с Носковым же, нет?

– Я-то с Носковым, но без молодого повесы мы бы не справились.

– Ты там кукухой поехал, что ли? Рапорт и к медикам, и никаких но! Ты и так буйный, а сейчас вообще сильно пугаешь!

Со Стариком Мефодий не стал долго прощаться. Все эти напутствия и махания платочками на перроне были не в его стиле. Его всегда бесило, когда кто-нибудь кого-нибудь провожал на вокзале, сажал в поезд, а потом стоял снаружи и что-то кричал сквозь закрытое окно, размахивая руками и строя скорбные мины. Или, того хуже, звоня по телефону человеку в вагон:

– Сема, не забудь бабе Ире варенье передать, и звони, как приедешь! Звони из Рязани, позвони из Тамбова, не забудь написать из Усть-Коломяжска и Волчехренска, слышишь?

Дмитрий Сергеевич по-отечески обнял Мефодия и тот, сухо сказав «До встречи» и закинув автомат на плечо, пошел в сторону леса.

Весна! Запах талой земли и щебетание птиц. Снег ещё кое-где лежит, но в этих грязных ошметках зимы никак уже не опознать следы величественного и неотвратимого Русского Мороза. Хотя, русский ли он в этих местах и в эту эпоху?

Под ногами то хлюпало, то шуршало сухим ломким звуком засохшей травы. Где-то справа журчал ручей, где-то за деревьями слева тянулось оттаявшее и успевшее высохнуть шоссе. Пока выходить на асфальт не стоило – кто знает, вдруг сверху его увидят. Увидят и задумаются, что мог забыть человек в камуфляже в этой покинутой людьми и простирающейся вне интересов каких-либо племен окраине.

Солнце прыгало в ветках, тревожа переливами редкие капли, зависшие на них. Кое-где распускались листья, летали бабочки. Кое-где разлагался умерший снег…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.