Полная версия
Змеи города роз
Я не чувствовал присутствия Рефа. Уверен, старый скрипучий сапог решил не травить душу, наблюдая, как его любимого бестолкового ребенка ведут на аудиенцию к ведьме, посеявшей страх далеко за пределами своих земель.
Вскоре мы вошли в город, миновав массивные железные ворота. Их защитные механизмы вновь напомнили мне о прошлом Вароссы, как и армированная металлом опускная решетка. Четверо привратников насторожились, завидев нашу небольшую компанию. Их форма была мне более привычна. Черные мундиры с золотым шитьем и такими же золотыми обшлагами, строгие черные брюки, белые портупеи, нагрудные знаки с обозначением званий – единая для всех форма Белоярской империи.
Солдат, возглавлявший наш строй, перекинулся несколькими словами с одним из привратников, и тот покорно посторонился. Напоследок все четверо окинули меня хмурым взглядом, будто с болью в сердце пропускали в город врага.
Я незаметно осматривался, улавливая малейшее движение на улицах. Старые каменные домишки в окружении сараев со скотиной меня не интересовали, как и обширные фермерские угодья за ними. Я запоминал дорогу по узким улочкам, вымощенным камнем, мысленно отмечая ориентиры и проговаривая их про себя по порядку.
Раскинувшийся вокруг город оказался больше того, что жил в моем воображении. Придуманная Варосса должна была встретить меня багряными реками крови, запахами колдовских трав, снующей от дома к дому лесной нечистью с черными провалами вместо глаз и правительницей, утратившей все человеческое. Но вместо кошмарной преисподней передо мной предстал город-цветок. Столько клумб мне не приходилось видеть даже в Белоярове! Как эти цветы выжили в летнем зное Нарама? Как в провинции девять лет выживал я? Пот стекал не только по лицу, но и по шее, спине и затылку. Дневной зной сменился вечерней духотой.
Я с изумлением глазел на расписанные художниками стены домов, причудливые фонтаны, высокие фонари, между которыми сновали фонарщики и зажигали огни, на каменные стены с воротами, отделявшие друг от друга городские кварталы. Варосса была неплохо укреплена. Узкие улочки расширялись, разделенные клумбами и деревьями, под каждым из которых примостились небольшие деревянные скамейки.
Уже в центре города я понял, как ошибся, посчитав, что жизнь уходит из Вароссы вместе с солнцем. Жители, принарядившиеся в разноцветные наряды, толпами сновали по широким улицам, ночные лавки пестрели разнообразными лакомствами, неподалеку от центральной площади колдун-фокусник развлекал толпу ребятишек. Он жонглировал водными фигурами, переливающимися в неясном свете фонарей всеми цветами радуги. Дети веселились и наперебой предлагали варианты фигурок, которые он обязательно должен был для них создать.
На миг я застыл, пораженный танцем трех девушек в пестрых камзолах. Они ступали босыми ногами по разгоряченным камням, но будто бы и не касались их. Танцовщицы двигались грациозно, словно лебеди, под чарующие звуки дудука.
В памяти всплыла центральная площадь Даира. Ребенком я частенько убегал туда от криков отца и часами наблюдал за музыкантами, играющими для гостей столицы Нарама. А девушки, кружившиеся в танце под их завораживающую музыку, были для меня недостижимо прекрасны и волшебны.
Солдат, замыкавший наш строй, грубо толкнул меня в спину, вырвав из счастливого детского воспоминания. Одного из немногих.
– Нечего таращиться на наших девок, – буркнул он. – Не для тебя танцуют, бродяга.
Я скрипнул зубами, но покорно направился дальше. Мы пересекли площадь, миновали группу горожан, внимавших одухотворенному поэту в разноцветных одеждах, и оказались перед очередной городской стеной. У высоких железных ворот расхаживали двое караульных в коричневой форме.
Неужели мы достигли поместья наместницы? В свете фонарей у меня получилось лучше разглядеть обмундирование ее солдат. Плотные рубахи, кожаные доспехи, подогнанные в точности по фигуре, кожаные наручи, брюки, заправленные в добротные ботинки на шнуровке, перекинутые через плечо портупеи с саблями и ножнами для кинжалов. Нижние половины лиц скрывали маски. Оба привратника по-армейски коротко острижены, как и солдаты, сопровождавшие меня.
– Что это за подзаборник с вами? – пробасил один из караульных, окинув меня взглядом, полным пренебрежения и брезгливости.
– Встретили его в лесу. Просит убежища у наместницы, – ответил солдат, возглавлявший наш маленький строй. – Мы ведем его к Беркуту.
– Больно много чести! Был приказ: патрулировать границу леса. Вместо этого вы притащили в город какого-то бродягу! – возмутился караульный.
– Что нам было делать? Бросить его там? Ты видел, сколько на нем кровищи? К утру умер бы в лесу. Там и без его неупокоенной души нечисти хватает! – рявкнул второй солдат и вышел вперед, тем самым закрыв меня от гнева привратников.
Я мысленно ухмыльнулся. Совсем недавно он же грозился меня зарезать. Непостоянный человек, что с него взять!
– Пусть один проходит и доложит Беркуту. Если он даст добро, пропущу, – наконец вынес вердикт первый привратник.
Солдат, защищавший меня, гордо потянул на себя небольшую калитку в правой створке ворот и исчез во тьме за ней.
– Отойди подальше, оборванец! – гаркнул на меня караульный. – От мертвяков и то лучше пахнет!
Я выполнил приказ и обессиленно уселся прямо на дорогу, еще не остывшую после знойного дня. Путешествие оказалось слишком изматывающим. Еще и тупая боль во всем теле! Стоило ли все того? Стоило, Амир. Еще как стоило…
Мы молчали долго. Я успел даже задремать незаметно для самого себя. Оставшийся солдат наместницы возвышался рядом, не спуская с меня глаз. Минуты текли одна за другой, а его напарник все не возвращался.
Уже совсем стемнело, когда калитка наконец скрипнула. За сердобольным солдатом следовал высокий мужчина крепкого телосложения, одетый в ту же форму, что и остальные, но его лицо не скрывала маска.
Незнакомец что-то буркнул караульным и приблизился ко мне уверенным шагом. Я наконец рассмотрел новое действующее лицо во всей этой нелепой комедии положений. Навскидку мужчина был чуть старше тридцати. Его широко посаженные глаза, казавшиеся черными в мареве фонарей, осматривали меня с интересом, но без брезгливости. Чертами лица незнакомец не походил на коренного жителя Нарама. Думаю, его родиной были исторические земли Белоярской империи.
Глядя на гладко выбритый подбородок мужчины, я поймал себя на чувстве черной зависти. Мое лицо под отросшей щетиной противно чесалось уже несколько дней, и я неосторожно разодрал кожу до ран.
– Так это ты просишь убежища? – у незнакомца оказался на удивление зычный голос. Командирский, я бы сказал.
Мне ничего не оставалось, кроме как коротко кивнуть.
– Обыщите его и проведите в мой кабинет, – распорядился он. – Веревки пока не снимайте.
С этими словами мужчина устремился обратно. Наверняка это и был тот самый Беркут, к которому мы направлялись. Кстати, почему именно Беркут?
Солдаты тщательно обыскали меня и мой вещевой мешок с нехитрыми пожитками. Швырнув его мне обратно, подтолкнули к калитке. Привратники потеряли к нам всякий интерес.
Мы миновали ворота и очутились перед большим плацем, за которым каменным изваянием расположился двухэтажный дом, окруженный четырьмя башнями с остроконечными крышами. Наверняка это и было жилище наместницы. Удивительно! Я-то ожидал увидеть склеп!
Слева и справа от плаца тоже ютились здания, но архитектура их была попроще и поскромней. Все три дома утопали в зелени, будто в бескрайнем шелестящем море: пышные розарии, аккуратно постриженные кустарники, кипарисы, острыми пиками тянущиеся к небу. Поместье наместницы воеводы поражало жизнью и ее проявлениями.
Плац не пустовал. По нему то и дело сновали люди в той же коричневой форме, но ни на ком из них не было масок. Из дома наместницы выпорхнули две девушки в длинных рубахах, одинаковых вышитых передниках и аккуратных тюбетейках. Они над чем-то хихикали, провожая взглядами проходивших мимо солдат. Жизнь внутри массивных стен кипела и шкворчала, а я был чужд этой суете. Все здесь вызывало отторжение, приправленное несчастливыми детскими воспоминаниями о Нараме и его жителях.
Меня подтолкнули к дому справа – двухэтажному зданию с черепичной крышей, большой деревянной террасой и окнами, украшенными резными наличниками. Мы миновали двустворчатые двери и оказались в просторном помещении, стены которого были расписаны просто невообразимыми узорами и рисунками. Сколько же художников трудились над этой красотой?!
Большую часть холла занимала широкая деревянная лестница. По обе стороны от нас расположились двери аркообразной формы. Одна из них распахнулась, пропуская троих солдат в льняных рубахах и форменных штанах с полотенцами наперевес. Они с любопытством взглянули на нашу странную компанию, но продолжили свой путь, не задавая вопросов.
Сверху слышались мужские голоса, громогласный хохот и даже звуки… драки? Те трое перекинулись парой слов и взбежали по лестнице, спеша присоединиться к веселью.
Стоило мне на миг замереть, прислушиваясь к заливистому смеху, как один из солдат напомнил о нашей общей цели ощутимым толчком в спину. Они повели меня к неприметной двери, притаившейся за лестницей.
Нас встретил просторный кабинет, погруженный в полумрак. На стенах горели четыре масляные лампы, на массивном письменном столе, заваленном бумагами, возвышался витой бронзовый канделябр с пятью свечами, но света все равно не хватало. Кабинет казался сумрачным и… казенным. У стены примостилось с десяток стульев, а еще один стол с книгами и свитками тоскливо ютился в углу. Стены наверняка служили опорой его покосившейся ножке. На большом безжизненном камине не оказалось ни единого украшения, окна же надежно скрывали плотные серые шторы, сквозь которые, готов поспорить, не пробивались ни солнечные лучи, ни жизнь.
Беркут уже ждал нас, задумчиво осматривая меня с ног до головы. Он кивком указал на хлипкий деревянный стул у окна. Я послушно придвинул его к столу и уселся.
– Нам остаться? – уточнил один из моих конвоиров.
– Исчезните, только сначала снимите с него веревки. Я и сам в состоянии разобраться с доходягой, – отмахнулся от них Беркут.
Через минуту мы с командиром солдат наместницы остались наедине. Наши одинаково заинтересованные взгляды сверлили друг друга, будто сражаясь в мнимой битве. Я тер затекшие запястья, разминая их.
– Выкладывай, бродяга, с чем пожаловал, – наконец велел Беркут, устало моргнув.
Он выглядел заинтересованным, но не дружелюбным. Сведенные на переносице брови и сжатые челюсти предупреждали, что их хозяина лучше не обманывать.
– Меня зовут Ингар. Ингар Динир. Я прошу убежища, потому что навиры убили всю мою семью.
Глава 2
Любовь убивает
Амир
Я сверлил Беркута взглядом, силясь уловить там эмоции, но не видел ни одной.
– Ты не выглядишь коренным жителем Миреи. Слишком уж походишь на нарамцев, – протянул он. – Даже опухшее лицо не может скрыть здешних черт.
Я согласно кивнул и продолжил:
– Я родился и рос в Даире. В семь лет во мне проснулась магия. Отец до одури боялся моей силы, и мать вторила ему. Они были готовы на все, лишь бы оградить младшую дочь от опасности, и потому решили избавиться от меня. В девять лет я оказался на улице. Так и скитался по городу, прибившись к шайке мальчишек-беспризорников, пока однажды на рынке не вытащил у незнакомца кошелек. Он поймал меня за руку, но не отволок к патрульным, а привел к себе домой и накормил. Я рассказал ему и его жене о родителях и своем скитании по подворотням. Эти люди пожалели меня и забрали с собой. Так я и обрел приемных родителей. Они коренные мирейцы, из-за службы моего названого отца жили во многих уголках империи, но семь лет назад осели на родине.
– И с тех пор ты не бывал в Нараме?
– Нет. Ни разу. Если бы не смерть родителей, я бы никогда не вернулся сюда. Сами понимаете, несчастливые детские воспоминания.
– Ты на удивление грамотно говоришь, – недоверчиво протянул Беркут.
Но и на этот случай у меня был заготовлен ответ:
– В Мирее большинство детей посещают школы. Они бесплатны, поэтому учиться грамоте и счету может каждый. Мне же повезло вдвойне. Моя мать была поэтессой. Ее стихотворные чтения собирали большую публику везде, где останавливалась наша семья. Она занималась со мной, мы много читали и обсуждали прочитанные книги.
– Что произошло с твоими родителями?
Беркут, будто натасканная ищейка, вынюхивал малейший подвох, крохотный намек на ложь. Но я не дам ему повода сомневаться в своих словах.
– Они погибли по моей вине. Навиры искали меня и пытали их. Любимый метод этих ублюдков – выбивать сведения из близких. Они подозревали, что родители покрывают меня. За это их и убили, но ни отец, ни мать не знали, где я.
– И что же ты такого натворил? Кого убил?
– Я никого не убивал! – возмутился я. – Все гораздо проще. Я хотел жениться.
Бровь Беркута недоверчиво дернулась вверх.
– Я полюбил девушку из хорошей семьи. Ее мать – актриса столичного театра, а отец – крупный торговец. Я же сам работал разнорабочим в имении воеводы. Там мы и встретились. Она, как ни странно, ответила взаимностью, но родители были, конечно же, против. Колдун, да еще из небогатой семьи, не лучший вариант для их дочери. Они всячески настраивали ее против меня, угрожали мне самому. Мы боролись сообща и не отпускали друг друга. Однажды я предложил ей бежать из Адрама и пожениться. Она согласилась. Уж не знаю как, но ее мать начала что-то подозревать. Стоило нам сбежать из города, как они с мужем отправились к навирам и оклеветали меня. Все выглядело так, будто я околдовал их дочь и насильно увез из столицы.
– А она точно поехала с тобой по своей воле? – ухмыльнулся Беркут.
– Она клялась мне в вечной любви! – рявкнул я и скривился от боли. Ссадины на лице напоминали о себе при каждом неосторожном движении губ. – Вы сами знаете, как в Мирее относятся к магии. По сей день не могу поверить, что родители отважились привезти с собой ребенка-колдуна и не бросили меня на произвол судьбы. А вот я сам сбежал со своей любовью и предал их. Ее веры в наше светлое будущее хватило на пять дней. Когда еда стала заканчиваться, как и деньги, а на очередном постоялом дворе мы спали по соседству с полчищем тараканов, моя невеста не выдержала и решила вернуться. Я не мог отпустить ее в одиночку, поэтому проводил обратно в Адрам, по которому в поисках меня уже рыскали отряды навиров.
– Не маловато ли улик для преследования? Всего лишь слова взволнованных родителей, – подозрение так и не исчезло из голоса Беркута.
– Ее отец – влиятельный человек в Адраме. Он сумел убедить командира роты навиров, что его дочь никогда по доброй воле не связалась бы с захудалым колдуном. Я не знаю точно, платил ли он этим скотам. По крайней мере, ходят слухи, что они падки на деньги.
– Тебя схватили?
– Почти. Отец служил в отряде городской стражи. Поэтому навиры и заподозрили, что он прикрывал наш отъезд. На подходе к городу мы встретили одного из сослуживцев отца, и тот рассказал, что случилось с родителями. Он отправил мою невесту домой, а мне велел убираться из столицы как можно скорее. В Адраме меня больше ничего не держало. Сдаваться этим ублюдкам я не собирался и не собираюсь. У меня своя правда. Драгоценная дочь вернулась к родителям, а я остался один.
– И ты сбежал? Сбежал, не попытавшись отомстить? – снисходительно уточнил Беркут.
Я прищурился и процедил:
– Что Мирея дала мне? Родителей, которых по чьей-то прихоти забрали навиры? Обвинение в темном колдовстве, которого я не совершал? Умирать по вине богачей, решивших, что их дочери не подходит простой рабочий, слишком бездарно. Меня предала эта продажная система, и я не выстою в одиночку в бою против нее. Жизнь одна, и я предпочту пожить подольше.
Беркут молчал, задумчиво барабаня пальцами по столешнице. Морщина меж его сведенных бровей не сулила мне ничего хорошего. Если командир отряда наместницы прогонит меня, к ней самой уже будет не подобраться. Так и уйду ни с чем. Впрочем, почему ни с чем? С позором…
– Недалеко от Адрама я наткнулся на отряд навиров. Как видите, они здорово отделали меня, но я сумел спрятаться в тенях и ускользнуть. Навиры долго гнались за мной, но найти не смогли.
– У тебя есть власть над тенью? – изумился Беркут.
Я коротко кивнул и продолжил:
– Я много слышал о наместнице Амаль и ее отряде колдунов, поэтому решил попытать судьбу и попросить у нее убежища. Мой дар в ее распоряжении.
Беркут снисходительно ухмыльнулся. Неужели не поверил в мой колдовской талант?
– Ты же понимаешь, что у нас есть шпионы в Мирее? – процедил он. – И если они разузнают что-то, что ты от нас скрыл…
– Я был честен с вами. Могу повторить свой рассказ в присутствии чтеца тела. Уверен, хоть один такой служит наместнице.
Конечно же, я прекрасно знал, что это далеко не так. Чтецы тел, кому под силу прочесть сердцебиение и дыхание, были слишком редкими колдунами, чтобы навиры позволили ускользнуть хоть одному. Людей с такими необычными дарами в особое войско императора вербовали с детских лет, где их силы чествовали по достоинству.
Беркут многозначительно кивнул и открыл рот, чтобы продолжить, но не успел.
Дверь с грохотом распахнулась, и в кабинет ворвалась статная девица в той же форме, что и у здешних солдат, но совершенно черного цвета. Кожаная броня крепко обхватывала ее тело, к портупее крепились двое ножен с кинжалами, а руки покрывали перчатки. Непослушные кудрявые волосы цвета воронова крыла выбивались из длинной косы. Это смотрелось бы забавно, если бы не гримаса гнева, застывшая на ее лице. Девица не потрудилась даже постучать, а это значило…
Перед нами предстала сама наместница воеводы Нарама, его младшая дочь Амаль. Девчонка, которой вот-вот стукнет двадцать, уже шесть лет держала в страхе Варосские земли. Люди с придыханием твердили о ее жестоком нраве и быстрой расправе. Она не щадила предателей, держала жителей города в железном кулаке, создала собственный отряд верных колдунов и окружила себя ими. В голове у этой девчонки жили демоны, не иначе! О ее силе не судачил только ленивый, как и о матери – сильнейшей ведьме Даира, приворожившей воеводу и родившей от него дочь. Люди сплетничали, что ребенок, рожденный от приворота, не человек, а зверь. Амаль и была им – зверем, которому дали в руки власть. И этой властью она упивалась.
Я невольно поежился под пронзительным взглядом черных глазищ. Наместница будто бы видела меня насквозь! Я поспешил отвести глаза, но сию же секунду мысленно дал себе подзатыльник и напомнил, что ни одна ведьма не обладает даром контролировать сознание человека. Силу им дает природа: земля и огонь, вода и ветер. Колдуны же могут обладать абсолютно любыми талантами, плести заклятия и насылать проклятия. Мы не от матери-природы, мы – от демонов. Так, опять же, судачит людская молва.
– Ну и вонь, – сморщив нос, проворчала она и распахнула настежь большое окно. Свежий вечерний воздух живительной прохладой ворвался в душный кабинет, прояснив мои мысли.
– Этот человек пострадал от навиров. Они убили его родителей, – устало произнес Беркут, и наместница вновь сосредоточила на мне свое внимание. – Он просит убежища, но я склоняюсь к тому, чтобы отказать. Этот парень – преступник в Мирее. Его будут искать и, возможно, придут в Вароссу, ведь о вашем отряде ходит громкая слава. Зачем нам проблемы с навирами?
– Скажи-ка, бродяга, за что тебя преследуют навиры? – отмахнувшись от Беркута, отрывисто спросила Амаль.
– Меня оклеветали родители невесты, когда мы сбежали, чтобы тайно пожениться. Они убедили навиров, что я околдовал их дочь и увез насильно. Думаю, ее отец хорошо заплатил им. Навиры убили моих родителей, уверенные, что те знают, как меня найти. А они не знали.
– Почему ты не пошел к воеводе? – Амаль язвительно изогнула бровь. Ее оказалось не так-то просто разжалобить даже слезливой историей о навирах.
– Кто станет слушать простого рабочего? Навиры – элита, воины самого императора. Разве мог я обвинить их во взяточничестве? Мое слово против слова их командира – пыль. Я не хочу заканчивать жизнь на главной площади Адрама. Позвольте мне послужить вам. Я властвую над тенями и благодаря отцу неплохо натаскан в военном деле. Я мог бы стать одним из ваших солдат.
В черных глазах ведьмы не было сочувствия. Лишь снисхождение и брезгливость, столь явные, что мои зубы невольно скрипнули от злости. Она поджала губы и вновь сморщила нос, будто говорила с отребьем. Давно на меня не смотрели именно так – со склизким пренебрежением, столь же мерзким, сколь и оскорбительным.
– Мне не нужны новые солдаты. Эти люди – не чета тебе, перебежчик. Ты сбежал, чтобы спасти собственную шкуру. Да, мне жаль тебя и твою семью. Навиры – злобные твари, не щадящие ни стариков, ни детей. Но ты не достоин быть частью моего отряда. В рядах самоотверженных воинов тебе не место.
Она замолчала и окинула меня красноречивым высокомерным взглядом. Моя трусость вынесла мне приговор. Сбежавшему преступнику не найдется места в поместье наместницы. И это стало первой ошибкой в плане, составленном впопыхах, но с большими надеждами.
– Я всей душой ненавижу навиров за их бесчинства, поэтому позволю тебе остаться, – вновь заговорила Амаль. – Отправляйся в дом прислуги и найди Алию. Она подыщет тебе работу. И постарайся больше не попадаться мне на глаза. Я предпочту больше не вспоминать, что сжалилась над трусливым перебежчиком и приютила его. Мое решение может и измениться.
Амаль жестом приказала мне убираться. Я поднялся на ноги, ощущая себя куклой на шарнирах. Ее омерзительные слова отдавались внутри. Умалишенная ведьма стала вершительницей моей судьбы! Что может быть отвратительнее?!
– Если причинишь вред кому-то из жителей поместья, я тебя казню, – долетел до меня абсолютно равнодушный голос Амаль.
– Я пришел с добрыми намерениями, – мои слова прозвучали оскорбленно и печально.
Наместница демонстративно отвернулась и потеряла ко мне какой бы то ни было интерес.
Уже прикрывая за собой дверь, я различил строгий голос Беркута:
– Чего ты добиваешься, Амаль? Чтобы руки обуглились до костей? Сегодня ты с нами не пойдешь.
– Не смей мне приказывать. Здесь я принимаю решения, – отрезала наместница. Словам ведьмы вторил грохот. Хотелось бы верить, что это треснул ее череп.
– Как тебе девчонка? – шепнул я в пустоту, прекрасно зная, что Реф неизменно рядом. Любопытный старик никак не мог пропустить разговор, от которого зависела моя судьба на ближайшие месяцы.
– Слишком много мнит о себе и своем всесилии. Власть в неподготовленных руках никогда не бывала во благо, – фыркнул Реф, не потрудившись даже появиться на глаза.
Солдаты наверху уже затихли. Близилась ночь. Уверен, они придерживались строгого режима. Беркут показался строгим командиром, не приемлющим отступлений от устава и распорядка.
Я выскользнул за дверь и неторопливым шагом пересек брусчатый плац, разрисованный белой краской. Сколько же подметок стоптано и мозолей натерто солдатами на этой площадке? В сердце шевельнулись воспоминания. Это место не шло ни в какое сравнение с плац-парадами Белоярова и даже Адрама, столицы Миреи.
Даже внешне дом прислуги казался куда проще и уютнее солдатского корпуса – более напыщенного, но… казенного. Глиняные стены, длинная крытая галерея вдоль первого этажа, над которой нависали стены второго, и простая двускатная крыша без украшений. На небольших освещенных окнах мне удалось рассмотреть разномастные цветастые шторки.
Я поднялся по скрипящему крыльцу, потянул на себя деревянную дверь с небольшим окошком в верхней части и шагнул в полутьму. Небольшие сени встретили меня неясным огоньком свечи в грубом металлическом подсвечнике. Деревянные половицы скрипнули под тяжестью моих шагов. Я толкнул следующую дверь, не такую толстую, как входная, и оказался в длинном коридоре, на стенах которого трепетали с десяток огоньков в масляных лампах. Низкий потолок почти что чиркал меня по макушке, а по левую руку расположилась узкая лестница с простыми деревянными перилами.
Я сделал несколько неуверенных шагов и замер в замешательстве. Где искать Алию? Не заглядывать же в каждую дверь. Или заглядывать? Мгновенно ответив себе на свой вопрос, я толкнул первую дверь справа и попал в уютную общую комнату с небольшой печью, низкими диванами для сидения с кучей вышитых подушек, искусно выполненной книжной полкой и столиком на причудливо изогнутых ножках, заваленным рукоделием, детскими игрушками и газетами.
Две оживленно болтавшие женщины захлопнули рты и удивленно осмотрели меня с головы до ног. Третья, молоденькая девушка лет семнадцати-восемнадцати, вышивавшая что-то невыносимо пестрое на белом переднике, пискнула от неожиданности. Ее глазищи, больше похожие на глаза олененка, испуганно расширились. Наверняка даже Шурале по сравнению со мной показался бы им симпатичным малым.