Благословляю сильный дождь под утро… Стихи

Бахромой свисает свежий липкий страх…

А бывало в светлом озаренье,

Шапки гор высоких были по плечу

И моря в своем неистовом волненье

Спешно кланялись двуострому мечу.

Я врагам кричал в запале: «Если только

С головы любимой волос упадет,

То не важно, как сильны вы и вас сколько, —

Всех на части моя ярость разорвет!».

И они, теней пугаясь, отступали.

Видя бегство их, я сердцем ликовал

И в гордыне, ничего не замечая,

Я не тех за недругов считал…

Со спины подкралось время незаметно,

Кистью белой покружило над главой,

Проредило гриву всласть рукою бледной

И рассыпалось морозной сединой.

С головы моей любимой уж не волос —

Много больше – убежали навсегда.

И талдычит беспрестанно тот же голос:

«Ярость, милый, не сожжет твои года!»

Пусть жизни белая река

Пусть жизни белая река,Течет спокойно вдалеке.Я душу черную врагаСожму в ободранной руке.Обсидианом нож сверкнул,С утра сухим натертый перцемИ глаз испуганный моргнулУвидев собственное сердце.На камне крови бьёт ручей,Ребра встопорщенная кость…Ты был врагом земли ничьей,Теперь – мой долгожданный гость.Обескуражив ночи мигЗастыла в сферах тишина.Мир окружающий затихВ преддверье сильного броска.Впечатав сердце в серый диск,Молитву возношу богам.Луны задумчивый менискКивает вслед моим словам.Волшебный импульс получив,Довольны Боги в вышине,И могут, день еще прожив,Купаться в проклятой  реке.

Стреляли в ангела

Стреляли в ангела… В упор и против солнца.

Не так, чтоб с умыслом, а чтобы не скучать!

Давно не мытые заросшие оконца

Не смели краем сколотым дрожать.

Летели перья. И простреленные крылья

Свистящим взмахом издавали грусть.

Упавши ниц, хватал с дороги пыль я,

Чтобы не вспомнить это всё, когда очнусь.

Чтоб быть униженным и слабым, но безвинным,

Чтоб в мыслях не было, над ангелом склонясь,

Щипать перо и им набить перину,

Ткнуть кубок в рану, чтобы жидкость набралась…

Росток засохший человеческого смысла

Не ищут в джунглях практики гнилой.

Благая весть свернулась змейкой и закисла,

Стекая с уст его белёсою слюной…

Ах, бедный ангел… Приходя с любовью,

Уйди, простив, не рассуждая впрок:

Ведь люди будут греться твоей кровью

И на ступеньках в винный погребок.

Господь над телом колдовал

Великим замыслом согретый,Господь над телом колдовал:Его лепил он, как котлеты,И, как колбасы, начинял.Искре божественной внимая,Он ведал таинство душиИ, важность формы признавая,Не знал, как оную найти.«Душа! Как много в этом смысла…Какую б форму ей придать?Орех? Бутылка? Коромысло?Икона? Нить? Кудряшек прядь?»Советчики всегда в достатке,Когда творишь один за всех —Сам дьявол, скалясь вверх украдкой,Пришел взглянуть и молвил:«Грех… Такому сказочному телуНе дать божественной души,Чтобы она в нём шелестела,Как на запруде камыши.Чтоб свежий ветер набиралаИ запасалась небом впрок…Я думаю, душа АдамаДолжна быть формой… как мешок!»Уставший за день, без обеда,Господь не усмотрел подвох:«Мешок?! Занятно! А для света,Тепла и веры он неплох!».Души мешок удался Богу,Прозрачной тканью воссияв.И, жизни обретя дорогу,Адам его с собою взял.Но, небу душу открывая,Не видел первый человек,Как скверну чёрт в мешок бросаетЕго бытья весь краткий век.Так повелось: рождаясь с чистойИ непорочной душой,Её грязним согласно списка,Придуманного сатаной:Шипят в клубке измены близким,Мешки по полной наложив,Слова большие с малым смыслом,Гордыни мелкие ежи.И род людской не изменится —Смердят пороки и гроши……И охнет Бог  и  удивится,Узрев все таинства души.

Открываю окна в душу

Открываю окна в душу:Там темно, ни огонька…Заглянуть во тьму я трушуИ войти – дрожит нога!Мне казалось, не бываетАбсолютной темноты.Свет души не угасает,Только меркнет до зари.Рамы скрип немым вопросом:Что с душой и что со мной?Окна с матовым откосомОтливают чернотой.Может, злобит новолунье?Может, в разуме дыра?Или старая колдуньяСердце мраком оплела?Я в сомненьях, не решаюсьЛезть мне в душу или нет?Хоть родная, но, признаюсь,С ней не знался много лет.Оглянулся – бродит ветер,Рвет собака кость в пыли,Силуэтами в каретеВажно шествуют грехи.Прокричит петух вдогонку.Лезу в ночь – скрипит окно…Да, в моей душе потёмки,Но в миру совсем темно!

Года идут, крошится камень

Года идут, крошится камень,Ветшает мебель и ковры.И гаснет негасимый пламень,Лучами обогретый, таетДо дна слой вечной мерзлоты.Всё выпьет время! Всё, до точки!Песок пустынь, глаза озер,Ущелья, моховые кочки,Дожди, весной на ветках почки,И то, что не охватит взор.Задумавшись, сгрызет былоеИ настоящее потом,Плохое, скучное, пустое,Завистливое и больное —Всё то, что породилось злом.Всё спишет время… Без разбора,И тем подарит мне покой,За исключением такого,Что не достойно разговора —Пятна на совести людской!

Если б меня дьявол посетил…

Если б меня дьявол посетил,Я бы меньше думал и жалел.Он бы договор мне предложил,Я бы ему душу заложил,А взамен имел, чего хотел!Если б меня дьякон посетилВ пятницу страстную вечерком,Я бы ему стопочку налил,Он бы мне грехи все отпустил…И безгрешный спел бы я псалом.Если бы ко мне пришла веснаВетром мокрым и цветущим миндалём,Пил бы воздух я и закрывал глаза…Мне бы чудились амуров голосаИ что я сижу с тобой вдвоём.Если бы остался я во тьме,Заблудился в осени моей,Сердце стуком объяснило б мне,Почему так холодно спине —Потому, что нет дороги к ней…А сегодня (объяснить я не могу!),Все пугающе смешалось, как салат:Скромный дьявол прислонился к косяку,Дьякон что-то прошипел мне на бегу,И заметил, что он кум мне, а не сват.Ветер мокрый гниль болотную несет.Хныкают амуры про туше.Твой миндаль духами отдает,Осень песню радости поет,И растут иголки на душе.

Поелозила по холоду рука

Поелозила по холоду рука,Эхом стук вонзился в глубину,Говорят, любовь согреть должна,Но любовь не греет пустоту.Пристально смотрю в бокал с вином,Пальцы обнимают пузырьки,Говорят, вино дает тепло,Но вино не любит пустоты. «Возлюбите ближнего», – вещалНаш Господь, посватанный Кресту.Но Господь в наивности не знал,Что зовет любить нас пустоту.За него наполню свой бокал,Умереть без веры не хочу.Правда, верить в пустоту не стал:Ближнего я предпочел вину.Зелено зеленое вино,Пузырьки мерцают на стекле.От вина рождается тепло,А Любовь родится в пустоте.

Иконы пишутся без тени

Отрешенности вкусив по полнойИ, как тряпку, выжав свою душу,Я пишу твой образ на иконе,И по доскам кисть с любовью кружит.Проявились праведные лики:В их кругу ты смотришься царицей.С одобреньем солнечные бликиПо поверхности порхают, словно птицы.Золочу я нимбы и сандали,Не жалею красок и тепла.Чтобы про тебя не рассказали,Ты Святою будешь для меня.Лик закончен, в трепетном волненье,Собираюсь тени наложить.Но иконы пишутся без тени…Как же мне теперь с тобою быть?Перемазанные пальцы каменеют,Вены темными буграми восстают…На иконе будешь ты без тени —Так каноны правило дают!Только свет! От света ликам тесно.Светом сам Рублев святых писал…Но чтоб не было намеков неуместных,Чашу с кровью я загрунтовал!

У меня не встреча с незнакомкой

У меня не встреча с незнакомкойИ не ожидание конца:В полудреме над пустою стопкойЖду себе тернового венца.Не спешит он – заплутал в дорогеИли же ошибся головой:Хоть он сделан под размер немногих,Многие к нему идут толпой.Кто до артефактов дюже падкий,В храм войдет вечернею порой,Снимет с головы венец украдкойИ укроет грязною полой.Я, перипетий таких не зная,Буду продолжать упорно ждатьИ, венец терновый ожидая,Как Христос, за истину страдать.С чем сравнить щемящую истому,Как унять непрошенную боль?Боль разбавлю горечью я новойИ промолвлю: «Бог и есть Любовь».Вот ответ! Я отодвинул стопку.Ждать не буду колкого венца —Совмещу я встречу с незнакомкойС вечным ожиданием конца.

Слава Богу, все мы смертны

По законам мирозданьяРастворяется добро,В наших душах в наказаньеКонцентрируется зло.Долгожители – злодеиГруз неправедный несут,Семена неправды сеют,Злобу в долг другим дают.Если б все мы были вечны,Был бы страшен этот мир:Дьявол властвовал беспечно,Приглашая нас на пир.Над народом вор глумится,Всё беднее нищета,Всё безжалостней убийцыИ хитрее шулера.Слава Богу, все мы смертны,И наградою за жизньГроб сосновый другом вернымБудет долго нам служить.По себе грустить не надо,Плох ты был или хорош,В двери Рая или АдаБез заминки попадешь.Может, ты искал забвеньяИль спасения во лжи,Смерть войдет без позволеньяСпросит: «Тапки одолжить?»Был ты ангелом иль гадом?Отравителем? Бомжом?Смертный час наступит даром,Список раньше утвержден.Вот и кончились интриги,Вековой вражды букет,Черной зависти веригиИ вендетты злой ответ.Рвутся цепи отношений.Желчь не ускоряет кровь.И не жаждет подношенийИзвращенная любовь.Сколько ненависти бурной —Тихой сапой – на тот свет…Станет чище мир подлунный,Дольше будет жить поэт…Люди, знайте: вы не вечны,В том не надо мне пенять.Верю я в добро, конечно,А смерть… прошу подстраховать!

В руках любимого и камень кажется яблоком

В руках любимого и камень кажется яблоком.

(Восточная мудрость)

Отец учил, собрав народ,Пусть первым бросит камень тот,Кто среди нас и без греха…Кто без греха? Так это я!Теперь пытаюсь осознать,Готов ли этот камень взять?Не дрогнет ли моя рукаИ бросит, не боясь греха?Любовь воистину легка,Когда она, как облака,Плывет, гонимая весной,Не торопясь, сама собой.Моя любовь – сто тысяч мук,Со вздохом каждый сердца стукРастянут в вечности. И я —Пятно на лике бытия.Сомнений тучи. Не понять,Что может женщина желать.Но если я не муж её,То брошу камень я в неё!Дозрел. Сам камень я беру,Его засуну под полу,Иду решать вопрос один:Так я любим иль не любим?Пришел и камень достаю,И очень грозно говорю…Она в ответ: «Адам подрос,Адам мне яблоко принес!».И смотрит прямо мне в глаза,А на щеке блестит слеза.Рука разжалась. Я смущен…А змей здесь вовсе не при чем!

О, Боже! Дай мне время на молитву

О, Боже! Дай мне время на молитву!

Я не имею ни секунды для неё.

Крутясь как белка, думаю про битвы,

А сердце разрывается моё.

Оно желает в тихом упоенье

Шептать слова, направленные ввысь,

И видеть возвращение прозренья

И то, как мысли нимбами зажглись.

Немного золота за век Христа намыто.

Среди трудов, начатых впопыхах

Лишь пара дней мной правильно прожита,

А остальные – суета и прах.

И знаю, что закончить нужно много

И время на роман ещё найти.

Всё время разбегаются дороги,

И как узнать, куда верней идти?

О, Боже! Не молю о благодати.

Не надо милостей – я скромно обойдусь.

Готов носить поношенное платье

И верно славить брошенную Русь.

Довольно головы, стеной пробитой,

Лишь одного прошу, пускаясь в путь:

О, Боже! Дай мне время на молитву…

А на роман, найду уж как-нибудь!

Вот снова чистый лист слетает в забытьи

Вот снова чистый лист слетает в забытьи.

И я, как будто чист, в непрошеной любви.

Тихонько расправляю уставшее плечо.

Смотрю печально в небо…, а небу всё равно!

Себя не называя… Да как ни назови —

Израненное сердце трепещется в груди.

На подвиг и на подлость толкает нас оно.

У неба нет эмоций… И небу хорошо!

А хочется, чтоб были, чтоб рано поутру

На чистую молитву откликнулось: «Ау!»

И тихим завыванием ответило на крик,

Но небо не ответит…, и я к тому привык!

Резьбой ложатся строчки на матовый экран.

Что было в мыслях грустных листу я передам.

Бумага всё прощает, а может, не простит:

Лист тоже ведь без сердца… Но он хоть не молчит!

Меня не нужно губкою тереть

Меня не нужно губкою тереть

И в средстве чистящем замачивать на день.

У антикваров цену та имеет медь,

Которая не только поседеть

От мудрости, но и позеленеть

Успела…

Меня не следует подолгу обжигать

Блестящим Солнцем бестолковых фраз.

Меня с собой возьмите только раз

К восходу в гости, чтобы поиграть

Рожденьем утра. С ним чтоб помолчать

Несмело…

Меня не надо на моих ловить

Ошибках многочисленных и явных.

Мне Боги даровали много, но средь главных

Был дар ошибку совершить.

И в исправленье находить

Забвенье…

А если с исправленьем не спешуИ в заблужденьи тверже чем гранит,Мой добрый антиквар меня простит.Ведь я об этом просто напишу:Пока не исправляюсь – я живуВ стремленье…

Забытая любовь, что может быть скучнее

Забытая любовь… Что может быть скучнее!

Зеленоватый мох на трещинах коры

У головного мозга. Заботы поважнее

Закрасили по новой всю прелесть той поры.

Ещё в неровных вздохах последние страницы

Коротеньких историй из книги моих снов,

Но всё трудней цепляться за звуки и за лица…

И за угол уходит забытая любовь.

Рукой прикрою сердце – оно еще бунтует!

Оно стучать готово всем фактам вопреки.

Мне стало чуть теплее, как после поцелуя —

Быть может, я не умер для той своей любви?

Нет!

Гаснут отголоски взволнованных свиданий,

Подаренные вещи не хочется носить.

Забытая любовь… Что может быть желанней?

Когда есть время вспомнить,

А может быть, забыть…

ЦИКЛ «СКАЛЬП СЕЗОНА»

СКАЛЬП СЕЗОНА…

Три демона

Три демона из прошлой жизниПришли сводить со мной счета.Мне бы сказать, как раньше: «Брысь!» им,Да не сверсталась голова.Один ревел, взъерошив холку,Что посрамил гордыню я,Сложил достоинство на полку.В друзьях не ангел, а свинья!Второй за клёкотом противнымМеня корил за мирный лад:Мол, позабыл былые битвыИ дома отсидеться рад.А третий серой чешуёйВил кольца и в глаза шипел,Что был Иудой я с тобойИ о любви нечестно пел.Вздохнул я, плечи подрасправив,Ответил первому:– Мардук,Меня судить отныне вправеНа небе Бог, под небом – друг.И если мне свинья лопочет,Что благородней нет меня,Во мне достоинство клокочетИ честь нетронута моя!Второму я под клюв подсунулСвои запястья и сказал:– Твой богатырь, коль век не спутал,Давно своё отвоевал.Смотри, как, немощь призывая,Считает пульс остатки дней,И на запястьях расцветаетСинюшних вен пучок корней.А третьему подзадержалсяЯ дать ответ и промолчал:В эфире хлипком рисовалсяВ ночи заброшенный причал,Две тени, нежных волн шипенье,Мерцанье звезд, твоя рука,В полунамёке откровеньеО том, что песня есть одна:Там слов немного про фиалки,Про блеск любимых серых глаз,Про то, что сто миров не жалкоОтдать за миг, смутивший нас…Я повернулся к полке пыльной,Ловя далёких дней каприз,Ударил третьего несильноИ произнес незлобно: «Брысь!»

Дочкины откровения

Собирайтесь ветры злыеС самой дальней стороны,Чтоб от холода застылиИ овраги, и кусты.Тучи черные сгоняйтеНад моею головой,Почернее выбирайте,Чтобы град несли с собой.Пусть насыпят града горуИ завалят весь мой дом,Град подтает, но немного,И замерзнет в лед потом.Станет дом как в саркофаге,Лишь труба вверху торчит.От людей, шумов и влагиЛёд надежно защитит.Тучи черные закроютСвет луны и дальних звезд,Волки дикие завоют,Чтоб гостей чёрт не принес.Окна все заставлю сеткой,Все замки в дверях запру,Подопру дверь табуреткой,Щели тряпками заткну.Вот и время улыбнуться:Я укрылась от людей,Малыши не подберутсяБлизко к комнате моей.Мне никто не помешает.И в создавшейся тиши —Я спокойно поиграюВ куклы милые мои.

За ветками монисто заблестит

За ветками монисто заблестит,

В ночной тиши негромкий шорох юбок.

Она ко мне, конечно, прибежит

На лавочку с рисунком из зарубок.

На невысоком берегу реки

Слова откроют в душу загородку,

Отыщутся на сердце родники

С нектаром крепче самой сильной водки.

И потекут под сладостный напев

Растянутые мысли об извечном —

Клянясь в любви, мы губим юных дев

Надеждою, опасной и беспечной.

Пока она, в волнении дрожа,

Считает плюсы будущего плена,

Пути молочного небесная межа

Укажет мне дорогу в Ойкумену.

…Я замечтался, а монисто не блестит,

Луна грустит в предутреннем тумане.

И по траве, к утру намокшей, не шуршит

Хранительница верного обмана.

Не прибежала… На колени встав,

Достал кинжал с нашлёпкой из голубок

И… в ярости полоску искромсал

На лавочке с рисунком из зарубок.

Моё Эго в обиде свернулось клубком

Моё Эго в обиде свернулось клубком.

Черной пуговкой носик укрылся хвостом,

И затихло, чтоб резче почувствовал я,

Как его затравила бездушность твоя.

Но почувствовать боль мне года не дают,

И подносят бальзам и на рану кладут,

Был бы молод, наверно, рубил бы с плеча,

А сейчас только сжал рукоятку меча.

Это сложно, считая кого-то своим,

Резать то, что единым назвал Элоим.

Я ни Бога, ни души не мыслил делить —

Лишь мечтательно ждал и просил не юлить.

Третий глаз мне шептал: «Ведь она же слепа!

Быть рабой? Может быть, но нужна не раба».

Не сложился мозаики сколотый край,

И в петроглифе стертом затихла печаль.

Буду Эго баюкать и за ушком чесать,

Будем вместе учиться людей различать.

Меч на сече напьется, глаз во снах отдохнет,

И прощенье само незаметно придет.

Буду скромен и нежен, и прост между тем,

Только душу не буду делить я ни с кем:

Её гонит в полон, обзывая прыщом,

Мое Эго больное, а кто же ещё?

Целовал не ту

Чтобы ветром обвевалоИ прохладу нагоняло,Запаситесь опахаломВ жаркий день.Чтобы паром обдавало,Лей на каменку немалоИ настоя, и отвара,Выкинь лень.Если к ночи страшно стало,Смотришь грустно и устало,Лезь скорей под одеялоВ темноту.Если долго целовала,А потом не прибежала,Значит в тени пьедесталаЦеловал не ту.

Рву цепи, потому что тесно в них

Рву цепи, потому что тесно в них,Душа не терпит поводка на шее,И, улучив неповторимый миг,В рывке последнем от свободы млею.Задумал оттолкнуться и взлететь,Пространство покорить и парадоксы,И в клекоте над облаками петь,А не скулить в повадке, данной мопсу.Но не вознесся. Вопреки мечтамСкольжу ко дну с негаданным прозреньем:Ведь раньше я, благодаря цепям,Не падал вниз к опасным заблужденьям.Стальные звенья берегли бокаИ ограждали от беды, ржавея.…И голову не потерял, покаБыл поводок с ошейником на шее…

Из Омара Хайяма

Всего, что нагрузил в дорогу,Моя не вынесла душа.Делю ответственность я с БогомСтаканом крепкого вина.Теперь не я, а он в ответеЗа половину моих дел.Он виноват – он сам, заметьте,Со мною выпить захотел.

Тело тянется к небу

Тело тянется к небу,Сердце рвётся к тебе.У знакомого следаЗапах резче вдвойне.В романтических бреднях,Заплутав сгоряча,Мне мелькают в виденьях:То бокал, то свеча.В этом бледном бокалеСмысла может на грамм,А свеча догоралаИ кривлялася нам.Просветлите мне думы!Подсветите судьбу —Перепутаны струны,Ничего не пойму.Сердце тянется к небу,Тело рвётся к тебе.У горячного бредаСлед видений во тьме.Двойники замелькали:Кто романтик, кто – нет,Со свечой иль с бокалом —Всё знакомый ответ.Приструнённый за граммы,Просветленный на миг,Смысловой голограммыЯ кривую постиг.Ничего, что светает,Вновь бездумно шепчу:«Твоя бледность, родная,Мне испортит судьбу!»

По болотам

По болотам, гнус в траве пугая,Промочив дырявые носки,Шёл Иван-Царевич, проклинаяАэродинамику стрелы.«Нет бы, чтоб упала за заборомИль на двор к богатому купцу,Я б тогда посватался, и скороДело сладилось к счастливому концу.Но бреду с насиженного местаДа с напутствием запившего волхва:«Мол, стрелу найдешь ты у невесты,И целуй, какой бы ни была!».В сказке быстро вёрсты пробежали,Вот царевич свой узрел позор —В камышах лягушка прижималаИ стрелу, и брачный договор.Не со зла Царевич выражалсяНеучёным русским языком,Что конец стрелы он побоялсяЗарядить шрапнелью иль свинцом.Вспомнив тост поэта на пирушке:«Вы ищите женщину во всём!»,Он бесстрашно целовал лягушкуВ рот зеленый пересохшим ртом.И случилось чудо в два приёма:Затрещала шкурка, как в огне,И  явилась девушка, но в комеПребывала или в долгом сне.Первобытной страстью воспаленный,Он её опять поцеловал,И  …с щелчком магическим и звонкимВид царевны лягушачьим стал.Пересилив тошноту со стоном,Земноводное в уста облобызал,И царевна появилась снова,И её он снова целовал.Так в кругу чудесных превращенийТо кривясь, то тая от любви,Стал царевич тоще своей тениИ забыл про царские мечты.Забавляясь прихотью азартной,Перестал глаза он закрыватьИ уже не помнил, что приятнейДеву иль лягушку целовать……Протрезвевший волхв в корчме смеялсяНад царевичем, предвидя его прыть:«Чем процессом глупым заниматься,Нужно аэродинамику учить!»

Салатные стихи

Оплетает страсть бичами.Тело душу гонит прочь.Сердце слышать  перестало,И плутовкой смотрит ночь,Как коробится бумагаПод чернильным завитком.Ум – стратег, а ручка —шпагаВ ратном бое со стихом.Вены вздулись, реки тоже.На Калиновом мостуПляшут призраки без кожиИ меня к себе зовут.Не успел закончить вздоха,Как меня к ним принесло.Мне кричат они: «Пройдоха!»И плюют в моё лицо.«Настругаешь слов без смысла,Слоги в рифмах оборвешь,Бросишь страсти, чтоб не скисло,И загадкою польёшь.Сверху складно и красиво,И туманно, и светло,Ощущений и порывовЦелый таз припасено.Сердце рублено соломкой,Перемазано душой,А в любовь мешаешь ловкоУши с длинною лапшой.Мы тебя раскусим быстро,Мы – ценители баллад.Не кроши слова без смыслаВ поэтический салат.Мы козлами будем блеятьНад поэзией такой,А тебя за час развеемВ дым над темною водой».Испугавшись не на шутку,Я пощады попросилИ на воду в речке мутнойБоязливо взгляд косил.Я поклялся Музой даннойИх желанье уважатьИ поэзии салатнойБольше в жизни не писать.Еле вырвался до дома,Сел за стол, не сняв сапог…….Но придумать строчки новойЯ так больше и не смог.

Сказал любимой я: Смотри, там небо чисто…

Палас из туч укрыл собою небоИ серой пеленой грозил земле.Полоской узкой солнечного светаНа горизонте ликовал просвет.Сказал любимой я: «Смотри, там небо чисто,И ветер к нам пригонит синеву.И в нашей жизни, скрюченной и кислой,Наступит эра светлых рандеву.Поднимет праздник красочные флаги,Рекой шампанское по полу потечет,И бантики из бархатной бумагиУкрасят самый вкусный в мире торт».Любимая, вбивая в сердце колья,Прошамкала, кривясь на горизонт:«Там, где просвет – застолье и веселье,Но праздник к нам сюда не доползет.Потратит ветер силу на пустое,Загонит волны в бухты и на пляж,А синеву оставит он в покое,Он не обязан холить нашу блажь.Ковер из туч не вычерпать стаканом,Пора уйти от «ветреных» идей.Здесь жизни нет – жизнь там, за облаками,Там даже небо выше и светлей!»

Три стихии

Сказал я морю: «Замолчи,Мне тошно от морского шума…»Волны улитки, как бичи,Ложились на берег угрюмо.И море мне внимало мало —Плюясь соленою волнойГубами шлепало о скалы,Залив все белою слюной.Был бы царем – не ведал горя.Как Ксеркс, не стал бы долго ждатьИ приказал бы высечь море,Или в оковы заковать.А так, сиди и жди погоды,Пока Эол всех укротит,И тихие немые водыК моим стопам поворотит.Сказал я детям: «Прекратить!Мне тошно от возни и шума…»Визг продолжал эфир пилить,И в зеркала глядел я хмуро.Мне дети вовсе не внимали,Плюясь разодранным ковромОни кричали и скакали,Перевернули все вверх дном.Был бы царем – не ведал горя,Иваном Грозным претворясь,Их напугал бы страшным воем,Бельмом вращая и крестясь.А так, сиди и жди пощады,Пока жена всех укротит,Умоет и рассадит рядом,И от меня их отделит.Сказал жене я: «Замолчи…»Но результат не проявился,Что означало, что в ночиЯ снова сильно провинился.Был бы царем – не ведал горяИ в дальний монастырь сослал.Часовню новую отстроил,И новую жену сыскал.А так пишу стихотвореньеПро то, что  я силен везде,Лишь, три стихии, к сожаленью,Мне не подвластны на земле.Их невозможно переспорить,Противоречья дух у всех:Жена, наследники и море…Хотя с последним легче всех.

Скальп сезона

…ТА, ЧТО РЯДОМ, НЕ ОДНА ИЗ НИХ, А ДОЧЬ ВОЖДЯ ИЗ ПЛЕМЕНИ АПАЧЕЙ…

Распив бутылку «Борбы» на двоих,

Я склонен философствовать иначе:

Что та, что рядом, не одна из них,

А дочь вождя из племени Апачей.

Что мой пробор не просто ирокез,

А грозный знак любому Фенимору,

Что зря на наши пастбища полез,

Надеясь на писательскую фору.