Деревенские мы

Александр Гарцев

Деревенские мы

Гордые

Гордые люди живут в деревне.

–Да, отойди, ты! Пусти, я попробую.

Два пацана вот уже минут 10 пытаются безуспешно скачать через шланг бензин из бака моей «Гранты» в пластиковую полуторалитровую бутылку из-под пива, найденную ими только что в сенях соседнего заброшенного полуразвалившегося бывшего колхозного барака.

Я, сидя на корточках рядом с машиной, с интересом наблюдал за ними, не предпринимая даже попытки помочь пацанам. Не потому, что не хотел, просто я не представлял, как это делается.

Нет, конечно, в детстве так же скачивали с друзьями для мопедов у добрых дяденек через черный резиновый шланг, даже вкус бензина вспомнил. Но повторять эту процедуру, когда у тебя полный рот бензина и ты плюёшься им, стараясь не наглотаться, желания никакого не было.

Парни пришли уже потемну. К дому. Постучались в окно. С этими деревенскими пацанами, проводящими целые дни на единственной проходящей через деревню дороге, которая, собственно, и являлась главной улицей, мы знакомы уже года три.

С тех пор, как начали ездить сюда восстанавливать и ремонтировать дом, купленный семьёй сына непонятно для каких целей. Дань моде, наверное. Повсеместное увлечение молодёжи покупать дома в деревне удивляет. Покупать-то дома покупают, а ухаживать за ними ни опыта, ни желания, ни толку, ни времени нет.

Местные пацаны любопытные. С первых же дней их разновозрастная ватага пришла ко мне в  дом, осмотрели все, как идёт ремонт, солидно так, как маленькие мужички, порасспрашивали нас, кто мы, откуда, как оказались в их краях.

Я им тогда отдал на всю ватагу парочку полусломанных автоматов и сломленный пластмассовый пистолет. По деревенским меркам это,  видимо,    щедрый подарок. И с тех пор, едва    завидев мою машину, вся ватага махала руками и громко кричала на всю деревню:

–Привет, дядь Саш!

Как я мог им отказать, когда они пришли с просьбой выручить их отца, который буксовал, буксовал и израсходовал весь бензин, а ему срочно ехать на работу в другую деревню, а это не рядом.

–Выручай, дядь Саш, вот так нужен бензин, – проводит он указательным пальцем по горлу.

–А что отец сам не идёт?

–Да он нас послал.

Я прекрасно знал, что никакому отцу эти пять литров бензина, который они клятвенно заверяли отдать тут же, завтра же утром, не нужны.

Знал, что отец их по рассказам соседки, пьёт, давно лишён прав, и нигде не работает, пьёт и мать этих сорванцов, пьёт и бабушка, и никогда эти пять литров бензина они мне не отдадут, и что бензин им нужен, чтобы только погонять несколько дней на своих мопедах, да на собранном старшими парнями из металлолома мотоцикле неизвестной самодельной деревенской марки.

Знал я это. Ну что? Надо же пацанам на мопедах кататься. Что ещё в деревне делать?

Не мог я отказать. Отлил из канистры себе в культиватор литра полтора. Прикинул, хватит мне сотки три картошки окучить. Взял канистру с оставшимися  тремя литрами бензина и пошли к моей  машине, стоявшей из-за повсеместной непролазной грязи в самом начале улицы, у дома Мишки, местного рыбака.

Он уже старый. На пенсии давно. Но, как ни странно, все в деревне зовут его Мишкой.

Он интересный мужик, Мишка, маленький такой, чёрненький. Стоим как-то у его забора, машину мою осматривает.

Он и говорит:

– Знаешь, Саш, я ведь не Мишка, я Мойша. Жид я.

Я даже опешил. Слов-то таких не слыхал. Может, на уроках истории, когда-то в школе. Гришка называет себя жидом. Я и слова – то такого в городе не слыхал, а он, всю жизнь проживший в этой деревне,  с этакой какой-то даже гордостью себя жидом назвал.

Без всякого смеха. Так и назвал.

Сидим как-то с маленьким черноглазым и черноволосым Мишкой, которому уже далеко за 65, под 70 точно, разговариваем о рыбалке, о пруде, о карасях, куда он меня обещал сводить, и вдруг  Мишка неожиданно так говорит:

– Я ведь Саш из этих, из жидов. – философски произнёс он, затягиваясь густым дымом папироски. И как – то иронично улыбается.

Не печально, не радостно, не гордо, но и  без всякого сожаления.

А я и правда, слов – то таких не слыхал. Может в школе, в первый раз, да в институте, во второй раз, когда Россию начала ХХ века изучали, черносотенцев всяких.

И надо же какое чудо. Здесь в деревне , в 21 веке, в захудалом  районе бедненькой области услышал в третий раз.

Кое-как парни откачали полбутылки бензина, все уплевались, жевали траву, чтобы перебить вкус бензина, видимо,  даже спустя десятилетия, не очень приятный.

– Это у меня 95, – хвастаюсь.

– Нет, – говорит один, – это 92-й, тёмный какой-то.

– Не, не, – вытирая губы то ли травой, то ли рукой, – спорит второй. – Это 95-й. Точно. По вкусу знаю.

Пожалел парней.

–Да бросьте мучиться! Давайте, я вам из канистры налью, как раз две бутылки и будет. Три литра хватит вам.

Пацанам, похоже, тоже надоело  мучиться, с этим шлангом. Переглянулись. Подумали. Согласились.

–Ладно, давай.

Заполнил им из канистры две полторашки. Довольные ушли.

А я    с пустой канистрой побрёл обратно, размазывая по траве грязь и глину, думая про себя, что зря я и переживаю, что кто-нибудь, когда-нибудь, где – нибудь украдёт    бензин из бака моей «Гранты». (Крышка – то бака у меня без замка будет). Зря, значит, я переживаю за свою машину, когда оставляю ее одну ночевать здесь, одну, ночью, на незнакомой дороге. Не так это просто, скачать бензин из бака. У парней вот ничего не получилось, а уж у пьяных мужиков и подавно.

На следующий день уже поздно вечером те же два паренька стучат в окно. Так принято в деревне, стучать в окно, или в дверь, или, если есть палисадник и сразу к окну не подойдёшь, то просто кричать.

– Дядя Саша, – кричат пацаны, – выйди.

Так принято в деревне, никогда не заходят гости ни во двор, ни в избу, пока хозяин не пригласит. Хорошая традиция. Стоят и терпеливо ждут за калиткой.

Выхожу. Их уже трое. Один большой, полный высокий, лет 20.

– Дядь, Саш, – заскулил младший, самый маленький и самый шустрый, – дядь,  Саш, выручай, дай пятьсот рублей на запчасти.

Вдали действительно шлифовала грязь старинная забрызганная копейка. Я вздохнул. Предупреждала меня жена, что нельзя было парням давать бензин, нельзя баловать, сядут на голову, обнаглеют. Так и случилось.

Раздал им конфетки, чтобы посоображать пока, потянуть время. Решение принял быстро. Тем более что обманывать парней не пришлось.

– Да хоть бы пораньше, ребята, обратились. Только что с райцентра  приехали. Клеща доставали. Антибиотиков только на 800 рублей накупили. Сами знаете. Нет. 500 рублей нет у меня. Демонстративно достаю кошелёк.

– Вот, сто рублей и осталось-то.

Младший, не стесняясь меня, смотрит вопросительно на большого. Видимо главный у них.

– Ну что, берём?

Тот молча кивает.

– Ладно, – смачно сморкается и сплёвывает аж метра на три маленький, – давай сто рублей, завтра отдадим.

Отдаю.

– Как выезжать – то будете? – киваю на застрявшую в грязи копейку.

– Да ты что? Нас там 7 человек.

И действительно, ватага больших и маленьких обступила машину, взревел мотор, который, похоже, ни в каких запчастях вовсе и не нуждался, вытолкали застрявшую машину, все в неё как-то впихнулись и, громко хохоча, помчались дальше вниз по боковой  улице.

Не знаю, как в других деревнях и деревеньках России, а здесь, в нашей деревне, отдавать деньги, взятые взаймы, как-то не принято. И мы городские полуприезжие,  полуселяне, полудачники, проживающие летом в приобретённых сельских домах – развалюхах, относимся к этому спокойно.

Ну, нет у людей денег. Что с ними делать?   Нет работы. На одни пенсии и живут. Что тут сделаешь.

Деревня, вообще,  – это другой мир. «Привет! – снова в очередной мой приезд машут мне рукой издалека деревенские парни – школьники, которым два года назад подарил пару сломанных детских игрушечных пистолетов и автоматов. Я уж и про игрушки то эти забыл, а парни все ещё издалека рукой машут, когда на машине проезжаю. Не забывается доброе отношение в деревне. Ценят, они, деревенские, это.

–Хочешь, мы тебе рыжиков наберём завтра?

– Сколько? –  спрашиваю у парней

– За тысячу ведро?

Молодцы. А как ещё в деревне заработать?

«Саш, – отводит меня я в сторону у магазина сосед Веня, – Нет сотни?» Сотня рублей ему нужна на чекушку водки. Веня хороший мужик. Ему четыре года до пенсии. Но работы нет. Да и спина болит от тяжёлой механизаторской работы. Так болит, что уколы только и спасают.

Вот и сегодня Верка, фельдшер местный,    только что укольчик и сделала. Отошло. Вот он и в магазинчик деревенский сразу. Отпустило же! Теперь и выпить можно. Сто рублей я ему, конечно, дал.

–Последняя, – говорю, – заначка.

Веня, словно и не слышал, сразу повеселел. Взял сотенную и, как всегда немного покривлявшись, изображая кивком головы что-то типа поклона, весело и оживлённо произнёс:

– Спасибо, сэр!

И быстренько, как-то не по-деревенски, ушёл в магазин, забыв посидеть со мной и степенно, и не торопясь, поговорить о делах житейских, как положено в деревне в этих случаях: о жизни, о грибах, ягодах или тяжёлой сельской судьбине, дымящей печке и протекающей крыше. Убежал, даже не пообещав, хотя бы для формы отдать «потом».

Это «потом» как правило здесь традиционно превращается в бесконечность. И если говорят тебе:

–Потом отдам (с пенсии, с получки, жена отдаст, корову продам, с охоты мясом медведя угощу.

И так далее и тому подобное. Это значит только одно – не жди. А Дима, так тот выкрутился. Две недели назад после того, как я ему с утра чекушку водки отдал для выживания, так ещё проще поступил:

– Саш, а есть у тебя чем косить-то? Давай ка я тебе литовку дам. Отличная. Отец ещё делал. Сводил Дима меня в пустующий и полуразвалившийся дом отца и правда отдал литовку. Показал, как надо ее точить, как ее надо настраивать, как ею надо косить.

Только я так и не понял, насовсем он ее мне отдал или лишь попользоваться какое-то время? Неважно.

Зато долг не надо отдавать, да и просить я его, этот  долг, и не буду.

Теперь у меня есть настоящая деревенская коса. Есть ем косить, порядок наводить в усадьбе.

Трудно я привыкал к этой сельской деревенской традиции. Но привык. На сегодня у меня двести рублей занял Володя, 150 рублей Валера,100 рублей Веня, 200 рублей – Наташа, 3 литра бензина (обещали вернуть) большие парни (другие), и вот ещё 100 рублей они же, тоже на бензин. 150 – Иван, 300 – Никола, 150 – Макар.

Я даже не считаю сколько. Куда деваться? Надо мужикам как-то выживать.

Радует только то, что сохранилась у мужиков деревенская крестьянская гордость.

Заняли один раз, ну не получилось отдать, что делать-то? Бывает. Грибки потом предложат, рыжики. Или, как соседка Тася, ягоды, землянички бидончик.  А когда нет грибков и ягод, и отдавать нечем, проблема решается просто.

Не подходят и не занимают второй раз.

Гордые они, деревенские. И мы, городские, тоже вежливые. Если и встретимся, где на дороге, о том, о сём поболтаем, а о долге ни-ни. Никогда не вспомним. Не корректно это. Некрасиво. Не по-деревенски.

И радуемся уже тому, что хоть и не отдают иногда долг деревенские мужики и бабы, зато во второй раз попросить денег уже точно никогда не подойдут. Не унизятся.

Гордые они.

Бабушка Пелагея

– Порог у тебя ржавый совсем, Вася! – по привычке сделал он замечание водителю, захлопывая дверь старенькой  «Волги».

– Да знаю, Семён Васильевич, знаю, не даёт завгар денег. Нет, говорит, пока.

Семён захлопнул дверь.

– Ладно, Василий, – он посмотрел на часы, – Ты меня часика через два забери отсюда. Вот тут я тебя и буду ждать, где вышел. Понял?

– Да, ясно, Семён Васильевич!

Скрылась в пыли просёлочной дороги его старая, проверенная километрами непроезжих дорог и объездившая всю область «Волга».  Что-то защемило в груди.  Остеохондроз проклятый, покрутил он головой и развёл плечи. Туда-сюда. Не помогает. Не проходит никак. Махнул рукой и, не обращая внимания на привычную боль, медленно  побрёл в сторону леса по еле заметной в траве тропинке, туда, куда он вот уже много лет хотел вырваться, добраться, да не получалось никак.

И только сейчас, став персональным пенсионером союзного значения, нашёл денёк и решил навестить наконец-то места свои, родные. Хорошей добротной избы, где он родился, вырос  уж точно не осталось, как, собственно говоря,  и самого хутора. Да ведь он и сам приложил к этому руку, активно в шестидесятые, да и после,  внедряя в области программу по укрупнению хозяйств.

Но побывать здесь, на родине своей, хотелось, особенно в последнее время, когда появилась возможность и с удочкой посидеть, и о жизни поразмышлять. Пусть и нет уже родного уголка, пусть и  хутора давно нет, да хоть на пороге родном посидеть бы, пусть на  пороге, да посидеть, осмотреться, вспомнить, поразмышлять. И то душе полегче.

Легкие редкие тучки и какая-то туманная дымка между ними закрывали солнце.  И светило оно как-то  лениво и неярко. И ветерок тоже не баловал своей свежестью в этот душный летний день  и лишь слегка пошевеливал листья и тонкие веточки берёзок, скучающих по обочинам старой сельской дороги.

Дороги старой, давно, видимо, не езженной, дороги, полностью  заросшей травой. Трава была свежая и ярко зелёная от влажности и лесной сырости. Не такой, как в городе, истоптанной и блеклой. А эта, сочная, густая,  давно уже не только колёс грузовиков деревенских не знала, но и, похоже,  нога случайного грибника совсем  не бывала тут. Все здесь,  в этих краях, затихло, смирилось с запустением, одичало.

Семён остановился. Задумался. Огляделся. Давно не был. Но где-то тут, а где и не найдёшь сразу, но где-то тут, похоже,  вроде вот у того пригорка, на самом его верху и должны быть уже видны бы и хутор, а там дальше  с километр другой и Кабаны ещё были. Соседний хутор так назывался. Должны быть уже видны вообще-то,  забеспокоился Семён, пристально вглядываясь вперёд.

– Должны, – вздохнул он, – должны, – повторил своё любимое когда-то слово. Слово, которым вколачивал своим беспутным подчинённым простые управленческие истины.

– Вы, должны! – начинал он свою нотацию, и загибал пальцы на левой руке, – во-первых, во-вторых, в-третьих.

Вспомнил Семён и свою институтскую преддипломную практику, когда самоуверенным без пяти минут инженером пришёл на завод и громким голосом потребовал материалы к своему диплому у какого-то старичка – архивариуса, хранителя всех  заводских технологических тайн.

–Должны? – тихим вдумчивым голосом переспросил старичок, – и не глядя на Семена и как бы даже не указывая молодому и прыткому студенту, а так, тихо, про себя,  как бы,   рассуждая, произнёс задумчиво:

– Должны? Запомните , молодой человек, в этом мире никто никому ничего не должен.

Почему он вспомнил именно сейчас этого мудрого, седого, спокойного старика?

Тихо шумел перелесок, которого в те далёкие годы и в помине не было, и отсюда, с опушки, и увидал он свои родные края. И холм далёкий, и три почти упавших старых тополя, и основательно разросшийся за эти годы старый дуб.

Он вспомнил предание, связанное, как верили все хуторяне, со стариной. Верили и молва говорила, что так и было. Бабушка ему рассказывала. Откуда их хутор и род их пошёл. Хутор стоял на стоял на склоне большого холма. Некоторые дома стояли у самого подножия. Рядом с холмом  и был пруд. Вода ключевая. В нем по большей части купали лошадей, и бабы белье полоскали. Так белье полоскать даже с соседних деревень приходили. Били ключи. Вода в них  чистейшая, студёная. Руку в неё только опустишь, сразу немела. Вот какой была холодной.

Даже хозяева  кожкомбината из соседнего большого посёлка, прославленного по всей России в то время, незадолго до революции присылали  прислугу к этим родникам для того, чтобы «чайку попить». Воду эту они очень ценили за особый вкус и чистоту. Не только местных помещиков, заводчиков и крестьян баловала природа своей кристально чистой водичкой. В тех местах часто были замечены кабаны. Кабаны водились в большом количестве. Может быть, даже  не одни кабаны ходили, лоси и другие животные имели тут свои тайные тропки.

Семён присел на упавшую берёзу, достал таблетку, проглотил. Она помогала ему всегда,  когда вдруг сдавливало в груди. Бывало, заканчивал очередное областное совещание, а  Нина Петровна, секретарша его преданная, с которой он уже лет 20 работает, уже готовила чашечку чая и таблетку эту чудодейственную. Вот и сейчас рассчитывал он, что поможет, что снимает эту неприятную ноющую боль в груди.

А пруд и ныне там, посмотрел  Семён в даль, удивившись и яркости картин детства,  осязаемо вдруг  промелькнувших перед ним. Раннее утро. Маленький Семён потянулся и, ещё не проснувшись, наклонился в полатей, посмотреть, где там бабушка Пелагея. Где ж ей быть. Конечно,  у печки. Потрескивали дрова, по дому разносился аппетитный запах любимых блинчиков. У окна на скамейке сидел рыжий кот, Васька. В глиняной кринке стояло молоко. За столом уже никого не было. Отца, деда и мамки уже не было.

–Скирдуют уже, – оценил время Семён, – макая горячий блинчик в сметану.

–Баб, а давно хутор наш тут?

Бабку слушать он любил. Ни мамке, ни папке некогда было с ним говорить, а бабка Пелагея, хотя и была всегда занята каким-то срочным делом, всегда с ним разговаривала, никогда не кричала, не ругала.

– Вот, Сеня, слушай.– села она с ним за стол, – Когда – то давно, давно, уж старики и не помнят, когда, ещё до революции,  один ссыльный попал в наши края. Никто е го не знает, кто он, откуда, как тут оказался. Да в те времена много в наших таёжных далёких от Москвы краях люда проходило. В Сибирь, на Урал пробирались подальше от баринов жадных. На свободные, черные, государственные земли обосноваться. Того, беглого, что дом здесь первый на холме построил фамилия или кличка такая была Харя или Харик. А может он и сосланный был, или беглый. Кто его знает. Или скрывался от кого. Он дом тут и построил первый. Но грамотный был. Хозяйство добротно организовал.

– Так вот и образовался наш хутор. Харинцы название ему и закрепилось.

Семён много повидал на своём веку таких малых и совсем малюсеньких хуторов, деревень и деревенек. В Совнархозе ещё набегался он по полям, да колхозам, разрабатывая, а потом и проверяя исполнение райисполкомами программы расселения малых деревень.

Ох и слез насмотрелся, ох и слов наслушался на собраниях, да сходах, слов от бессилия  и беспомощности  наполненных обидой, порой озлобленностью, доходящей иногда и  до скрытой ненависти. Но он что. Он сошка маленькая. Он винтик. Постановление партии есть. Выполняем.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.