Ненасытное море

Татьяна Бердникова

Ненасытное море

Ненасытное море

Татьяна Андреевна Бердникова

Для оформления обложки использовано изображение из личного архива автора.

«Не хочу больше убивать. Не хо-чу».

Он посмотрел на свою правую руку. Чужая кровь стекала по пальцам. Тяжелые капли падали на холодный асфальт.

Тело остывало; от изувеченного горла поднимался пар.

Он с брезгливой неприязнью отодвинул руку, не желая запачкать длинное черное пальто, и окинул долгим взглядом жертву.

Кто это был? Какой-то бездомный бродяга из числа тех, что во множестве мотаются по улицам большого города. Трижды никому не нужная жизнь.

Зачем он его убил?.. Этого он не знал.

Не говоря ни слова, он созерцал разорванное горло жертвы. Казалось, она пострадала от атаки дикого зверя, а на деле всего лишь от пальцев его руки. Смотрел на пар, поднимающийся над телом – это душа, должно быть, покидала его, – и не знал, не мог понять причин, приведших бедолагу к смерти. К такой страшной, мучительной смерти.

Трижды никому не нужная жизнь, и трижды никому не нужная смерть.

Нет, он не испытывал сожаления – это убийство не было первым в его жизни, и жертв своих он давно отучился жалеть, воспринимая их смерть как нечто само собой разумеющееся.

Он испытывал удивление.

Почему он снова убил, зачем? Он ведь хотел завязать с прошлым, оставить его позади и жить спокойной жизнью. Он не хотел убивать… Что же толкнуло его на это?

Он не знал. Не знал, почему убил, не знал, чем вдруг так разозлил его глупый бродяга, ухвативший за рукав дорогого пальто и попросивший пару центов. Он говорил «на хлеб», но тут и ежу понятно, что пошли бы эти деньги скорее на бутылку.

Теперь они ему не нужны.

Воспоминание отозвалось вспышкой жгучей ярости в груди, и он скривился. Такого болезненного бешенства он не испытывал уже с очень давних, давних пор, но еще помнил, как подавлять его. Откуда в нем эта злость?

Человек нахмурился и, подняв окровавленную руку, в раздумье сжал и разжал кулак.

Клеймо убийцы – кровь на его руках. Наверное, ему никогда от этого не отмыться, а ведь он всем сердцем хотел вести спокойную жизнь. Должно быть, его судьба осталась прежней – он сам говорил, что рожден нести смерть. Ощутив странную горечь в груди при этой мысли, мужчина приподнял уголок губ. Надо же. Каким он стал чувствительным. Спокойная жизнь расхолаживает, в этом нет сомнений.

Но откуда у него взялись силы, чтобы совершить такое? Просто так, одной рукой вырвать кусок плоти – вон он, валяется недалеко от жертвы, – на это нужна недюжинная сила, где он ее взял?

Да, в его жизни такой прецедент уже был – давно, больше года назад, во время побега из тюрьмы, когда он вырвал кадык одному из охранников, преграждавших ему путь1*, но тогда ситуация была другой. Тогда он знал, откуда у него силы, знал, кто дает ему эти силы… И кто толкает его на убийство, кто направляет его руку, кто будит в нем обжигающую, ядовитую ярость.

Но ведь сейчас его нет. Он на том свете, заперт в кольце с мордой гиены, надетом на палец призрака, ему не вернуться.

Если бы он был жив, если бы по-прежнему гнездился в его душе – тогда да, происшедшее можно было бы понять и даже объяснить. Он бы вновь, как и прежде, подстрекал выбранного человека к убийству, подпитывая свои силы пролитой кровью, и давал ему силы обрывать чужие жизни, щедро делясь с ним яростью.

Пар, поднимающийся над остывающим телом, начал менять форму, и убийца нахмурился.

Смутный, невнятный, едва различимый… и все-таки узнаваемый силуэт. Или это только его фантазия?

Вот острые зубы, открывшиеся, будто желающие вновь сомкнуться на его горле; вот извивающееся тело, когтистая лапа, словно цепляющаяся за край реальности. Вот единственный глаз…

Мужчина моргнул и мираж растаял. Настроение стало совсем скверным.

У него галлюцинации? Он сходит с ума? Или сейчас, здесь, только что он в самом деле видел ту самую тварь, что год назад едва не убила его?

Окровавленная рука сама собой сжалась в кулак.

Он не должен был выбраться, он не мог!.. Но он и не выбрался – если верить видению, он лишь пытается вылезти из своего небытия в эту реальность.

Поддавшись раздражению, убийца сплюнул прямо в лужу крови и, развернувшись на каблуках дорогих ботинок, окинул долгим взглядом темный переулок, где находился сейчас.

Он знал это место – маленькая подворотня недалеко от дома хорошо знакомого ему человека, некогда столь ненавистного, а ныне почти безразличного. Как символично, что первое за долгое время убийство он совершил именно здесь!

Но все-таки, в чем причина? Уж не в том ли, что морской дьявол тянет к нему свои лапы с того света, не в том ли, что пытается подбить бывшего «союзника» вновь дать ему свободу?

Мужчина, не задумываясь, сунул окровавленную руку в карман, совсем забыв, что не хотел пачкать пальто.

А ведь он считал, что с прошлым покончено, что он свободен от монстра, некогда жившего в его душе. Что он стал менее диким, более благоразумным, что его новая, вполне законопослушная жизнь, незыблема! Он так не хотел убивать.

И вот снова этот монстр. Монстр, с которым он так и не сумел справиться в одиночку, который едва не убил его, перед тем как уйти навеки… или все-таки не навеки?

Он закрыл глаза, сосчитал до пяти, и вновь открыл их. Затем поправил левой рукой воротник пальто – на улице было довольно зябко.

После чего, сдвинув брови, решительным шагом направился куда-то вперед, почти не зная, куда идет, но подспудно догадываясь, куда принесут его ноги.

Он был уверен, что чудовище ему не привиделось. Был убежден в этом на сто процентов и, с неохотой признавая это, понимал, что один в борьбе против него не выстоит. Что ему нужна помощь, причем помощь человека, опосредованно связанного с морским дьяволом, того, на руке чьего отца был перстень, в котором и была заточена проклятая тварь.

Того, в двух шагах от чьего дома он находился.

Обращаться за помощью казалось унизительным, просить о ней этого человека – отвратительным, но он все-таки шел, перебарывая собственную неприязнь. Иногда ради спасения своей жизни приходится поступиться принципами, а он хотел жить. Хотел жить и прекрасно понимал, что вырвавшаяся на волю тварь убьет его, ибо именно он тогда явился причиной ее падения.

Он свернул в нужном месте и, уже видя, как вырастает впереди элитная многоэтажная башня, на мгновение сжал зубы.

Что он должен сказать ему? Признаться в нежелании убивать, раскаяться в содеянном… Нет. Раскаяния он не испытывает, а лицемерить было бы глупо. Сказать, что пресытился кровью и хотел просто жить?..

Просто жить… забыв о прошлом, забыв обо всем, что было, и не думая о том, что будет. Быть уверенным, что спокойствие нерушимо, переходить изо дня в день, не беспокоясь за свою жизнь и не отстаивая право на нее.

Сколько он шел к этому, сколько этого добивался. И вот, когда покой настоящего казался на самом деле незыблемым, прошлое вновь постучалось в его двери.

Прозрачные створки разъехались перед ним, пропуская в холл элитного здания и, остановившись возле поста охраны, он окинул долгим взглядом сидящего за стойкой человека. Ничего особенного и ничего подозрительного – немолодой, крепкий мужчина. Хоть здесь повезло – никакой подставы, вроде той, что однажды устроил он сам.

– К Доминику Конте, – бросил мужчина и, дождавшись просьбы подождать, пока охранник известит жильца и проконсультируется, можно ли пускать к нему гостя, сунул и вторую руку в карман пальто, замирая в ожидании.

I

Время клонилось к одиннадцати вечера, и молодой бизнесмен, утомленный сегодняшними делами, мирно подремывал на диване перед камином. На подлокотнике покоился стакан с виски, из которого он до сих пор не сделал ни одного глотка; рядом лежала книга, ни одной страницы которой он еще не прочел.

Он задремал, едва опустившись на диван, сраженный усталостью и сейчас, сквозь сон, убеждал себя встать, умыться и по-человечески лечь в постель. Сил на это не было, и убеждения на утомленное сознание не действовали.

Звонок телефона заставил его вздрогнуть и кое-как вынырнуть из сна, протягивая руку к аппарату. Трубку удалось взять только со второго раза – пальцы никак не могли нашарить искомое.

– …Да?..

– Прошу прощения, что тревожу в такой час, мистер Конте, – учтивый голос охранника, дежурившего сегодня у выхода, заставил мужчину заморгать, изо всех сил прогоняя сон, – К вам пришел человек, и я не могу взять на себя смелость пропустить его, если вы не скажете…

Мистер Конте широко зевнул, и махнул рукой.

– Что за человек?

– Он не назвался, – охранник немного понизил голос, – Он… довольно серьезен, где-то даже мрачен. Темноволос, темноглаз, небрит – носит шотландскую бородку. Одет в длинное черное пальто…

Мужчина едва не выронил трубку. Последней детали ему вполне хватало, чтобы опознать неожиданного гостя.

– Пусть поднимается, – охрипшим голосом бросил он и, сбросив вызов, поторопился надавить на одну-единственную кнопку, вызывая того, кому звонил чаще всего.

В квартире снизу послышался звонок, чей звук очень хорошо доносился до живущего наверху бизнесмена – квартиры были соединены лестницей и, по большому счету, чтобы поговорить с соседом, а по совместительству лучшим другом, ему требовалось только свеситься через перила и позвать. Но мистер Конте любил условности.

– Что случилось, Ник? – знакомый молодой голос зазвенел в трубке, и Доминик Конте почувствовал, что сон окончательно покидает его сознание. Он тяжело вздохнул и, закрыв глаза, потер переносицу.

– Ко мне посетитель пришел. Темноволосый, небритый и в длинном черном пальто.

Собеседник приглушенно охнул, попытался что-то сказать, но слов не нашел и только выдохнул:

– Иду!

В ухо понеслись короткие гудки, и Доминик медленно опустил трубку на рычаг. После чего, еще раз вздохнув, заставил себя подняться и, морально готовясь к самому худшему (хотя и не предполагая, какую форму оно примет на сей раз), направился к входной двери.

Он еще не успел подняться по трем ступеням, ведущим из гостиной в прихожую, когда по лестнице, соединяющей две квартиры, застучали знакомые шаги, и над перилами показалась кудрявая, светловолосая голова молодого человека с обеспокоенным лицом и испуганными светло-голубыми глазами.

– Не пришел? – быстро спросил он и, не дожидаясь очевидного ответа, продолжил, – Ну, он же не дурак, чтобы опять пытаться тебя убить, да еще и представляясь при этом!

– Он не представился, – откликнулся мрачный мужчина, сверля взглядом входную дверь, – Он просто сказал, что пришел ко мне. Нет, я не думаю, что он пришел, чтобы убить меня, Дерек… Но приход его в любом случае не к добру.

Его собеседник понурился и, вздохнув, кивнул. С этим спорить было затруднительно, да и просто глупо.

Он хотел сказать еще что-то, добавить нечто столь же логичное, но не успел произнести ни слова.

По ушам резанул звук дверного звонка, и Доминик отпер дверь.

…

Когда дверцы дорогого лифта распахнулись, пропуская его на лестничную площадку, мужчина не удержался от легкой усмешки. Сам он пока не мог позволить себе приобрести столь роскошное жилье, но был более, чем удовлетворен и съемной квартирой, за которую, впрочем, не платил хозяину ни цента.

Да, Доминик удачлив… Он всегда знал это, и каждый раз, сталкиваясь с ним, убеждался все больше и больше. Удачлив во всем, сукин сын, даже в том, что касается сохранения жизни, даже в том, что касается отношений со своим собственным палачом!

Он медленно выдохнул и, сжав правую руку в кармане в кулак, покачал головой. Нет-нет, никакой ненависти, скорее некоторое неприятие, смешанное с презрением и умноженное на раздражение. И почему он должен просить о помощи именно этого человека…

Он подошел к двери и, не давая себе размышлять, надавил указательным пальцем левой руки на кнопку звонка.

Дверь распахнулась тотчас же – хозяин, предупрежденный охраной, вероятно, ждал его. Что ж, ничего удивительного.

Мужчина приподнял подбородок и, не пытаясь таиться или разыгрывать доброжелательность, устремил холодный взгляд на открывшего дверь человека в наполовину расстегнутой белой рубашке и штанах от официального костюма. Темноволосого, высокого человека, с пронзительными голубовато-зелеными глазами, заставляющими вспомнить об океане.

Слишком хорошо знакомого человека.

– Здравствуй, Альфа, – Доминик, видя, что добра ему не желают, на всякий случай расправил широкие плечи, – Что тебя ко мне привело?

Альфа с совершенным равнодушием повел плечом.

– Да так… – губы его скривила ухмылка и он, растягивая эффект, неспешно вытащил из кармана все еще испачканную в чужой крови руку, – Руки хотел помыть.

Хозяин квартиры приоткрыл рот, потом закрыл его и попытался что-то сказать.

– Ты… как… кх… кто… – чувствуя, что связно говорить не в состоянии, он тряхнул головой и, выдохнув, – Заходи, – сделал шаг в сторону.

Мужчина с убийственным спокойствием вошел в квартиру некогда ненавистного человека, своей несостоявшейся жертвы и, обнаружив, что тот не один, усмехнулся.

– Решил позвать подмогу? Не буду лгать, что рад тебя видеть, Тедерик, – и, возвращаясь к прежней теме, он мельком оглянулся на хозяина, – Где ванная?

– Там… – Доминик, вытянув руку, указал на проем коридора в правой стене гостиной, – До конца, последняя дверь налево. Что произошло?

Альфа не ответил и, дернув плечом, направился в указанном направлении. Молодой человек, сраженный демонстрацией окровавленной руки ничуть не меньше, чем его друг, с осторожностью кашлянул, не желая позволять старому знакомому оставлять вопрос без ответа.

– Арчи… что случилось?

Убийца замер на полушаге и, медленным, растянутым во времени движением повернувшись к новому собеседнику, послал ему неприятную улыбку.

– А что всегда случается? – с насмешкой произнес он и, пожав плечами, ответил сам себе, – Я убил человека. Поговорим позже, Рик, у меня пальцы друг к другу прилипают.

Как только полы черного пальто, взметнувшись на миг в воздух, скрылись в коридоре, Дерек повернулся к другу и ошарашенно покачал головой. Доминик был бледен.

– Я думал, он завязал… – тихим голосом, не желая привлекать внимания убийцы, произнес молодой человек, вглядываясь в собеседника, – Ты же говорил, он вроде и ресторан открыл…

– Открыл, – отстраненно отозвался Доминик и, мотнув головой, прижал руку ко лбу, – Дьявол! Ну вот как в воду глядел – ничего хорошего от его прихода ждать не стоило! Кого он, черт возьми, опять убил, зачем явился доложить об этом?! Я терпеть не могу, когда он вот так хладнокровно… пальцы у него друг к другу прилипают! – Конте тихо застонал сквозь сжатые зубы и, повесив голову, уныло пробормотал, – Он с ума меня сведет, этот Молле…

Тедерик, не зная, какие слова утешения подобрать для поникшего друга, да и сам испытывающий примерно те же чувства, что и он, слабо улыбнулся и чуть развел руки в стороны. Голубые глаза его стали виноватыми – юноша всегда испытывал смущение, заступаясь за Арчибальда.

– Зато теперь он просит тебя о помощи, Ник. Это… уже кое-что.

– И делает меня пособником убийства! – вспылил Ник, взъерошивая собственные волосы, – Дьявол, дьявол! Не зря мой отец назвал его сухопутным дьяволом – в Арчибальде Молле нет ничего человеческого!

Ответ последовал отнюдь не от того человека, к которому гневный бизнесмен обращался.

– Спорное утверждение, – коснулся его слуха холодный, как всегда, голос сухопутного дьявола, и из коридора появился Молле, вытирающий руки белым полотенцем, – Но спорить я пришел не об этом, Конте.

– Тогда за каким чертом ты явился?! – Доминик, человек вспыльчивый и горячий, не в силах сдержать рвущегося наружу негодования, шагнул к непрошенному гостю, сжимая кулаки. Арчибальд остался равнодушен.

– Дело есть, – бросил он и, закончив вытирать руки, с небрежностью хозяина положения уронил полотенце на спинку кресла, после чего прошествовал к дивану и присел на него. Дерек, наблюдающий за этой демонстрацией самоуверенности и снисходительного превосходства без единого слова, с осторожностью шагнул ближе, внимательно следя за каждым движением старого знакомого. Конечно, остановить ловкого и сильного преступника ему, хрупкому юноше, сил бы не достало, но все-таки парень предпочитал держаться на стороже. Незваному гостю он не доверял.

Пальто тот так и не снял, но это и не вызывало удивления – с излюбленным атрибутом своего облика Арчи вообще никогда не расставался, чем всегда изрядно поражал впечатлительного парня. В конце концов, пальто было теплым, а в помещении почти жарко, почему же Арчибальд не испытывал дискомфорта?

– Ты бы разделся, – буркнул молодой человек, передернув плечами, – На тебя смотреть жарко.

– Не смотри, – последовал равнодушный ответ. Взгляд убийцы скользнул к бокалу с виски, по-прежнему стоящему на подлокотнике, бокалу ощутимо нетронутому, и левая бровь его чуть приподнялась.

– Неужели ты столь гостеприимен, Ник?

Доминик, под напором этого холода против воли успокаиваясь, махнул рукой. Потом пригладил ей же растрепанные волосы, убирая со лба несколько темных прядей.

– Пей. Я себе еще налью. Так зачем ты пришел, Арчи? Мы не виделись уже довольно давно, я лишь слышал о тебе из третьих рук…

– Даже интересно, что это были за руки, – прохладно заметил не любящий дешевой славы Альфа и, переведя взгляд на Конте, прибавил, – Я не люблю спиртное, оно туманит разум. Я же предпочитаю ясную голову… особенно сейчас.

Дерек, тяжело вздохнув, покачал собственной головой и, присев на подлокотник кресла напротив Арчибальда, сцепил руки в замок.

– Арчи, ты можешь толком объяснить, что случилось? Зачем ты пришел, почему? Ведь не из праздного же удовольствия, чтобы продемонстрировать нам, что снова вернулся на старую дорожку!

Темные глаза незваного гостя чуть сузились.

– Я не… – начал он, но к собственному неудовольствию, вдруг оказался прерван.

– Ты вооружен? – Доминик нахмурился, сверля собеседника изучающим взглядом. Тот с совершенным безразличием пожал плечами.

– Как обычно. Впрочем, бродягу я убил голыми руками, и именно это хотел бы обсудить с вами обоими, – он обвел собеседников внимательным взглядом, и внезапно спросил, – Вы помните мокоя?

Дерека передернуло. Он не просто помнил – он порою видел в кошмарных снах это жуткое создание с острыми зубами, которые однажды сомкнулись на горле Арчибальда Молле, видел страшные когтистые лапы, будто снова ощущал удар хвоста… Изо всех сил гнал из памяти эту мрачную картину, но подсознание раз за разом возвращало его в прошлое.

– Сложно такое забыть, – Конте, тоже помрачнев, чуть поморщился, – Но я не понимаю, почему ты вдруг вспомнил о нем. Мокой исчез почти год назад, его давно пора выбросить из головы…

По губам Альфы скользнула тонкая, ядовитая улыбка и, словно пытаясь утаить ее, он провел по ним указательным пальцем правой руки. На среднем блеснуло серебряное кольцо с крупным красным камнем – еще один привычный атрибут его облика. На мизинце виднелась тонкая серебряная полоска.

– Ты наивен, Ник, – заметил мужчина и, сделав глубокий вздох, неожиданно откинулся на спинку дивана, – Я расскажу вам о том, что произошло, а выводы потом делайте сами. Я посчитал, что вы должны знать об этом… но, может быть, я заблуждаюсь, – преступник окинул обоих своих слушателей быстрым взглядом, и начал размеренным тоном, – Я убил человека. Не знаю, зачем я сделал это – я не собирался никого убивать, да и бродяга не причинил мне никакого вреда. Он просто схватил меня за рукав и попросил пару центов. И я убил его. Вырвал кадык, – темные глаза стали жестокими, – Стоял и смотрел на тело, размышлял, зачем и почему сделал это. Над телом поднимался пар, и в какой-то момент он поменял форму… Не узнать было трудно – я хорошо знаю эти острые зубы, это змеистое тело, эту когтистую лапу, цепляющуюся за край реальности. Я не делаю никаких выводов, и никак не резюмирую вышесказанное, – он сцепил руки в замок и пожал плечами, – Дело за вами. Ошибся ли я, придя сюда, чтобы рассказать?

Повисло молчание. Растерянные друзья переглядывались, без слов обмениваясь какими-то мыслями, пытаясь сообразить, как же реагировать на столь ужасающий и столь странный рассказ. Верить не хотелось, а не верить не получалось – Арчибальд Молле никогда не был выдумщиком и, если он сказал, что видел это мерзкое создание, значит, так оно и было.

– И… – Конте кашлянул и, перекладывая необходимость отвечать на другие плечи, вновь взглянул на убийцу, – И что ты сам об этом думаешь?

Арчи снова пожал плечами.

– А что я должен думать? Плен в кольце мне с самого начала казался ненадежным, да и Барракуда, если откровенно, не самый лучший страж для такого монстра. Если мокой смог обмануть его однажды, он мог обмануть его и вновь… Я думаю, что он хочет выбраться снова в этот мир, – в голосе мужчины появились жесткие нотки, – Думаю, что это он заставил меня убить, а жизнь бродяги забрал себе, чтобы увеличить свои силы. Я не пытаюсь оправдываться, – он нахмурился, – Но я не собирался никого убивать. И потом – сила! Откуда ее во мне столько, что я смог убить голыми руками?

– Логично… – Дерек потер подбородок; голубые глаза его потемнели, – Но, Арчи, если мокой возвращается… почему ты? Почему он опять выбрал тебя?..

– Здесь как раз все понятно, – Доминик, хмурясь, облизал губы, – В его теле он был перед тем, как отбыл на тот свет, да и отбыл-то благодаря Арчи. Может быть…

Молле, не дожидаясь продолжения фразы, кивнул.

– Я тоже думаю, что он хочет отомстить. Да, кстати, Ник, – мужчина чуть склонил голову набок, – В прошлый раз голоса пиратов взывали к тебе из воды?

Конте, еще больше помрачнев и насторожившись, кивнул.

– Да… Ты что, хочешь сказать, что ты что-то?..

– Нет, – по губам Арчибальда змеей скользнула улыбка, – В воде я слышал лишь шум воды, ничего более. Но сейчас вспоминаю, что прошлой ночью мне слышалось какое-то невнятное шипение. Я не разобрал его, подумал, что показалось или донеслись звуки с улицы, но теперь думаю иначе.

– Он пытается добраться до тебя… – Дерек, сглотнув, стиснул сцепленные в замок руки, – И, если пролитая тобой кровь и в самом деле дала ему сил…

Молле кивнул с неподражаемым хладнокровием. Ответ его был уверен и безразличен.

– Он доберется.

***

Это было невероятным унижением – остаться ночевать у Доминика Конте, но выбора у него не было. Увы, правоту бизнесмена отрицать мужчина не мог – если мокой решил добраться до него, если ему ночами слышится его шипение, одному лучше не оставаться.

Впрочем, в отведенной ему комнате он все равно находился в одиночестве, да и добровольные помощники его разбрелись кто куда по своим постелям, где мирно видели десятый сон.

Ему же было неуютно. К квартире – маленькой, расположенной в не самом фешенебельном районе, некогда принадлежавшей Тедерику, а ныне занимаемой им, – Арчибальд уже успел привыкнуть, для него она была уютной и спокойной, а вот в пентхаусе Доминика он чувствовал себя чужим.

Конечно, он и был здесь чужим, да и рад ему никто не был – помощь оказывали скорее по принуждению, по той простой причине, что появление мокоя лишило бы покоя не только его, но и их, – но лишний раз ощущать это не хотелось.

Молле недовольно повернулся набок, посмотрел на собственное пальто, висящее на стуле и вздохнул. Будь его воля, он бы так и лег спать, не раздеваясь, не разуваясь, но правила этикета все-таки требовали не пачкать любезно предоставленное ему хозяином дома ложе. Конечно, по большому счету, плевать он хотел и на правила этикета, и на хозяина пентхауса вместе с ними, но… к чему настраивать против себя человека, от которого ожидаешь помощи?

Правда, что они будут теперь делать, Альфа не представлял. Как помешать морскому дьяволу вернуться, он не знал, не мог даже предположить и был уверен, что и Конте об этом не осведомлен. Эта неопределенность была весьма неприятна и даже раздражала.

Раздражение вызывала и мысль о вероятной необходимости вернуться на старую дорожку – противостояние с мокоем вряд ли могло обойтись без случайных жертв. А он не хотел снова проливать кровь – итак довольно пролил ее на своем веку.

Еще менее приятен был тот факт, что на следующее утро Доминик намеревался известить обо всем своего брата и еще одного человека, которого видеть Молле не хотел. Его мнением, впрочем, не интересовались.

Мужчина поморщился и наконец закрыл глаза, заставляя себя немного расслабиться – завтра день, скорее всего, предстоял непростой и следовало хорошенько выспаться.

Все случилось, когда он начал засыпать. Когда Морфей, явившись из своего царства, мягко поманил его в объятия небытия, когда тело и сознание накрыла сладкая нега, и даже какой-то смутный сон уже заворочался на горизонте.