В погоне за счастьем, или Мэри-Энн

– Вы писали, что Билли Питт слишком крепко держит в руках вожжи, чтобы его можно было вышибить из седла, а Чарли Фоксу гораздо полезнее играть на Сент-Джеймс-стрит в теннис с принцем Уэльским и господином Маклоу, владельцем корта. Я не совсем уверена, но мне кажется, что здесь какой-то скрытый смысл.

Господин Дей был ошарашен и посмотрел на девочку с еще большим неодобрением.

– Ты хотя бы не понимаешь газетный жаргон! – воскликнул он.

– Я знаю, что значит «взять крученый».

– И что же это значит?

– На самом деле это выражение теннисистов. Но когда оно употребляется в газете, оно обозначает «облапошить простака».

Господин Дей удивленно поднял брови.

– У нас с твоим отцом был долгий разговор, – сообщил он, – и я сказал ему, что мы с радостью примем его на работу, когда он поправится. Но ты не должна больше править оттиски. Во всяком случае, сейчас. Вместо этого ты пойдешь в школу.

– В школу?

– Да. Не в воскресную, а в пансион для благородных девиц, который находится в Хэме в Эссексе.

Мэри-Энн изумленно смотрела на господина Дея. Может, он повредился в рассудке?

– Я не могу ехать туда, – наконец сказала она. – У моего отца нет денег, чтобы платить за мое обучение, да и мама не отпустит меня из дома.

Господин Дей поднялся. Во взгляде больше не было осуждения. Он улыбался.

– Я предложил платить за твое обучение, – признался он. – Я думаю, девочка с такими способностями должна учиться. У меня есть дочка, ей столько же лет, сколько тебе, и она учится в этом пансионе. Уверен, что тебе там понравится.

– А господин Хьюэс знает?

– Это наше личное дело. Оно совершенно не касается господина Хьюэса.

Управляющий нахмурился. Странно, что девочка спросила об этом. Конечно, он не собирался сообщать об этом господину Хьюэсу, потому что господин Хьюэс плохо думает о людях и скажет своему управляющему, что эта маленькая плутовка, которой на вид можно было дать пятнадцать и которая повязывает волосы красной лентой, обвела его вокруг пальца.

– Вы очень добры, – сказала Мэри-Энн, – но для чего вам это нужно?

– Через два года мы обсудим с тобой этот вопрос, – ответил он.

Он проводил ее до двери и пожал руку.

– Но раз пансион предназначен для благородных девиц, значит я тоже стану благородной? – спросила девочка.

– Да, если будешь хорошо учиться.

– А мне нужно учиться правильно говорить?

– Обязательно.

Девочка была безмерно счастлива. Начиналось что-то новое, начиналось приключение. Уехать из дома, оставить этот переулок, стать благородной девицей – и все только потому, что она совершила то, чего от нее никто не ожидал. Она обманула господина Дея, а господин Дей собирается платить за ее обучение. Значит, обман окупается.

– На неделе я навещу твоих родителей, – сказал он. – Кстати, как я понимаю, Боб Фаркуар тебе вовсе не отец, а отчим. Твоего отца звали Томпсоном. Какое из этих двух имен ты хотела бы выбрать?

Мэри-Энн быстро соображала. Дворянин из Абердина. Дворянин, прикомандированный к войскам. Дворянин, с которым мать провела «лучшие дни». Об этом можно было бы рассказывать девочкам в пансионе, если бы не фамилия Томпсон. Томпсонов очень много. Мэри-Энн Томпсон. Мэри-Энн Фаркуар. «Фаркуар» звучит лучше, к тому же где-то на заднем плане вырисовываются неясные очертания Маккензи.

Глава 4

Мэри-Энн было пятнадцать с половиной лет, когда воспитательница, очень добрая женщина, следившая за девочками в пансионе в Хэме, сообщила господину Дею, что его протеже закончила обучение. Мэри-Энн научилась хорошо читать, правильно говорить, у нее выработался великолепный почерк. Она приобрела глубокие познания в области истории и английской литературы. Она научилась шить и вышивать, рисовать, играть на арфе.

Но она слишком зрелая для своего возраста, что создает некоторые проблемы воспитательницам. Яркая внешность мисс Фаркуар привлекает внимание жителей окрестностей. На нее глазеют в церкви. Ее провожают долгими взглядами на улице. Ей через стену бросают записки. Какой-то молодой человек подавал ей знаки из окна дома, стоявшего напротив пансиона, и говорили, что мисс Фаркуар отвечала ему. Подобные происшествия будоражат это почтенное учебное заведение. Господин Дей, без сомнения, поймет все правильно, заберет свою подопечную и передаст ее на попечение родителей.

Господин Дей, который прибыл в Хэм в почтовом дилижансе, ни капли не удивился, когда услышал, что люди таращатся на Мэри-Энн в церкви. Он и сам не мог оторвать от нее глаз. Ее никто не назвал бы красавицей, но вздернутый носик и что-то в ее постоянно меняющемся взгляде придавали ей особую живость и очарование. Она понятия не имела о девичьей скромности. Она без всякого смущения бросилась к нему навстречу и принялась расспрашивать, как ему работается в качестве редактора.

– Нам разрешили читать «Морнинг пост», – сообщила она, – но для меня эта газета слишком скучна. Обо всех новостях можно узнать из «Паблик эдвертайзер». Когда нас отпускали в город, я обычно ее и покупала, а потом прятала под подушкой. К тому же мне ужасно не хватало ваших памфлетов и светских сплетен. Я слышала, что герцог Йоркский собирается жениться на германской принцессе с соломенными волосами. Теперь он не будет драться на дуэлях. А королю, как и раньше, не нравится господин Питт, и тори очень нервничают оттого, что французы так часто отрубают головы и мы можем этим от них заразиться.

Господин Дей подумал, что жизнь дома покажется его протеже ужасно скучной. Он понимал, что не может пойти на риск и посадить ее работать в типографии: печатный станок остановится, и они не выпустят больше ни одной газеты. Лучше всего этой молодой женщине – он не мог больше называть ее девочкой – стать его экономкой. Он вдовец, а его дочь все еще живет в пансионе в Хэме. Из Мэри-Энн получится великолепная экономка, а потом, со временем, если его отношения с ней станут более теплыми, он подумает о дальнейших шагах. Только пока рано делиться с ней своими планами. Первым делом она должна вернуться домой и встретиться с родителями. Он ни секунды не сомневался в том, что очень скоро жизнь с ними утомит ее.

За три года у Фаркуаров произошли некоторые изменения. Они переехали из обшарпанного дома на Баулинг-Инн-Элли в новый, более просторный дом на Блэк-Рейвен-Пессидж, рядом с Керситор-стрит. Дом принадлежал господину Томасу Бурнеллу, известному резчику по камню и мастеру масонской ложи. Его контора находилась на первом этаже. Трое братьев Мэри-Энн все дни проводили в школе, дома оставалась только Изабель. Боб Фаркуар, такой же заботливый и добродушный, сильно растолстел, стал еще вульгарнее, обленился и гораздо чаще, чем раньше, прикладывался к бутылке.

Мэри-Энн пыталась поговорить об этом с матерью, но та, замкнувшись в себе, дала понять, что у нее нет желания обсуждать подобные вопросы.

– У любого мужчины есть недостатки, – только и ответила она. – Не один, так другой.

Под «другим», как предположила Мэри-Энн, подразумевались женщины. Ее отчим иногда возвращался домой очень поздно, и, когда она видела, как он виновато отводит глаза и еле держится на ногах, у нее возникало желание ударить его. Страдальческое выражение теперь никогда не покидало ее мать. Она безмолвно жаловалась, и сердце Мэри-Энн разрывалось от жалости к обоим. Она была молода и весела, жизнь била в ней ключом, и ей очень хотелось, чтобы все вокруг тоже были счастливы. Однако целыми днями она вытирала в доме пыль, учила Изабель считать, ходила по магазинам. Ей пока еще нравилось, что ее везде сопровождает Чарли, однако она стала все чаще обращать внимание на разницу в возрасте. Она смотрела на него глазами взрослой женщины, и, когда он начинал упрашивать ее рассказать сказку, вместо историй о сорока пяти и серебряной пуговице она рассказывала о своих любовных приключениях в Хэме.

– Ну а потом что было?

– Естественно, я не ответила на его письмо. Я его выбросила.

– Это с ним ты встречалась в церкви?

– Нет, с другим.

– А кто из них тебе больше всего понравился?

– Никто. Ведь они всего-навсего мальчишки.

Но махать из окна своим поклонникам было довольно интересно, а на Блэк-Рейвен-Пессидж махать было некому.

После Рождества Боб Фаркуар, который последнее время приходил домой часа в три ночи, не пришел вовсе. Никто его не видел. Он не появлялся ни в типографии, ни в кофейне, ни в пивной. Решили, что с ним случилось несчастье, стали наводить справки, но все безрезультатно. Наконец через восемь дней, когда его безутешная вдова уже подбирала креп на траурное платье, от него пришла коротенькая записка, в которой сообщалось, что Боб Фаркуар ушел из дома навсегда, что в типографии он больше не появится и что он будет жить с одной женщиной в Дептфорде.

Госпожа Фаркуар, обессиленная, рухнула в кресло. Она призналась, что у нее уже давно были кое-какие подозрения. Ей удалось за эти годы скопить немного денег на черный день. И черный день пришел. Но сэкономленных денег надолго не хватит. Нужно было что-то делать.

– Но ему придется давать тебе денег, – сказала Мэри-Энн. – Суд заставит его.

– Нет такого закона, который может заставить человека делать то, что он не хочет.

– Значит, надо изменить законы, – заключила Мэри-Энн.

Несправедливость. Всегда в отношениях между мужчиной и женщиной царит несправедливость. Мужчины издают законы, которые устраивают их самих, а женщины страдают от этих законов. Существует единственный способ одержать верх над мужчинами: противопоставить им всю свою хитрость и коварство и выйти из этой битвы победительницей. Но когда, и как, и где?

– Если бы мне удалось найти богатого человека, я завтра же ушла бы к нему, – сказала она господину Дею.

Господин Дей не ответил. В тот момент, когда она произносила эти слова, она была очаровательна. Его так и подмывало сделать ей предложение определенного рода, но он проявил осторожность. Ему самому еще надо было привыкнуть к этой мысли. К тому же не хотелось, чтобы к нему в дом переехала и госпожа Фаркуар, и весь выводок неуправляемых мальчишек. У него были совсем другие планы.

– Конечно, – сказал он, – твоя мать сможет сослаться на свой статус замужней женщины, когда торговцы потребуют от нее уплаты по счетам.

– Что значит «статус замужней женщины»?

– Это когда муж, а не жена несет ответственность за оплату счетов. Никакие претензии не могут быть предъявлены жене.

Это было уже кое-что. Однако легче им не стало, так как все лавочники, узнав, что ее отчим бросил мать, уведомили, что больше не будут отпускать ей товар. К тому же нечем было платить за квартиру. Господин Бурнелл выкинет их на улицу. Надо бы увидеться с ним. Может, ей удастся уломать господина Бурнелла.

– Можно, я пока буду править оттиски? – умоляла она господина Дея. – Я же делала это. И сейчас могу.

Она так просила, что господин Дей не смог отказать, но он поставил условие, что забирать и относить оттиски будет Чарли. Нечего молодой девушке болтаться по Флит-стрит.

Следующим шагом Мэри-Энн было выяснить у господина Бурнелла, могут ли они оставаться на Блэк-Рейвен-Пессидж.

Господин Бурнелл жил в прекрасном доме в другой части города, а контора на Блэк-Рейвен-Пессидж была ему удобна только потому, что она была расположена рядом с его каменоломней на Керситор-стрит. Томас Бурнелл приобрел известность своей отделкой нескольких церквей и недавно был назначен каменщиком Внутреннего Темпля. Он давно добивался этого доходного места, которое, как ему было известно, стало предметом зависти всех его коллег. Весть о его новом назначении разнеслась мгновенно, и господин Бурнелл как раз принимал поздравления от посетителей, когда к нему в контору вошла Мэри-Энн. Он был очень занятым человеком, поэтому едва ли замечал, как идет жизнь у Фаркуаров. Вполне приличные люди, считал он, не доставляют ему никаких неприятностей, платят всегда вовремя – большего от них и не требуется. Он пару раз видел их дочь, когда она вернулась из пансиона, но никогда не приглядывался к ней. Должно быть, это она и есть, пришла поздравить его с новым назначением.

– Вы – мисс Фаркуар? Да. Я не был уверен… Большое спасибо… Вы очень любезны…

Ну, прямо-таки настоящая молодая дама – даже удивительно. Отец-то у нее самый обычный рабочий. Итак, она знает о скульптурах в Калворте и в Марстон-Сен-Лоуренсе? Читала о них в газетах? Приятно, что запомнили. Да, действительно, его работа в Калворте оказалась самой удачной.

Он не сразу сообразил, что посетители уже ушли и мисс Фаркуар рассказывает о своем отчиме-негодяе, который бесследно исчез, не оставив им ни гроша, чтобы заплатить за квартиру.

– Вот я и спрашиваю, господин Бурнелл, не собираетесь ли вы теперь, когда у вас так много работы во Внутреннем Темпле, взять себе подмастерьев? Но ведь их придется кормить, им надо где-то жить. Насколько мне известно, моя мать с радостью разместит их в нашей квартире – ведь оттуда рукой подать до вашей мастерской на Керситор-стрит. Если вас это устроит, мы будем платить за квартиру по-старому, а вам не придется искать новых квартиросъемщиков.

Она говорила очень быстро, на ее личике светилась обезоруживающая улыбка, и он внезапно обнаружил, что соглашается со всеми ее предложениями. Конечно, он будет нанимать подмастерьев. Сколько комнат они смогли бы выделить для учеников? Наверное, только две, призналась она, но двум постояльцам будут обеспечены все удобства. Когда постояльцев больше двух – это уже толпа, господин Бурнелл сам это понимает, и они могут буянить и хулиганить, а любой скандал только повредит репутации господина Бурнелла.

У господина Томаса Бурнелла даже не было времени высказать свои сомнения. И не успел он серьезно задуматься над ее предложением, как Мэри-Энн уже все решила сама, заплатила ему вперед за три месяца (эти деньги она одолжила у господина Дея), скрепив тем самым только что заключенную сделку, и поднялась наверх, чтобы сообщить матери о том, что им придется несколько потесниться. Господин Бурнелл подумал, что все само решится по ходу дела, к тому же это не так уж и важно. Что значат эти пустяки на Блэк-Рейвен-Пессидж по сравнению с грандиозными событиями во Внутреннем Темпле.

Однако Мэри-Энн пришлось столкнуться с трудностями. Ее мать всегда настороженно относилась к любым новшествам.

– Постояльцы! – воскликнула она. – Они будут ходить в грязных башмаках и повсюду раскидывать свое барахло.

– Твои сыновья давно так поступают. Ну, еще двое – разница невелика.

– А в какие комнаты мы их поселим?

– На чердаке есть две отличные комнаты.

– Я не представляю, как буду их кормить. У них наверняка зверский аппетит.

– Они будут платить в соответствии со своими аппетитами, не забывай об этом.

– Не знаю, что и сказать, Мэри-Энн. Постояльцы. Нам не пристало держать постояльцев.

– Нам не пристало голодать под забором. А именно это нам и предстоит, если мы не возьмем постояльцев.

– Мне кажется, тебе надо посоветоваться с господином Деем.

– Господина Дея это не касается.

Госпожа Фаркуар протестовала, мальчики ворчали, но Мэри-Энн делала так, как считала нужным. Чердак почистили, помыли, развесили на окнах занавески, в магазине в Холборне заказали циновки и все расходы записали на счет господина Бурнелла.

– Очень хорошо, очаровательно, – заключил господин Бурнелл после тщательного осмотра обеих чердачных комнат, не ведая, что платить за это придется ему. – Посмотрим, что получится из этой затеи. Одним постояльцем будет Джеймс Бертон, шотландец, как и вы, госпожа Фаркуар. Он подает большие надежды. Ему нужно на время где-то устроиться – вот я и предложил ему остановиться здесь. А второй – это мой новый подмастерье. Его зовут Джозеф Кларк – он сын моего старого друга, может, вы слышали о нем, Томас Кларк, строитель в Сноу-Хилле. И один и другой – очень уважаемые люди, с ними у вас не будет никаких хлопот.

И господин Бурнелл с головой погрузился в свою работу во Внутреннем Темпле, а госпожа Фаркуар превратилась в комок нервов.

– Вряд ли эти господа ожидают, что их поселят на чердаке, – сказала она. – Стоит им только взглянуть на комнаты, как они тут же сбегут.

– Глупости! – отрезала Мэри-Энн. – Шотландцы всегда думают только о своем кармане, а у нас тут дешевле, чем где бы то ни было. Если второй постоялец молод, он будет крепко спать, а ты знаешь: чем жестче постель, тем слаще сны. Но только не упоминай слова «чердак». Комнаты на третьем этаже.

Несколько заключительных штрихов: пара картинок на стене, красиво поддернутые занавески, поправленное зеркало. Осталось только встретить новых жильцов.

К сожалению, Мэри-Энн не было дома в тот самый момент, когда прибыли господин Бертон и господин Кларк. Она планировала, что они с матерью примут их в гостиной (которую раньше называли общей комнатой – но этого названия в Хэме никто не упоминал) и после непродолжительной светской беседы она проводит молодых людей на третий этаж и даст им возможность разобрать вещи. А потом они спустятся к обеду, вовсе не к ужину, который будет подан в шесть.

Судьба распорядилась иначе. Забежав в типографию на Флит-стрит к господину Дею, чтобы занять еще денег, Мэри-Энн вернулась домой позже, чем рассчитывала. Она нашла свою мать в страшном возбуждении.

– Они приехали, – сообщила та, – я не очень хорошо представляла, что мне надо делать, поэтому сразу же проводила их в комнаты. Один из них вскоре спустился и сказал, что обедать не собирается. Второй все еще наверху, он дважды вызывал меня. Один раз, чтобы сказать, что шкаф слишком мал, а второй – чтобы спросить, кто будет чистить ему ботинки. Может, я проявила слабость, но я попросила его подождать твоего возвращения, сказала, что ты все уладишь.

Щеки госпожи Фаркуар заливал яркий румянец, ее грудь часто вздымалась от постоянной беготни вверх и вниз по лестнице.

– Ты все сделала правильно, – сказала Мэри-Энн. – Я разберусь с ним. – Она положила руку на перила и помолчала. – Что они собой представляют? – наконец прошептала она.

– Я не очень хорошо разглядела того, кто ушел, – ответила госпожа Фаркуар, – а второй – высокий и темноволосый.

Сверху послышались глухие удары. Постоялец колотил в дверь. Госпожа Фаркуар забеспокоилась.

– Это значит, ему что-то понадобилось, – сказала она. – Те два раза он тоже так стучал.

Мэри-Энн стала подниматься наверх. Ее глаза гневно сверкали, она была готова к сражению. Не успела она добраться до верхней площадки, как одна из дверей чердачных комнат распахнулась и перед Мэри-Энн возник молодой человек в рубашке из тонкого полотна и с шелковым галстуком.

– А! – воскликнул он. – Вы вовремя! Я начал уже бояться, что мне придется босиком скакать по этим лестницам. У меня грязные ботинки. Не могли бы вы их почистить?

Мэри-Энн внимательно оглядела его. Ей очень хотелось дать ему пощечину, изо всей силы. Ее совершенно не волновало, что перед ней очень красивый молодой человек. В первую очередь нужно думать о деле и о том, что она в этом доме хозяйка.

– Мы можем предоставить вам эту услугу, – холодно проговорила она, – но она не входит в плату за жилье и питание. За это вам придется платить особо.

Она отдаст его ботинки Чарли, или Джорджу, или Эдди. Мальчики будут чистить их по очереди. Работать они могут позади кухни – там их никто не увидит.

– Меня не волнует, кто чистит мои ботинки, – проговорил молодой человек. – Главное, чтобы этот человек хорошо выполнял работу. Я очень привередлив.

Он чувствовал себя неуютно под ее холодным взглядом. Он ожидал, что явится простая служанка. Но то, что он увидел, заставило его на мгновение потерять дар речи.

– Прошу прощения, – сказал он, – но с кем я имею честь разговаривать? Меня зовут Джозеф Кларк. К вашим услугам.

– Я Мэри-Энн Фаркуар, – ответила она. – Я веду все дела в доме. Как я понимаю, ваш товарищ будет обедать в городе. Вы тоже пообедаете в городе?

Мгновение он колебался. Он скосил глаза на разбросанные по всей комнате вещи: на сваленные на кровати фраки, галстуки – он готовился выйти в город и зайти в какой-нибудь ресторан. Потом он перевел взгляд на Мэри-Энн.

– Нет, – ответил он. – Если вас не затруднит, я предпочел бы пообедать дома.

Глава 5

В первый же вечер Джозеф Кларк дал им всем понять, что ему не обязательно зарабатывать себе на жизнь. Его отец достаточно богат, поэтому молодой человек может позволить себе побездельничать. Но у него есть талант, а его отцу не хотелось бы, чтобы талант сына пропадал попусту. Вот поэтому он и появился у Томаса Бурнелла.

– Естественно, – беспечно разглагольствовал он, – меня ничто не связывает. Я не такой, как обычные подмастерья. Я уйду от Бурнелла когда захочу и, возможно, заведу свое дело. Я еще не решил.

Фаркуары разглядывали его с большим интересом. Мальчики, которые впервые в жизни сели к столу с вымытыми руками и уложенными на прямой пробор волосами, сидели молча, выражая безмерное уважение. Изабель же молчала потому, что испытывала благоговейный трепет перед ним. Их мать, крайне возбужденная тем, что впервые за много лет в их доме произошло такое интересное событие, пыталась вспомнить, в какой момент подавать вино и будет ли с точки зрения этикета правильно, если она подаст к столу сыр. К счастью, все ее ошибки исправляла дочь. Если кто-то из мальчиков тянул руку через стол, его встречал нахмуренный взгляд. Если кто-то из них нечаянно икал, то получал пинок под столом. Вторая порция, которую попыталась взять Изабель, была выхвачена у нее из-под носа и с улыбкой передана постояльцу.

Постоялец ничего не замечал. Он был слишком увлечен рассказом о самом себе.

– Мой отец ушел в отставку, – говорил он, – и теперь делом в Сноу-Хилле управляют мои братья. Они процветают. Мой младший брат только что поступил в Кембридж. Он собирается стать священником. А вы когда-нибудь встречались с моим дядюшкой, олдерменом Кларком? В один прекрасный день он обязательно станет лорд-мэром Лондона.

Постоялец пил вино: он гурман. Постоялец отказался от сыра: он разборчив. Да, действительно (в ответ на вопрос госпожи Фаркуар), он никогда не ест ничего жирного. У него очень нежный желудок. Нежный ребенок превратился в утонченного и изнеженного молодого человека.

Есть еще одна причина, почему он не может долго работать, – он быстро устает. Но тогда лучше жить в деревне, на свежем воздухе, не так ли? Постоялец сморщился от отвращения. В деревне он с ума сошел бы от скуки. Чем же он занимается в свободное время? Он сознался в своем пристрастии к азартным играм, но только когда за столом сидят умелые игроки и когда ставки высоки. В некоторой степени его интересуют скачки. В прошлом сезоне он уговорил своего старшего брата купить коляску. Они заключили пари, что доскачут на ней до Брайтона, и выиграли двести фунтов. Ему нравится музыка, ему нравится петь, посещать игорные заведения. Политика его не интересует, не стоит тратить время на обсуждение событий дня.

– Мы пришли в этот мир для того, чтобы развлекаться, – сообщил он, – делать то, что нам нравится. Вы согласны, мисс Фаркуар?

Мисс Фаркуар была согласна. Обед еще не закончился, а она уже успела забыть, что он просил ее почистить ему ботинки. Этот молодой человек с печальными глазами, с римским носом, с томными манерами так отличался и от прыщавого мальчика, который глазел на нее в церкви, и от долговязого юнца, который так страстно махал ей из окна дома, стоявшего напротив пансиона в Хэме.

Во Франции таким, как он, отрубают голову. Он, должно быть, сбежал с повозки для осужденных. Каждый его жест был исполнен романтики. Позже, когда обед закончился и мать, помахав им рукой, исчезла на кухне вместе с мальчиками и Изабель, они оказались вдвоем и он признался ей, что после смерти матери он был очень несчастен в доме отца.

– Мой отец никогда не понимал, что у человека может меняться настроение, – говорил он, – сейчас оно хорошее, а через мгновение можно впасть в депрессию. Единственное, что имеет вес в его глазах, – это твердое соблюдение всех установленных правил. Временами от усталости я прямо обессилевал. Он называл это бездельем. Мне нужно приятное общество, которое вдохновляло бы меня. А он считал, что я общаюсь со всякими подонками. Все дело в том, что меня никто не понимает.

Мэри-Энн внимала ему, приоткрыв рот от восхищения. В течение трех лет она слушала только болтовню девочек, и единственным мужским голосом был голос ректора из Хэма, который по воскресеньям приезжал в пансион. Давным-давно ей было интересно слушать споры приятелей ее отчима, но сегодня все было по-другому. Впервые в жизни она была наедине с красивым молодым человеком, который горел желанием излить кому-нибудь душу. Сердце возобладало над разумом.

– Когда я сегодня вечером увидел тебя на лестнице, я почувствовал, как между нами возникло взаимное влечение. А ты?

Тогда ей хотелось дать ему пощечину, но сейчас это не имело значения. Что было, то прошло. Вино, которое редко появлялось у них в доме, развязало ей язык.