Танцующий горностай

– Как наши комиксы, только много буковок и без картинок, – послушно отозвалась Александра.

– Ну вот. Короче, если там обнаруживается что-нибудь интересное, я беру черенок от швабры и гоняю наших криминалистов до тех пор, пока они это не освоят.

– Потрясающее сочетание инноваций и традиций, – оценил Ян.

– Когда понадобилось определить дату смерти пацаненка поточнее, я вспомнила статью о том, что с недавних пор открыта международная база пыльцы. А пыльца, чтобы вы знали, сохраняется не только непосредственно в носу, но и на костях. Даже у окаменевших жителей Помпеи удалось пыльцу из носа извлечь, представляете?

– Может, перейдем к тому моменту, когда ты взяла черенок от швабры? – предложила Александра.

– Я сейчас возьму его еще раз, если кое-кто не перестанет перебивать старших! Так вот, опуская подробности, которые вы все равно не усвоите, скажу: пыльца таки помогла. Мальчик умер в июле, а незадолго до смерти он бывал в месте, где много садовых цветов.

– Может, ты и место подскажешь? – без особой надежды спросил Ян.

– Может, за тебя и остальную работу выполнить? Нет, цветы там были самые обычные, ничего такого, что тебе бы адрес с кодом от подъезда подсказало. Я вам и так много дала, от этого и отталкивайтесь!

Она действительно подсказала много, тут спорить было сложно. С таким уже можно работать – как минимум определить, в какие сроки искать этого мальчика среди детей, пропавших без вести. Примерный портрет поможет сузить список кандидатов, ну а потом сведения об операции тоже пригодятся. Похоже, лечили ребенка в полноценной клинике, а не у шамана под кустом, так что все данные должны были сохраниться. Но это если он из Москвы или хотя бы из России… а если нет?

– Все это бред какой-то, – объявила Александра. – Я бы решила, что его пытались убить при первом нападении, которое было в феврале-марте. Но потом ведь изо всех сил старались спасти! За ребенком, травмированным настолько тяжело, должны были следить… И вдруг – убили! Из больницы, что ли, выкрали? И никто из врачей не поинтересовался, что с ним стало?

– Ты намеренно запутываешь все еще больше?

– Это я так психую.

– Да я уже понял. Отложи, будь любезна, истерику в пакетик до лучших времен. Посмотрим, что нам даст портрет.

Ждать пришлось даже меньше, чем предполагал Ян: портрет они получили уже этим вечером.

Изображение было рисованным, скорее всего, неточным. И все равно в памяти оно невольно наслаивалось на искаженное смертью личико мумии, и от этого становилось не по себе. Мертвый мальчик напоминал непонятного зверька. Живой смотрел на мир огромными карими глазами – два омута на бледном треугольном лице. Тонкие черты, черные волосы, печаль, которой наверняка не было – и которую предпочел дорисовать художник, он ведь тоже все знал. А может, она просто чудилась, сложно сказать.

Портрет использовали для запуска программы распознавания лиц. Ян решил не ограничиваться теми, кто официально был объявлен пропавшими без вести – исчезновение мальчика вполне могли скрыть, Александра не зря об этом спросила. Программе предстояло искать похожих детей в социальных сетях, это показалось самым надежным.

И это же отняло куда больше времени, чем сканирование ограниченной базы данных. Результат был готов лишь к следующему утру – но определенно того стоил. Потому что помимо детей с жизнерадостных снимков, переполнявших социальные сети, программа обнаружила очень похожего мальчика и среди криминальных новостей.

Глава 3

Александра так никому ничего и не сказала – ни Пашке с Ниной, ни Андрею, ни даже Яну. Хотя должна была. Каждый из них имел право знать, и она это понимала, а поднять тему, которой никто не ожидал, все не решалась. Это оказалось куда сложнее, чем преследовать преступников в безлюдных лесах.

Одной из причин стало то, что она знала реакцию родных заранее. Стоило ей только заговорить о возвращении в Австралию, и они лишь засмеялись бы. Им показалось бы, что это шутка, что после всего случившегося невозможно рассматривать такой вариант всерьез. И под звуки их смеха Александра потеряла бы последнее желание объяснять, почему ей все-таки нужно вернуться.

Там, далеко за океаном, был ее дом – заново построенный на руинах прошлой жизни. Там ее ожидала блестящая карьера, о которой здесь не приходилось даже мечтать. Пока ей позволяли играть в стажерку, но, если бы она решила полноценно перевестись, никто бы ей не разрешил. В лучшем случае заставили бы проходить дополнительное обучение, в худшем – просто отказали бы. И с Гайей точно работать не позволили бы. Получается, все труды Эрика, обучавшего ее, оказались бы напрасными? Он ведь так гордился ею, она ему так много обещала… Александре казалось, что, отказываясь от работы в Австралии, она его подводит. Она уже отца подвела… Сколько можно разочаровывать мертвецов?

В то же время она понимала, каким грандиозным прощанием все это обернется, с кем-то – навсегда… Ян скажет, что будет приезжать, и он действительно будет, но не чаще раза в год. А старшие брат и сестра и того реже, племянники продолжат расти и каждый раз станут встречать ее новыми, дети так быстро меняются… О том, что произойдет между ней и Андреем, Александра и думать не хотела.

Поэтому она молчала, давала себе передышку перед неизбежным, надеялась, что правильные слова найдутся сами собой. Единственным, кто знал всю правду, был Гайя – и потому что подслушал телефонный разговор, и потому что за годы их знакомства показал себя великолепным хранителем секретов.

– Но ты ведь меня поддерживаешь? – задумчиво спросила Александра. – Я имею в виду, ты точно хочешь вернуться, там тебе однозначно лучше, чем здесь…

Гайя посмотрел на нее грустными собачьими глазами и выплюнул на пол непонятно откуда взявшийся пожеванный каштан. С учетом того, что пес последний раз был на прогулке вчера вечером, ситуация становилась особенно странной.

– Ты сколько таскал его за щекой? – присвистнула Александра. – Так, нет, я не хочу знать… И каштан – это не аргумент! Давай скажем всем, что ты захотел вернуться, а я просто решила подыграть, потому что я твой единственный опекун?

Динго привычно отмалчивался, зато из ванной выглянул Андрей.

– Ты что-то сказала?..

– Гайя ведет себя как белка.

– Ну… Он рыжий и пушистый, а у нас в квартире свобода самоопределения. Если он захочет использовать антресоли как дупло, мне все равно.

Александра невольно улыбнулась. Ей так хотелось все рассказать… А слова будто застряли где-то в груди мелкими осколками и никак не желали покидать ее.

Ну а потом позвонил Ян, и можно было снова сосредоточиться на деле – оно было достаточно важным для этого.

– У нас тут попадание не то что в десятку – в двадцатку и тридцатку. Скопом, – объявил брат.

Александра, разглядывавшая изображения на мониторе компьютера, напряженно кивнула. Сходство между рисунком и фотографией мальчика действительно оказалось поразительным. Хотя дело было не только в сходстве, в этой истории совпадало так много, что пройти мимо было нельзя.

Программа распознавания лиц подбросила им новости почти двухгодичной давности, рассказывавшие жуткую и необъяснимо странную историю.

Мальчика, похожего на портрет, звали Тимур Максаков. Он был сыном Максима Максакова – влиятельного и богатого бизнесмена, занимавшегося преимущественно торговлей машинами и грузоперевозками. Ребенок был поздний, долгожданный и бесконечно любимый, тут и гадать не приходилось: его отец постоянно говорил об этом в немногочисленных интервью. Многие называли Тимура единственным наследником семейного бизнеса: у Максакова была еще и старшая дочь от первого брака, но девушка родилась с синдромом Дауна, и никто не ожидал, что она станет управлять компанией.

Поэтому за юным бизнес-принцем внимательно следили, в шесть лет он пошел в элитную закрытую гимназию… а в девять едва не погиб.

Никто до сих пор не знал, что произошло в тот день. Тимур, обычно тихий, дисциплинированный и послушный, прогулял последний урок. Он покинул охраняемую территорию вместе с детьми из другого класса, у парковки не задержался – прекрасно знал, что его никто не встречает, за ним должны были приехать на час позже. Тимур никогда не возвращался домой сам, не было ни одного дня, когда его не встречал личный водитель. Мальчик, вероятнее всего, даже не сумел бы вернуться на общественном транспорте.

Он и не пытался, его путь лежал не домой. Тимур уверенно направился ко дворам, в которых он никогда не был. Местные камеры наблюдения, изредка ловившие одинокую фигурку, показывали, что он двигался один, испуганным не выглядел, не оглядывался по сторонам и не спрашивал дорогу. Ни у кого не возникло бы сомнений: мальчик знает, куда ему нужно попасть. Хотя потом никто в его семье так и не смог объяснить, что его там привлекло.

Тимура видели многие, но вполне обоснованно приняли за школьника, возвращающегося домой. Он без проблем миновал сложную паутину дворов и оказался на пустыре – когда-то там стоял небольшой магазин, потом его снесли, собираясь строить то ли новый супермаркет, то ли очередную жилую многоэтажку. Истинную цель никто так и не узнал, потому что дело почти сразу застопорилось, территорию даже не успели оградить забором после того, как вывезли строительный мусор.

Там, на этом пустыре, где машин никогда не было, Тимура и сбил автомобиль. На этой территории камер наблюдения не оказалось, люди туда тоже заходили редко – не днем так точно. Поэтому никто не видел, что именно произошло. Мальчика обнаружил мужчина, гулявший с собакой. Тимур был покрыт грязью и кровью, очевидно искалечен, и прохожему сначала показалось, что ребенок мертв. Но нет, остатки жизни в маленьком теле еще теплились, мальчика увезли в реанимацию.

Позже следствие установило, что ребенка сбили нагло и цинично, скорее всего – намеренно. Тимур стоял посреди пустыря, днем его можно было увидеть издалека. Но кто-то все равно его сбил: грязь и остатки снега сохранили следы единственного легкового автомобиля.

Первый удар был несильным, он лишь свалил Тимура с ног. Возможно, оглушил… Александра надеялась, что оглушил. Потому что дальше автомобиль попросту переехал лежащего ребенка. Водитель продолжил движение, Тимур остался лежать на пустыре, истекая кровью – и все равно он был жив.

Врачи боролись за него много дней и каким-то чудом сумели спасти. Угроза смерти миновала, но уже было ясно, что прежним он не станет. Никто не брался сказать, когда Тимур очнется, что он будет помнить, сумеет ли двигаться – хотя бы чуть-чуть. Операции продолжались, однако прогнозы врачей становились все более осторожными.

Мальчик оставался единственным, кто мог четко объяснить, что он делал на том пустыре. Но он не приходил в себя, а у всех остальных не было вариантов. Над загадкой бились и следователи, и частные детективы, нанятые отцом ребенка, однако все оказалось напрасным. Тимур всегда был одиноким и замкнутым, он никому из школьных приятелей не доверил свои планы. Откуда он мог знать, что это приведет к таким чудовищным последствиям?

Основной версией следствия оставалась месть или преступная конкуренция. Такого маленького ребенка на пустыре можно было покалечить разными способами, однако преступник предпочел автомобиль – и бизнес Максима Максакова был связан с автомобилями. Поэтому полиция тщательно проверяла всех, у кого были даже незначительные конфликты с отцом мальчика, однако полноценных подозреваемых в этом деле так и не появилось.

Когда с Тимуром произошло несчастье, об этом говорили много и по-разному. В основном, естественно, с сочувствием. Однако проскальзывали в Интернете и публикации, в которых сквозило злорадство из-за участи, постигшей богатую семью. Такие зацепки следователи тоже не оставляли без внимания, но и там оказались в тупике.

Максим Максаков, придавленный горем, поначалу не обращал на эту информационную суету внимания, ему было не до того. Но когда он пришел в себя, публикации о его сыне резко прекратились везде – он сумел придушить даже обсуждение в социальных сетях, не говоря уже о более-менее серьезных СМИ. Последней новостью на эту тему стала короткая заметка о том, что Тимура вывезли на лечение в Швейцарию.

– Его покалечили в марте, – указала Александра. – Это сходится с тем, что сказала Наташа Соренко.

– Ага, только больше ничего не сходится, – мрачно заметил Ян.

В новостях не было никакой информации о смерти ребенка. Наоборот, последние сообщения подтверждали, что он будет жить, пусть и не слишком хорошо. После этого Тимур Максаков полностью исчез из информационного пространства.

Однако даже если бы он умер… С его телом не могли поступить вот так! Зачем родителям избавляться от трупа? Они пытались спасти Тимура, и, если бы тот, кто напал на него, все-таки вернулся и задушил ребенка, они наверняка организовали бы полноценное расследование. Так что Тимур подходил на роль мертвеца, обнаруженного в золотом ангеле, и вместе с тем это никак не мог быть он.

Дело усложнялось еще и тем, что семья Максаковых жила в Подмосковье, найти официальные данные оказалось сложно. Яну удалось добыть лишь отчет о травмах, полученных Тимуром в марте – и эти травмы во многом совпадали с повреждениями, которые Соренко обнаружила у мумии.

– Или я схожу с ума, или весь мир. – Ян раздраженно отбросил очередную распечатку, устало потер глаза рукой. – Это же он! Но он вроде как не умирал… И уж точно его не засунули бы в садового пупса!

– Слушай, зачем мы вообще гадаем? – спросила Александра. – Тут часа полтора пути от силы. Поехали поговорим с ними!

– На каком основании?

– Да просто расспросим, что с Тимуром случилось!

– Александра, ты и сама знаешь, что так дела не делаются.

– Даже если это самый простой способ сделать дела, – проворчала Александра. – Ну а то, что программа распознавания лиц навела нас на Тимура, разве не основание?

– Если я сейчас сделаю твое фото и загружу в эту программу, она выдаст мне человек пятнадцать, которые могут быть тобой. И не факт, что это будут только женщины. У нее заявленная точность, по-моему, семьдесят процентов, если не ниже.

– Хорошо, но, может, Максаковым самим будет интересно это все узнать?

– С чего бы? Почти два года прошло, их сын не числится даже пропавшим без вести, а уж тем более убитым. Это не те люди, к которым можно просто завалиться с такими расспросами.

– Тебе нельзя, товарищ полицейский, – усмехнулась Александра. – А мне можно.

– С чего это?

– Поеду туда как частное лицо. Не допрашивать, просто погуляю по улице, Гайе позволю побегать. Ну а если пересекусь с кем-то из Максаковых – почему бы не заговорить?

– Сомнительная идея, – оценил Ян.

– У тебя есть лучше?

– Нет. Поэтому я тебя не останавливаю.

Из памяти с комариной назойливостью рвалась мысль о том, что в Австралии ей не пришлось бы сталкиваться с такими проблемами. Если так нужно для расследования, она поехала бы и поговорила – не вопрос!

Александра прекрасно понимала, что она идеализирует Австралию. Скорее всего, ей бы и там не позволили просто так беспокоить семью, пережившую трагедию. А если бы она попыталась сделать это самовольно, на нее могли и в суд подать. Но Александра сейчас была в таком настроении, когда прекрасное далёко виделось совсем уж безупречным.

Брат все-таки дал ей нужный адрес, и это было важнее всего. Александра оставила Яна в участке, но сама поехала не к Максаковым – не сразу. Сначала она направилась домой, чтобы захватить с собой Гайю, а заодно собрать хотя бы минимальную информацию о людях, с которыми ей предстояло говорить.

Максиму Максакову в этом году исполнилось пятьдесят четыре – Тимур и правда стал для него поздним ребенком. А выглядел уважаемый бизнесмен даже старше своих лет. Интервью он давал редко и строго контролировал информацию, которая появлялась о нем в общественном доступе, поэтому никаких сведений о его здоровье там не было. Однако Александра не сомневалась, что он болен, причем серьезно, хотя и не бралась сказать, чем именно.

Мать Тимура была значительно младше своего мужа. С постановочных фотографий в деловых журналах на Александру смотрела удивительная красавица, будто шагнувшая из другого мира и времени. Вера Максакова куда гармоничней смотрелась бы не в деловых костюмах, а в платьях Викторианской эпохи. Аристократичной бледностью и тонкими чертами она уже отличалась, а если собрать длинные темные волосы в строгую прическу, однозначно придворная дама получится. Сын был на нее похож – особенно огромными печальными глазами.

О старшей дочери Максакова иногда писали, но на семейных фотографиях ее почти не было. Александре удалось обнаружить лишь снимок пятнадцатилетней давности, на котором Таня Максакова была совсем маленькой и позировала с тогда еще живой матерью, первой женой Максима. Ее судьбу Александра тоже не выяснила, но решила заняться этим позже. Снимок лишь показал ей, что светловолосая Таня обладала теми специфическими чертами, которые быстро выдают синдром Дауна.

До трагедии Максим допускал интервью и официальные фотосессии, пусть и редко. После того, что случилось с Тимуром, это прекратилось – и не возобновилось до сих пор, хотя прошло полтора года, даже больше. Александре было любопытно, почему.

По дороге к поселку она размышляла о случившемся и все больше укреплялась во мнении, что в статуе нашли именно Тимура. Его все-таки убили… Может, похитили? Выкрали из больницы, избавились от него, но не отдали даже тело, чтобы поиздеваться над родителями? Вот только почему тогда Максаков ничего не сообщил полиции? Или сообщил – но велел засекретить дело так, что даже Ян не смог добиться официальных сведений? Да ну, голливудщина какая-то… А с другой стороны, как еще это объяснить? Не может быть, чтобы в золотом ангеле оказался точно такой же мальчик с точно такими же травмами – но не Тимур Максаков.

В поселок Александра въехала уже с уверенностью, что ей предстоит беседовать с родителями мертвого ребенка. Она еще не знала, как начнет разговор, но в этом точно не сомневалась.

Поселок, в котором жила семья Максаковых, оказался открытым – без внешнего шлагбаума и какой-либо охраны на въезде. Здесь каждый отвечал за свою безопасность, и просторные особняки настороженно выглядывали из-за глухих двухметровых заборов. Впрочем, ощущения того, что тут всех боятся и всем не рады, не было. Даже с внешней стороны заборов улочки оставались чистыми, ухоженными, на газонах стояли садовые скульптуры, которые никто не собирался красть. Александра поймала себя на том, что ей неприятно видеть всех этих отлитых из бетона гномиков и зверюшек – хотя они были слишком маленькими, чтобы таить в себе зловещие секреты.

Она оставила машину у обочины, на всякий случай взяла Гайю на поводок и теперь вместе с ним неспешно прогуливалась по улице. Она не спешила к дому Максаковых, она ждала вдохновения, подсказки от мироздания, удачи… Максима, скорее всего, нет, он на работе. А вот Вера может быть дома – или, как вариант, хозяев дома нет, есть какая-нибудь прислуга, это даже лучше…

Повернув за угол, Александра увидела дом Максаковых. Коттедж был просторным, но не больше и не дороже остальных, он в поселке не выделялся. Забор возле него был высоким, однако не глухим – изящная кованная ограда, через которую хорошо просматривался участок. Александра даже издалека сумела разглядеть небольшой декоративный прудик, над которым склонилась старая ива, и россыпь поздних осенних цветов, которые среди пожухшей травы напоминали разноцветные звезды.

Александре невольно вспомнились слова Соренко о том, что незадолго до смерти мальчик бывал там, где много цветов. Этот сад вполне подходил…

От размышлений о цветах Александру отвлекло движение на участке. Похоже, удача все-таки решила улыбнуться ей: во двор вышла Вера Максакова собственной персоной. В реальности женщина уже не казалась такой безупречной аристократичной красавицей, как на фото. Ее бледность граничила с болезненно серым оттенком кожи, под глазами залегли зловещие тени, волосы, собранные в небрежный пучок, смотрелись тусклыми и редкими. Спортивный костюм из плотной ткани вроде как должен был полнить, а вместо этого он делал тонкую фигуру Веры особенно хрупкой. Казалось: женщине нужно двигаться очень осторожно, потому что, если она упадет, она точно разлетится на сотни хрустальных осколков…

Это удивляло, но по-настоящему не тревожило. В конце концов, кто из нас действительно похож на торжественную фотографию, сделанную профессиональным фотографом? Вера сейчас была не накрашена, она ни к чему не готовилась, просто вышла из дома и все. Так что не следовало искать в ее внешности намеков на затаенное горе, Александре важнее было найти повод для разговора.

Но прежде, чем придумался хотя бы один достойный вариант, у Веры появилась компания – и Александре стало уже не до бесед по сценарию.

Из дома выбежал ребенок – и это, вне всяких сомнений, был Тимур Максаков, просто чуть старше, но так и положено, ему уже исполнилось десять. То же тонкое треугольное лицо, те же темные волосы, падавшие на глаза. Исчезла разве что необъяснимая, совсем не детская печаль: мальчик вылетел из дома с радостными воплями, явно обрадованный прогулкой. Вопреки прогнозам врачей, двигался он вполне уверенно, хотя заметно прихрамывал. Но по сравнению с тем, что ему пророчили жизнь в инвалидной коляске, эта хромота казалась такой мелочью!

Мальчик обрадовался еще больше, когда увидел Гайю. Прежде, чем Александра и его мать успели сообразить, что происходит, Тимур вырвался с участка и устремился к динго. Гайя, который был далеко не обожающим детей лабрадором, а диким псом, пусть и хорошо обученным, послушно замер на месте, с немым упреком косясь на хозяйку. Одного движения челюстей хватило бы, чтобы Тимур остался без руки. Но сам Тимур, без сомнений бросившийся гладить пса, об этом даже не догадывался.

– Мама, смотри какой! – завопил он, хотя мать услышала бы его и при куда меньшей громкости. Гайя раздраженно прижал уши к голове. – Я же говорил, нам нужна собака! А как его зовут?

– Гайя, – подсказала Александра, напряженно разглядывая мальчика.

Это и правда был Тимур… Но как такое возможно? Неужели Ян был прав и программа распознавания лиц ошиблась? Так ведь были еще травмы, совпадающие сроки… Александре казалось, что она попала в параллельную реальность, где есть свой Тимур, существование которого не противоречит тому, что еще один Тимур Максаков был убит и спрятан в садовой скульптуре.

Вера, сначала растерявшаяся даже больше, чем Александра, поспешила выйти на улицу.

– Тимур, хватит! – строго велела она.

– Но он же такой пушистый! Его зовут Гайя! Мам, давай заведем такого же!

Глядя на фотографии Тимура, с его черными озерами глаз, с его недетской серьезностью, невозможно было догадаться, что на самом деле он такой – эмоциональный и шумный, как и положено здоровому десятилетнему мальчику. Хотя, возможно, он и не был таким, это прикосновение смерти заставило его по-настоящему полюбить жизнь. Обычно подобное свойственно взрослым, так ведь далеко не каждый ребенок сталкивается с настолько чудовищными травмами!

– Отойди от собаки, – ледяным тоном приказала Вера.

Вот теперь Тимур послушался. Он бросил на Гайю разочарованный взгляд, но все же отошел. Гайя поспешил спрятаться за хозяйку.

– Ну почему мы не можем завести такого? – проворчал мальчик.

– Потому что за такой большой собакой тяжело ухаживать, а Егор Павлович пока запрещает тебе серьезные нагрузки.

– Да что там этот Милютин знает!

– Тимур! – Вера заметно повысила голос. – Как тебе можно доверить собаку, если ты даже не научился уважать своего врача?

– Это вообще другое!

Тут Александра была на стороне мальчика: одно и правда с другим не вязалось. Но она пока не вмешивалась, продолжая наблюдать. Если бы она не знала, что Вера – мать Тимура, она бы решила, что это нянька или репетитор. За все время разговора женщина ни разу не коснулась сына, даже за руку не взяла, обнимать его она не собиралась. И судя по поведению Тимура, он к такому привык.

– Марш делать уроки, и когда я увижу, что у тебя снова нормальная успеваемость, мы вернемся к разговору о собаке.

– Правда? – оживился Тимур.

– Ты запомнил только ту часть, где про собаку, и пропустил мимо ушей упоминание уроков, да?

– Ничего я не пропустил! В конце четверти увидишь, вместе собаку выбирать будем! Хочу вот такую!

Словно стараясь подчеркнуть силу своих желаний, Тимур быстро потрепал Гайю по ушам. Но увидев, что мать хмурится сильнее, мальчик рванул обратно к дому. Вера не торопилась следовать за ним, она повернулась к Александре.

– Извините, неловко получилось. Он у нас… гиперактивный.

– Ничего страшного, мы с Гайей к такому привыкли, здоровая детская реакция.

– Пес у вас действительно интересный… А что это за порода? Сиба-ину какой-нибудь?