Дыхание

Жена помрежа была тоже весьма колоритной дамой. Ростом под два метра, с ногами примерно 44 размера, она, как потом понял Саша, жёстко держала в руках всю массовку.

Выглядела эта жесткость следующим образом. Рано утром, еще до девяти часов, на площадку подходили местные жители записываться для участия в массовке. Помреж с женушкой и помощником продюсера переписывали паспортные данные примерно у 20-35 человек, сколько успевали. Потом на съёмочный день приглашали 10-12 человек, а деньги получали в городе на весь список. Такая вот нехитрая математика. Как потом узнал Саша, это был один из способов заработка в киноиндустрии. Существовали десятки других «тем» для «освоения бюджета». Вечером Саша наблюдал, как радостно хохотал помреж, при этом взгляд его становился совсем безумным, а рядом с ним гоготала (именно так про себя отметил Саша) его жена. Они прихлёбывая поочередно из одной бутылки водку «Зверь» и запивали её разбавленным «Юппи» из другой. Квасили все киношники нормально, с истинно славянским энтузиазмом.

Однажды, как понял Саша, будучи с похмела, взрывотехник заложил слишком много тола под заброшенный деревенский сортир типа «скворечник». Рвануть должно было аккуратно, чтобы разброс досок был недалёким. Рвануло нормально. Режиссёр, заслуженный деятель искусств, матерился очень изощрённо. На него попало больше всего фекальных масс, окаменевших в старом сортире, но разбуженных киношниками.

Парни должны были изображать моряков, погибших при взрыве корабля. Эпизод, как потом они узнали, должен был занимать не более 30 секунд экранного времени. Им принесли гидрокостюмы, на которых стояли печати «ВМФ СССР 1952 год» – резина была явно пересохшая. Ребят одели, вставили рогатки в плечи, типа распорок, чтобы руки были в разные стороны, как обычно бывает у плавающих человеческих тел. Подвели к краю берега, на мелководье закрепили колышки, прикрепили ребят в горизонтальном положении. Таким образом они стали плавать на поверхности воды. Стоял прохладный август, и Саша стал немного замерзать.

В принципе, со съёмками закончили быстро. Оператор взял крупный план, потом несколько раз прошёлся по общим планам.

И тут случилось неожиданное. Колья, к которым был привязан Саша, неожиданно накренились, Саша отвязался, и течение немедленно понесло его в залив.

Саша этого, конечно, не ожидал. Если бы не распорки за спиной, ему было бы гораздо проще освободиться, перевернуться на живот и спокойно встать на ноги, пока он был на мелководье. Но здесь всё было иначе: он был в позе распятого на кресте разбойника, которого волны Финского залива решили прибрать к себе.

Конечно, Саша этого никак не мог допустить и предпринял отчаянную попытку освободить руки из верёвочных петель. Тщетно. Его отсутствие заметили остальные «тела» и начали кричать группе на берегу. Но там, видимо, не сразу сообразили, что к чему: вероятно, привезли водку из кооперативного ларька в посёлке и киношники решили немного взбодриться.

Лицо Саши начало захлёстывать поперечной волной, к тому же его немного крутило и подставляло под встречную волну. Здесь и пригодились навыки молодого аквалангиста: Саша начал задерживать дыхание и, в принципе, выдерживал накаты волн. Но долго так продолжаться не могло.

Заметили его, когда он отплыл уже достаточно прилично. На небольшой моторке к нему подплыли помреж и рабочий фильма и, сопровождая свои действия высокохудожественным матерком, втащили его в лодку. Всё обошлось, Саша даже не простудился, хотя костюмы не были герметичны и воду пропускали изрядно.

После этого кинокарьеру Саша решил не продолжать: нашлись более интересные занятия…

«Да, смешно, конечно… кино и немцы, – подумал Саша, прокрутив в голове воспоминания о тех съёмках, – надо бы выбраться ближе к осени, понырять где-нибудь. Какой это кайф: море и ты, глубина, где ты один…»

Запиликал мобильник. «Жена» – высветилось на экране.

– Да, Оля… как дела? – Саша разговаривал по телефону с женой всегда ровно и спокойно. Он считал, что эмоции рабочего дня нельзя транслировать на близких. В этом, как он думал, они с братом похожи на отца. Николай Сергеевич: кадровый военный, он имел удивительную способность держать себя в руках в очень непростых ситуациях. Сказывалась служба по северным гарнизонам, где бывало всякое – не сколько в армейских буднях, сколько в бытовых моментах. Неустроенность, холодные семейные общежития, тоска маленьких военных городков – всё это зачастую способствовало возникновению семейных драм. Порой даже трагедий. Но отец, как видели братья, никогда не срывался, никогда не устраивал скандалов в домашнем кругу. «Держи себя в руках, тогда удержишься в седле», – говорил иногда Николай Сергеевич. В старших классах Саша порой, иронизируя, отвечал, что важно ещё, чтобы седло не скрипело. И напевал строчку из песенки мушкетёров: «…Опять скрипит потёртое седло, и ветер холодит былую рану…»

– Саш, я быстро. Надо решить с английским у Максима. Юрий Ильич хочет на операцию ложиться, говорит, что откажется от репетиторства на пару месяцев. Посоветовал какую-то Инессу Израилевну, я ей позвонила, а там такой голос, ну совсем старушечий. Хотя Юрий Ильич говорит, что она английскому учила детей всего бомонда Ленинграда: у Лаврова, Стржельчика…

Максим, старший сын, занимался дополнительно английским с репетиторами. С большим трудом они записались на занятия и начали ездить к жутко загруженному Юрию Ильичу, по отзывам, одному из лучших педагогов города. Менять преподавателя всегда не очень здорово – это Саша знал по личному опыту.

– Да.. некстати… но прерываться в занятиях тоже не супер. Давай так: ты поезжай к этой… Изольде…Инессе Армандовне, а там посмотрим, как впечатления будут, может, подождём выписки Юрия Ильича.

– Да, давай так, я тоже так думала…

– Как у Данилы в школе? Не конфликтует больше с этим… как его…с Егором?

– Да нет, вроде тихо всё последнее время… Ничего сегодня не рассказывал.

– Я заеду в гимназию, поговорю с его классной. Конечно, не надо мелкого так опекать сильно, но всё же, родительский контроль над тем, что там происходит, нужен.

– Поговори. Каждый день она пишет такие оптимистичные отчёты в Ватсапе, прямо идиллия… Уверена, что к папам она относится с большим почтением. А ты молодой и перспективный политик… Будущему президенту она расскажет всё, как есть.

В голосе жены прозвучала нескрываемая ирония. Такие у них отношения были уже давно: Оля подтрунивала над политической деятельностью мужа, Саша, в свою очередь, позволял себе немного иронизировать над увлечением жены театром. У Оли с подругами сложился своеобразный театральный кружок, включавший в себя двух институтских подруг и подруг этих институтских подруг. Оля не работала, занимаясь семьёй и домом, и, в принципе, не очень переживала из-за того, что не стала инженером-проектировщиком автоматизированных линий предприятий пищевой промышленности. Она была чистым, как говорил сам Саша, незамутнённым гуманитарием, и с большим удовольствием читала монографии про деятелей театра и кино. Иногда Саша думал, что таким образом мама может направить и сыновей в гуманитарное русло, но пока поводов для беспокойства не было. Старший активно интересовался языками, учил английский в гимназии и с репетитором, вторым языком шёл немецкий, но Максиму он не очень нравился. Да и Саше, честно говоря, тоже. На уровне подсознания он ассоциировался с фильмами о войне и плохими немцами. Да и вообще, жесткость немецкого казалась ему грубостью. Хотя, как он иногда думал, такой язык прекрасно подходит для создания командной системы и выстраивания системообразующих координат.

Саша услышал гудки в динамике – кто-то ему дозванивался. Посмотрел на экран. «Никодимов, Центральный район». Это был руководитель районной организации, с ним Саша хотел поговорить про дом ветеранов войны.

– Ладно, Оль, тут мне дозванивается один товарищ. Давай, целую, буду не сильно поздно.

– Хорошо. Целую.

Когда Саша нажал сброс, Никодимов уже перестал звонить. Немного подумав, Саша позвонил ему сам.

– Валерий Павлович, добрый вечер. Звонили? По вопросу дома ветеранов войны?

– Да, Александр Николаевич, добрый вечер. Ага, именно по нему. Надо организовывать комнаты отдыха, как сейчас говорят, помещения релаксации для стариков, а бюджетирование срезали. Говорили с вами, может, через партийные каналы изыщем возможности?

– Валерий Павлович, я всё помню, не забыл. Движение есть, написал письмо, думаю, решим вопрос до середины лета. Сейчас первый квартал отработаем по социально значимым вопросам, во втором ваш дом поставим в работу, получится всё.

– Очень хотелось бы. Старичков надо уважить, пусть с комфортом поживут.

– Да это понятно. Решим, это же должно по системе пройти, сами понимаете.

– Хорошо. Будем на связи.

– Конечно, до свидания.

Саша посмотрел в окно. Окончательно стемнело. Февраль, – подумал Саша, – такой муторный и тёмный. Саша любил осень, а Вадим – лето. Хоть и братья, – подумал Саша, – а вкусы разные. Саша, как он сам считал, был более романтичной, используя такое «неактуальное» определение, натурой. Вадим всегда был для брата образцом мужского начала. Саша был «маминым», а Вадим – «папиным», как говорила их пожилая соседка.

Действительно, Саша больше тянулся к общению с мамой. И хотя это объяснимо у мальчиков примерно до 8-10 лет, но у Саши, как он потом уже прочитал в какой-то работе известного педагога по дошкольному воспитанию, был явный комплекс «маменькиного сынка». Хотя сама мама не давала для этого особых поводов. Так бывает, что женщины, обладая большой долей жизненного эгоизма, вовлекают в его орбиту своих сыновей, обрекая их на всю жизнь находиться под притяжением материнского образа. Мама братьев была обычной женщиной, не эгоисткой и не «крепостницей», как иногда говорят про матерей. Нет, она была нормальной офицерской женой, которая не брала на себя глобальных решений жизненных ситуаций. Но, как умная женщина, зачастую старалась направить и откорректировать решения мужа.

Это Саша понял уже потом, вступив в самостоятельную жизнь и принимая первые важные решения в своей судьбе.

Позднее Саша узнал про понятие «мягкая сила», применимое к решениям в политике или бизнесе: он много читал книг по социологии, философии современного общества.

Саша, как он тоже позднее вспоминал и пробовал проводить глубинный анализ, свой выбор сделал на Ольге отчасти потому, что она была похожа на маму. Конечно, не физически, хотя тоже была шатенкой с серыми глазами, а, скорее, женским образом, характером и манерой общения с мужем.

Много было эпизодов, когда Оля легко, на первый взгляд, поддавалась решениям Саши, со стороны могло показаться, что она просто покорно принимает действительность, которую строит Саша. Но это – на первый взгляд. Как точно знал Саша, именно Оля была пусковой кнопкой многих решений, которые, как ему казалось, он принимал самостоятельно. Понимание этого приходило потом, когда дела были уже сделаны и всё прошло разумно и именно так, как нужно семье.

Опять входящий звонок, Саша посмотрел на экран и внутренне быстро собрался. Звонил очень важный человек из московского офиса. Центрального Комитета, как называли между собой партийные функционеры в регионах страны московскую штаб-квартиру партии. Это был очень, очень важный человек, и Саша внутренним чутьём понял, что это не простой звонок.

– Алло, добрый вечер, Станислав Сергеевич.

– Добрый вечер, Александр Николаевич! Как дела, как в семье, всё в порядке? У вас, я знаю, двое парней. Настоящий мужской клуб…

– Спасибо за внимание, Станислав Сергеевич, всё хорошо, жизнь идёт, и она прекрасна, как говорил один поэт…

– Я сразу по делу… чего звоню-то. Вы, наверное, сами уже догадались, да? По вашей инициативе. Вчера мы разговаривали с Ильей Сергеевичем, виделись уже, наверное… так вот, пришли к мнению, что такие инициативы очень важны не только для нашей партии, нет, это, так сказать, может послужить первым шагом к новым реалиям всей экономки страны. Вы же понимаете, через что пришлось нам пройти за последние шесть лет… Сколько негатива вокруг нашей страны после того, как историческая справедливость восторжествовала и мы снова приняли в семью исконно российские земли… Сами видите общественные настроения, которые искусственно накручиваются внешними силами…«Пятую колонну» ведь никто не отменял! – голос Станислава Сергеевича стал жёстким, он продолжал, уже с напором на собеседника, это Саша почувствовал, – так вот, про вашу инициативу я разговаривал с первым, кто у главного, ну… сами понимаете… не хочу сейчас в общем доступе так вот… озвучивать… потом сброшу мысли в мессенджере… так вот, инициативу одобряют ключевые министры, кто у нас за экономику и предпринимательство отвечает… так что это всё очень интересно в такую вот загогулину складывается…

Про «загогулину» Саша уже слышал. Он не решался спросить напрямую Станислава Сергеевича, но ему казалось, что он специально запомнил и вынес из 90-х этот оборот речи, который часто вставлял к месту и не к месту Ельцин. Таким образом Станислав Сергеевич, как иногда думал Саша, давал понять слушателям, что он тот самый функционер, который переживёт всех президентов и премьеров. Федеральных амбиций Станислав Сергеевич не испытывал: Саша ни разу не слышал, чтобы он или его ближайшее окружение говорили бы о будущем министерском или даже премьерском, – нет, Станислав Сергеевич, как был уверен Саша, прекрасно понимал свои возможности и, главное, возможность ресурсного использования той партийной должности, на которой он находился уже много лет.

– Да, Станислав Сергеевич, я буду очень рад, если мои мысли нашли… или найдут отклик, так сказать, на самом верху, – Саша старался говорить спокойно, хотя внутренне в нём всё немного дрожало от волнения, Саша даже подумал, что это очень некстати и может каким-то образом отразиться в его интонации.

– Вот что, Александр, ничего, что я на ты сейчас перейду?… Так вот, продолжу, мы здесь отменили на некоторое время поездку к нашим китайским товарищам – слышал, наверное, про вирус их китайский… Похоже, они завтра границы закроют для въезда в страну, мда… китайская воздушно-капельная угроза… так вот, мы послезавтра прилетим в Ленинград, будем разговаривать с вашим главой городским, нормальный он мужик, кстати, не то, что некоторые из региональных шишечек. Ну вот, поговорим, и у нас будет время для встречи с тобой. Давай, набери меня послезавтра в одиннадцать, там скоординируем место и действия, хорошо?

– Конечно, Станислав Сергеевич, договорились!

– Всё, будь, не болей, ты нужен стране здоровым и оптимистичным.

Отбой – Саша положил смартфон на стол и радостно зашагал по кабинету. Он понял по интонации московского абонента и по всему разговору, что вот оно, есть, заработало!

Он набрал Вадима.

– Вадик, привет, как дела? У тебя, наверное, сейчас культурная программа? Нет, просто сидишь в Михайловском саду и рассматриваешь Александра Сергеевича, который наше всё? Слушай, давай, выходи на Инженерную, я через тридцать минут за тобой заеду, поедем чай пить ко мне, хорошо? Оля будет рада, она и просила тебя привезти, родственничка, так сказать. Давай, выходи на Инженерную и иди в сторону Марсова поля, я при подъезде тебя наберу. Нет, вот ты ответь мне, в чём сила, брат? А, в чём сила?

Вадим направлялся к Марсову полю, как и просил Саша. Было совcем темно, но здесь, в центре города, как отметил про себя Вадим, с освещением было всё в порядке. Как говорил ему один поставщик из Питера, к чемпионату по футболу центр буквально нашпиговали технологическими коммунальными новинками.

Запиликало в кармане. Это был Саша. Вадим посмотрел на другую сторону улицы, там стояла хорошая представительская машина с включенными аварийными сигналами, Саша махал рукой.

В машине вкусно пахло кожей и дорогим парфюмом. Вадим немного потянул носом:

– Ты так надушился, что ли?

Саша довольно хохотнул:

– Нет, это такой освежитель суперский. Были недавно в «Бабочке», закупились, вот освежитель подарили…ммм… Бриони вроде.

– Хм, губа не дура, парфюмом от «Бриони» служебную машину освежать.

– Да ладно… Надо вкусным дышать, а то выйдешь на улицу, сразу в нос ударит запах Отечества, который нам сладок и приятен… Завтра едешь, не передумал на три-четыре дня ещё остаться? Скоро выходные, сгоняли бы ко мне под Выборг, мы там такой коттедж отгрохали, по скандинавскому проекту, я тебе фотки строительства сбрасывал, видел, да?

– Да, смотрел, понравилось… Модный ты парень, Саня, прямо такой современный.

– Ну а что, нравится мне иметь удобные и комфортные вещи, сейчас ведь не семидесятые, чтобы строить избушки с крылечками резными, верно? Давай сейчас тормознём у «Вавилона», куплю любимый торт Оли.

Оля всегда любила сладкое, – подумал Вадим. Он всегда думал о жене брата с лёгкой грустью, Вадим не был сентиментальным – наоборот, жизнь превратила его в достаточно циничного и трезво смотрящего на действительность человека. Иначе было нельзя. Когда пришли большие деньги, с ними пришло и понимание того, что жизнь не идёт по книжным законам, она более приземленная и грязная в своих проявлениях. Грязи, как понял Вадим, хватает.

Оля появилась в их школе неожиданно, уже глубокой осенью, после первых осенних каникул. Сашу перевели в класс Вадима, он готовился к городской олимпиаде и часто оставался на дополнительные занятия, приходя домой почти к ужину. Вадим после школы бежал в спортшколу, где тренировки шли практически каждый день.

Вадим запомнил это утро: было физика первым уроком и, когда все уже почти расселись по своим местам, пришла Нонна Дмитриевна, их учитель физики, а следом за ней в класс вошла стройная девочка с русыми волосами и немного печальными большими глазами. Вадима тогда, как он запомнил, что-то как будто кольнуло внутри, у сердца. Как говорила его бабушка «сердчишко ёкнуло». Тогда он не особо обратил на это внимание. Но хорошо запомнил.

Оля как-то сразу, как говорится, «вошла» в коллектив. Характер у неё оказался очень спокойным, и она как-то удивительно просто могла наладить коммуникацию с любым сверстником. Она не была болтливой, нет, но и молчуньей тоже не слыла. Она словно предугадывала эмоциональную волну собеседника и как-то плавно настраивалась на разговор, очень быстро располагая к себе. В общем, через некоторое время Оля стала пользоваться определённым уважением одноклассников. Училась она хорошо, некоторые педагоги ставили её в пример. Но, в то же время, что-то мешало ей стать полной отличницей, будто какой-то ограничитель стоял перед ней и не давал стать гордостью класса и школы.

Времена были беспокойные: страна с трудом входила, а точнее вползала в новую реальность. В одних семьях, где отцы и матери сумели найти новые возможности и пути, всё шло по восходящей. В других, где родители трудились на умирающих бюджетных предприятиях, были видны резкая деградация и какая-то растерянность перед жизнью.

Вадим вспомнил, как весной их классная собрала ребят в поход. Надо было ехать на Карельский перешеек, а потом идти несколько километров от станции к озёрам, на которых предполагалось устроить мини-турнир по волейболу и активным, как говорили учителя, играм.

Финляндский вокзал, немного грязноватый, с непонятными личностями. Всё, как в начале 90-х годов – обилие ларьков, сваренных на скорую руку из железных листов и покрашенных серой шаровой краской, с маленькими оконцами-бойницами. В них продавалось буквально всё: импортные сигареты в ярких пачках, неимоверное количество синтетического алкогольного пойла в разноцветных бутылках и банках, презервативы, авторучки, игральные карты… Здесь же, на витринах за решётками из арматурных стержней, лежали пачки печенья и плитки шоколада, банки китайской тушёнки и прочие прелести эпохи перемен. Ребят, конечно, интересовали жвачка и сигареты. Большинство одноклассников Вадима и Саши уже пробовали курить, считая, что это очень сильно повышает их статус в глазах окружающих. Сами братья относились к табаку очень спокойно: у них были очень хорошие тренеры в спортшколе, сумевшие в своё время очень доходчиво объяснить, чей удел сигареты и джин-тоники. Слабаков и неврастеников – это братья хорошо запомнили.

Посадка в электричку с грязными полами и пыльными окнами. Два часа в сторону Приозерска, и два класса вошли в сосновый лес. Места были исхоженные, туристические. Всё бы ничего, но на пути были два пригорка, скорее, склоны оврагов, на которые надо было карабкаться под достаточно острым углом. И вот здесь случилось непредвиденное. Оля, шедшая немного впереди братьев, споткнулась о торчавший из земли корень сосны и, как-то неудачно качнувшись, упала на спину, на песок. При этом нога осталась между корнями, и, конечно же, девочка моментально вывихнула ступню.

Мобильной связи тогда не было, поэтому оперативно решить вопрос с машиной не было другой возможности, кроме как идти на шоссе и ловить попутку до ближайшей больницы. С ними было три учительницы и физкультурник. Взрослые, посовещавшись, решили продолжать поход, а с Олей отправить одну из учительниц до ближайшей больницы около станции: там должен был быть травмпункт.

Вадим подошёл к учителям и сказал, что может помочь: он видел, что Оля совсем не может идти на двух ногах, было видно, как ей больно. Саша присоединился к брату. Итак, они вдвоём, подставив плечи под руки Оли, в сопровождении учительницы, двинулись обратно в сторону станции. Идти, в принципе, было недалеко, не больше пяти километров. Но темп движения был не быстрый: Оля могла опираться на одну ногу, поэтому путь занял около трёх часов.

Эти часы Вадим запомнил хорошо. Ему было приятно ощущать тяжесть Олиного тела и какой-то очень интересный и волнующий запах от её волос. Тогда он понял, что влюбился. Сейчас, через столько лет, Вадим знал, что это была его первая настоящая любовь. Она же и осталась последней. Вадим иногда думал, что сложись жизнь немного иначе, Оля стала бы его женой. Но служба не дала такой возможности, а когда он вернулся с Чеченской кампании, то Оля уже встречалась с Сашей. У Вадима не было обид, потому что он раньше никогда не рассказывал брату о своих чувствах, а потом это стало уже бессмысленным.

Всё закончилось тогда хорошо. Оле наложили шину на ступню, позвонили родителям. Отец приехал за дочерью на своём «Москвиче», а братья с учительницей дождались возвращения классов с озёр на станции. А отношения Вадима и Ольги с годами превратились в добрые родственные, включающие обязательные взаимные подколы по поводу и без.

Вадима отвлёк Саша.

– Вадим, сегодня у меня был очень интересный разговор с Говориловым, ну ты знаешь… В Москве, как говорится, зашла моя инициатива, через пару дней он с коллегами будет здесь, и мы тогда с ним всё проговорим. Это круто, это значит, что я на верном пути!

– Малый, пути иногда кажутся верными. Но очень часто они приводят в глухие тупики.

– Да ты послушай для начала. Ты пойми: главное – начать движение в правильном направлении. Детали и частности будем решать в процессе!

Вадим смотрел в окно. Отметил для себя комфортную посадку, автомобили такого класса делаются всегда с максимальным комфортом для пассажиров на задних сиденьях.

– Нет, не совсем так, Саня. Дьявол, как говорится, в деталях. А эти детали, вот увидишь, будут для тебя неожиданностью. Ты же, вроде как, молодой функционер, должен знать, как можно заговорить, заболтать или, как это, заутверждать любой вопрос на уровне чиновников. Согласование, совещание, потом перенесём на месяц, потом не входим в программу. И так всегда.

– Нет, здесь другое, здесь абсолютно другое, – Саша хоть и говорил спокойно, но Вадим почувствовал, что брат начинает раздражаться.

Вадим подумал, что не надо углубляться сейчас в очередной разговор-спор с подначиванием друг друга.

Машина мягко подъехала к автоматическим воротам жилищного комплекса. Ворота поднялись, заехали на паркинг. Видно было, что всё под присмотром и контролем: комплекс, как знал Вадим, дорогой и навороченный.

Саша недавно переехал в новую квартиру, Вадим видел её только по фото, которые сбросил ему брат, и по небольшой видео-экскурсии. «Всё чинно, очень качественно, буржуазно», – подумал Вадим, пока они шли к лифтам и поднимались на этаж.

В коридорах вкусно пахло. Вадим понял, что это ароматизаторы: видимо, управляющая компания включает такие штуки в счета, – иронично мелькнула в голове мысль.

Дверь открыла Оля. Выглядела она очень уютно, и от неё словно исходили флюиды настоящего домашнего счастья.

– Вадик, привет! – Оля чмокнула его в щёку, – ты очень представительно выглядишь, особенно с этим пузиком. – Оля улыбалась, было видно, что на самом деле она действительно рада.

– Привет-привет, ну, ты же знаешь, я для тебя старался, – иронично ответил Вадим.

Прошли через большой холл, Саша провел в гостиную.

– Да, Саша, сейчас вот как строят. Проекты совсем другие, метражи закладывают по другим стандартам, не живопырки, согласись… – Вадим смотрел на стены и потолок.