(Не) сокровище капитана

От этого рыка я окончательно пришла в себя. Слетела с его колен, подхватывая сорочку непослушными руками. Попыталась надеть ее – запуталась в ткани, словно никогда раньше не одевалась сама.

– Фрегат под флагом Наровля!

Капитан снова выругался – на этот раз в голос.

– Уйти сможем?

– Уйти? – Кажется, в голосе того, наверху, послышалось изумление. – Нет, они быстрее.

Блад перевел взгляд на меня, и я пискнула, прикрывшись ворохом ткани, в который превратилась моя одежда. Поднять глаза казалось невозможным. Отец был прав, я просто… просто распутная девка!

Глава 4

– Значит, наперехват! – крикнул Блад, и сверху донесся торжествующий рев.

Мало им сегодня одного боя? Или надеются на добычу, раз уж с нашим кораблем не повезло? Но чем можно поживиться на фрегате? Жалованьем офицеров?

– У многих моих людей есть счеты к властям Наровля, как и у меня самого, – пояснил капитан, словно прочитав мои мысли.

Он усмехнулся, глядя, как я пытаюсь влезть в сорочку, одновременно не выпуская из рук юбок, которыми прикрывалась. Начал одеваться сам, и получалось у него куда быстрее, чем у меня. К тому времени, как он облачился в камзол, я натянула лишь сорочку и одну нижнюю юбку и, мысленно костеря пирата на все лады, безуспешно пыталась сколоть на груди разрезанный корсет. Булавок не хватало – они раскатились по всему полу. Где-то в сундуке у меня была коробочка с запасными, но едва я шагнула к нему, меня снова бесцеремонно схватили за плечо.

– Некогда возиться со всем этим, – сказал Блад.

Прежде чем я успела возмутиться, он опять сдернул с меня корсет. Булавки зазвенели по полу, я дернулась, не зная, что ловить – то ли их, то ли собственное нижнее белье.

– Брось, говорю, потом соберешь. Стой смирно.

Я замерла – было что-то в его голосе, разом отбившее желание спорить. Пират сунулся в сундук, извлек отрез шелка – роскошного, такой впору только королеве носить. Повторил:

– Стой смирно!

Замотал меня в этот кусок шелка, точно гусеницу, вытащил из моего сжатого кулака пару булавок, что я успела подобрать, подколол край отреза. Оглядел меня критическим взором.

– Сойдет. За мной.

Я засеменила следом – туго обмотанная вокруг бедер ткань не давала шагнуть как следует, юбки, к которым я привыкла, давали куда больше простора. В очередной раз не рассчитав шаг, я пошатнулась и, если бы не рука пирата, шлепнулась бы. Блад ругнулся себе под нос, а потом просто перекинул меня через плечо, точно куль с мукой. Я взвизгнула, заколотила кулаками по его спине.

– Уймись, или снова по мягкому месту прилетит! – рявкнул он.

Я перестала брыкаться, но смолчать не смогла.

– А тебе только повод дай, что ли, руки распустить? Поставь меня, я девушка, а не мешок с навозом!

– Норов у тебя похуже, чем у мешка с навозом, будет, – фыркнул Блад, продолжая меня тащить куда-то вниз.

– Ах, ты…

– Придержи язык, – негромко и буднично велел он, и что-то такое прозвучало в голосе, что я мигом захлопнула рот.

Я задрала голову, чтобы увидеть хоть что-то, кроме его поясницы. Получилось так себе – кругом стоял полумрак, в котором виднелись человеческие фигуры. Я ждала насмешек, но людям явно было не до меня. Что-то скрипело, что-то стучало, кто-то поминал родственников «ленивого тупицы» и их противоестественные связи, кто-то отчаянно богохульствовал. Я дернулась заткнуть уши и уронила руки. После всего, что сегодня произошло, едва ли я смогу ощущать себя леди. Кровь прилила к голове, зашумела в ушах, стало трудно дышать, но прежде, чем дурнота превратилась в невыносимую, Блад поставил меня на палубу. Я пошатнулась – от резкой смены положения все закружилось – и упала бы, не придержи капитан меня за талию.

Ждать, пока я восстановлю равновесие, он не стал, скомандовал:

– Голову береги! – И потащил меня вперед через низкую дверь. Чтобы пройти в нее, даже мне пришлось наклониться, а уж Блад и вовсе согнулся в три погибели.

Здесь было светлее – в дальнем конце помещения сияли два осветительных шара, зачем-то заключенные в сосуды, и судя по тому, как дробился и переливался свет, сосуды эти оказались из хрусталя. Рядом с потемневшим деревом, какими-то бочками и сундуками, прикрепленными к полу, мешками, сваленными вдоль стен, в помещении едва ли в полтора ярда высотой этот хрусталь, сияющий холодным магическим светом, казался особенно неуместен.

Между осветительными шарами виднелась дверь, к которой стояла очередь из полудюжины согбенных мужчин, почему-то сплошь босых. Из двери вынырнул один, держа перед собой несколько медных цилиндров, исчез там, откуда мы пришли, после него за дверь юркнул еще один.

– Устраивайся вот здесь, сокровище мое. – Блад подпихнул меня к груде мешков. – Там шерсть, тебе будет удобно. Можешь даже вздремнуть, если получится.

Остальные грянули хохотом, я вздрогнула.

– Под пушки отлично спится, – произнес кто-то с сильным беркивским акцентом, и я прикусила губу.

В мамином выговоре нет-нет да проскальзывали такие же грассирующие нотки, и, хотя грубый голос моряка вовсе на нее не походил, я вдруг особенно ясно ощутила, что маму больше не увижу.

Нет, нельзя плакать! Я шмыгнула носом и опустилась на мешок. В самом деле тут мягко, и сидеть было бы удобно, кабы не узкая ткань, сковывающая движения.

Пока я возилась, устраиваясь, Блад оглядел собравшихся. Странно, даже сейчас, согнувшись, он выглядел сильным и гордым.

– Если кто девчонку хоть пальцем тронет, останется без руки и без компенсации за увечье. Всем ясно?

– Да, капитан! – рявкнула дюжина глоток, и я подпрыгнула, едва не прошибив головой низкий потолок.

– Куда ты меня привел и зачем? – спросила я, видя, что Блад собирается уходить.

– В самое безопасное место корабля, – ответил он.

Снова раздались смешки, и он добавил:

– Если, конечно, ты не решишь побаловаться здесь огненной магией или пустить молнию.

«Опять издеваешься?» – хотела я спросить, но вовремя прикусила язык – пожалуй, при его подчиненных стоило быть повежливее. То, что Блад простит один на один, он едва ли спустит на людях. Поэтому я лишь сказала:

– Я не способна к стихийной магии.

– Не уверен, – протянул он.

Я – женщина, или он и в этом не уверен? В который раз я прикусила язык, не стоило обсуждать подобные вещи сейчас.

– Крюйт-камера – самое защищенное место корабля. – Блад стал серьезным. – Сюда не прилетит случайный снаряд, поэтому здесь для тебя безопасней всего, когда наверху идет бой. Сиди тихо, не путайся под ногами, и, когда все закончится, я заберу тебя отсюда. Поняла?

– Да, капитан, – улыбнулась я. – А что такое крюйт-камера?

– Вернусь – расскажу, – пообещал он. – Надеюсь, ты не успеешь по мне заскучать.

Я фыркнула. Вот еще, скучать по нему! Проводив его взглядом, я поудобнее устроилась на мешках, наблюдая, как мужчины целеустремленно, точно муравьи, ныряют в дверь и выходят оттуда нагруженными. Любопытство грызло разум. Спросить? Я напомнила себе о печальной участи кошки из поговорки, снова поерзала и решила, что лучше лишний раз о себе не напоминать.

Ну и ладно, сама догадаюсь. Самое защищенное место корабля, где нельзя зажигать огонь и даже осветительные шары спрятали в хрусталь, чтобы, не ровен час, не проскочила искра. Место, откуда матросы забирают что-то перед боем, скинув туфли, которые стучат подковками по палубе над головой.

– Там… порох? – ахнула я.

Получилось чуть громче, чем нужно, потому что матросы снова расхохотались.

– Он самый, – ухмыльнулся щуплый парнишка. Совсем юный, кажется, даже на пару лет моложе меня. – Так что, если сюда все-таки достанет ядро, отправишься на небеса в один миг.

Внутри свернулся ледяной ком. Порох! Да уж, нашел капитан самое безопасное место! Он точно надо мной издевается!

– С другой стороны, лучше уж так, чем на рее или под килем, – флегматично заметил безухий мужчина средних лет.

Вот спасибо, утешил!

– Я бы предпочла бренную землю, с вашего позволения, – хмыкнула я. – На небеса еще никто не опаздывал.

– Как знать, капитана нашего, поди, там уже днем с фонарями ищут, – рассмеялся парнишка, следом расхохотались и остальные.

– Только не на небесах, на праведника он вовсе не похож, хоть и из благородных, – гоготнул только что подошедший моряк. Подмигнул мне единственным глазом. – Правда, красотка?

– Откуда мне знать, я же не его исповедник!

Я вздрогнула от дружного гогота и запоздало поняла, на что намекал одноглазый. Да сколько же раз можно обмирать от стыда за один день? Ругнулась, вызвав еще один взрыв хохота.

– Где ты слов-то таких набралась? – спросил одноглазый, когда хохот утих.

Где-где… В псарне. На конюшне. Там, куда я совсем малявкой хвостиком таскалась за старшим братом. Какое-то время батюшка не обращал внимания на занятия, вовсе не подобающие девочке, наверное, считая, что я еще слишком мала. Ровно до тех пор, пока я не спросила значения кое-каких услышанных от слуг слов. Ох, и влетело же мне тогда! Брата тоже выпороли, да и матушке достался выговор – почему позволила мне шататься по двору, вместо того чтобы занять рукоделием или молитвой?

На глаза снова навернулись слезы. Я попыталась подтянуть колени к груди, опустив на них лоб, но одеяние помешало. Закрыла лицо руками. Домой хочу! Батюшка, конечно, страшен в гневе, но не страшнее этих людей. Ничего, Джек меня выкупит. И женится, ведь если он заплатит за мое освобождение, получит возможность не сразу вернуть меня родителям. А после свадьбы отец уже не сможет возражать. Все будет хорошо, нужно только набраться терпения – правда, его-то мне никогда и не хватало.

Мало-помалу помещение опустело. Из крюйт-камеры вышел мужчина – пожалуй, он был даже ниже меня и из-за небольшого роста казался квадратным. Закрыл дверь, устроился рядом с ней прямо на полу, прислонился к стене и закрыл глаза. Лицо его выражало полное умиротворение, не хватало только трубки, но какая трубка рядом с порохом?

Я попыталась последовать примеру этого моряка, не обращая внимания на отрывистые команды сверху. Но тут загрохотали пушки – несмотря на все отделяющие от них переборки, я подпрыгнула. Сразу за пушечным залпом послышался еще один. Он прозвучал тише, чем первый, но корабль вздрогнул, словно живое существо, и казалось, что он, а не люди разразился криками ярости и боли. Еще серия выстрелов и еще. Хотелось зажмуриться, закрыть уши, но что толку, если грохот пушек я ощущала будто бы всем телом.

И хуже всего была неизвестность. Может быть, Блад в самом деле хотел меня защитить, но я предпочла бы видеть и сознавать опасность, чем сидеть, скрючившись, в низком помещении без окон и вглядываться в лицо незнакомого мужчины, пытаясь хотя бы по нему понять, что происходит.

Безмятежность исчезла с лица моряка, он начал поглядывать вверх, словно видел сквозь переборки. Я в который раз поежилась, хотя здесь было скорее жарко. Обхватила руками плечи. Канонада не прекращалась, и мне казалось, что корабль давно должен был превратиться в решето и пойти ко дну. Может быть, мы уже тонем, просто вода еще не добралась сюда? Хотя, наверное, моряк, по-прежнему карауливший крюйт-камеру, понял бы и начал спасаться? Или «лучше так, чем на рее или под килем»? Но мне-то повешение не грозит и я хочу жить!

Глава 5

Застучали шаги по лестнице, моряк подобрался. В помещение влетел парень, что говорил про мгновенное путешествие на небеса. Рукав его синего камзола потемнел от крови. Мужчина, что караулил крюйт-камеру, распахнул дверь, не дожидаясь, пока тот приблизится.

– Стой там, сам вынесу.

Я только сейчас обратила внимание, что на его ногах были не туфли и не сапоги, а сшитые из холстины башмаки.

Мне очень хотелось спросить, как там, наверху, но чутье подсказало – лучше не лезть под руку с неуместным любопытством.

Парень подхватил охапку металлических цилиндров, поморщился, похоже, раненая рука ему мешала. По лестнице снова застучали шаги, заглушаемые грохотом взрывов. Моряк, не дожидаясь гостей, нырнул в помещение, передал очередную порцию пороха, потом еще и еще.

Суета и беготня продолжались несколько минут, и мы снова остались вдвоем, только лицо моряка сделалось суровым.

Не знаю, сколько продолжалась канонада, но наконец корабль перестал вздрагивать от ударов. Правда, тише не стало. Пистолеты грохотали не так, как пушки, но люди ревели, кажется, даже громче орудий.

Я заставила себя выпрямить спину – видеть мой страх было некому, и все-таки нельзя ему поддаваться. Вслушиваясь в бой наверху до боли в голове, я не знала толком, кому желать победы. Что сделают со мной офицеры флота ее величества? Поверят, что я леди? Сочтут пиратской девкой? Или я теперь в самом деле пиратская девка? Истинная леди на моем месте предпочла бы умереть, но не позволить… на миг я забыла даже о бое. Если бы от стыда в самом деле можно было сгореть, сейчас бы здесь уже полыхнули переборки и крюйт-камера взлетела бы на воздух.

– Кажись, все, – сказал моряк, про которого я, увлекшись самобичеванием, почти забыла.

– И кто победил? – спросила я, не зная, радоваться ли победе.

– Наши, само собой, – ответил матрос, снова уселся и закрыл глаза, кажется, даже засопел.

Я заерзала, поглядывая то в потолок, то в сторону выхода. Капитан сказал «сиди и жди», но сидеть и ждать было невыносимо. Сверху доносились голоса, правда, слов разобрать толком не получалось. Я покрутилась так и этак, в очередной раз прокляла полотно, в которое меня замотал Блад. Повторила все то же самое на беркивском, попыталась на граянском и поняла, что мне явно не хватает словарного запаса. Матушка, обучая меня языкам, как-то упустила ругательства, а жаль.

Перебрав все особенности своего одеяния, я помянула недобрым словом замотавшего меня в это Блада, даром что при мысли о нем снова запылали щеки.

– Почему так долго? – пробурчала я себе под нос.

– Не терпится снова к капитану в койку прыгнуть? – хохотнул матрос.

– Вовсе я не… – Я осеклась.

Все равно не поверит, только посмеется. И ведь даже винить в своем позоре некого, сама постаралась. Хотя многое бы изменилось, если бы меня не привели на корабль под руку, а приволокли на плече?

– Ишь, шустрая какая. Погоди, сейчас там после боя остынут немного, разберутся, кто на каком свете, то да се, а когда придет пора крюйт-камеру магией заблокировать, капитан и придет.

– Не придет, – донеслось от входа.

Я обернулась. Меченый, которому Блад подкорнал ухо, стоял у входа, а за его плечами согнулись еще двое головорезов.

– Как не придет? – охнул моряк.

– Так и не придет, – ухмыльнулся меченый. – Кончилась везуха.

Я застыла, забыв, как дышать. Не может быть! Он, конечно, не джентльмен и обошелся со мной ужасно, но почему мне так не хочется верить в его смерть?

– Так что сдавай пост, – продолжал пират. – Ежели магии теперь нет, мои парни покараулят.

Моряк поднялся – оказывается, он мог стоять здесь, не пригибая головы.

– Пост я сдам квартирмейстеру.

– Квартирмейстеру скоро будет не до того, – прошипел меченый, кладя руку на эфес тесака, висевшего у него на бедре. – Сдал пост, я сказал!

Караульный поколебался, но, когда двое, что стояли за плечами меченого, двинулись вперед, развел руками.

– Ну ежели ты так говоришь…

Он исчез за дверью. Я вжалась в мешки, затаила дыхание, стараясь стать как можно незаметней. Блад не придет, и… И мне конец.

Подтверждая мои худшие опасения, меченый развернулся ко мне.

– Кто это тут у нас? – притворно-слащавым голосом произнес он.

Я попыталась отгородиться мешком, но лишь вызвала взрыв хохота.

– Жаль, что Блад успел тебя попробовать, – ухмыльнулся корноухий. – Ну ничего, мы не гордые, можем и за ним подобрать, правда, парни?

Парни с готовностью загоготали.

– Не подходи, – взвизгнула я. – Капитан сказал…

– Ты что, не поняла, шлюшка? Кончился капитан.

– Не подходи! – повторила я. – Если хочешь жить – не подходи!

Второй раз одну и ту же ошибку я не совершу. А там, глядишь, мне просто свернут шею, разозлившись. Хотя истомившихся без женского общества головорезов едва ли остановит такая мелочь, как моя смерть.

Он снова расхохотался.

– И что ты мне сделаешь, милашка?

Он бухнулся рядом на колени, притягивая меня к себе, лапища больно сжала грудь. Я втянула воздух сквозь зубы, обхватила ладонями его шею, содрогаясь от омерзения.

– Вот, так бы сразу… – начал он.

Конечно, куда лучше было бы, если бы я положила ладонь на проекцию сердца. Но и так неплохо. Сонные клубочки в артериях, при раздражении которых замедляется ток крови в жилах, а если повезет, останавливается сердце. Впрочем, везение ни при чем, достаточно послать направленный импульс по нервам – хотела бы я знать, каковы они из себя, эти «нервы» и почему «импульс».

Меченый выгнулся и рухнул рядом со мной. Я отпихнула его, дернулась в сторону. Закружилась голова.

– Что ты с ним сделала? – закричал тот, что подбирался справа.

– Убила, – выдохнула я. – Я в самом деле его убила.

Дурнота подкатила к горлу, перед глазами все потемнело. Нет, в обморок падать нельзя, чай, не на балу, где рядом всегда найдутся сильные руки кавалера. Эти в корсаж не за нюхательными солями полезут. Или, наоборот, упасть в обморок и ничего не чувствовать?

– Что ты сделала? – взревел пират, выхватил тесак.

Я сжалась, ожидая удара, – а здоровяк вдруг завалился набок, захрипел. Я зажмурилась, завизжала так, что у самой уши заложило.

– Заткнись! – потребовал знакомый голос.

Даже странно, что я расслышала его сквозь собственный визг. Я распахнула глаза и заткнулась – не потому, что пришла в себя, а просто воздух вдруг разом перестал проходить в грудь.

Блад. Белый, как полотно его рубахи… Впрочем, нет, рубаха сейчас была алой.

– Он сказал, тебя убили, – пролепетала я.

– Слухи о моей смерти пока преувеличены, – ухмыльнулся он… и рухнул на колени.

Я ойкнула, совершенно перестав что-либо понимать.

Блад закашлялся, и я только теперь услышала, как он дышит – тяжело, хрипло, и при каждом вдохе что-то клокотало в груди.

Сама не знаю, как я оказалась рядом. Помогла опуститься на пол. Рванула застежку его жилета так, что пуговицы зазвенели по полу. Сколько же крови! Как он до сих пор на ногах держался и куда смотрел его лекарь? И его помощник?

– Какая страсть, – снова ухмыльнулся Блад. – Боюсь только, сейчас я не в силах оценить ее по достоинству.

– Замолчи! – рявкнула я, сама себе удивляясь. – Как ты вообще сюда дошел?

В холодном свете осветительных шаров губы его казались синими.

– Всем существом стремился к тебе, сокровище мое. – Капитан снова закашлялся, на губах появилась кровь.

– Убью! – прошипела я. – Своими руками задушу! Нашел время шутки шутить!

– Когда еще смеяться, как не предвкушая встречу с высшим судией, тем более что он – тот еще шутник. – Его рука поднялась, потянувшись к моей щеке, и упала. – Но на последний дар меня еще хватит.

Последний дар? О чем он?

– Чтобы тебе греха на душу не брать.

Ах, вот о чем он! Нет уж, я жить хочу.

– Обойдусь, – буркнула я, разрывая на нем рубашку, почему-то совершенно пропал страх, голова работала быстро и четко.

Блад, конечно, не джентльмен и обошелся со мной неблагородно. Но, если подумать, я пыталась его зарезать и била всерьез, просто он оказался быстрее и ловчее. В наказание он мог бы просто убить меня на месте или отдать своим людям. И, как ни крути, он – моя единственная защита от таких, как покойный ныне меченый. С одним я смогла справиться, но с пятью дюжинами – или сколько их там осталось после боя – нет. Так что встречу капитана с высшим судией придется отложить… если, конечно, я смогу сделать все правильно.

Отец гордился, что все четверо его детей росли здоровыми и крепкими и дожили до совершеннолетия. «В нашем роду сильная кровь», – любил повторять он. Только дело было не в крови. А еще он не понимал, почему матушка сама навещает заболевших слуг и регулярно объезжает наши земли, взяв меня с собой. Но леди полагается проявлять кротость и милосердие к низшим сословиям, так что он лишь недоумевал, но не запрещал.

Есть вещи, о которых мужчинам нельзя говорить. Вроде лунных дней или магии, что дарована женщинам. Или знаний, без которых бессильна любая магия.

– Не бойся. – Блад снова закашлялся. – Больно будет недолго, и лучше так, чем…

– Да перестань ты болтать и не мешай думать! Подождет твой судия, от него еще никто не уходил!

Вот она, рана между ребер, широченная, с мою ладонь. Это чем же его так ткнули? Кровь пузырится по краям, когда воздух с шумом вырывается из груди. Судя по расположению – сердце не задето, впрочем, иначе он бы сюда не дошел.

Заживлять раны мне приходилось, правда, не такие. Я накрыла ее ладонью, словно пытаясь удержать воздух в груди Блада.

– Это не поможет, – слабо улыбнулся он.

– Типун тебе на язык! – повторила я любимое выражение нашей кухарки. – А еще говорят, женщины болтливы!

Так, значит, легкие, сотканные из мельчайших пузырьков, дальше – пленка, обволакивающая их, еще одна, выстилающая грудь изнутри, межреберные мышцы, подкожный слой и кожа. Вроде все правильно. И все это состоит из невидимых глазу частиц. Одни частицы очищают рану от разрушенных или состарившихся тканей, другие выращивают новые ткани, восстанавливая тело.

Блад озадаченно нахмурился. Самой мне не доводилось почувствовать, как заживляются раны, но, говорят, ощущения странные, словно мясо шевелится.

– Капитан! – раздалось сверху.

– Отошли их, – быстро проговорила я.

Отвлекут – все насмарку.

– Сейчас буду, – повысил он голос. – Брысь отсюда, мне тут подсвечники не нужны.

Возня, выстрел. Блад встревоженно приподнялся на локте, я пихнула его обратно.

– Капитан, не морочьте мне голову…

Лицо Блада просветлело.

– Джеймс, марш на верхнюю палубу и займись делом! – Голос, капитана, став сильным и звучным, разнесся по тесному помещению.

Получается! У меня получается! Еще чуть-чуть…

Я отстранилась, сжала пальцами виски, пытаясь унять головокружение. Перед глазами снова заплясали темные мушки. Перестаралась. Мама говорила, что с опытом приходит умение не расходовать силу зря, но опыта у меня почти не было.

Блад медленно сел, провел ладонью по груди, стирая кровь, еще и еще раз, ощупал себя, точно не в силах поверить.

– Как?..

Я пожала плечами. Огляделась. Кровь на моих руках, на шелке, в который я одета, металлический запах, пропитавший все вокруг. Труп с ножом в спине, еще один – с перерубленной шеей, кровь заливает пол, пропитывает одежду меченого, на котором не осталось ни царапины.

В ушах зазвенело, и я все-таки свалилась в обморок.

Глава 6

Мир тихонько качался, плескали волны, и не мешали даже голоса, доносившиеся словно сквозь вату. Слов я не разбирала или не хотела разбирать, только интонации – изумленные, растерянные. Меня не интересовало, о чем говорят и что происходит. Ничего не интересовало, кроме сильных и надежных рук, что обнимали меня, унося прочь от пиратов, от крови и смерти. Прочь от всех ужасов, что я успела увидеть. Я улыбнулась, не открывая глаз, прижалась к плечу, от которого пахло порохом и кровью.

– Джек…

Какой чудесный сон, можно я не буду просыпаться всю оставшуюся жизнь? Ну хотя бы пару мгновений?

Не тут-то было. Руки, что меня несли, стали жесткими, и ехидный баритон прогнал блаженную расслабленность:

– Не угадала, сокровище мое. Попробуй еще раз.

Я вскинулась, потеряла равновесие, но Блад меня удержал.

– Тихо, а то уроню, – рыкнул он.

Наверное, надо было сказать спасибо, что меня тащат на руках, а не через плечо, но слишком уж много злости было в его голосе. Словно он мне одолжение делал и это его раздражало. А я не просила, между прочим!

– Поставь меня!

– И не подумаю.

Я огляделась и разом расхотела протестовать. Разбитые доски, перевернутая пушка, щепы и кровь под ногами. Как бы я пробиралась по всему этому в своем неудобном одеянии из куска ткани?

Незнакомое лицо со шрамом на виске. Взгляд, устремленный на капитана, полон изумленного благоговения.

– Правду говорят, что он бессмертный, – донеслось до меня.

Блад, кажется, тоже это услышал, усмехнулся, но ничего не сказал. Пинком отворил дверь, занес меня в каюту. Усадил на что-то жесткое.

– Можешь лечь, если хочешь. – Он закрыл дверь. – Или отнести тебя на постель? Правда, ее потом придется выбросить, а тебе – спать на голых досках.

Я зажмурилась, тряхнула головой. Дурнота отступала. Слабость тоже проходила, оставляя разве что легкую сонливость, но это вскоре пройдет. Я сидела на здоровенном сундуке, таком здоровенном, что и лечь бы на него смогла.

– Нет, все хорошо, спасибо.