Я еще сильней зажмурился и стал представлять себя на черном мотоцикле. Брутальный двухколесный зверь – "Триумф” 17-го года. В свете уличных фонарей он выглядел фантастически: большой округлый бензобак, кожаное двухместное седло и мощный, неудержимый мотор.

Мое стройное тело обтягивала черная футболка, на ногах хорошо сидели плотные джинсы, на руках красовались кожаные перчатки с пластмассовыми вставками на случай падения. Движок реагировал на каждое прикосновение руки, оглушая улицу выстрелами. От этих звуков мне стало так легко, что я снова провалился в сон.

Приятные волны разлились по телу. Я держал путь к своей возлюбленной. К той самой девчонке, по которой сох последний год. Она ходила в потертой косухе, обтягивающих велосипедках и больших белых кроссовках. Куртка подчеркивала талию, шорты притягивали взгляд.

Мой верный друг вез меня навстречу к избраннице. Из-за сильного порыва ветра мои длинные волосы, собранные в хвост, пытались вырваться на свободу, но у них ничего не выходило. Я спешил украсть ее и увезти к маяку.

– Ну что такое? Я же сказала, вставай, тебе через тридцать минут выходить на работу, – сквозь дерзкий звук мотора раздался писклявый голос матери.

"Эта Старая Карга обламывает весь кайф”. Я старался удержаться во сне. Мне нужно было всего несколько секунд, чтобы успеть пожать классные сиськи Кати и пощупать ее сочный зад.

Так далеко я еще не заходил: обычно она быстро сливалась, говоря, что забыла выгулять пса, или придумывала историю про невыключенный утюг.

"Только не сейчас”, – закрывая уши одеялом, думал я, ощущая спиной прикосновение любимой. Она крепко прижималась ко мне своим шикарным телом. Разрезая ночную мглу, мы мчались к маяку. Еще мгновение, и я раздену ее. Еще немного, и я смогу насладиться ее аппетитными формами. От этих мыслей у меня стало тесно в трусах.

– Тебя уволят с работы! Ну что за дела! – мать стала стягивать одеяло.

Только не это. От меня отрывали Катю. Крепкие объятия возлюбленной ослабевали. Я резко затормозил и, обернувшись, обнаружил отсутствие девушки. Мотоцикл тут же испарился, и остался только я – жирный мужик в семейных трусах. Стоя перед толпой покупателей в магазине, я чувствовал приступ боли и сжимался, как кусочек яблока под солнечными лучами. Я пытался убежать от зевак, тычущих в меня пальцем, но люди были повсюду. Они смеялись, указывая на трусы и мокрое пятно центре. Мне стало дурно и тошно. Остатки вчерашнего ужина подступили к горлу.

– Ты снова описался? – спросила старуха. – Матрас весь мокрый! Ну что ж такое! Ты уже взрослый мальчик! – Она угрюмо вздохнула. – Как такой большой мальчик все еще мочится в кровать? Таким бугаям, как ты, уже нехорошо ходить по-маленькому прямо в постель. – Мать свернула одеяло и, убрав его в шкаф, фыркнула: – Завтрак готов!

Я придвинулся к стене и обнял подушку. Пытаясь представить, что прижимаюсь к Кате, что она никуда не делась и мое лицо на ее груди. Она отвечает взаимностью и запускает руки в мои длинные русые волосы. Но это были не ее руки, это старуха резким движением стянула меня с кровати.

– Антон, сколько можно повторять? Вставай, чертов лентяй! Если тебя уволят с работы, о матери кто позаботится?

Я попытался ей возразить, кинуть что-то типа: "Сама за собой ухаживай, Старая Карга!”, но выдавил лишь нечленораздельный звук, похожий на пердеж.

Трусы и кровать действительно были мокрыми. В свои сорок два мне редко удавалось проснуться в сухой постели. В детстве матушка водила меня по врачам, мне выписывали таблетки и разговаривали со мной так, словно я даун. Сколько себя помню, я всегда оставлял "ночной след”.

Я посмотрел на телефон – девять сорок две. Это означало, что у меня восемнадцать минут на сборы и тридцать на дорогу. От станции "Тропарево” до станции "Чистые пруды” как раз тридцать минут, и нельзя терять ни секунды, чтобы не оказаться на помойке.

Еле-еле я заставил себя встать с кровати. Мать возилась на кухне. Она на такой громкости смотрела "Доброе утро, страна”, что шум от передачи стоял на всю хату.

– Сделай потише эту тарахтелку, – прогнусавил я.

– Что ты сказал? – мать выбежала в зал. – Завтрак готов, давай умывайся и за стол.

– Старая карга, не дала мне поспать, – процедил я.

– Что ты там говоришь?

Но вместо ответа я развернулся и пошел в сторону ванной.

Мы жили в двухкомнатной хрущевке площадью тридцать шесть квадратных метров. Старуха спала в гостиной, среди сервантов, забитых хрустальными вазами, а я – в спальне размером с крысиную клетку. В моей комнате зимой было холодно, а летом жарко, так что я вечно потел как мразь.

В свое время мать повесила в комнате персидские ковры, чтобы не дуло, но зимой они не помогали, летом же из-за них становилось только жарче. От этих ковров воняло мочой. Я сам не чувствовал, но Тамара Тимофеевна, наша соседка, не упускала возможности заявить об этом. Видимо, ей было скучно у себя в берлоге, вот она и приходила к нам через день с инспекцией запаха.

Белая обшарпанная дверь в ванную скрипела, как тормозные диски старой "шестерки”. Из крана капала вода, в толчке красовались ржавые потеки, а на зеркале – двухлетний слой пыли с засохшими каплями зубной пасты и пены для бритья.

На меня смотрело одутловатое лицо с редкими усиками под носом. Засаленные волосы свисали по сторонам. Набухшие мешки под глазами, казалось, давят на свисающие щеки. На скулах, ближе к маленьким ушам, россыпью застыли кровавые корки от выдавленных прыщей.

Из-за большого живота я забыл, как выглядит мое хозяйство. Я знал свое достоинство только на ощупь. Взяв потрепанную зубную щетку, намазал ее пастой "Новый жемчуг”, а после положил в рот и стал усердно работать рукой. Закрыв глаза, я попытался вернуться в сон. Мне захотелось вновь оказаться в обнимку с Катей.

– Антон, – раздался стук в дверь. – Быстрей выходи давай. Ты опоздаешь.

Старуха не давала мне покоя. Она следовала за мной как тень. У меня не было ни единой возможности побыть одному. Даже в ванной. Если я не отвечал ей дольше минуты, она устраивала концерт.

Я включил воду в ванной и решил быстренько передернуть. Мне это было нужно. Я хотел снять напряжение перед своей долбаной работой. Мне предстояло быть целый день на ногах, а я этого терпеть не мог. Стоять как оловянный солдатик и смотреть во все глаза, чтобы ничего не стырили. А в "Дикси” на Чистых прудах заходили исключительно орки, пьяные в стельку алкаши и азиаты, желающие с кем-нибудь поговорить или что-то свистнуть. Были и такие, кто хотел почесать свои кулаки: они старательно провоцировали работников магазина, чтобы затем начистить табло. Но становиться теркой для чьих-то рук мне не хотелось, поэтому я отмалчивался или старался спрятаться за стеллажами, если чувствовал неладное.

Вода журчала, пока я представлял Катю в велосипедках. Сжимая детородный орган большим и указательным пальцами, я стал водить рукой то вверх, то вниз. Вставать он не хотел. Да меня это несильно интересовало, главное было кончить. Я уже привык, что мой дружок лишь слегка твердеет за несколько секунд до того, как я спущу напряжение. Обычно мать слушала за дверью, чем я занят. Шестое чувство подсказывало, что она и сейчас исполняет этот трюк. Я дергал свой агрегат и ждал, когда он выплюнет комок долгожданного удовольствия.

Расслабление пришло быстро, я даже не успел ничего понять. Прозрачные капли остались на белом кафеле. Смыв их холодной водой, я натянул трусы и рывком открыл дверь. Старую Каргу подвела ее реакция, и она, по инерции пролетев мимо меня, чуть не кувыркнулась в ванну.

– Антоша, – хватаясь за стены, выдохнула она.

– Что там на завтрак?

– Яишенка с жареной колбаской. – Мать посмотрела в раковину, а затем в ванну.

Яичница подавалась не каждый день. Завтраку я обрадовался, и мне стало немного легче. Обида за то, что старуха не дала мне досмотреть сон, тут же улетучилась. Взяв вилку, я принялся орудовать ею так быстро, что умял еду за считаные минуты.

В Москву пришла осень. Желтые листья за окном опадали, укрывая дорогу во дворе и припаркованные машины. Мой гардероб состоял из двух свитеров, трех пар джинсов и спортивного костюма "Адидас”. Я надел белую майку с каплями кетчупа на груди, сверху серый свитер и потертые джинсы с пятном на бедре. Собрав волосы в хвост, натянул ботинки с квадратными носами и открыл входную дверь. Мать стояла в коридоре и смотрела на меня, словно щенок на хозяина. Ее крупные руки были прижаты к обвисшей груди. Она, как обычно, провожала меня жалостливым взглядом. Небось полагала, что я ухожу в армию и вернусь только через два года.

– Будь аккуратней, – Старая Карга потянулась ко мне и, взяв ладошками за лицо, поцеловала в лоб.

Меня передернуло. Я почувствовал, как во мне что-то сжалось. Объятия старухи подействовали, словно удары плетью. Мне захотелось вырваться из ее рук, оттолкнуть, а еще лучше ударить, но я стерпел. Снова.

– Пока, матушка, – сказал я и сам не поверил своим словам.

Она улыбнулась:

– Возвращайся скорей, тебя будут ждать пирожки с капустой и гречка с твоими любимыми котлетами.

Я захлопнул дверь, и меня накрыло странное чувство вины за то, что я хотел поднять руку на мать.

В метро обитали исключительно гоблины и вурдалаки. Они толкали друг друга и куда-то бежали, словно их обожгли горячей кочергой. Время поджимало и меня, но я никогда никуда не торопился. В наушниках "Электроника ТДК-3” пел Кипелов о беспечном ангеле, и я понимал, что он говорит обо мне.

Суета вокруг вызывала во мне спокойствие. Я всегда оставался вне толпы и делал все назло тому, что происходило рядом. Мой буйный дух заставлял успокоиться, показать всему подземному зверинцу, что они живут неправильно. Я шел и повторял слова песни, чтобы все знали: я свободен, а они нет. Соловьев по Первому каналу говорил про них. Он не упускал возможности назвать их тупорылыми скотами, продавшимися западной идеологии. Жалкие уроды, что забыли про культуру и традиции великого русского народа. Мне хотелось смеяться им в лицо, но я был выше этого.

Вагон, набитый дураками и козлами, прорывался сквозь подземный туннель. Благодаря своему проворству и хитрости, я успел проскользнуть сквозь толпу и занять сидячее место. Кто-то пытался облокотиться на меня или толкнуть, но это совсем не мешало дремать.

Меня ждали тридцать минут дороги. Я поставил таймер на "Ксиоми”, который урвал с хорошей скидкой на Горбушке. Старая Карга тогда долго пытала и мучила вопросом: "Как не стыдно покупать такие дорогие вещи?” Я обманул ее, сказав, что телефон копеечный и стоит всего три тысячи. Но для нее даже три косаря – огромная сумма, с пенсией-то в пятнадцать тысяч рублей. Если бы она узнала, что смартфон обошелся мне больше чем в половину месячной зарплаты, она бы сожрала меня вприхлебку с говном. Двенадцати тысяч как не бывало, но он стоил своих денег. Шикарные цвета, приятный на ощупь корпус и самое главное – возможность расширить внутреннюю память. Я никогда не понимал тупиц, сливающих огромные бабки на айфон. Они просто не знают, что есть хорошие варианты куда дешевле.

Я установил таймер на двадцать пять минут, а это означало, что появилась возможность вернуться к Катюше в обтягивающих велосипедках.

Провалился в сон я быстро, будто по щелчку пальцев. За время поездок на работу приучил себя к этому. Достаточно было подумать о том, что мне очень нравится, и я оказывался на месте.

Из проезжающей мимо машины звучала песня "Арии” – "Потерянный рай”. "Триумф” гудел на максимальных оборотах, к спине прижималась упругая грудь Кати. Ветер обдувал меня, даруя ощущение свободы. Я не ехал по дороге, я парил, как воздушный змей. По телу гуляли сотни мурашек. Несмотря на раскаленный асфальт, ощущалась ночная свежесть. Я снова держал путь к маяку. Он находился на самой высокой точке острова. Возле него стояла такая тишина, что можно было различить звук морских волн, ударяющихся о скалы где-то далеко внизу. Это особенное место, романтичное, и я старался возвращаться сюда как можно чаще.

Я настроил зеркало заднего вида так, чтобы увидеть в нем себя. Острые скулы, волевой подбородок и высокий лоб. Мою внешность смело можно считать эталонной: смесь Бреда Питта и ДиКаприо с мышцами молодого Сталлоне. Я был хорош, поэтому ни одна девочка со всего острова не могла мне отказать, даже Катюша – местная королева красоты.

Она отличалась женской мудростью. Набивая себе цену, не сразу согласилась на свидание, но в конце концов сдалась. Мы познакомились в небольшом парке на юге острова. Она выгуливала своего песика, а я – мотоцикл. Увидев ее издалека, я припарковал байк, стремительно подошел и заявил о своих намерениях провести с ней вечер. Предпочитая немногословность, лишь смотрел с белоснежной улыбкой и говорил исключительно комплименты. Мои движения были плавными – я не двигался, я танцевал, – в них читалась уверенность и сила тигра. Катя скромно улыбалась, когда я говорил о ее неповторимой красоте и выразительных глазах. Она завороженно, с придыханием слушала мои речи, а после как-то подозрительно ответила электронным голосом:

– Охотный ряд!

– Что значит "Охотный ряд”? – недоумевая, поинтересовался я.

– Следующая остановка, – ответила Катя.

В моих штанах что-то завибрировало, а в воздухе раздалась громкая сирена, точно объявили воздушную тревогу.

– Как тебя зовут? – перекрикивая сирену, спросил я.

– Катя…

– А меня Антон.

– Ты еще вернешься? – спросила она, взяв на руки свою пушистую собачку. – Я бы хотела с тобой увидеться и прокатиться на мотоцикле! – Потом подняла голову, ища источник звука. – Это же легендарный "Триумф” 2017-го года?

– Он самый! Откуда ты знаешь?

– Лубянка.

Звук и вибрация в кармане усилились. Катя подошла ко мне и обняла за плечи. Между нами оказался ее пес. Он застонал, а после стал кусать меня за кисти.

– Молодой человек. Молодой человек!

Я открыл глаза. Вместо Катиного симпатичного личика на меня смотрела кривая рожа какой-то тетки. Она дергала меня за руки что было силы, желая поднять с места.

– С вами все хорошо? Вы в порядке? У вас телефон звонит на весь вагон.

– А, телефон… – пытаясь прийти в себя, пробормотал я. – Где Катя и моцик?

– Какая еще Катя? – удивилась тетка с разукрашенным лицом. – У вас телефон трезвонит. – Она кивнула на штаны.

Со второго раза получилось вырубить мерзкий писк таймера и с третьего глубокого вдоха прийти в себя. Меня снова разлучили с моей избранницей, и снова мы так и не доехали до маяка. Не вышло стянуть с девчонки обтягивающий топ и запустить руку в ее трусики.

Тело пробил озноб. Почувствовав, как капельки пота стекают с подмышек к талии, я попытался разобрать, какая следующая станция. Моя. Раскрашенная женщина в берете, которая еще секунду назад пыталась разбудить меня, потеряла всякий интерес. Эта тетка, как и другие пассажиры в вагоне, уткнулась в свой гаджет и сделала вид, что ничего не произошло.

– Чистые пруды, – сообщил мужской голос.

Я встал и почувствовал резкий шлейф кислятины за собой. Воняло так, точно под скамейкой валялась дохлая кошка. Я посмотрел по сторонам, пытаясь понять: унюхал кто-то из пассажиров этот запах или он померещился только мне?

– Да выходи уже. – Меня толкнул коленом какой-то мужик в светло-коричневом пальто.

Из вагона я вылетел, как пробка от шампанского. Сгорбился, словно вопросительный знак, пытаясь понять, что я такого сделал. Люди, выходившие вслед за мной, обтекали меня, как быстрый ручей камень. Выпрямившись, я уперся в своего обидчика железным взглядом, но он не обращал на меня никакого внимания, точно я пустое место. Невидимка. Двери захлопнулись, поезд двинулся дальше. Я проводил этого козла ненавидящим взглядом, а после меня пробрала тоска.

– Ты воняешь как обосранный, – с жутким акцентом сказал Арбоб.

Меня никак не тронул выпад младшего кассира, а вот такие же слова управляющей "Дикси” произвели иное впечатление. Елизавета Михайловна спустила на меня всех овчарок. Она не объясняла, что я плохо выгляжу или жутко пахну, она беспрерывно тявкала на меня, словно на уличную дворнягу. Слюни вылетали изо рта директора магазина, как фейерверк на день города, а ее лицо было таким красным, что она могла вот-вот отбросить концы от высокого давления.

– Тобой что, сортир вытирали? – кричала Елизавета Михайловна. – Ты с бомжами спал?

Я молча смотрел на ее белые туфли-лодочки, как у невесты. Мне стало неуютно от такого напора, поэтому после гневной тирады я закрылся в туалете и вымыл холодной водой подмышки, шею и пах. Туалетную комнату в подсобном помещении проектировал гном, я кое-как смог там развернуться. Да и хозяйственное мыло пенилось неважно.

Когда очистительные работы закончились, я надел форму охранника с гербом, на котором изображался бык, таранивший стальной щит. Видимо, я был тем самым щитом, а животными были все те, кто заходил купить чекушку с плавленым сырком "Дружба”.

Мой рабочий день начался позже положенного, за что я получил выговор от Афшоны, старшей кассирши, и недобрый взгляд коллеги, передавшего службу с опозданием.

Сергей, мой боевой товарищ, был лучиком света в этом темном зверинце. Он единственный, кто не делал мне мозги и даже общался со мной, не переходя на крик. Невысокий седовласый мужчина лет пятидесяти носил скромные усы и выглядел таким худым, что в случае урагана его бы сдуло к ебене фене. Одежда висела на нем как на вешалке, но невзрачный вид не превращал его в клоуна или мальчика для битья.

Он воевал в Чечне, точнее, готовил еду солдатам. Этот бравый мужик видел мертвяков, и только один этот факт внушал уважение. Я смущенно извинился перед ним за задержку, и пришлось выслушать монолог о его нелегкой доле, о том, что он живет один с кошками и в свободное время заливает раны портвейном "Три топора”. Когда он закончил, я отпустил его восвояси, а сам занял пост и, зацепившись взглядом за кассиров, выпустил свои размышления на свободу.

Арбоб и Афшона приехали к нам из дружественного государства в качестве гуманитарной помощи. Мало кто здесь хотел выполнять простые задачи, но Арбоб и Афшона были не против таких условий труда. Эти ребята получали сорок тысяч рублей в месяц за обслуживание гоблинов и хоббитов, а хоббиты и гоблины взамен – превосходное обслуживание.

Мой рабочий день протекал медленно. Я то и дело смотрел на наручные часы "Монтана”, которые в подростковом возрасте выиграл у главного хулигана во дворе. Играли мы на фишки. Кидали их об асфальт и делали ставки, сколько из них перевернется лицевой стороной. Фишки несли на себе фотографии интимного характера, и, чтобы увидеть привлекательные женские места, нужно было потереть их мокрым пальцем. В тот день я выбил десять фишек за раз и получил часы "Монтана” с шестнадцатью мелодиями.

Минуты на дисплее стояли на месте. Магазин был под завязку забит разным отребьем. Люди шныряли туда-сюда, сметая с полок всякую второсортную фигню. Я следил за самыми подозрительными и в случае чего давил на тревожную кнопку, вызывая службу быстрого реагирования. Бравые парни походили на Рэмбо. Они носили классный прикид, имели отличное спортивное телосложение и уверенные лица, точно скручивать говнюков для них обычное дело. Вызывал я их минимум раз в месяц. Обычно старался не доводить дело до разборок, поэтому жал кнопку, как только пахло жареным.

– Антоша опять балуется? – говорили парни в форме ГБР, приезжая на вызов.

– Да он просто паникер! – отвечал с акцентом Арбоб. – Вчера еле остановил его. Старушка ему не понравилась, банку шпрот, не заплатив, в пакет положила, а он побежал кнопку нажимать. Хорошо я среагировал, а то бы вам пришлось бабулю скручивать.

– Вот ты ругаешь Антошу, а он магазин от недостачи спас, – заступился за меня один из парней.

– Бездельник ваш Антоша, – вмешалась Афшона, – и воняет, как протухшая рыба.

Они обсуждали меня, говоря всякое дурное, но меня это не трогало – ведь в магазин тогда зашла она. Катя. Необыкновенная девушка с точеной фигурой. Она жила неподалеку и считалась постоянным покупателем.

В нашем магазине Катя покупала воду в маленьких бутылках или жвачку на кассе. Я навел справки у своего худощавого сменщика. Он утверждал, что Катя содержанка, живет с богатым мужиком и все свободное время тратит лишь на уход за собой. Косметолог, йога и пластика – именно благодаря этому в свои тридцать пять она выглядела как подросток. Она носила исключительно сексуальную одежду: глубокое декольте, обтягивающие брючки, короткие юбки или открытые сарафаны. Иногда забегала в магазин в одной футболке, и тогда я мог различить очертания ее груди.

Катя походила на произведение искусства и дарила ощущение недосягаемости, как золотой слиток, спрятанный в сейфе.

От нее исходил нежный аромат, ее улыбка освещала весь магазин, и те полки, у которых Катя задерживалась, я был готов оцепить и охранять, как Святой Грааль.

Пока охранники трепались между собой, я следил за своей возлюбленной. Аккуратно выглядывая из-за стеллажей, рассматривал ее тонкие запястья, изгибы талии и очертания округлостей. Пытаясь запомнить все до мельчайших деталей, я буквально фотографировал ее взглядом, чтобы потом просматривать эти снимки в своей памяти.

Стройная девушка украла больше, чем пытались украсть вонючие орки из этого дрянного магазина, – она украла мое сердце и кинула его в морозилку. Катя приходила ко мне во сне, она встречалась со мной ночью. Я возил ее на своем любимом мотоцикле и целовал так же страстно, как целовались в фильме мистер и миссис Смит после кухонной перестрелки.

Я следил за ней из-за банок с зеленым горошком, пока она внезапно не повернулась ко мне и не поймала мой взгляд. Мне стало так неловко, что я сполз по стеллажу на задницу и зажмурился. У меня возникли рвотные порывы, словно я проглотил осьминога и он, цепляясь своими щупальцами, пытается вырваться наружу. Я горел от стыда, в ушах стоял тонкий писк, а тело покрылось мелкими каплями пота. Особенный очаг влажности ощущался под складкой живота. Я чувствовал себя загнанной крысой, ожидающей неминуемой смерти.

Перед моими глазами возникли кирзовые сапоги.

– Антох, ну еб твою мать, я что, бегать за тобой должен? – сквозь зубы процедил охранник.

Я поднял голову. На меня твердым взглядом смотрел огромный мордоворот в бронежилете с "Калашниковым” наперевес.

– Иди пиши объяснительную, зачем ты нас вызывал, – стальным голосом сказал он.

Я не торопился вставать, переживая, что Катя увидит, как меня отчитывает мужлан в военной форме. Она, ничего не сказав, прошла на кассу. Поняв, что опасность миновала, я под пристальным наблюдением мордоворота встал и пошел за ним.

– Антош, ну не твоя это работа, – сказал охранник.

Он выглядел старше меня от силы на пять лет, а говорил так, будто он мой батя.

Со своим отцом я не был знаком. Мать сказала, что он летчик-испытатель и разбился на таком же самолете, что и Гагарин. А эксперт по вонючим коврам, наша соседка Тамара Тимофеевна, заявила, что он сбежал в алкогольном угаре от Старой Карги, потому что та ему проходу не давала. Раскрыла она эту тайну в мои пятнадцать лет, на день рождения, пока мать работала. Так она посвятила меня во взрослую жизнь. Это было ее поздравительной речью.

– Хоть твой папа был одуван, ты одуваном не становись. С днем рождения! – И ушла восвояси, не забыв упомянуть, что в хате воняет мочой.

Я подошел к кассе вместе с мордоворотом. Там нас ждали его напарник, Арбоб и Афшона. Катя снова обратила на меня внимание и ухмыльнулась. Осьминог внутри затрепетал и опять стал давить щупальцами мне на гортань. Я отвел от девушки взгляд и увлекся сапогами охранников.

– Я, Антон Федько, вызвал службу быстрого реагирования в 12:05 по московскому времени, так как заподозрил гражданина Василия Смирнова в воровстве тушенки. По словам Василия Смирнова, тушенка была куплена им в соседнем магазине "Магнолия”, и он, гражданин Смирнов, мог показать чек на покупку, но я, Антон Федько, не поверил и вызвал службу быстрого реагирования для детального выяснения обстоятельств, – прочитал накаченный напарник мордоворота. – Все верно? – добавил он.

– Да, – угрюмо ответил я.

Это слышала Катя, и мне стало совсем не по себе. В грудь словно воткнули метровый лом и провернули по часовой стрелке.

1 2 3...5 >

На страницу:

Перейти

1 из 5