У Истока. Хранители. Том 2. Таёжный пояс

– Вон что… Эт хорошо, – сказал дедок. – Это правильно, у нас мастера знаешь какие, ого-го. Я дед Кастантин. А это Марьюшка.

Продавщица тем временем несла из-за прилавка стул:

– Да вы присядьте, утро ранее, вы, небось, и не спали. А крохе можно конфетку или что мама разрешит? Ути, маленькая, – она осторожно потрогала за ручку девочку.

– Ну, разве зефирку. Я заплачу.

Тётка только махнула рукой и сняла с полки нераспакованный короб.

– Посиди у нас чуток, скоро народ управится со своим подворьем и потянется за хлебом. Минут через 20 машина приедет. На вот, лопай, – подала она малышке пухлую розовую зефирину. – А тебе, дочь, чай-кофе? И не отказывайся. Я не за деньги, а ты больно бледная. Точно ничего не ела сегодня. Я вижу, у меня одни девки.

– У ей их шесть! – воздел палец к небу дед.

– Кого? – удивилась ведьма.

– Дочек у меня шесть, – сказала тётка, поставив рядом табуретку, – вот тебе стол, вот тебе еда. Кофе?

Ведьма охотно кивнула и с удовольствием засунула в рот сдобное печенье.

Кофе был обычный, но чудодейственный. Горячий, свежий и после бессонной тяжёлой ночи обладал прямо-таки исцеляющей силой. Малая уже вовсю теребила деда, продавщица Мария Сергеевна с кем-то обсуждала по телефону закупки, и, судя, по разговору, сюда можно было выписать даже небольшую яхту, были бы деньги. Она взяла кружку и, откинув занавеску на двери, вышла на улицу. Разгуляться взгляду было особо негде, но это и радовало сейчас. Сплошная стена иссиня-чёрного леса в свете раннего солнца, серебристо-зелёное озерцо с поднимающимся влажным туманом. Косогор, на котором стоял магазин и несколько домов, был почти лишён высоких деревьев и выглядел непривычно. В её детстве деревня, куда она ездила к дальней родне, вся утопала в старых яблонях, вишнях, высоченных клёнах и тополях. А любой брошенный угол земли тут же превращался в непроходимые заросли смородины и какого-то дикого кустарника. Почти одновременно она заметила выезжавшую из леса грузовую машину и нескольких женщин, появившихся на вершине косогора. Значит, где-то там за ним деревня продолжается.

Следующий час в магазине было шумно, весело и напоминало старые советские фильмы про очень весёлых, жизнерадостных колхозников, которые с песнями и шутками поднимают целину. Ведьма сразу сбросила куртку и присоединилась к молодым селянкам, помогая разгружать машину. Как она и предполагала, в ней было всё: продукты, бытовая химия, канцтовары, техника, одежда и бог знает что ещё в коробках, узлах, мешках и т.д. Быстрая слаженная работа помогла перезнакомиться со всеми, кто пришёл за своими заказами и покупками. Когда машина уже отъезжала, со стороны леса к магазину вышел старый грибник. Он был уже без корзинки, в видавшей виды штормовке и с ним рядом гордо выступал здоровой белый пёс вроде лайки.

– А вот и дед Коля с товарищем, минута в минуту, – сказала тётя Маша. – Пойдём, кофе сделаю, дед редко кофе пьёт, но любит хороший.

Она подхватила на руки мелкую и шагнула вглубь магазина. Ведьма почувствовала, как лёгкие колкие мурашки пробежали по спине. Почему-то радостно было, что дед из местных и что она увидит его снова. Определённо, это был хороший знак. Она нырнула в прохладу магазина, густо наполненную запахом свежего хлеба и новых картонных коробок.

За прилавком старшая дочка тёти Маши Арина уже бойко отпускала покупки и раздавала тюки и коробки.

Когда вошёл дед, никто не заметил, но как только с ним поздоровался старик Константин, все разом обернулись. Ведьма на миг насторожилась, как-то необычно это было. Но дед явно был уважаем местными, чем и было вызвано внезапное коллективное внимание. Кто-то спросил, как грибы, кто-то про погоду и ещё про какие-то местные дела. Ведьма облегчённо выдохнула. Пока она не понимала, что её заставляет так переживать за незнакомого деда. Но он вывел их к людям, вот этим добрым и приветливым, каким-то родным. И она ему была необыкновенно благодарна. Они всего полтора часа в деревне, но уже знакомы почти с половиной местных жителей, в курсе их потребностей и предпочтений, сельского графика жизни и много чего ещё. Это, наверное, городской страх, решила ведьма. Городские эстеты предпочитают избегать стариков в принципе, тем более бородатых старцев в видавшей виды одежде. Как будто они не достойны оказались приличной старости, бомжи или ещё что. Вот на дачах бабульки и дедульки в старье никого не пугают, это униформа советского дачника. А в городе – показатель социального статуса. Мерзко и гадко это, вот что. Ведьма зябко повела плечами. Слава богам, здесь это просто был сосед в старой штормовке. Сосед, который ходил в лес за грибами и заглянул за свежим хлебушком в сельпо. Ну, а на фига она в лесу новая штормовка, с другой стороны? Ведьма улыбалась своим мыслям, деду, малой, которая кочевала из одних тёплых объятий в другие.

Она ни разу не вспомнила, что они ещё не устроились. Пока весь их скарб в машине, а сыты и довольны они потому, что тётя Маша подала воды и хлеба путникам, как это и положено. Не пришло ей в голову и того, что она впервые за долгое время не пытается ничего контролировать. Она предоставила выбор судьбе, богам, Вселенной, ангелам-хранителям и понеслось. Она просто шла, а дорога появлялась сама собой.

Постепенно народ рассосался, остались только два деда, Марья, Арина и ведьма с дочерью.

– Отец, возьми вот девочек к себе на постой. Они городские, но по всему видно в хозяйстве полезные. А она вот, – Мария Сергеевна кивнула на ведьму, – художница, а ты у нас про местные красоты, поди, больше всех знаешь.

Ведьма побледнела и прикусила губу. Она боялась, что дед откажет. Ну, подумаешь, дорогу указал в лесу и что теперь, спасать её всё время. С момента своего прихода он не сказал ей ни слова, но каждый раз, когда она смотрела в его глаза, то буквально тонула и хотелось на ручки. К этому старику её тянуло, как к родному. Почему-то ей казалось, что она искала в этом глухом лесу именно его. Она не могла отвести взгляд и не могла скрыть испуг и мольбу в своих глазах.

Наконец, выслушав все доводы Марии, которые ведьма попросту не слышала, ибо в ушах был только стук её собственного сердца, дед спросил:

– Не забоишься?

– Нет, – выдохнула ведьма, даже не пытаясь уточнить, а чем, собственно, её дед пугает.

Марья расхохоталась:

– И бесстрашная, как раз для твоего медвежьего угла.

– Однако ж, – вставил дед Константин. – Как всё хорошо устраивается. И тебе хозяйка в дом, и девке для работы польза. А уж малая-то при таком старике вырастет здоровенькая и ух!

– А вы доктор? – наконец вставила ведьма, не сводя глаз с деда.

– Да как сказать, дочка, кое-что умею, – ответил он, так же не моргая глядя ей в глаза.

«Хоть бы не отказал, хоть бы не отказал», – молилась про себя ведьма.

– Дед Коля у нас вообще всё знает и всё может. Дед, – строго спросила Мария Сергеевна, – ты что решил?

– А что тут решать, собери нам еды на троих, вот деньги, – он подал Марье несколько купюр, – да и поехали.

Ведьма чуть было не вскрикнула от радости, щеки ярко вспыхнули, а улыбка расползлась до самых ушей.

– Ну вот и славно, – сказала Марья, – пойдём, поможешь собрать еду. Что там малышке надо, сама выбери.

Девушка радостно подскочила:

– Я заплачу за нашу еду, вы не переживайте, – обратилась она сразу ко всем.

Дед только кивнул.

– Куда? – спросила она, еле успокоившись в машине, где было привычно и где она была главной.

– Вперёд, к тем домам и потом до самого леса, пока дорога не кончится.

Она согласно кивнула и медленно нажала на газ.

– А Вы кто по профессии всё-таки? – спросила она, не поворачивая головы.

– Да какая профессия, дочка, мне лет больше, чем этому лесу. Я просто давно живу, много чего видел, вот и всё. Ничего особенного.

– Но учились же чему-то? – осторожно спросила ведьма и на этот раз посмотрела на деда.

– Охранять жизнь и Свет, – каким-то другим голосом сказал дед и отвернулся к окну.

Ведьма уставилась на дорогу. Она получила ответ и он гораздо глубже, чем она ожидала. Это тебе не МГУ, не факультет сложных болезней, не секретное НИИ атомной энергетики. Всё решило слово «Свет». И это был не пафос, а что-то понятное только им. Ему и ей. Это было послание. И она должна принять его. И понять.

Она почувствовала, как где-то в глубине души проснулось что-то тревожное. Как будто давно забытое, но не чужое. Что-то мучительно знакомое. Это уже было. Не событие, а это чувство. Чувство потери. Разрыва связи с чем-то очень важным, родным, любимым. Она вспомнила сон прошедшей ночи. Его. Его образ отозвался таким же чувством. Потом она позвала маму, услышала её голос и даже увидела её. И она тоже резонировала такой же утратой. Подступили слёзы. И тут же, как будто откликаясь на её боль, перед глазами встала Екатерина. Она улыбнулась и одобрительно покивала головой.

«Ты дома», – прочитала по её губам ведьма.

Слёзы полились сами собой.

«Дом». Вот оно, ключевое слово этой реальности. Дом – там, где место твоей души. Вспомнилось, как много лет назад в ранней юности она впервые ощутила, что у души есть дом и он не здесь, он где-то там, где Исток всего сущего, космоса, света, тьмы, людей, зверей и всего, что есть во Вселенной. Рай это или ещё какое-то место, она не знала, но тогда много лет назад она впервые остро ощутила эту связь. Она вспомнила, как лежала в своей комнате на кровати, свернувшись в клубочек, как рвалось на части её сердце, как она рыдала беззвучно в подушку, найдя, наконец, ответ на очередной свой вопрос о сути бытия. Дом души – это не здесь. Дом души – это там, где она родилась из света и любви. Это там, где она может истинно любить и где она будет принята со всем своим грузом прожитых лет. Дом – это то место, где любят, ждут и не осуждают. Дом – это то место, где всегда будешь вместе с теми, кто истинно тебя любит, и кого любишь ты, с теми душами, которые едины с тобой, это то место, где можно, наконец, обрести гармонию и счастье, где, наконец, душа отдохнёт от вечной борьбы, там, где Свет абсолютен и нет никакой тьмы. Вот почему так тоскует душа. Вот куда она рвётся из этого неудобного тела, чтобы расправить крылья, чтобы наполниться светом и любовью, такой любовью, о которой простые смертные даже представления не имеют и нет в их языке ни одного сколько-нибудь пригодного слова, для того, чтобы описать всю глубину соприкосновения родственных душ, всю полноту и гармонию абсолютной любви и принятия света, единения с ним. С вечностью.

Глава 4. У основ

Дому деда лет было тоже немало, он разительно отличался от тех построек, мимо которых ведьма проехала только что. Толстые бревна, очень толстые и длинные стволы, глубоко посаженные окна, невысокое и не низкое крыльцо с толстыми балясинами. Лёгкая резьба тут и там, тёмный, сероватый, местами коричневатый цвет. Странный и немного чужеродный поразительный блеск каких-то слишком чистых окон с непрозрачными занавесками. Несколько построек с односкатными крышами вокруг. Никакого забора, никаких более-менее понятных границ. Чистая скошенная трава напоминала ухоженный газон. Дальше, за постройками она была не тронута. Как будто этот домик был игрушечный и вместе с клочком искусственной подложки из бархатной бумаги был выставлен посреди густого разнотравья таёжного пояса.

– Вот здесь, дочка, мы со Снежком и живём.

– Как в сказке, – выдохнула ведьма.

– Пойдёмте поселяться, девоньки, – он повернулся назад и подмигнул крохе. Она засмеялась, засучила ножками, прочно пристёгнутая в креслице.

Как только дверь открылась, Снежок, сидевший в ногах у деда, кубарем вывалился в траву и стал отряхиваться и прыгать.

– Непривычный он, – кивнул на лохматого друга дед.

– Но спокойный такой, – ответила ведьма, без страха ставя в траву перед собакой малышку.

Собака подошла и дала обнять себя за шею. Девочка ещё только училась ходить, поэтому повисла на Снежке с видимым удовольствием, а тот в ответ только мерно покачал хвостом.

– Однако, – улыбнулась ведьма.

– Чистые души, – отозвался печальным голосом дед.

Ведьма опять зябко поёжилась. Что-то с этим дедом её связывало, определённо. Не просто так он из леса вышел. Что-то тянуло к нему и пугало. На миг показалось, что он как будто забрал её из детдома, где она ожидала полжизни своего настоящего отца или деда. Она, конечно, нисколько не умаляла роли своих родителей, но это было родное, только ещё более близкое и понятное, щемяще знакомое. Такое же чувство связывало с ним, её любимым и недосягаемым, это странное ощущение из смеси страха и узнавания, радости и глубокой, но приятной боли, как будто вечность искал и нашёл. И чем больше она это чувство в себе разглядывала, тем больше понимала, что права. Дед откликался всем своим существом таким же прикосновением к её душе, как и он, тот, кто остался в прошлом, тот, кто останется в сердце навеки.

Давно забытое чувство щекотных мурашек на самой макушке, приятное и волнующее, так неожиданно всколыхнуло что-то в сердце. Она не удержалась: тихонько засмеялась и заплакала одновременно. Дед ласково улыбнулся, как будто понимая, каждое её слово, каждую мысль, каждую эмоцию. Невыносимо захотелось подбежать и обнять этого огромного беловолосого старика с добрыми небесно-голубыми глазами. Он чуть кивнул, как будто разрешая.

Она несмело сделала шаг вперёд, смахивая слёзы.

– Я так долго ждал тебя, дочка, – тихо сказал старик.

Ведьма долго и подробно, обстоятельно рассказывала всю свою жизнь. Иногда вытирая слёзы, изредка улыбаясь, спотыкаясь, подбирая правильные и негрубые слова, чтобы описать свой недолгий чудовищный брак и выверенный побег.

Дед погрел, кажется, уже тонну чая. Чай был терпким, сладким и удивительно душистым. Он дал девушке тёплый плед, иногда похлопывал по плечу и вздыхал. Не перебивал, не советовал, не упрекал, не учил. Но в каждом его действии, в каждом движении и взгляде она чувствовала, что он пропустил через себя слово за словом, почувствовал горечь каждой её слезинки.

– Этого ли Вы ждали? – наконец спросила она.

– Ох, дочка. Наболелась ты вся, настрадалась и боль твоя, как тёмное болото. Больно мне вместе с тобой, но и отрадно, что ты дорогу нашла и что верить не перестала в свои силы.

– Да уж какие тут силы, – горестно вздохнула она.

– Такой путь проделала, а до этого такую войну выдержала, через ад прошла и не сломалась. Заболела душа, заблудилась, но всё равно в сторону Света идёшь. Большая в тебе Сила, дочка. Очень большая.

– Была бы сила, я бы его живьём зарыла, навела бы чего, чтоб его согнуло в три погибели и всё.

– Не то говоришь, дочка, это в тебе от страха и от боли. Я помогу тебе, неспешное это дело, но я тебя выхожу, на ноги поставлю. Мы все давно ждали тебя и Исток благословил нас тобою. Скоро, значит, уже и финальная битва.

Вымотанная до последней капли и едва находящая силы, чтобы дышать, она почувствовала, что её бросило в холодный пот, а тело сковал какой дикий суеверный страх.

– Исток? Что это? Какая битва ещё, господи ты боже мой… – слёзы опять полились ручьём.

Но слово «Исток»… Что-то в нём было знакомое до дрожи. Всё внутри как будто вздрогнуло от него, больно стало ещё сильнее, но как-то по-другому, щемяще и отрадно.

– Ты одна из нас, дочка, – он спрятал её холодные тонкие руки в своих суховатых больших ладонях. Горячие как печки, они показались такими родными и добрыми. – Всё хорошо, будет, дочка, в тебе Сила огромная, ты воин, тебе нести Свет.

– Господи, какой из меня воин, – попыталась перебить она. Даже кривовато улыбнулась, представив себя сейчас растрёпанную заплаканную, уставшую за годы немыслимо, сбежавшую в отчаянии, неуверенную ни в минуте завтрашнего дня.

– Здесь тебя никто не найдёт, не бойся. Ты дома, дочка.

Она порывисто обняла старика и тихо хлюпала носом где-то на его могучем плече.

Он как будто замер, застыл, как скала, но внутри творилось что-то немыслимое. Ломало, крушило и разворачивало всё, что он прятал и пытался усмирить так долго, что вырос лес на крутом косогоре, потом сгорел и вырос новый, а он всё пытался себя простить и смирить в себе гнев, страх, стыд, отчаяние, не дать погаснуть последней надежде и искупить свою вину перед ней и Истоком смирением седого земного старца, что видел столько миров.

Когда ведьма наплакалась и устала до полного изнеможения, дед устроил им с дочкой настоящую баню с травами, смолистым духом каких-то масел для тела. А когда они накупались и наплескались вдоволь, оказалось, что дед успел испечь здоровенную ватрушку с ягодами и закипятил целый самовар душистого чая. Из бани она вышла будто новая и дед заметно помолодел и расправил плечи. И без того здоровый, сейчас он, казалось, встанет из-за стола и подопрёт потолок.

«Что-то он там говорил про воинов, – пронеслось у неё в голове. – С такими-то богатырями нам ничего не страшно».

Она решила больше никаких жутких историй сегодня не вспоминать. Слишком хорошо всё было.

Дом, семья. Так давно забытые слова в их истинном понимании. И так отрадно было, что слова эти вернулись по-простому, от и стока, от корней. Снова что-то отозвалось внутри радостно, трепетно. И немного страшно стало от этого. Она когда-то давным-давно уже чувствовала что-то такое, какое-то воспоминание тянуло туда, в юность. Но именно сейчас хотелось дома обычного и традиционного, когда крыша над головой, безопасность и тепло, когда рядом любимые люди.

Снежок положил ей голову на колени и закрыл глаза. И звери, конечно. И любимые питомцы.

– Чем богаты, девоньки, угощайтесь.

Больше никто за вечер ни о чём грустном не вспоминал и не говорил. У каждого было море рассказов из детства, когда радости было полно и отрадно вспоминать и делиться с друзьями. Только ведьма никак не могла понять, сколько лет деду. Всё, о чём он рассказывал, казалось таким давним. И во всех историях он был как будто уже совсем взрослый. Но спросить она стеснялась. Понимала, что разговоров будет ещё много-много. Сейчас же хотелось счастья.

Глава 5. Утро нового мира

Утром, вопреки ожиданиям, девушка проснулась, едва солнце коснулось верхушек деревьев. Она осторожно встала, прислушиваясь к незнакомым звукам дома. Внутри было пронзительно тихо. А за окнами щебетали птицы и откуда-то глухо доносился крик петуха.

Босые ноги осторожно коснулись прохладного деревянного пола. Совсем другое ощущение, не похожее на ковёр на полу дома или плитку в ванной, но такое знакомое, как будто это уже было и не раз. Она надела тёплый кардиган прямо поверх рубашки, потуже завернула малышку, подставила к кровати два стула и на цыпочках вышла из дома. В дверях в лицо дохнул влажный и прохладный утренний воздух. По голым ногам пробежал лёгкий ветерок. Роса буквально текла по травам, листьям, цветам. Небо только набирало краски, золотилось всё вокруг в косых утренних лучах, а в лесу шумный хор уже исполнял песнь жизни. Как будто спать никто и не ложился. На край серого деревянного стола под раскидистым дубом села чёрненькая птичка с ярким хвостом, крутила головой, как будто показывая, что вот она-де, с утра уже добыла толстую букашку. А ты?

– Молодец, с добычей тебя, кроха, – кивнула ведьма.

– Горихвостка это, чернушка, – откуда-то сзади сказал дед.

Ведьма облегчённо вздохнула, как будто его именно и искала, лишний раз убедиться, что весь вчерашний день не приснился ей в морочном сне в машине посреди штормового леса.

– Доброе утро, – широко улыбнулась она.

– Известно, доброе. Смотри, как красиво, – дед подошёл и стал рядом.

Так и стояли они, наблюдая, как медленно из-за леса встаёт солнце, как неуловимо меняется всё вокруг под его лучами и там, где у кромки леса только что было непроглядно темно, постепенно начинает появляться цвет у всего. Серебрятся росой травы, качают головами какие-то белые и жёлтые цветы, не разглядишь отсюда. Туда-сюда снуют по утренней прохладе мелкие птички.

Постояли ещё.

– Мне, наверное, надо что-то делать? – осторожно спросила ведьма, сама не понимая, с чего и правда начать эту новую жизнь.

– Да ничего не надо. Пообвыкнись, погуляй, познакомься с кем. Выспись, в конце концов. Ешь, пей, рисуй. Не торопись. Сила в тебе. Ты просто немного подзабыла, как её чувствовать и что с ней делать можно.

Она молча покивала головой. Над лесом кружил какой-то небольшой хищник, уверенно забирая в потоке всё выше и выше. Вот и ей так хотелось, чтобы Сила пришла и поднимала её вверх также легко.

– Он, когда родился, летать-то не умел. А ты родилась и помнила, кто ты.

Девушка перевела удивлённый взгляд на старика.

– Ты тоже так умеешь, просто тебе никто не говорил.

– Серьёзно?! Читать мысли?!

– Да, но вот сейчас я думаю, что пора бы позавтракать. Я-то рано встал, мне пора. И на утро у нас будут оладики с мёдом. Свежий медок, собственный.

Он поднял руку и показал деревянный сосуд с крышечкой. Пузатый бочонок с витиеватым орнаментом хранил в себе золото.

Когда сытный ароматный завтрак почти был закончен, она решилась, наконец, спросить, о чём таком говорил дед и почему ждал именно её.

– Так сразу всего и не расскажешь, но тебе пора знать, кто ты и зачем.

– Зачем здесь?

– Зачем здесь, итак понятно. А вот зачем ты родилась такая, какая есть, это я тебе помогу понять и принять.

– Я ведьма? – обречённо спросила она.

Дед улыбнулся и как-то по-доброму посмотрел на неё.

– А ты-то сама как думаешь?

– Думаю, да. Во всяком случае, меня так готовили.

– Однако. Расскажи.

– Я с детства была не такая, как все. Видела сны, видела будущее. Помнила, кто я и когда родилась. Я помню даже жизнь до… Ну, до этого рождения. А в мире, где я оказалась, души не было, не было бога, да не было ничего. Я долго думала, что я сумасшедшая. Мне не было интересно со сверстниками. Я тонула просто в глухом отчаянии внутреннем. Мне четыре года, а я помню себя взрослым человеком и осознаю себя взрослым человеком. Я даже читать не училась. Я умела читать уже. Родители считали, что я запоминала сразу слова за мамой, когда она читала. Но нет, я просто умела читать. Я в прошлой жизни тоже была русской и помнила.

Дед понимающе кивал головой. Ведьма перевела дух и продолжила:

– Меня так угнетало быть в детском теле. Мне страшно было. Я чувствовала себя наказанной. Я иногда плакала, просто потому, что не хотела быть ребёнком, и просила дать мне ответ, зачем меня запихнули в это тело, как мне к нему привыкнуть, просила дать мне умереть. Больно было, страшно, отчаянно невыносимо. Я знала, что я взрослая, опытная душа. Звала, орала в голос внутри себя. Но никто не отвечал. Родители рано поняли, что я вундеркинд. Ну то есть они так расчитали. Я много искала. Искала ответы, искала таких, как я, в книгах. Больше-то негде было. Что во снах я видела, не могла понять. В пять лет увидела себя взрослую и … И одного парня. Тоже взрослым. Мы стояли, держась за руки, и смотрели друг на друга. И всё. А ещё одна я, только маленькая, стояла рядом и смотрела на них. Потом лет в 13-14, увидела его снова. Во сне было названо его имя. Но меня от него увёл другой подросток. Потом я поняла, что это муж. А тот остался в круге своих друзей. Все они реальны. Один, правда, умер. Он тоже был необычный очень. Светлый и чистый. Слишком чистый для этого мира. Его звали Илья. Он сказал, что знает о моём даре. И поручил заботу обо мне своему другу, ну тому самому… Илья сказал, что мы одна душа и суждены друг другу. Но что-то до сих пор не срослось… Вы хоть понимаете, что я говорю? Я так сбивчиво рассказываю, сама не знаю, почему… Просто как мешок с горохом порвался и всё тут, – она удивлённо и беспомощно развела руками.

– Всё я понял, не переживай. Тот, кто снился, твой хранитель, это так, – ответил дед Коля.

Она вспыхнула, подняла на него расширенные от удивления глаза.

– Кто?!

– Хранитель. Ты – воин света, он – твой хранитель и тоже воин света. Созданные парами, вы всегда будете находить друг друга во всех мирах. Но продолжай.

Ведьма было хотела потребовать разъяснений, но поняла, что это лишнее. Дед слушает её и надо говорить всё из сердца, как есть.

– Лет в семь я поняла, что вижу будущее, как оно случится, с точностью до секунды, до слова, до детали. Сказала бабушке. Она очень испугалась, я думаю. Бабушка велела никому не рассказывать об этом. Вот. Мы сходили в церковь, и там я вспомнила, как меня крестили. Бабушка была в шоке, потому что мне было 4 недели от роду, когда совершался обряд. Вроде как дети не могут в этом возрасте себя осознавать и тем более, что-то помнить. Вот теперь смотрю на дочь и понимаю, что это не так. Может, она и не будет помнить. Но там внутри взрослая душа, опытная и она не просто так пришла в этот мир.

Она взяла на руки малышку и нежно поцеловала в макушку, погладила по щеке:

– Я знаю, что ты меня слышишь, – сказала она, глядя в глаза малышке. – Я всегда буду рядом и всегда поддержу тебя. Ничего не бойся.