Старший лейтенант Васильев и черная роза

Ир Лояр

Старший лейтенант Васильев и черная роза

За окном бушевала гроза; лил дождь, ветер трепал ветки деревьев, обрывал листву, с корнем выдергивал мальвы из цветников, подбрасывая и играя ими, кидал в водовороты огромных луж. Крупные капли долбились в окно второго этажа так, что старые рамы иногда вздрагивали, позвякивая стеклом. Свет от вспышек молний вспыхивая, окрашивал плотные шторы в темно-бордовый цвет и слабо озарял на мгновение убогую обстановку комнаты. Плотные шторы закрывали небольшую площадь от уличного беспредела, готового ворваться во внутрь и нарушить таинственную атмосферу, которая незримо опутывала все вещи и всех тех, кто находился здесь.

На старом поцарапанном комоде стояли статуэтки четырехрукого танцующего бога из позеленевшей от времени бронзы, мраморные статуэтки водоносов и небольшие вазочки с отбитыми краями. В серванте вместо посуды стояли морские раковины разных размеров, лежали фрески и глиняные обломки с изображением каких-то символов. На верху плательного шкафа в съежившихся от старости чемоданах находились отчеты археологических раскопок, фотографии и письма. На стенах в большой рамке висели уже выцветшие снимки группы людей около подножья гор, пещер, каменных огромных глыб.

Таинственность также исходила от двух женщин, сидевших напротив друг друга. Глядя на них казалось, что в комнате находятся две мумии, которых уже давно покинула жизнь.

Одной было уже за девяносто, и она дремала в инвалидном кресле, склонив голову на грудь, другая немного помоложе сидела неподвижно, закрыв глаза. Ее руки лежали на коленях – морщинистые, костлявые, со вздутыми венками.

Аккуратно уложенные волосы пепельного цвета придерживала серебряная заколка в виде ветки розы. Камни у заколки давно выпали и потерялись, кроме одного – черного в форме опавшего лепестка. Веки у женщины иногда вздрагивали, и на переносице появлялась каждый раз морщинка.

В комнате царил мрак. Свет тусклой лампы из коридора почти не доставал до пола и слабо освещал стену с большими часами. Иногда женщина выходила из оцепенения и бросала взгляд на витые позолоченные стрелки. Тонкий завиток, отчитывающий секунды, медленно полз по кругу. Пробило два часа ночи. Вздрогнув от громких звуков, раскатившихся эхом по тихой комнате, старуха заерзала в инвалидном кресле.

– Я пойду открою дверь, – вздохнув, сказала сама себе женщина.

Повернув вертушку замка, она не спеша пошла на кухню. На ее морщинистом худом лице на долю секунды появились грустная улыбка. Она остановилась перед зашторенным окном. Пальцы вцепились в рваный край шелковой занавески.

Гроза уходила из города. Глухие раскаты грома раздавались все реже, а молнии сверкали вдали редкими вспышками.

На бледно-восковом лице снова появилось равнодушие и даже пренебрежение. Ее совсем не волновала непогода, разыгравшаяся к ночи. Казалось, что ее вообще ничего не волновало. Она взяла с полочки спички и, помедлив, чиркнула по коробку.

В темной кухне появился желтый маленький огонек, который соприкоснувшись с газовой горелкой превратился в голубое пламя. В тишине звякнула железная крышка белого чайника, полилась вода из крана.

Женщина, поставив его на плиту, оперлась спиной о холодильник. Сложив руки на животе, она снова как будто впала в оцепенение, из которого она не потрудилась выйти даже тогда, когда открылась дверь, и в квартиру зашел пожилой человек небольшого роста в старой фетровой шляпе и старых лайковых туфлях.

Не разуваясь, он сгорбившись прошел в комнату, оставляя на полу мокрые следы. Оглядевшись, мужчина наклонился над инвалидным креслом. Оценив состояние женщины, он утвердительно закивал. Неожиданно его руки непроизвольно затряслись. Сунув в карманы мокрого плаща, он выпрямился. Кашлянув и кивнув фотографиям, он сел на диван.

На кухне засвистел чайник.

– Чай с лимоном или с молоком? – спросила женщина из кухни.

Не дожидаясь ответа, она вынесла поднос с двумя одинаковыми чашками, блюдцем с лимонами и фарфоровым молочником. Мужчина молча взял чашку и кинул три кружочка лимона. Втянув со свистом в себя запах чая, он крякнул от удовольствия.

– Я долго тебя не мог найти, – сказал он, подымая глаза на женщину.

–Я не просила меня искать, – жестко ответила она.

– Нужна ты мне, голубушка, нужна, – растягивая слова, ответил он. – Ты здесь неплохо спряталась… сиделка значит ты теперь.

Взяв с подноса кружку, она отошла к окну и, слегка приоткрыв штору, осмотрела двор. Поставив чашку на этажерку с цветами, она выпрямилась и, вытянув шею, гордо ответила:

– Уже десять лет… только не говори мне что не знал.

Интуитивно почувствовав на его лице гримасу, она усмехнулась.

– Я не ругаться пришел. Мне нужно с тобой поговорить. Мария, ты что-нибудь слышала о возобновлении проекта?

Женщина резко обернулась, задев локтем фарфоровую чашку. Та со звоном упала на пол, разбившись на множество осколков. В темноте не было видно, как капли чая разлетелись по стене, обдав ноги женщины кипятком. Она зажмурилась от боли. Мужчина отстранился от неведомой нахлынувшей на него силы. Он вытянул руку, как будто стараясь отстранить от надвигающейся волны.

– Ты подозреваешь меня? Ты считаешь, что я продала наше с тобой прошлое, – захлебываясь, быстро заговорила она.

– Мария, успокойся. Да ты… ты всегда была эмоциональной… Хоть я и стар, но все же продолжаю чувствовать и ощущать. Меня пожалей, – взмолился он, поднимая руки вверх. – Я не думаю, что возобновление проекта связано с тобой. Я пришел по другому поводу.

Он замолчал. Шумно втягивая чай из чашки, мужчина всматривался в темноту, туда где стояла его сестра-близнец. Он думал, что им предстоит в ближайшее время тяжелая работа, которая даже может стать для него последней.

– Оранжереей занималась в последнее время ты, и ты же пристраивала цветы, – после паузы начал он тихо. – Меня отстранили от работы из-за инсульта… потом восстановление… долгое восстановление… тебе еще помогал Данил… да… – он замолчал. На несколько минут воцарилась тишина, – …хороший был человек. Ты ведь еще помнишь его? Помнишь, что с нами произошло? Деменция еще не прогрессирует? Меня так и не восстановили в проекте, а ты принимала участие до последнего.

Он поднял глаза к фотографиям на стене и, вздохнув, снова замолчал.

Ее костлявые пальцы скрестились в замок и легли на грудь, как будто старясь защитить сердце от удара из вне. Глубоко дыша она, держась за стену, ушла на кухню.

Из тубы на ладонь вылетело две желтые таблетки, которые она отправила в рот. Включив холодную воду, долго мусолила полотенце и, отжав лишнюю воду, обтерла себе лицо. Приложив тряпку ко лбу, женщина постаралась взять себя в руки. Сердце бешено колотилось, в ушах звучало: «Данил… Данил… Данил…» Встряхнув тубу с лекарством, она поймала пальцами еще два драже.

Воздух казался тяжелым и влажным. Трудно было дышать. Выверяя каждый шаг, она медленно вернулась в комнату. Потряхивая скрючившуюся в инвалидном кресле фигуру, Мария заставила ее проснуться. Наклонившись над самым ухом, она громко крикнула, что пришло время принимать лекарство.

– Стараешься приглушить свою чувствительность? – поинтересовался мужчина, глядя как она, поддерживая за руку старуху, нежно поглаживает ее по голове.

– Что ты хочешь? Федор, что было в прошлом – осталось в прошлом. Пришлось приложить много усилий, чтобы забыть, кто я, и чем мы занимались в оранжерее.

Мужчина нахмурился. Морщины собрались над переносицей. Капли с мокрых волос стекали по щекам. Достав платок, он вытер только одну сторону лица.

– Если бы хотела забыть, не ухаживала тогда за Чудовой. Насколько помню, это ведь она взорвала тогда пещеру, уничтожив все следы, – он почесал лоб и кашлянул. – Мария, вот адрес, – он положил на диван листок, – завтра я буду ждать тебя. Знаешь, – он помедлил, – так хочется тебя назвать сестрой, – но после предательства… понимаешь столько прошло времени, а твой поступок, твои слова… – он выпрямился, – …жду тебя завтра.

– Нет, – прозвучало твердо и сухо.

Мужчина, закрыв глаза, какое-то время кивал головой, подобно игрушечной собачке на панели автомобиля.

– Я тоже не в восторге от предложения… долго думал, – он снова затряс головой и отрывисто засмеялся, – они не торопили. Я не знал этих людей, но поговорив, понял, что они смогут заново воскресить проект. Тогда, не раздумывая, согласился и даже пообещал свою жизнь…

– Приемы и методы у них остались прежние, – Мария откатила коляску от окна, – ты согласился потому, что проект «Оранжерея» означало – быть подобие богу. Хотя ты понимал, что богом в нашей команде был Данил. А вот сейчас его нет, и ты можешь доделать работу. И никто не помешает… даже я. Хочешь отдать остатки жизни ради кошмарной идеи – «вырастить прошлое»? – она подкатила коляску к кухне, а потом передумав, оставила у дивана. – У тебя хватает совести обвинять? Если бы тогда не я, ты бы сдох с пробирками в руках и сейчас не стоял передо мной.

– Они нашли и попросили… ты сама знаешь я не мог отказать… у нас не получилось… времена сейчас другие… у них получится. Ты ведь помнишь нашу мечту? – отрывисто, задыхаясь на каждом слове, зачастил он.

– Мы сами толком не понимали, чего хотели. Просто верили Даниле. Он единственный в нашей команде имел представление, как должен выглядеть человек будущего. Я до сих пор не понимаю, каким способом он получал информацию. Как можно, закрыв глаза, узнать… и ведь у нас получалось. Мы работали только на одном энтузиазме. Он знал, а мы доверяли и работали.

Она замолчала. Громкий храп доктора исторических наук Чудовой заглушал дыхание с хрипами и свистом мужчины. Мария ждала. «Сейчас он должен или уйти, или угрозами заставить помочь ему», – подумала она.

– Дверь была открыта, значит, ты ждала меня. Твои способности еще при тебе. Так? Ты ведь понимаешь меня? Мы должны довести дело до конца. Ведь были результаты. Данил работал, мы помогали ему. Я верил тогда и верю сейчас – прошлое должно пробудиться. Тот, у кого получится заглянуть в прошлое, воспользуется знаниями и силой во благо своей нации… – он поперхнулся слюной и по-старчески закашлялся.

Мария принесла стакан воды и графинчик с настойкой. Откупорив горлышко, поводила перед носом мужчины.

– На горных травках и корешках. По старому рецепту Васильевны, – она кивнула на сгорбившуюся фигуры рядом с диваном. – Может не все так страшно? – присаживаясь рядом с ним, спросила она, наливая в чашку из-под чая немного настойки.

Он пожал плечами.

– Трудно говорить о том, чего не знаешь. Я после того как перенес инсульт, плохо чувствую. Ощущения какие-то размытые, а иногда слабые и непонятные. Я потерял дар, полученный тогда на поляне.

Женщина провела по мокрому плечу.

– Они тебя привезли? Кто еще знает, что я здесь?

Он отрицательно покачал головой.

– Я приехал на такси. Немного постоял под карнизом подъезда, чтобы проверить не следят ли за мной, а потом поднялся к тебе.

Брат и сестра сидели, взявшись за руки, вслушиваясь в глухое похрапывание Васильевны. Он думал, как можно начать разговор, к которому готовился целую неделю. Он понимал, что она вправе скрыть свою тайну. Он также понимал, что Мария, как жена Данилы, знала больше, чем кто-либо в лаборатории. Данил умер, и наверняка муж оставил ей тетради и тот черный пакет, который поклялись скрывать от всех. «Подпустит ли Мария к тайне Данилы?» – подумал он, крепко сжимая ее руку.

Она сидела рядом и вздрагивала всем телом, теребя пальцами бахрому пледа. Ее взгляд был направлен на желтого цыпленка, стоящего в шкафу за стеклянной дверцей. Ее передернуло от того, что мужчина вопросительно посмотрел на ее заколку. Женщина отстранилась и жестом показала, чтобы он снял мокрый плащ.

– Я, наверное, пойду, – вставая с дивана, сказал он.

Мужчина вытащил из кармана флешку и положил на диван рядом с листком.

– Здесь копия всех отчетов и сканов, которые мне удалось разыскать в архиве, спрятанном в заброшенном колодце, недалеко от станции. В конце каждой колонки есть итоговые расчеты. Я применил формулы Данилы и пришел к выводу, что из всей «оранжереи» только три «цветка» могли стать арктогеями. Когда меня отстранили от проекта, ты радовалась и позволила себе высказаться о моей никчемности, посоветовав уехать, вместо того чтобы позволить мне… мы с Данилой тогда… – он налил настойки и, вдохнув аромат, втянул, причмокивая, густую жидкость. – Мне помогли найти одного из них, след второго пропал, и я подозреваю, что именно ты знаешь, где можно найти «северный цветок». Ну, а третий, – мужчина, взяв ее руку, крепко сжал запястье. Его костлявые пальцы больно впились в кожу. Она поморщилась и попыталась освободиться, легонько пихнув в грудь. Мужчина устоял. – Где искать третий «цветок» мне известно.

Он вспомнил вчерашнее посещение кладбища. Ухоженная могилка под наклонившейся черемухой и черная мраморная плита с большим черно-белым фотопортретом молодого парня.

– У него могла остаться семья. Я знаю, у тебя есть возможности узнать, где они живут.

– Нет! – снова толкнув мужчину в грудь, твердо ответила женщина.

– Тебя найдет мой человек и введет в курс. Слава Богу, что пока никто не знает о наших разработках. Хотя, – он усмехнулся, – за пределами экспериментируют, но у них пока не получается вырастить «цветок арктогеев». Тот сброд, что они привлекают к своим работам, далек от способностей Данилы, – мужчина обвел взглядом комнату. – Помогая мне, ты помогаешь свету, не забывай про это.

Съежившись и засунув руки в карманы, он еще больше сгорбился. Не прощаясь мужчина направился к выходу.

Она не двигаясь сидела, уставившись на часы.

Он, постояв перед зеркалом поправил мокрые волосы и, тихо закрыв за собой двери, тихо, одними губами, прошептал: «До встречи».

В этот момент у Марии перехватило дыхание, и слезы готовы были политься из глаз. Закрыв дверь на замок, она села на кухню, стараясь взять себя в руки. Она чувствовала его. Она чувствовала его нерешительность и желание остаться. Мария вспомнила, когда в последний раз испытывала такое сильное нервное возбуждение. «Когда мы двое – мы сила», – вспомнила слова из далекого детства.

Немного подождав, женщина встала и подошла к окну. Федор стоял у цветника. Он чего-то ждал.

Мария видела, как брат обернулся. Уставившись на клумбу с искореженными мальвами, он несколько минут что-то обдумывал.

Волна возбуждения поднялась по позвоночнику. Резко заболела голова, поток мыслей распирал голову. Она вцепилась в батарею, чтобы не упасть. Зашторив окна, она закрыла глаза и обессилив упала на колени.

– Один горит – другой гаснет. Мария, – обратилась она к себе, – ты осталась одна, – усмехнувшись, женщина прикоснулась к своей заколке, – ты уже чертовски стара, чтобы сдерживать самостоятельно свои разбушевавшиеся силы. Да. Не молода, и не так быстра, как раньше, но все же в нашем деле это было не главное. Главное ясное мышление и восприятие, а голова пока работает нормально

Успокоившись, она облегченно вздохнула. Пришло понимание того, что Данила большую часть работы в лаборатории доверял вести ей. Только она знает нюансы в воспитании «северного цветка». Никто из сотрудников не знал тонкостей программирования и моделирования нужного поведения у детей, с которыми они работали. Она единственная смогла установить границу между «можно делать» и «нужно делать». Для того чтобы мозг настроился на нужную работу, Данила всегда использовал вещь, находившуюся в черном пакете.

– Я должна знать до какого уровня Федору удалось дойти, – облизывая сухие губы, сказала она. – Я обещала мужу, что наше изобретение будет работать на благо. Много информации продали в зарубежные лаборатории, и на данный момент мы не единственными, кто растил «северные цветы» … плох тот садовник, кто не умеет понимать и разговаривать с ними… Данил умел.

Мария вспомнила, как муж преображался, когда встречался с детьми импровизированного детского сада, устроенного при у следовательской лаборатории. Женщина вытащила из сумочки телефон и, набрав номер, позвонила дочери Васильевны. Извиняясь, она договорилась о месяце отпуска.

Через пару часов, такси остановилосьна окраине города. Минут десять пришлось идти пешком мимо старых трехэтажек с большими окнами. Квартира в малоквартирном доме пустовала после смерти Данилы уже много лет. Бросив сумку на запыленную тумбу в коридоре, Мария включила в розетку холодильник и засунула в морозильник пять грелок с водой. Через час в них будет лед.

– Дорогуша, – произнесла она, как только в трубке телефона раздалось: «Я слушаю», – объявился Федор, ты должна приехать.

                        ***

Алиса ходила из стороны в сторону, иногда посматривая на развалившегося на диване парня. Ее телефон молчал. Ожидание звонка напрягало и злило. Алиса, виновато кидая взгляд на парня, продолжала мерить комнату шагами, то ускоряясь, то замедляясь, чтобы перешагнуть через вытянутые его ноги.

– Так мы едем или не едем? – многозначительно посмотрев на Алису, спросил он, подсовывая под голову вторую подушку и переводя взгляд на окно. – Сегодня выходной, город встал, кругом пробки, можем на фильм опоздать.

– Она обещала перезвонить. Я жду звонка, – тряся телефоном над головой, ответила девушка.

– Ты говоришь, что вы приехали вдвоем. С тобой все понятно, – он погладил себя по голове, – а вот она, что забыла в нашем городе? – спрятав пальцы в волосах и скрестив указательный и средний в виде рожек, спросил парень.

– Сказала, что по делам. Дим, я спросила, она уклонилась от ответа. Считаешь нужно было лезть с расспросами? – посмотрев на рожки и улыбнувшись, ответила девушка.

– Как будущая жена следователя могла бы интуитивно догадаться. Вы ведь подруги по университету, отлично знаете друг друга.

Он пошевелил рожками и скорчил гримасу.

– Сказала, что встретится с кем-то нужно… я правда не знаю… —стараясь уйти от объяснений, ответила она.

Дмитрий пытался понять причину. Алиса несомненно знала, зачем та приехала в город, но почему-то не хотела рассказывать, и он это чувствовал нутром следователя. Он чувствовал сопротивление и, судя по беспокойству, недавно произошло что-то намного серьезней, чем просто «встретились», «вместе ехали», «ничего особенного». Отмалчиваясь или отшучиваясь на каждый вопрос, Алиса поджимала губы, стараясь не дать рту открыться и выболтать секрет, который обещала не выдавать никому – даже Димке.

– Чем ты напугана? – спросил неожиданно Дмитрий. – Вчера и сегодня тебя я не радую, не радует солнце и день прекрасный и предвкушение интереснейшего фильма тоже не радует, – на распев сказал он.

Алиса остановилась и, широко раскрыв глаза, посмотрела в упор. На лице появилась глупая улыбка, которая говорила, что он попал в самую точку. Каждый вопрос, был подобием штурма на секретную информацию и ей было не по себе. Ее разрывало. Она не знала, как поступить; в это утро планы провести вместе выходной, могли нарушиться. Дмитрий недолюбливал Ингу и утренний звонок, испортил ему настроение. Алиса поняла, что планы выходного дня летят в тартарары. Она ходила из угла в угол и просчитывала в голове варианты: «Если Инга позовет к себе – это будет кранты. Отказать и остаться с Дмитрием? Рассказать то, что я знаю? Уехать одной?» Она замотала головой.

Дмитрий смотрел на экран телефона и вполглаза следил за Алисой.

– О чем думаешь? Расскажешь?

– Это чужой секрет.

Он мог заставить ее проболтаться, но ждал, когда Алиса сама сдаст оборону. Дмитрий чувствовал страх, он хорошо читался в ее глазах.

Девушке хотелось поговорить, посоветоваться, но это могло привести к неприятности и ссоре как с ним, так и с Ингой.

Она ждала звонка той, которую знала уже семь лет.

Судьба свела девушек на первом курсе университета. Они были отличными подругами, но года четыре назад отношения изменились.

Жизнь близкой подруги стала для Алисы сплошной тайной. Иногда тайна приоткрывала дверь и запускала внутрь. Это было тогда, когда у Инги появлялись серьезные проблемы. В такие моменты подругу тянуло поговорить. Разговор шел с подробностями, иногда со слезами. Алиса, обняв себя и зажмурившись, сидела рядом, стараясь представить и поверить. Но жизнь имеет множество примеров, когда невероятное становилось реальностью.

Что Алиса еще знала о своей подруге.

Ингалет в десять переехала вместе со своим дедом и старшим братом в Турцию, и жили они недалеко от Фитхии.

Тан считался старшим, хотя разница между ними была всего три часа.

До переезда семья жилав Армении.

У деда там было очень много друзей, но сам он был из Твери.

Инга не очень любила рассказывать о своем детстве. Единственное, что Алиса знала это то, что дом, который снимали, был небольшой. Жили они как все, ничем не отличались от местных.

А потом деда как будто подменили. В один день он принял решение отправить Ингу к дальней родственнице в Питер. Не утруждая себя объяснениями, он просто взял билет и молча, опять-таки не объясняя, отвез в аэропорт и посадил на самолет. «Так нужно… надо сделать так, как прошу тебя…» – повторял он каждую мину.

Родственница, у которой жила Инга – Олеся Вадимовна, была интересной женщиной. Она выглядела на много моложе своих лет, имела репутацию эрудированной особы и к тому же обожала шумные молодежные компании. Олеся Владимировна работала в основном на дому. Занимаясь дизайном интерьера или просто рисуя картины, она проводила много времени в мастерской, которой отвела целую комнату. Клиенты подолгу засиживались у нее в гостях и всегда уходили с подарками – пейзажем или натюрмортом. Инга говорила, что у этой женщины есть дар притягивать к себе хороших людей. Инга называла ее мамой, а та, как понимала Алиса, была не против.

По рассказам самой Олеси Владимировны, ей часто приходилось бывать в Турции.

Дед иногда вел себя странно – уходил надолго из дому, а бывало, что исчезал вместе с Таном.

Инга уже знала, что если приезжала Олеся Владимировна, то деда не будет больше месяца. «Мама» учила Ингу русскому языку, литературе, истории, они вместе неплохо проводили время; в выходные уезжали в город, гуляя по старой набережной или купаясь в море.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.