Великие духи Барабинской степи

– Надоело всё, – сказал он, глядя в сторону.

Его время текло по—другому. Это был не мед. А серая липкая масса. Еще класса с шестого Гена заметил, что дни обесцветились, как будто с них смыли всю краску. Сначала он ждал, когда все вернется на свои места, но этого не происходило. Потом веселье других стало его раздражать. И он решил, что будет избегать таких событий, где все смеются и балдеют, а к нему пристают со своими дурацкими вопросами – почему он такой грустный. Больше всего на свете Генка ненавидел этот вопрос. Ведь ответа он и сам не знал.

А вечер выдался по—настоящему веселым. Парни подошли к задаче творчески. Они не просто надели платья и завязали косынки, а еще и нарастили грудь, напихав под одежду тряпок, сделали устрашающий макияж, и разрисовали себя татуировками: «Не забуду мать родную».

Девчонки утопали в мужских ботинках и брюках, которые приходилось держать руками, чтобы не свалились. Было очевидно, что передвигаться в таком обличье быстро не получится.

И вот, участники матча выстроились на поле, и сначала несколько минут ухахатывались, глядя друг на друга. Когда игра, наконец, началась, женщины в косынках сразу стали лидировать. Они умело передавали мяч, время от времени засовывая на место выпавшую грудь. Члены второй команды, мужчин, неловко наступали на свои штанины, а потеряв бдительность, и вовсе теряли брюки на ходу. Некоторым удавалось изредка попасть по мячу, и тогда вместе с ним, в воздух взлетал башмак, который был великоват размеров на пять.

Два гола мужчинам удалось забить стараниями Аньки – она вешалась на шею противникам, ставила подножки и использовала все возможные запрещенные приемы. Тем не менее, игра окончилась со счетом «семь – два» в пользу парней. Девчонки не расстроились.

***

Никто потом не мог вспомнить, чья это была идея. Она возникла стихийно, и возможно, у всех сразу. Кровь, разбежавшаяся по юному организму, не желала успокаиваться. Футбол закончился, парни принесли девчонкам их платья и платки, и собирались забрать свою одежду. Все шутили, обсуждали игру, которая была такой интенсивной, что ребята взмокли. Кажется, тогда—то и прозвучало: «А может нам искупаться?». Идея вызвала всеобщее одобрение и новую волну энтузиазма. В компанию ночных купальщиков вошли все старшие ребята (кроме Стаса – про него, как обычно, забыли), и девчонки, за исключением Аньки и Ксюшки. Рыжую единогласно не захотели звать после ее выкрутасов во время футбола, а Ксюша так боялась воды, что могла разбудить визгом не только Ирину Алексеевну, но и всю деревню.

Решили идти на реку в два часа ночи. Часть ребят разошлась по палаткам. Сеня, Геныч, Удав и Любка с Алиской играли в карты.

– Девчонки, что—то вы легко согласились пойти купаться ночью. Вы что, не боитесь? – спросил Удав, тасуя карты для очередной партии.

– А что, мы похожи на трусих? Чего там бояться—то? – возмутилась Любка.

– Ну, я не знаю, темнота, ночь, ни черта не видно…

– Они не боятся, потому что не знают, что их ждет, – сказал Геныч.

– Да ладно вам, пацаны. Мне кажется, Алису с Любкой ничем не испугаешь, правда же? – вмешался Сенька. – Девчонки, а вы, может, и на курган ночью сходить не побоитесь?

– Не побоимся, – ответила Алиска.

– Ночью, на курган, который в километре от лагеря – и не испугаетесь? Хорош заливать! Даже я бы не рискнул, – сказал Геныч.

– Спорим? – крикнула Любка.

– На что? – спросил Сеня. – Давай на рубль!

И они поспорили, что девчонки пойдут на курган в одну из ближайших ночей, и в доказательство оставят там по батарейке. На вопрос, а почему батарейки, а не что—то другое, Олег сказал, что у него старых батареек много, и ему не жалко.

После этого они продолжили игру.

– Что—то мне уже не нравится эта затея – идти купаться в два часа ночи, – сказал Сенька, бросая карту. – Бита.

– Две восьмерки. А чего так? – спросил Удав.

– Запрещено это. Ирина рассказывала, что в одной экспедиции парень чуть не утонул, когда ночью плавал. Еле откачали. – Сеня сгреб карты. – Возьму.

– А мы не будем говорить. И плавать не будем. Окунемся и все, – сказал Олег, глядя в свои карты.

– Можно ведь и не ходить, – предложил Геныч.

– Как это не пойдем? – возмутилась Любка. Она уже нарисовала в уме картину, где по поверхности воды струится лунный свет, а она в него ныряет, и вода такая теплая… Кроме того, она приехала сюда за приключениями! – Мы же договорились! Остальные ждут! Геныч, ты чего такой депрессивный?

– Слюшай, дэвущка, памальчи, а? – сказал он, и повеселел. – Да пойду я. Устал сегодня просто. Но Сенька прав. Ирина ругаться будет, если узнает.

– Если, – подчеркнула Люба, и бросила карту. – Отбивайся.

Алиса молчала. Ей, на самом деле, купаться не хотелось. Она получала удовольствие от того, что они играют сейчас в карты со старшими ребятами, и была не против провести так всю ночь. Идея пойти купаться вместе ей нравилась, потому что «вместе», а не потому что «купаться». Может быть, она даже в воду заходить не будет, но ни за что не пропустит такое событие.

– Алисочка, а ты что такая грустная сидишь? – обратился к ней Сенька, сделав акцент на «ты».

Девушка немного смутилась.

– Да нет. Задумалась просто, – ответила она.

– А о чем? – не отставал Сеня.

– О том, что кто—то у нас дурак! – сказала Алиса, выкладывая последние карты, и рассмеялась, но тут же осеклась.

Сеня посмотрел на поле карточной битвы, а потом молча собрал все карты в одну колоду, и стал тасовать.

«Господи, да это я тут полная дура», – думала Алиска. «Зачем я так сказала? Ну выиграла, и что? Могла бы промолчать!». Она злилась на себя, и до следующего утра не сказала ни слова.

***

Ночь была темной и прохладной. Группа любителей ночного плавания бесшумно прошла по лагерю, затем вдоль раскопа, и спустилась к воде. Лунной дорожки не было. Фыркая и тихонько повизгивая, ребята и девушки заходили в теплую приятную воду. А вот выходить из нее в ночную прохладу совсем не хотелось.

Алиса с Генычем сидели на берегу, каждый в своей грусти. Лёшка контролировал купающихся. Подгонял в воду, потом кричал, чтобы не заплывали далеко, пока Костян не выругался на него матом.

Глава 4

Алиса с Любой работали сегодня в камералке. Мыть и шифровать находки ставили только девочек, по двое. Алиса достала очередной сверток. В нем была, в основном, керамика и кости мелких животных, иногда попадались кусочки обожжённой глины. Все это девчонкам нужно было помыть в ведре зубной щеткой, и положить сушиться на лист фанеры. А на те находки, которые уже высохли, наносили чернилами специальный шифр – названия археологического памятника, квадрат, слой. Заниматься всем этим было не сложно, но скучно. Алиса могла сидеть и делать монотонную работу часами, а вот Любке это давалось большим трудом. Больше пятнадцати минут она не выдерживала, подскакивала и убегала по какому—нибудь срочному делу. Попить, переодеться, причесаться, спросить что—то у Ирины Алексеевны…

Алиса относилась к этому философски, и оставаясь одна, погружалась в свои мысли. Она думала о том, как не хочется возвращаться домой.

Дома никому не было дела до нее. С нее много требовали, и ругали, если не выполняла своих обязанностей. Но никто не интересовался ею и тем, что творится у нее на душе.

А происходило в ней много чего. Весной, всего пару месяцев назад, все девочки класса сговорились и объявили ей бойкот. После уроков они собрались, чтобы высказать свои претензии. А на следующий день они прислали короткую записку, где было написано: «Мы тебя презираем», и ниже стояли подписи всех девочек класса. Всех. Да, всего два месяца назад Любка тоже от нее отвернулась.

Алисе сложно было понять, почему это случилось. Она только знала, что раньше могла ладить с одноклассницами. Но когда отец снова пришел к ним жить, и стал пить, вот тогда что—то переменилось. Дома было страшно и одиноко. И подружки как будто стали семьей. И Алиса всячески пыталась добиться их внимания. Она очень хотела им нравиться. Слишком сильно.

Целый месяц с Алиской в классе никто не разговаривал. Она сидела одна на задней парте. Гуляла и ходила в кино тоже одна. Ни разу не заплакала, не стала унижаться и извиняться. А потом, в конце года, те самые цацы, которые устроили заговор, соизволили ее простить. И разрешили общаться с Алиской остальным девочкам.

Была ли она счастлива в тот момент? Ей стало легче. Но в душе за этот месяц как будто что—то умерло или застыло. Может быть, доверие к людям. Или вера в себя. И оно не оттаяло, даже когда они ее снисходительно «простили». С тех пор Алиса стала считать себя плохим человеком. Ее не любили в семье. От нее отвернулись подружки. Надо быть очень ужасным человеком, чтобы с тобой так поступали. По щеке девочки сползла одна маленькая, почти незаметная слеза. Алиска смахнула ее, и пошла менять воду.

Она выплеснула за камералку черную жижу, и собралась к реке. Но остановилась на минуту. После душной палатки так приятно было почувствовать на коже прохладный ветерок. Длинные темные волосы развевались на ветру и щекотали лицо. Это было так приятно, что Алиса закрыла глаза и улыбнулась. Стрекотали кузнечики в траве, с раскопа доносились голоса и смех. Как же ей здесь хорошо…

Сенька снимал дерн на новом квадрате, ближайшем к лагерю. Он заметил Алису, и перестал работать. Издалека ему были видны ее развивающиеся на ветру волосы, то, как она подставила лицо солнцу. Он подумал о том, как эта девчонка сочетается со степью, дикими цветами и травами, бездонным небом… Что—то в ней было такое, необъяснимое. Какая—то тайна. Алиса была не по годам взрослой, спокойной и рассудительной. Но иногда она могла сказать что—то резкое и грубое, а, в другой раз, по—настоящему обидеться из—за невинной шутки.

Он вдруг почувствовал на себе чей—то взгляд. На него смотрела Ирина Алексеевна, стоящая у соседнего квадрата с планами в руках. Сеньке показалось, что она едва заметно улыбается. Он взял лопату и продолжил копать.

***

Это был вечер, когда Алиса с Любой пошли на курган доказывать свою смелость. В тот момент, когда над курганом поднялся огромный белый призрак, девочки остолбенели. А через мгновенье бросились бежать с истошными воплями:

– Спасите! Помогите!

– Девчонки, вы чего? Что случилось? – стали расспрашивать их ребята, ожидавшие все это время их возвращения.

– Мы шли, пели песни… А потом… Из кургана… Такое белое пятно появилось… – Люба с Алисой, запыхавшись, рассказывали об увиденном.

– Он огромный был!

– Да, больше двух метров!

– И еще рычал!

– Я тоже слышала!

Ребята переглянусь.

– Вам показалось, наверное? Может, луна отсвечивала, или еще что?.. – спросил Сеня.

– Ну не могло же им двоим показаться? Они ведь одно и то же рассказывают, – сказал Лёшка. – Странно все это… А вы громко пели?

– Очень.

– Кажется, вы духов разбудили… – глядя куда—то вдаль, проговорил Сенька.

Лицо у его приятеля вдруг перекосилось, как от внезапной боли. Лёша закрыл ладонью глаза, и выдавил:

– Что… ж вы… Наделали? – голос его был прерывистым, будто от плача.

Девчонки застыли с вытаращенными глазами. Луна скрылась за тучами, и стало темно. Откуда—то со стороны реки донеслось уханье ночной птицы.

***

Ирина Алексеевна, прибежавшая на крик, увела Алису и Любу в палатку, дала им валерьянки, и пыталась успокоить.

А Леха с Сенькой в это время умирали со смеху.

– Ну Олежка, во дает! Порычать придумал!

– А ты видел, как они по полю неслись? – сквозь смех сказал Сеня. – «Спасите! Помогите!» – передразнил он девчонок писклявым голосом.

Они ждали возвращения с кургана Олега и Геныча, своих приятелей и соучастников розыгрыша.

– Чего—то они долго, – сказал Сеня.

– Реквизит, наверное, собирают, – ответил Лёша, все еще смеясь.

И тут к костру подбежал Удав.

– Пацаны, Геныч тут? – запыхавшись, спросил он. Глаза его лихорадочно блестели и всматривались в темноту.

– Олег, ты чего? Генка с тобой ушел, – ответил Сеня.

– Ушел, да. А потом исчез! Девчонки когда убежали, мы так смеялись, у меня живот аж заболел. А потом я поворачиваюсь – Геныча нет. А мимо кургана два таких здоровенных волка пробегают!

– Да ладно! Кончай заливать!

– Я тебе точно говорю. Белые такие… Может, они Геныча того?

– Так. Ясно. Вы разыграли девчонок, Генка решил разыграть тебя, а ты – нас – предположил Лёша.

– Что служилось, Олег? – к ним подошла Ирина.

– Да Геныч запропастился куда—то, – сказал Сеня. – Да вы не переживайте, Ириночка Алексеевна. Мы его найдем.

Но ни на кургане, ни в окрестностях лагеря Генки не было.

– Сквозь землю он провалился, что ли…– сказал Сенька, когда они вернулись и еще раз проверили Генкину палатку.

Сеня даже не догадывался, насколько был близок к истине.

***

Он очнулся и подумал, что ослеп. Такая была вокруг темнота. Спертый воздух с запахом сырости. И ничего не видно. Геныч потер глаза. На лице лежал слой грязи. Она скрипела на зубах. Паренек сплюнул и стал ощупывать пространство. Сырая земля с проросшей кое—где травой и корнями растений. Рука его вдруг наткнулась на какой—то предмет, округлый и холодный на ощупь.

«Но где же я?» – думал Генка. Он пытался понять, как оказался в этом темном и сыром месте. Последнее, что он помнил – это, как он смеялся. Много и безудержно, до боли в животе. А потом – провал.

Но вот, глаза привыкли, и темнота перестала быть однородной. Кверху становилось как будто светлее. Гена поднял голову и увидел кусок звездного неба. Яма оказалась не такой уж глубокой. Генка подтянулся, ухватился руками за ковыль и выбрался, карабкаясь по внутренней стенке земляного колодца.

Встав на ноги, он вздохнул полной грудью и огляделся. Воздух был свеж, стояла умиротворяющая тишина. Гена обошел курган, за которым чернело вспаханное поле. А там, чуть дальше – вырисовывались треугольные контуры палаток. Паренек, с быстро бьющимся сердцем, побежал туда, сжимая в руках таинственную находку.

Глава 5

Дежурные готовили завтрак. Олег деловито раздавал указания девчонкам. Было видно, что роль начальника ему по душе.

– Ленка, неси молоко!

– Молоко? Какое?

– Сухое, какое еще! У нас другого нет!

– Ааа…

Лена восприняла дежурство, как проверку на хозяйственность, и очень боялась показаться неумехой. Поэтому она шла в хозпалатку будто с ответственной миссией. Молоко. Сухое молоко. Протиснувшись через фляги с водой к нужному мешку, она нагнулась, чтобы зачерпнуть. И тут увидела спящего на коробках Геныча.

– Господи! – выдохнула девочка, на секунду замерла, а потом решила, что ей некогда с этим разбираться. Молоко. Сухое молоко. Она взяла то, за чем пришла, и побежала обратно к костру.

У костра довольный Олег, помешивая какао в ведре, желал всем доброго утра. Девчонки стояли рядом и учились готовить. «Вот видишь пенка на какаве, ты ее вот так убирай, ложечкой… А я пока за сахаром еще схожу, а то не сладко совсем», – Удав торжественно вручил Тане ложку и направился к хозпалатке.

– Там, кстати, это… Геныч спит… – выпалила Ленка.

– Геныч? – Олег был ошарашен. – Как Геныч? Ты что мне сразу не сказала?!

– Я забыла! – сказала Лена.

Удав влетел в хозпалатку и накинулся на Генку.

– Геныч, ты где был?! Где ты был, а?!

– Нигде, – холодно ответил тот.

– Мы тебя везде искали! Ты как сквозь землю провалился! – Тут Геныч вдруг повернулся и прищурился.

–Может, и так… Искали они, как же…

– Ты чего? Всю ночь искали! Я уж подумал тебя волки….

– Чего?!

– Волки. Белые. Ты их не видел?

– Отвали.

– А что с лицом—то, ты чего такой грязный? – Олег разглядывал Геныча так, будто тот инопланетянин.

– Да какая разница…

Тут Удав вскочил и закричал на улицу: «Геныч нашелся!». В хозпалатку забежали Сеня, Лёша и Ирина Алексеевна.

– Я же вам говорил, что он найдется! Что никуда он денется! Вот, пришел как миленький! А вы… – брюзжал Лёшка.

Ирина Алексеевна начала расспрашивать:

– Гена, что случилось? Где ты был?

Геныча злило такое внимание. Тем более, что он им не верил. Не было вчера тут никого… Никто его тут не ждал. Спали себе спокойно. Генка даже в свою палатку не пошел, потому что ему противно было увидеть там сладко спящего Костяна. Ну, и есть захотелось. Неважно. Ему очень хотелось, чтобы все от него отстали. И тогда он сказал:

– Да не знаю я… Не помню…

– Ты что, память потерял? – предположил Сенька.

– Ага! – радостно ответил Геныч. – Точно! Я потерял память. Амнезия. – Он постучал по голове костяшками пальцев.

– Гена, мне надо тебя осмотреть, – сказала Ирина Алексеевна, – выйдем на свет.

У хозпалатки к этому моменту уже собралась толпа.

– А что, разве Геныч куда—то пропадал? – спросила Любка, обращаясь к подруге. – Я вчера видела, как он пошел спать в свою палатку…

– Да, я тоже помню… – отвечала ей Алиса.

– Люб, как ты думаешь, это связано со вчерашним, ну… ты поняла?

– А как? Думаешь, это они его?..

– Тссс, – оборвала ее Алиска. К ним направлялась Анька.

– Чего это вы тут шушукаетесь? – спросила она в своей обычной, нагловатой манере. – Генку обсуждаете?

– А тебе какое дело? – Любка ответила со злобой.

– Что ты, что ты! Не трогаю я твоего Геныча, успокойся! – кривляясь, сказала Анька, и отошла.

Тем временем, у Гены оказалась кровь на затылке. Ирина Алексеевна, бледная, обрабатывала рану. Лёшка накинулся на собравшихся зрителей:

– Вы чего уставились? Завтракать идите!

И он пошел в столовую, где грустная Ленка с поварешкой стояла возле остывающей рисовой каши.

– Как он меня бесит, этот Лёша, – сказала Любка Алисе.

За столом ребята постарше были задумчивы, мальчишки помладше ни о чем не знали. Алиса с Любой перешептывались, поглядывая то в сторону, где занимались Генычем, то в сторону поля, на котором возвышался курган. Таня и Лена не понимали, что происходит. И, наконец, Танька не выдержала:

– Девочки, ну расскажите нам что—нибудь! Что случилось—то?

Алиса с Любой переглянулись.

– Да давай расскажем, – предложила Алиса, и Любка выпалила:

– Этой ночью мы видели духов!

Танька с Ленкой засмеялись.

– Ааааа, поняяятно… Духов….

– Не верите, да? – Любка завелась. – Ну и не верьте! Можете Ирину Алексеевну спросить, или Ветрова! Мы ночью на курган ходили и там… там…Дух такой двухметровый из кургана как вылез…

– Мы пока шли туда от лагеря, громко песни пели. Вот мы их и разбудили! – продолжала Алиса.

–А зачем вы туда пошли ночью? – спросила Ленка.

–На спор. Пацаны говорили, что мы испугаемся. Вот мы… и решили им доказать…

– Так может, это они вас и напугали? – Ленка была скептиком. Любка с Алиской уставились на нее, как на врага. Люба поджала губы:

– Не веришь – не надо.

– Пацаны спали. Нас ждали с кургана только Ветров и Лёшка. Да и ростом он был выше человеческого, дух… – Алиса говорила, глядя Ленке в глаза. Видно было, что её задел Ленкин тон.

– Я хочу домой… – сказала Таня.

К столу подошел Костян и оглядел присутствующих.

– Вы чего такие кислые, а?

– Геныч память потерял, – серьезно сказал Брёма. – У него, возможно, сотрясение.

Все за столом притихли.

– Ааа. Ну ладно. Я ему быстро память верну, он у меня такое вспомнит! – Сказал Костя и загоготал.

Лёшка засмеялся вместе с ним, противным скрипучим смехом. Все знали, что он был Костиным подпевалой.

***

После завтрака все, кроме дежурных, пошли на раскоп, вооружившись, кто совковой лопатой, кто штыковой, а кто кисточкой с совочком.

– Ну что, девчонки, надо идти задабривать духов. Попросить у них прощения за то, что разбудили, – сказала Ирина Алексеевна. Ее глаза улыбались, хотя сегодня она была встревожена. Ее беспокоил Гена, который, сославшись на головокружение и слабость, пошел спать. Надо показать его врачу. Вдруг сотрясение. Любка с Алиской сегодня притихшие, настороженные. Надо их как—то успокоить.

– Возьмите из хозпалатки что—нибудь вкусное. Или, может, у вас что—то есть, что духам могло бы понравиться? Конфеты, печенье, можете даже что—нибудь из вещей отдать, что не жалко.

–Прямо сейчас? – спросила Алиса. – Мы только начали копать.

–Да. Это быстро.

Девочки вылезли из раскопа, положили инструменты на землю и пошли в свою палатку. Вещей, которые бы понравились духам, но не жалко было бы отдать, не оказалось. Поэтому они взяли в хозпалатке по сырому яйцу, горстке сухофруктов и немного печенья, и сложили это в миски. Оказалось, на курган идут не только они. А еще и Удав, Ветров и Лёша. Ирина Алексеевна объяснила, что они с Ветровым и Удавом осмотрят курган. А жертвоприношение духам им поможет сделать Лёшка.

–О, только не он, – простонала Любка.

До кургана расстояние было около километра.

–Девчонки, это, кажется ваши следы! – воскликнул Ветров. На пашне виднелись отпечатки кроссовок. – Да вы не бежали, вы летели! Смотрите, от одного следа до другого идти и идти!

Лёшка захрюкал от смеха.

На кургане группа разделилась. Люба и Алиса, с Лёхой во главе, пошли влево, делать подношение духам. Остальные же пошли на другую сторону.

–На колени! – скомандовал Лёша после того, как в вырытые ямки были положены дары. Девочки сели. Алису знобило – она снова здесь, рядом с этим жутким курганом. Любка с ненавистью смотрела на Лёшу. Похоже, духи ее в этот момент волновали мало.

–Итак, повторяйте за мной! О, великие духи Барабинской степи!

–О, великие духи Барабинской степи…

– Простите нас неразумных…

– Простите нас неразумных… – повторяли девочки.

– …глупых… – видно было, что Лёшка вошел в азарт. Он стоял, как на сцене и театрально вскидывал руки.

– …двоечниц…

Тут Любка не выдержала.

– Кто тут двоечник—то?

– Повторяй, глупая ты баба! Дво—еч—ниц! – Любка что—то пробормотала себе под нос. Вид у нее был свирепый. Алиска же, наоборот, была погружена в себя.

И тут Лёша добавил:

– …за наши тупые песни!

Люба вскочила с криком: «Ты заколебал! Тебя не об этом просили!», и бросилась на Лёшку. Он не ожидал, и от растерянности, побежал, приговаривая: «Люба, побойся духов! Ты плохо помолилась!». Любка бежала за ним: «Я сейчас из тебя духа сделаю!».

Алиса осталась у, так называемого алтаря, одна. Она слышала взволнованные голоса за курганом. Ирина Алексеевна шла навстречу гораздо более расслабленная, чем была утром. Сенька с Удавом что—то бурно обсуждали.

–Ну что, помолились духам? А где Лёша с Любой?

Алиса не успела ответить. Да это и не понадобилось. Лёшка бежал к лагерю, за ним гналась Любка с криками.

***

В тот день на раскопе произошли два события. Сначала Ксюша нашла глаз. Сегодня ей пришлось зачищать погребение. Не то, чтобы она боялась скелетов – ей было это как—то неприятно. Кисточкой и совочком ей нужно было почистить выступающие кости. Девочка заметила очертания какой—то находки, склонилась к земле, и махнула кистью. И вдруг, оттуда на нее уставился глаз! Настоящий, живой человеческий глаз! Ксюшка вскрикнула и подпрыгнула.

– Ксюш, ты чего? – Все побежали к ней. – Что случилось?

Девочка сидела в углу квадрата с перекошенным от ужаса лицом.

– Там глаз! Глаз в земле! Она меня смотрел!

Кто—то хмыкнул. Алиска с Любкой переглянулись.

– Крайне любопытно, – сказал Брёма, поправляя очки. Он пошел осматривать Ксюшин квадрат. Разгадка оказалась проста – в земле лежало бронзовое зеркало! Ксюшка увидела отражение собственного глаза! Позвали Ирину Алексеевну, чтобы она занесла зеркало на план, как ценную находку. За нее полагалась целая банка сгущённого молока.

***

– Эх, сгущенки охота…– сказал Костя, обращаясь не то к самому себе, не то к Лёхе, с которым они работали на одном квадрате. Точнее, Лёшка работал. А Костян сидел рядом и руководил.

В археологической экспедиции 1989 года, надо отметить, сгущенка была деликатесом. На праздники – дни рождения и День Археолога, ее использовали для торта. Промазывали ею, как кремом, смоченное в кофе печенье. И, в особых случаях, награждали за ценные находки. Из других сладостей в отряде был сахар, сухофрукты и яблочное повидло. Всем быстро надоедало такое «разнообразие», да и разве может повидло сравниться со сгущенным молоком?..

Костя с Лёшей пошептались, после чего Лёшка убежал в свою палатку. Вернулся минут через пятнадцать, и с усердием стал копать. И тут все услышали Лёшкин возглас: «Находка! Ирина Алексеевна! Еще одна находка!». На план вскоре была занесена подвеска из клыка дикого кабана. Древние люди в клыке просверлили аккуратную дырочку, и какой—нибудь охотник носил его на шее.

Лёшка с Костяном сияли от счастья. Вечером, за ужином, их тоже наградят заветной сгущенкой. Надо же, как повезло!

***