Двойное счастье для Лютого

Но я сбила их планы, когда решила отстаивать свои права и стала бить во все колокола. В итоге подключила адвоката, который по их сценарию появиться вообще не должен был.

Но почему именно они испугались, нам ещё только предстояло выяснить. И единственная идея, которая сейчас пришла мне в голову, это посмотреть записи с камер видеонаблюдения. То, что они в больнице есть, я знаю. Видела их и при входе и в холле и в коридорах. Только вот работают ли они. Вот это вопрос.

– Арина Николаевна, – обратился ко мне Корсаков. – У вас в больнице есть камеры видеонаблюдения?

Спросил он, словно читая мои мысли.

– Камеры есть, – утвердительно ответила я. – Но подключены они или нет, я не знаю. Но думаю, мы сможем это выяснить.

Я набрала номер Ивана Алексеевича, который он мне сам предусмотрительно записал и положил на рабочий стол, и попросила его зайти. Видимо он сегодня тоже больше этой ситуацией занимался, а не пациентами, потому что тут же примчался ко мне.

– Вызывали, Арина Николаевна? – обратился он ко мне, едва вошёл в кабинет.

– Иван Алексеевич, – сразу перешла я к делу, – у нас ведь есть камеры видеонаблюдения, так? – в ответ он молча кивнул. – А они работают?

– Да, ваш отец сам лично занимался клиникой, поэтому здесь всё работает. Никакой видимости. – Ответил он, чем нас заметно порадовал.

– А где мы можем посмотреть записи? – задал вопрос Корсаков.

– На первом этаже в кабинете охраны. Идёмте, я вас провожу.

И мы все вместе незамедлительно отправились туда, чтобы приоткрыть хоть маленькую завесу уже порядком надоевшей тайны.

– Вот они, видите, заходят в больницу, – комментирует следователь, – но заметьте, лица они прячут. Поворачиваются так, чтобы их сложно было рассмотреть. Вот по коридору идут, тоже лица полностью не видно. Они знают расположение камер, словно были здесь.

– Возможно, они заходили сюда под видом пациентов, – сделал вывод главврач. – Это больница, а не стратегический объект, сюда кто угодно может зайти.

– Здесь есть несколько камер, которые совсем не заметны, – ступает в разговор охранник, на что мы все дружно поворачиваемся на него. – Они поехали в лифте, – продолжает он, – в двери встроена видеокамера, она не заметна, а вот сзади них камера вполне видна, поэтому вполне вероятно, что к той камере они встанут спиной, но засветятся на этой. Вот, смотрите, – мужчина переключает камеры и действительно, оба лжеполицейских у нас как на ладони.

– Вот это да, – восхищается Корсаков, – красавцы какие!

– Ваш отец настоял на установке нескольких таких камер, предчувствие у него было не хорошее. – Поведал нам охранник.

– Подождите, – вступает в разговор Аверин, – а вот этого я кажется, знаю. Нет, не, кажется, точно знаю.

Глава 9

Вот это поворот, неужели хоть какое-то просвет? Неужели хоть какой-то ответ, на наши многочисленные вопросы. Едва Аверин сказал эти слова, мы все тут же посмотрели на него.

– Вот это, – указал он на стоп-кадре, – он проходил по делу о похищении дочки одного банкира в Москве.

Ого, вот это поворот! В самой Москве! У нас-то он что забыл? Неужели по мою душу сюда приехал? Но зачем? Кому я нужна, если ко мне похитителя прямиком из Москвы вызывают.

– Он и его друг, которого, кстати, тогда так и не взяли, похитили дочку известного банкира Сулимова. Требовали выкуп, угрожали. Сулимов был готов заплатить, уже и деньги собрал, но девочка сбежала. Как ей это удалось вообще не понятно. Но она не просто сбежала, но и местонахождение похитителей указала. Когда их брать приехали, один сбежал, а вот этого арестовали. Посадили его на пять лет. Я, тогда как раз с Аристархом Генриховичем в Москве был, и он меня к одному адвокату пристроил, чтобы я опыта понабрался. Так вот на том деле, мой наставник был бесплатным адвокатом у этого похитителя. А затем передал дело мне. Думаю, поэтому они и сбежали, он может, догадался, что тот Аверин и я одно лицо.

– И как его зовут? – поинтересовался Корсаков.

– Пряхин Антон Антонович! Я его хорошо запомнил! Наглый такой, надменный! – адвокат аж передёрнулся от воспоминаний об этом человеке. – Да, и ещё, этот самый Пряхин и до этого подозревался в похищениях, но только доказательств не было. Так что эпизод с дочкой Сулейманова единственный доказанный. Мой наставник накопал на него ещё несколько эпизодов, но доказать не смог. Стояли за этим Пряхиным не простые люди. Проще сказать наёмник он, и все его похищения, это лишь заказы. Пряхин исполнитель, не более.

– Получается, что и Арину Николаевну заказали. – Пришёл к выводу следователь. – Но кто? Арина Николаевна, у вас есть какие-то варианты? – он посмотрел на меня, наверняка надеясь, что я помогу ему распутать этот клубок, назвав, хоть какое-то имя, но я ничем не могла ему помочь. Я даже не представляла, кто мог за мной охотиться. И единственный человек, который сейчас пришёл мне на ум, это Лютый.

– А что если меня заказал Лютый? – сделала предположение я.

– Кирилл? – удивлённо произнёс Аверин. – Нет, это вряд ли.

– Почему вы так думаете? – не поняла его реакции я. – Этот самый Лютый забрал у моего отца фирму и дом. Возможно, он имеет виды на эту клинику и ему нужна я.

– Насколько мне известно, Кирилл купил ваш дом вполне законно. Да и фирма с торгов ушла почти за бесценок. – Ответил Сергей Алексеевич.

– Да, но до этого ничто вашему Кириллу не мешало устраивать на фирме моего отца рейдерские захваты, запугивать его, угрожать! – стояла на своём я, искренне не понимая, почему Аверин так его защищает.

– Я Кирилла знаю с детства, – выдал Аверин, и я поняла, почему он на его стороне. – Он конечно вспыльчивый, с обострённым чувством справедливости, но чтобы так грязно играть, это вряд ли.

– Теперь понятно, – стала выходить из себя я. – Даже если ваш Лютый убивать меня будет, вы не пошевелитесь, он же ваш друг!

– Арина Николаевна, успокойтесь! – Аверин взял меня за руку. – Да, я давно знаю Кирилла, и не верю что это он. Но с другой стороны, его здесь не было почти пятнадцать лет. За это время всё могло произойти. Поэтому мы всё проверим, правда, Сергей Алексеевич.

– Да, – подтвердил следователь. – Я конечно с Лютым близко не знаком, и не знаю, на что он способен, а на что нет. Но я обязательно наведу о нём справки. Ну и об этих красавцах тоже.

Потом следователь забрал запись с камер наблюдения и, попрощавшись, уехал.

– Я тоже наведу справки о Кирилле и этих людях по своим каналам. – Заверил меня Аверин. – И не смотря ни на что, буду действовать в рамках закона.

А затем, попрощавшись тоже уехал. Ну а я отправилась к доктору, чтобы узнать о состоянии моего отца.

***

Но папа по-прежнему был без изменений. Доктор меня уверял, что это всё равно хороший знак. Что если нет ухудшений, то это тоже хорошо. Я как врач это понимала, но как дочь принять не могла.

Чтобы мне стало хоть немного легче, мне разрешили к нему зайти. Папуля так же лежал на кровати опутанный проводами и датчиками, которые монотонно отмеряли его давление и пульс.

– Ох, папуля папуля, – вздохнула я, садясь около него. – Если бы ты сейчас мог говорить, возможно, смог бы мне помочь во всем этом разобраться.

Говорила я, а он молчал. А ведь я даже не знаю, слышит ли он меня, хотя очень на это надеюсь.

– Папочка, выздоравливай, пожалуйста, ты мне очень нужен, – я взяла его за руку, – мне без тебя очень трудно. Возвращайся скорее. – Я поцеловала его руку. – Что же у вас тут произошло? Почему вы с мамой ничего мне не рассказывали? Возможно, если бы я была в курсе всего, мне т сейчас было бы легче во всем разобраться.

Но папа молчал. А я молилась, чтобы он выкарабкался, чтобы выжил. Потому что гибель обоих родителей я уже не переживу. Я снова вспомнила о маме, и ком подступил к моему горлу, а глаза вмиг наполнились слезами. Чтобы не расстраивать папу, вдруг он чувствует всё, я вышла в коридор и, навалившись на стену и сползая вниз, заплакала.

– Арина Николаевна, – обратился ко мне главврач, – с вами всё в порядке? – он взял меня под руку и помог мне встать.

– Да, всё в порядке, спасибо. – Я быстро вытерла слёзы. – Скажите, пожалуйста, я могу посмотреть историю болезни моего отца. Хочу понять, что нас ждёт.

– Да, конечно можете. Но думаю, что сейчас рано делать вообще хоть какие-то прогнозы. Нужно дождаться, пока Николай Алексеевич хотя бы придёт в себя. – Объяснил он мне.

– Да вы правы, – согласилась я, – но всё же…

– Сегодня же история болезни Николая Алексеевича будет лежать на вашем столе. – Улыбаясь, прервал он меня. – Но я хотел поговорить с вами совсем по другому поводу.

– Я слушаю вас. – Ответила я.

– Я думаю, что данный разговор будет уместнее продолжить в моём кабинете. – Предложил он, и мы тут же отправились туда. – Арина Николаевна, – начал он, когда мы уже сидели за столом в его кабинете. Насколько мне известно, вы дипломированный врач-кардиолог. Более того, вы имеете опыт в операциях.

– Да, я проходила практику в одной из ведущих клиник под руководством профессора Бергсона. И даже несколько раз ассистировала ему на операции. – Ответила я.

– Именно поэтому я хочу предложить вам работать с нами в этой клинике. Быть не только её хозяйкой, но частью нашего дружного коллектива. – Сделал он мне предложения, которое зацепило меня за живое. – Николай Алексеевич очень тщательно подбирал весь коллектив. Несмотря на все трудности, которые на нас свалились, мы смогли выстоять только потому, что мы друг за друга горой. И вас мы тоже в обиду не дадим. – Иван Алексеевич по-отцовски похлопал меня по руке. – Кстати, работать вы будете под руководством врача кардиолога из Санкт-Петербурга Ковалёва Семёна Семёновича.

– Того самого Ковалёва? – не поверила я, услышав имя такого выдающегося доктора.

– Да, да, того самого,– мужчина улыбнулся мне. – Семён Семёнович решил перебраться к нам, а там оставил своего приемника и ученика.

– Так что скажите? – он вопросительно посмотрел на меня.

– Скажу, что я согласна. Для меня большая честь работать вместе со всеми вами. – С радостью приняла предложение я.

Сейчас мне было очень тяжело морально справляться со всей этой ситуацией. И предложение Ивана Алексеевича как нельзя кстати. Так я смогу не только погрузиться в работу, и хотя бы на время забыть о том, что произошло. Но и смогу быть постоянно рядом с папой.

– Что ж, – Иван Алексеевич встал с кресла, – тогда идёмте знакомиться с коллективом. – Он посмотрел на часы. – У нас как раз сейчас должна быть пятиминутка. Операций на сегодня не назначено, по скорой никто не поступал. И пока всё в штатном режиме, вы сможете со всеми познакомиться.

– Идёмте, – улыбаясь, согласилась я, и мы отправились в ординаторскую.

Глава 10

Я была очень благодарна Ивану Алексеевичу за то, что предложил мне эту работу. Да, я планировала сразу же, как только вернусь домой, устроиться на работу по специальности. Сидеть на шее у родителей я не планировала, да и практика мне была нужна. Но все эти страшные события выбили меня из колеи.

С тех пор, как я работаю в больнице, прошла неделя. Целая неделя, как я тружусь в больнице. Я веду приёмы, назначаю лечение, провожу обходы. И чем больше я работаю, тем больше понимаю, что выбрала профессию правильно. Мне нравится лечить людей, нравится им помогать. Я чувствую необычное удовлетворение, когда понимаю, что помогла человеку, что моё лечение пошло на пользу.

Мы даже провели с Семёном Семёновичем одну операцию. Боже, как же я волновалась. Я, кажется, так не волновалась, когда работала под руководством профессора. А под руководством Сим-Сима (так его ласково звали в коллективе) волновалась. Но по окончании операции, он подошёл ко мне и, похлопав по плечу тихо сказал:

– Ты на своём месте, девочка. – А затем улыбнулся и вышел, а я так и осталась стоять и переваривать его комплимент.

Я неделю лечила людей, спасала жизни. А жизнь моего отца до сих пор была под вопросом. Он всё так же был в том же состоянии, без изменений. Юрий Петрович по-прежнему уверял меня, что и это хороший знак, что если ему не становится хуже, это уже хорошо. Но чем дольше отец проводил без сознания, тем больше я волновалась. Так за первой неделей прошла вторая, затем третья. Я все дни проводила в больнице, а к крёстной приходила лишь ночевать.

Поначалу она журила меня, что я не отдыхаю, что загоняю себя работой. Но потом сдалась. Наверное, просто поняла, что работа и есть моё единственное спасение от страшных мыслей.

За это время ничего не произошло. Меня не преследовала ни полиция, ни кто-либо ещё. Всё стало тихо и спокойно, словно и не было того кошмара, который я пережила недавно. Да я бы, наверное, и сама поверила, что это сон. Если бы не могила мамы, которую я навещала почти каждый день, да отец, лежащий без изменений в реанимации.

Я молилась, я умоляла дать моему отцу ещё один шанс. Я просила Бога сохранить ему жизнь. Я просила папу не покидать меня и быть рядом.

И они меня услышали. Сегодня, едва я закончила приём и собралась идти домой, ко мне прибежала сиделка, которую я наняла отцу, и сообщила, что папа пришёл в себя.

Едва я услышала эти слова, как галопом побежала в реанимацию. Вокруг него уже собралось много врачей, которые тут же начали осмотр. Туда же попыталась пробиться и я, но Иван Алексеевич остановил меня.

– Арина, – обратился он ко мне, – мне нужно с тобой серьёзно поговорить.

Главврач взял меня за руку и отвел в сторону.

–Что-то случилось? – с опаской спросила я. – Что-то с папой?

В ответ мужчина лишь молча кивнул.

– Что? – испуганно произнесла я, но он молчал. – Это что-то серьёзное? – главврач молча кивнул, видимо подбирая слова, чтобы сказать мне эту новость как можно мягче.

***

Молчал доктор, молчала и я. Но чем дольше длилось молчание, тем сильнее нарастало напряжение. А сердце моё чувствовало, что должно произойти что-то плохое. Я даже испугалась этого предчувствия, и тут же поёжилась как от холода.

– Арина, – наконец-то заговорил доктор. – Пока Николай Алексеевич был в коме, мы не могли судить о том, как сильно он пострадал. Вернее, мы знали, какие были повреждения у него, но какие будут последствия, мы не могли судить. Но сейчас, когда он пришёл в себя, картина стала вырисовываться. И она отнюдь не радостная.

– Что с ним? – не желая и дальше ходить вокруг да около, задала я прямой вопрос.

– Во время аварии, твой отец очень сильно пострадал, это вообще чудо, что он выжил. – Всё равно начал доктор издалека. – Машина, словно банка консервная была, их ни один час оттуда выковыривали. Поэтому сюда его доставили в очень плачевном состоянии. Мы боялись, что он может умереть в любую минуту, но он выжил. Более того, сегодня он пришёл в себя. Но произошло то, чего мы так боялись, – он снова замолчал.

– Что? – с опаской спросила я, хотя мой мозг уже рисовал самое страшное.

– Он ничего не чувствует, ни ног, ни рук. – Выдал страшное он.

– Почему? – выдавила я из себя.

– При аварии у него были множественные переломы, не обошло это и позвоночник. В общем, ему нужна операция, и ни одна. Операция на позвоночнике. Но, несмотря на то, что Николай Алексеевич напичкал нашу больницу лучшим оборудованием, собрал штат из лучших врачей. Но такого специалиста у нас нет. Из наших никто не возьмётся за такую операцию. Слишком большой риск. Но и даже операция не даёт никакого шанса на полное восстановление.

– Хотите сказать, что мой отец может на всю жизнь остаться инвалидом? – задала я пугающий вопрос.

– К сожалению да, – ответил он и опустил глаза. – Арина, прости, но я должен был сказать тебе всю правду.

– Что мне сейчас нужно делать? – спросила я, потому что сидеть, сложа руки, я не собиралась.

– Я наведу справки по своим знакомым и узнаю, в какой клинике смогут взяться за этот случай. Но нужны будут деньги и не малые. Потому что провести эту операцию нужно как можно быстрее. – Объяснил доктор.

– Я могу увидеть его? – спросила я.

– Да, – ответил Иван Алексеевич. – Мы уже провели все необходимые обследования, прежде чем сообщить тебе, что он очнулся. Поэтому сейчас ты можешь навестить его. Но, пожалуйста, ему пока не нужно ничего знать. Николай не из тех людей, которые смогут спокойно принять такую новость.

– Я знаю, поэтому ничего ему не скажу. – Ответила я и пошла к отцу.

– Папа, папочка, – я присела около него. – Папулечка, мой, как же я рада, что ты очнулся, что ты вернулся, что меня не бросил. – Я взяла его за руку.

Папа молча смотрел на меня, а из глаз его текли слёзы. Я взяла его за руку, а он этого даже не почувствовал. Он сам понял всю плачевность ситуации. Но я должна была вселить в него надежду на лучшее, что бы он боролся, чтобы не сдавался.

– Всё будет хорошо, – я погладила его по щеке, – вот увидишь, папочка, всё будет хорошо. Тебе просто нужно восстановиться. – Я говорила как можно бодрее и увереннее, что он поверил. Хоть немножечко, хоть чуть-чуть.

Я убеждала папу, что всё будет хорошо, но сама не верила в это. Я говорила бодро и уверенно, а сама была готова разрыдаться от беспомощности и боли. Но я держалась, улыбалась. Мне было нужно, чтобы он мне поверил. Ему сейчас это было просто жизненно необходимо.

– Ма-ма, – с трудом пробормотал он. – Г-де?

И тут меня словно током ударило. Как? Как я ему сейчас скажу, что её больше нет. Что он её больше никогда не увидит.

– О-о-она… ж-жив-ва? – продолжал спрашивать он, с огромным трудом выдавливая из себя слова.

– Да, – солгала я, тогда папа облегчённо вздохнул.

Не знаю, правильно я поступила или нет, но сейчас я не смогла сказать ему правду. Он бы просто её не перенёс. И тогда напрочь отказался бы бороться.

– Папулечка, ты прости меня, – я ему улыбнулась, – но я теперь здесь работаю и сейчас мне нужно идти на приём. Меня пациенты ждут. Я к тебе позже обязательно забегу.

Я погладила его по щеке, поцеловала, а затем быстро вышла из палаты.

И едва я закрыла за собой дверь, как слёзы горячим потоком полились по моим щекам. Опустившись на кушетку, я закрыла лицо руками и заплакала.

– Арина, – обратился ко мне Иван Алексеевич, – что случилось?

– Я не смогла, – я подняла на мужчину заплаканные глаза, – я не смогла ему сказать, что мамы больше нет. Я не смогла! – объяснила я и снова зарыдала.

– Ты всё правильно сделала, – он присел рядом со мной и обнял меня. – Сейчас это ложь во спасение. Его спасение.

Глава 11

Да! Да! Да! Доктор тысячу раз прав. Права сейчас и я. Если папа узнает, что мамы больше нет, он не будет бороться. Потому что уже сейчас папа прекрасно понимает всю пагубность ситуации. И я, Иван Алексеевич, да кто угодно, можем хоть тысячу раз говорить о том, что всё хорошо, что это временно, папа всё понимает.

Я видела это по его реакции на моё прикосновение, я видела это по его глазам.

Поэтому новость о маме его просто на просто добьёт. Это будет последняя капля. Я это прекрасно понимаю. Но, чёрт возьми, как же всё-таки паршиво на душе от этой лжи. Как больно, что сейчас приходится обманывать родного человека. Говорят, что это ложь во благо, во спасение! А существует ли такая ложь? Кто-нибудь знает? Или это придумали те, у кого не хватило духу сказать правду? Вот как я сейчас! Я оправдываю себя этой красивой фразой. Как же всё сложно! И как всё запутанно.

– Он никогда меня не простит, – шепчу я в объятиях Ивана Алексеевича. – Он никогда меня не простит за эту ложь.

– Твой отец умный человек, он всё поймёт и обязательно простит! – успокаивает меня главврач.

Умный? Да, он прав, папа умный, очень умный. Но работает ли это, когда ум застилает боль и отчаяние от потери любимого человека? Способен ли в такие моменты человек рассуждать здраво? Вряд ли! Поэтому вряд ли мой папуля будет способен быть умным на тот момент, когда узнает, что мамы больше нет. Что нет его Лисёнка. Так он называл маму. Олеся, Леся, Лисёнок. Они столько лет были вместе, но по-прежнему любили друг друга. Да, были у них и трудные моменты и ссоры. Но они всегда поддерживали друг друга. Мама поддерживала папу, когда он шёл к своей цели и строил бизнес. Папа поддерживал маму, когда она болела и когда открыла своё ателье. Они всегда и всюду вместе. И как он теперь без неё? Что будет потом, когда он всё узнает? От этого вопроса больно щемит сердце и щиплет глаза.

Но это будет потом. Да, сейчас мне нужно отпустить эту ситуацию, и думать о том, как помочь папе? Как вернуть его к полноценной жизни?

– Иван Алексеевич, – вытирая слёзы, обращаюсь к доктору, – пожалуйста, узнайте, где можно папе провести операцию? И сколько это будет стоить?

– Я уже занялся этим вопросом, – успокоил меня он. – Я попросил Марию Викторовну заняться этим вопросом и обо всё доложить мне. Поэтому, как только появится что-то стоящее, я тебя обязательно скажу. А теперь давай успокаивайся, тебя ждут пациенты. Кстати, твоя любимица Светлана приехала. Спрашивает о тебе. Ей ты нужна сильной.

Подбодрил меня Иван Алексеевич, напомнив при этом об одной моей уже постоянно и любимой пациентке, маленькой девочке Свете. Это действительно светлая девочка. Очень умная, начитанная, рассудительная. Несмотря на свои юный возраст, а ей всего лишь восемь лет, девочка уже очень много пережила.

Дело в том, что у неё врождённые порок сердца. Очень сложный случай. Она проходит постоянное лечение, но спасти её может только операция. Очень дорогая и сложная операция. Учась за границей, я не только видела, но ассистировала на такой операции. Но в нашей стране, такие операции делают единицы врачей. Но наш Си-Сим может помочь девочке. И сейчас он взял её под свой контроль, а я провожу все необходимые манипуляции под его чётким руководством.

И чем ближе становится тот знаменательный день, тем страшнее становится всем нам. Мы понимаем, что идем на большой риск, но и тянуть с операцией больше нельзя.

А Светочка очень привязалась ко мне. Она очень сильная девочка и стойко переносит все процедуры, даже самые болезненные. Но в последнее время просит меня быть с ней рядом. Я держу её за руку, а она мне улыбается. Улыбается даже когда очень больно. Она маленький боец, и я верю, она обязательно справится.

Иван Алексеевич прав, мне не нужно показываться ей в таком виде. Поэтому перед тем, как идти к девочке, захожу к себе в кабинет, поправляю макияж. И лишь потом иду к своей юной пациентке.

***

Захожу в кабинет, где меня уже ждут Света и её мама. Бедная женщина, она одна борется за жизнь своей дочери. Её муж, едва узнав, что малышка родилась с пороком сердца, тут же ушёл. Теперь они имеют от него лишь алименты. А он повторно женился и уже завёл, как он сам выразился «нормальных» детей.

А разве её вина, что она родилась такой? Разве она одна сможет себя спасти, это под силу, только когда кто-то есть рядом. Но с ней рядом мама, которая никогда не бросит и не предаст. Которая ночами сидела у постели дочери, которая ночами вымаливала для неё жизнь. Которая сейчас выбивала квоту на проведение операция. Которая добилась всего, чтобы спасти дочь. И сейчас они стоят у финишной прямой. Ещё немного, и они одержат победу над болезнью.

Да, потом будет другой этап. Этап восстановления после операции. И его тоже нужно будет пройти. Но операция уже будет победа.

– Здравствуйте, Арина Николаевна! – радостно приветствует меня девочка, пытаясь встать с коляски, но мама тут же останавливает её. – Я вам рисунок нарисовала!

Малышка протягивает мне рисунок, на котором изображен букет полевых ромашек. Красота не земная! Кажется, что они самые настоящие, настолько они реалистичны. Девочка просто талантище.

– Какая красота! – хвалю я работу Светы. – Как настоящие! Ты очень красиво рисуешь! – делаю я ей комплимент.

– Когда я выздоровею, я обязательно окончу художественную школу! – делится своими планами девочка. – И стану талантливым дизайнером.

– Молодец, – хвалю я её.

– А ещё я очень хочу ходить в школу, как и все ребята. Хочу, чтобы у меня были друзья. Хочу ходить на уроки, гулять вместе со всеми. – Продолжает делиться она.

Света, в силу своего недуга сейчас находится на домашнем обучении. И её желание ходить в школу и иметь детей вполне понятно. И я ей искренне желаю, чтобы её мечты обязательно исполнились. И о болезни ей напоминал бы лишь небольшой шрамик от операции. А сама болезнь навсегда отступила от неё.

– Всё это у тебя обязательно будет! – сажусь около неё и беру её маленькие ручки в свои. – Я тебе обещаю, мы с Семёном Семёновичем сделаем для этого всё возможное. Но и ты должна быть сильной. Должна выполнять все наши рекомендации. Уже завтра мы сделаем тебе операцию, но тебе предстоит ещё восстановление.

– Я знаю, я буду делать всё, что вы скажите! – бодро отвечает Светочка.

– Тогда поехали! – я беру коляску в свои руки. – Нас ждёт финальное обследование.