Жрица Роас. Серия книг «Неизведанная планета Человек»

– Что должно случиться, чтобы ты отменила все запланированные встречи и согласилась со мной отдохнуть? Кажется, так называется обед с дамой в рабочее время? – спросил незнакомец.

Барбара опешила, как случается со всеми, когда вместо игры в баскетбол противник вдруг начинает играть в шахматы. Замешательство продлилось несколько секунд, но Барбара успела заметить, что этот… – права Джулия – наглец как будто наслаждался паузой. Скрестив руки на груди, он улыбался, медленно раскачиваясь из стороны в сторону.

– Таких причин быть не может, и, простите ещё раз, считаю нашу встречу завершённой.

Барбара подошла к двери и распахнула её. Она интуитивно чувствовала, что посетитель каким-то чудом знает о ней больше, чем обычный клиент. Это ощущалось по снисходительности и отсутствию паники с его стороны как реакции на настойчивое выпроваживание. Да и сама она не чувствовала в себе обычной решительности и действовала скорее по пониманию, что так надо. Почему? Да, хотя бы чтобы быстрее покончить с неопределённостью, свалившейся с утра.

У неё не было запланированных встреч на сегодня. Вчерашний суд не должен был закончиться в течение недели, но внезапный успех Барбары на процессе привёл к скорой победе. И она планировала единственное – заслуженный отдых. Брат с утра не позволил выполнить первый его этап – выспаться. Теперь нависла угроза над всеми следующими одновременно. И каким бы патриотом своей фирмы Барбара ни была, но расслабление было необходимо, и она с удвоенной энергией пригласила собеседника к выходу.

Она видела, как Джулия встала из-за стола и готова была прийти на помощь в любую минуту.

– Была рада нашей встрече. До свидания!

– Барбара, но я ещё не закончил, и то, ради чего предпринято путешествие в тысячи лет, позволяет мне настоять на продолжении аудиенции.

Барбара не пропустила тысячи лет, но не стала предаваться удивлению, – мало ли какими амбициями может бредить клиент.

– Простите великодушно, но моя аудиенция закончилась. До свидания! – без улыбки и строго сказала Барбара.

– Хорошо. Понимаю, что ты и не могла понять, кто у кого на встрече. Но тогда – несколько штрихов для интриги и вдохновения. Взгляни на Джулию!

Барбара, невольно подчиняясь, перевела взгляд на секретаря. Джулия растеряно улыбнулась и… исчезла. Причём, настолько непредсказуемо, что Барбара не успела испугаться. Она взглянула на фокусника, как тотчас определила посетителя, и спокойно, как ей показалось, спросила:

– И что дальше?

– Дальше… исчезнешь ты!

Неожиданно Барбара увидела всю комнату откуда-то сверху, незнакомца у окна, который смотрел на неё в упор, не улыбаясь. Потом она чудесным образом оказалась над зданием… Затем с запредельной высоты удивлённо стала разглядывать маленькие машины и улицы. Это не было незнакомой картиной – Барбара часто летала, и то, что сейчас ею просматривалось, было похожим на вид из иллюминатора самолёта. За некоторым исключением – Барбара не пребывала в кабине воздушного лайнера.

Она попыталась взглянуть на себя, но ничего не увидела. Уникальное ощущение яви без реальности. Вдруг Барбару удивительным образом захватило чувство давно знакомого состояния. Она определённо не была так впервые. «Потрясающе!» – не успела она удивиться, как оказалась в своём кабинете на том же месте у открытой двери.

Взглянув на Джулию, она с облегчением увидела свою помощницу, которая по-прежнему готова была действовать по первому знаку Барбары.

– Ваши фокусы… по какому случаю, что Вы хотите этим сказать? – по возможности сохраняя спокойствие, поинтересовалась она у незнакомца-фокусника.

– Нет, не фокусы, а твоя Реальность. Новая Реальность, которой ещё не знаешь. Ради того, чтобы рассказать о ней, и предпринято моё Путешествие. И поверь, Нам есть чем заниматься! Когда бы сама не упросила, а я в своё время не пообещал прийти к тебе, – ничто не заставило бы меня прервать Исследования.

– Сколько Вам необходимо времени? – собравшись с силами, спросила Барбара.

– Десять-пятнадцать минут, если никто нас не будет отвлекать, – ответил клиент.

– Джулия, сделай, пожалуйста, господину… – она вопросительно взглянула на собеседника.

– Джастин, Клейн Джастин, – представился «фокусник».

– Клейну Джастину и мне ещё по чашечке кофе. Вы не возражаете? – с опозданием спросила она у Клейна.

– Нет, отчего же, с удовольствием. Я не пил кофе лет девятьсот. И мне не повредит – кофе хорошо концентрирует дыхание, поддерживая баланс Чаши.

Барбара прикрыла дверь, вернулась к невысокому столику у окна и села, приглашая жестом Джастина последовать её примеру.

Глава 5

Позже, когда Барбара снова и снова возвращалась к этому моменту, она удивлённо вспоминала, что абсолютно не чувствовала страха.

Было некоторое замешательство – да, непредвиденно исказилась привычная канва ведения переговоров – да, но страха не было. Забытое ощущение какой-то защищённости окутало Барбару, трансформировав состояние привычного профессионального противостояния в спокойное умиротворённое созерцание происходящего. Она могла бы сравнить это чувство только с воспоминаниями о чтении книг отцом в далёком детстве, когда, взобравшись к нему на колени, теряла повседневную реальность. Голос папы творил чудеса, позволяя воображению маленькой Барбары выстраивать удивительные картины, преполненные реальными ароматами и звуками. Она как бы была одним из персонажей историй и сказок, трансформируясь по мере чтения то в Принцессу, то в Принца, то в Золушку, то в сказочника, то в Гулливера…

– Когда я впервые встретил твоего отца, – вдруг заговорил Джастин, – он смотрел на меня так же, как ты сейчас. Отец когда-нибудь рассказывал о войне?

– Да, рассказывал. Впрочем, не так подробно, как хотелось бы. Но достаточно, чтобы передать всю уязвимость человека перед судьбой и провидением. Я знаю, что он был в концлагере для военнопленных, знаю, что его освободили американцы, и знаю, что он принял предложение уехать в Америку. Почему Вы заговорили о моём отце – это имеет отношение к Вашему визиту?

– Мы готовили твоё рождение. И по энергетическим качествам достижения равновесия необходимо было направить твоего отца в Америку, – как ни в чём не бывало продолжал Клейн Джастин.

– Вы говорите, что встречались с моим отцом в Германии? – неожиданно заинтересовавшись, спросила Барбара.

– Да, и неоднократно. Твой отец не был человеком, которого можно было запугать или уговорить. Несмотря на его юношеские годы, пришлось потратить много времени на то, чтобы он согласился с моими доводами.

– Вы тоже были в концлагере? – спросила Барбара.

– Нет. Вернее, конечно, был, но в ином качестве. Я приходил к нему во время снов и таким образом участвовал в подготовке решения. Он бы погиб, если бы не послушался моего совета. Умер бы в русском концлагере после возвращения на Родину.

– Почему? – удивилась Барбара.

– Но я же сказал тебе, что Мы готовили твоё Рождение. А маму твою невозможно было переправить в Советский Союз образца 1945 года. Поэтому отца ждала бы внеочередная реинкарнация.

– Но каким образом Вам удалось определить, что мой отец – мой отец?

Барбара произнесла необычную для себя нелепицу, но не смутилась, потому что хотела спросить именно об этом.

Джастин, нисколько не удивляясь, уточнил:

– Ты Нам и подсказала. Именно ты выбрала и отца, а затем, позже, в Америке и маму.

Барбара пытливо уставилась на Клейна. Он спокойно смотрел на неё, не отводя глаз.

Она закрыла глаза. За окном на уровне одиннадцатого этажа переговаривались рабочие, мойщики окон. Где-то вдалеке пел соловей, что не было необычным для её района. Но этот, похоже, просто спятил, надрываясь в апофеоз рабочего дня. Что-то шумело, хлопало, чирикало… Откуда-то доносились звуки музыки. «Acoustic Alchemy», – машинально определила Барбара. Она как погрузилась в дрёму, расслабленно раскачиваясь в кресле.

– Барбара, – позвал Клейн Джастин. – Барбара…

Она открыла глаза и ласково посмотрела на удивительного человека, вернувшего ей забытые мгновения родственного соучастия.

– Барбара, у тебя в компьютере мой e-mail, – продолжил Клейн. – Ты его не успела открыть сегодня, и я предлагаю дочитать письмо вечером, дома. Но при одном условии – вечером и дома, – обещаешь?

Барбара недоуменно посмотрела на Джастина.

В этот момент дверь кабинета медленно открылась и появилась Джулия с чашечками кофе.

Она с удивлением наблюдала перемену атмосферы в кабинете. Однако ей было достаточно одного взгляда Барбары, чтобы убедиться в абсолютной безопасности любимого босса. Джулия тихо вышла, прикрыв дверь.

– У тебя восхитительный секретарь, – сказал Клейн, поднося чашку ко рту. – Её преданность потрясает, и мне стоило некоторых усилий, чтобы преодолеть ментальный забор, который она поддерживает в твоём офисе.

– С этим было связано Ваше внезапное посещение приёмной утром?

– Да, конечно. Было важно прийти раньше твоей бдительной помощницы, чтобы подготовить Нашу встречу. Мне сложно пребывать в атмосфере Земли длительное время, и необходимо было установить аппаратуру для подачи специальной смеси, – небрежно рассказывал Джастин. – Это подобно антеннам передвижных телерадиостанций, способных вести передачи с места событий. За нашим разговором сейчас наблюдают Те, кто далеко-далеко от Лос-Анджелеса. Но, помимо удовольствия от долгожданной встречи, Им удаётся ещё и обеспечивать мою безопасность. Без этого я не смог бы беседовать с тобой. К тому же понадобился некоторый перерасход Энергии, связанный с демонстрацией «чудес»… Иначе никак не удавалось перенастроить пространство твоей реальности…

Барбара устала. Но для собеседника её состояние оказалось менее неожиданным, чем для самой Барбары.

– Любимая Барбара, поэтому и предлагаю прерваться. Мы обязательно ещё встретимся, и я отвечу на любые вопросы. А сейчас тебе необходим отдых.

– Да, пожалуй, – тихо ответила Барбара.

– Но у меня настоятельная просьба – ты обязана прочитать мой e-mail только вечером перед сном и дома. Обещаешь?

– Да, обещаю.

– Это связано с потребностью уточнить некоторые его положения. Особенно теперь, после того, как я имел несказанное удовольствие любоваться тобой и пить вино беседы. Ситуация прояснилась, и Мы не видим особых препятствий для Нашей Работы. Спасибо, Родная, ты удивительная. Но не знаешь, насколько.

Прощаясь, Клейн Джастин встал, поклонился и вышел, оставив дверь кабинета открытой.

Глава 6

Пронзительная тишина заполнила Барбару. Состояние полусна и реальности происходящего не тревожили, но и не казались обычными. С одной стороны, её удивляла собственная пассивная реакция, с другой – она, если и не понимала, то чувствовала какую-то магию случившегося. Самой подходящей характеристикой встречи могло быть «волнующе очаровательно».

Джулия недоуменно застыла на пороге кабинета. Она молча наблюдала за Барбарой, ничего не спрашивая. Барбара нашла в себе силы улыбнуться:

– Ушёл? – спросила она.

– Да, ушёл! – ответила Джулия. – Нас похвалили.

Барбара не любила комплиментов от клиентов и имела уговор со своим референтом о том, что если кто-то хвалил Джулии Барбару или поощрительно отзывался непосредственно о работе Джулии, – не тратить времени и слов на передачу подобного, часто неискреннего выражения чувств, но говорить «нас похвалили».

– Видишь ли, Джулия, ещё не знаю, как объяснить, но случилось нечто захватывающее. А самое волнительное при этом – чувство начала. По крайней мере, ты же помнишь, что я не склонна к сантиментам, но в данном случае ощущение удивительное. Как влюбление! – не нашла иного определения Барбара.

– Барбара, Джастин сказал, что тебе нужен отдых. Не будешь возражать, если я отлучусь на полчаса?

– Нет, не буду. Но не на полчаса, а до конца дня. Обо всём остальном – завтра.

Не демонстрируя радости, Джулия быстро собралась. Они поцеловались, и Барбара осталась одна. Ей необходимо было продлить тишину.

Она закрыла глаза. Звуки исчезли. Барбара слышала собственное дыхание. Ровное биение сердца поглощало иные проявления жизни. Спокойствие и необычная радость переполняли. Не хотелось ни вспоминать, ни обдумывать собственное поведение. Беседа с Клейном Джастином не помнилась дословно, но ароматизировала состояние недосказанностью.

Для своих тридцати пяти лет Барбара прекрасно разбиралась в людях. Несомненно, профессия приучила её и к внимательности и к терпимости. Но, помимо знаний психологии и основ психотерапии, Барбара обладала уникальной интуицией. Впервые она обратила на это внимание, когда обнаружила измену мужа…

Это случилось за год с небольшим до развода. Отношения были напряжёнными, но Барбара не предпринимала каких-либо действий, не решаясь на крайние меры. Однажды она позвонила на работу Стэну, и секретарь сказала, что его нет. Барбара перезвонила на мобильный телефон – Стэн не отвечал. Не успел включиться автоответчик, как проявилось абсолютное знание – у Стэна женщина. Путём сопоставления нескольких нестыковок в путаных объяснениях Стэна, ей не составило труда не только вычислить конкретное лицо, но и намерения любовницы мужа. Интуиция сослужила добрую службу Барбаре, помогая собраться с силами и решиться на развод. Она не устраивала Стэну скандала, но на его первоначальный отказ о разводе спокойно и твёрдо изложила столь неопровержимые доказательства, что Стэну ничего не оставалось, как выбирать – или окончание юридической практики, или развод. Барбара не желала бывшему мужу ни зла, ни неприятностей, но и не считала возможным и необходимым сохранять брак, который уничтожил её любовь.

Когда-то она искренне любила Стэна. И долго не могла понять, почему их отношения теряли свежесть, а непонимание росло с каждым годом, прожитым вместе. Вначале Барбара мечтала о ребёнке, но Стэн был категорически против. Затем, по мере охлаждения отношений, и мысль о детях растворилась.

Барбара перестала доверять мужу после того, как он высмеял её в кругу общих друзей. Она была сильной женщиной и не позволяла себе ни скандалов, ни истерик. Единственной её защитой было соблюдение дистанции.

Барбара была более успешной в карьере, и круг её клиентов расширялся с каждым выигранным процессом. Она смело бралась за сложные дела, рискуя, но неизбежно находя пути успешной защиты там, где многие коллеги пасовали. Безупречная логика и обаяние Барбары приводили в бешенство представителей прокуратуры на процессах. Блестящее образование, энциклопедическая память и великолепные ораторские способности позволяли ей своевременно и неожиданно склонять присяжных на свою сторону.

Она с удовольствием представляла в суде интересы женщин, восстанавливая справедливость по отношению ко лжи и трусости мужчин. Барбара защищала права и слабых и сильных в тех случаях, когда судьба вдруг лишала их своего покровительства. Она редко отказывалась от предложений, и известность её со временем не только стала достоянием Калифорнии, но и распространилась за пределы штата, достигнув восточного побережья.

Барбара выиграла два сложных запутанных процесса в Вашингтоне и Нью-Йорке, после чего её пригласили на работу в Белый дом. Но, как ни уговаривал Брэд, она предпочла юридическую практику престижу сотрудника государственной канцелярии. Барбаре нравилась её работа, и она считала, что выбрала единственно возможную для себя профессию. Она привыкла к свободе, предпочитая и в дальнейшем не иметь кем-то контролируемого рабочего графика.

Глава 7

За окном кабинета стало темнеть. Барбара по-прежнему сидела в кресле. Несколько раз звонил телефон, и автоответчик, говоря что-то бодрым джулиевским голосом о внезапных переговорах, просил оставить сообщение. Кто-то поддавался её голосовому обаянию и что-то наговаривал в память. На звонки мобильного телефона Барбара также не реагировала. Она не могла прервать захвативших её воспоминаний.

У Барбары было счастливое детство. Её безумно любил отец, мама была строга, но справедлива. Барбара купалась в любви. Её не баловали, но и ни в чём не отказывали. Она хорошо училась и проблем родителям не доставляла. Барбара успешно преодолевала все соблазны: от быстротечных увлечений мальчиками до наркотиков. Она с детства умела твёрдо отстаивать свою точку зрения и во всех компаниях была лидером.

В последних классах школы она влюбилась. Барбара рассказала отцу о своих чувствах, спрашивая совета. Отец чрезвычайно серьёзно отнёсся к её тайне. Обычно он никогда ничего конкретного не советовал, но умел найти слова, поддерживающие её собственный выбор. Так было заведено в отношениях с детьми в их доме. Родители были мудрыми людьми и не тратили время на бесполезные «воспитательные» беседы с детьми. В то же время, отец так заражался их всяческими инициативами, иногда бредовыми и сумасшедшими, что Барбара и Брэд привыкли к мысли о том, что всё возможно, если делаешь. Только после университета Барбара к своему удивлению обнаружила, что отношение к Ответственности за реализацию своей Мечты обычно безошибочно характеризовало её знакомых. Но тогда, в детстве, всё казалось естественным. И заражал этой естественностью отец. Она была свидетелем нежных и трепетных отношений родителей. Брат и сестра не видели в доме ни ссор, ни упрёков. А отношения с детьми были продолжением взаимного родительского расположения и доверительности, теплоты и вдохновения.

Отец не любил воспоминаний и единственный раз позволил себе длинную историю о своей жизни именно тогда, когда Барбара доверила ему своё сокровенное о Любви.

Они сидели в комнате, где всё напоминало о безмятежном и весёлом детстве. Это было пространство молодой женщины, открывающей мир, преодолевающей первые ступени жизненных испытаний. Брэд тогда учился в университете, и отец всю любовь сконцентрировал на Барбаре. Она чувствовала себя под такой надёжной опекой отцовской любви, что не представляла, как может быть по-другому. Атмосфера заразительной искренности её комнаты была, вероятно, в тот момент необходимой средой для возвращения в давно забытое и прожитое.

Он рассказал, что не знает своего отца. Напоминанием о родителях был нательный крестик, с которым он никогда не расставался. Тогда же, в легком полумраке летнего благоухающего цветами вечера, Барбара впервые увидела этот крестик.

Её родители были католиками, но никогда насильно не заставляли детей ходить с ними в церковь. Барбаре в детстве доставляло несказанное удовольствие растворяться в благоговейной тишине храма. Молитва растворяла её, позволяла исчезать и проявляться, наполняя мир тайной.

Отец в ответ на доверие дочери взаимно доверял ей себя: он расстегнул верхние пуговицы рубашки и показал маленький золотой крестик, явно не католического происхождения. Барбара трепетно прикоснулась пальцами к крестику, погладила его неровную поверхность. Золотая цепочка была необыкновенного плетения и представляла собой ряд маленьких крестиков, скреплённых друг с другом. Отец был взволнован, и Барбара не могла этого не заметить.

– Этот крестик вложила мне в руку мама перед смертью, – тихо произнёс отец. – Она попросила, чтобы я никогда с ним не расставался. И я выполнил её завещание.

– Ты никогда его не снимаешь? – наивно полюбопытствовала тогда Барбара.

Отец улыбнулся:

– После того как умерла мама, меня никогда не покидало ощущение крестика в моём сердце. Я не помню свою мать, но когда в трудные минуты я закрывал глаза, молился как умел, обращался за помощью, просил совета, то всегда чувствовал через этот крест опеку матери, её благословительность и охрану. И её завещание было моим единственным терафимом долгие годы… Пожалуй, до твоего рождения!

Барбара обняла отца и поцеловала. Он растроганно поцеловал её в ответ.

Им было комфортно вместе. Тогда же Барбара впервые подумала: «Какое счастье, что меня такой отец».

– А как ты попал в Америку? – спросила она.

Отец рассказал, что его детство прошло в детском доме, что в Советском Союзе так назывались пристанища для таких, как он, детей, потерявших родителей. До войны отец начал работать учеником в авторемонтной мастерской в небольшом городке Витебске. Он рассказывал, что очень гордился своей страной и мечтал стать коммунистом. Поэтому, естественно, в первые дни войны решил добровольно идти на фронт. Ему пришлось подделать год рождения и, прибавив себе три года, с четвёртой попытки отец попал на фронт. Он воевал в разведке, но объяснить Барбаре, что это такое, не смог. Как ни старалась Барбара понять, расшифровать слово «разведка» оказалось выше её сил.

В одном из боёв отца контузило, и очнулся он в плену у немцев.

– Можно я не буду тебе рассказывать о концлагере, не думаю, что тебе надо это знать. Каждый человек получает в жизни свои испытания, именно свои, – продолжал отец. – И с другими людьми испытаниями делиться бессовестно. Это всё равно, что перекладывать ответственность за собственную трусость или на погоду, или на стечение обстоятельств. Я не фаталист, но знаю, что каждый на Земле проходит свой путь, единственно возможный. Конечно, – отец улыбнулся, – в твоём возрасте я не мог и предположить подобного, но тебе повезло больше, чем мне – я никогда не разговаривал со своим отцом. Однажды, в концлагере, после страшного дня, я сказал себе: «Если выживу и у меня будут дети, буду их любить безумно!»

Он помолчал и быстро закончил:

– Когда нас освободили американцы, мне удалось починить машину одного генерала. Я, по-видимому, ему понравился, и когда он узнал, что я из Белоруссии, то сказал, что может ходатайствовать перед командованием о предоставлении мне права переехать в Америку.

Отцу некуда и не к кому было возвращаться, к тому же он знал, что тех, кто возвращается из плена, ждёт в Союзе незавидная участь, вплоть до расстрела. Всё вместе и склонило его, в конце концов, в пользу принятия предложения американского генерала.

– А как вы познакомились с мамой? – спросила Барбара.

– Мама тебе никогда не рассказывала? – поинтересовался в свою очередь отец.

– Нет. Правда, я её и не спрашивала.

– А ты спроси! И имей в виду, я тебе расскажу только свою версию. У женщин реальность совершенно иная. И мама помнит, наверняка, что-то мной незнаемое. Думаю, что у человека есть судьба, – продолжал отец. – И каким-то образом необходимое вкладывается в мысли, в действия. Иначе это чудо, как явление твоей мамы на моём горизонте, объяснить не могу.

В тот вечер откровений отец признался, что после университета в Чикаго получил предложение работать на автомобильном заводе в Детройте. Незадолго до этого он познакомился с красивой рыжей ирландкой в городской библиотеке. У него не было девушки, потому что все увлечения быстро надоедали. Но эта рыжеволосая ворвалась в его Сердце неожиданно и цепко. Вначале он думал, что это бред и быстро пройдёт. Но не проходило, а, наоборот, стало казаться, что он не сможет жить без неё.

И перед тем, как отправиться в Детройт, он предложил ей поехать с ним вместе.

– К огромному моему удивлению твоя мама согласилась, – завершил свой рассказ отец.

– Папа, ты что, даже не признался ей в любви? Не встал на колени, не подарил обручальное кольцо – не верю! – воскликнула Барбара, разочарованная таким кратким и невыразительным повествованием о любви родителей.

– Что ты, ребёнок! Конечно, и признался, и подарил, – хитро улыбнулся отец. – Ты что, не знаешь ирландского характера своей мамы? Так бы и поехала она со мной, если бы не моя настойчивость и не кольцо с бриллиантами, – отец рассмеялся. – Кольцо, правда, стоило аж… 150 долларов, но зато на его приобретение ушли все скромные сбережения студента. Но, если серьёзно, то когда Любишь – нет ничего, что бы не смог сделать для любимой. Ни-че-го! – растягивая слоги, сказал отец и добавил: – Но советую тебе расспросить маму, она точно помнит больше деталей и не любит хвастаться, как твой папа.

То, о чём рассказывал отец, было настолько настоящим и значительным, что после очередных встреч с придуманным любимым она смогла распознать вторичность и занудство избранника. А когда он попробовал насильно её поцеловать, расценила это как посягательство на суверенитет, чего было достаточно, чтобы она вычеркнула своего выдуманного визави из жизни.

Потом, в университете, после смерти отца она откликалась на различные малозначащие ухаживания, но дальше свиданий в ресторанах или театре обычно ничего интересного не случалось.

Барбара ждала. И знала, что Любимый должен быть необыкновенным. Она не предугадывала деталей, но помнила рассказы отца об их встрече с мамой. Эти чувства были для неё ориентиром, и другое не интересовало.

К тому времени, когда она выиграла на спор у Стэна пять партий в теннис, Барбара расцвела и слыла недотрогой. Она не анализировала причины, по каким Стэн привлёк её внимание, но влюбилась впервые всерьёз и, как ей казалось, навсегда.