bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 4

– Ну хоть ты у меня остался, – пробормотала она.

Ренн все еще тосковала по луку, который для нее сделал Фин-Кединн, и теперь бережно ухаживала за новым, чтобы он не чувствовал себя брошенным и ненужным.

Она неуклюже перевернула каноэ, привалила по бокам несколько камней и забралась во временное убежище. Серый дневной свет просачивался сквозь оленью шкуру. На мелководье позвякивал лед, но больше ни звука – только зловещая тишина Дальнего Севера.

Рип с Рек не вернулись. Она полагалась на воронов – они могли предупредить об опасности. Но зачем им делать это теперь, когда она отреклась от племени?

Ренн представляла, как из-за камней появляются демоны и Тайный Народ, а на берег из воды крадучись выходят белые медведи.

Мысли о Тораке причиняли боль, поэтому она думала о Волке и Темной Шерсти, вспоминала, как они на реке учили волчат охотиться. Лосось – хорошая добыча для начинающего охотника, у рыбы нет рогов или копыт, которые могут поранить тельца волчат.

Она сняла с головы повязку Торака, вдохнула его запах – запах пота, волчьей шерсти и сока сосны. Он наверняка уже узнал, почему она ушла. Но понимает ли он, как тяжело было на это решиться? И как ей теперь больно?

Ренн представляла, как он идет по ее следу. Она видела его темные волосы и худое загорелое лицо с татуировкой племени Волка – две линии из точек на скулах, но поверх одной тонкий шрам, специально, чтобы ее скрыть. Видела зеленые крапинки в светло-серых глазах, которые появились после того, как его душа ходила в деревьях.

Сможет ли он ее простить за обман?

* * *

Ее разбудили удары крыльев и гогот лебедей. Чесался шрам на тыльной стороне кисти, а пальцы стали шершавые. Когда она выбиралась из спального мешка, под коленом хрустнул кусок древесного угля.

Солнце висело низко над янтарным Морем. В кострище тлел по краям кусок березовой коры. Кто-то углем нарисовал на нем лесные метки Торака, причем не раз и зло, с нажимом.

Ренн, вскрикнув, схватила кусок коры и забросила его в озеро. Она едва успела уничтожить заклятье – Торак бы сильно пострадал, если бы огонь сожрал хотя бы одну метку на коре.

Ренн с ужасом посмотрела на свои руки – ладони были черными от угля.

– Я не делала этого! – закричала она.

Но кто еще мог это сделать? И где на голом острове она нашла кору и древесный уголь?

Ренн побежала к Морю и яростно стерла в воде сажу с ладоней.

Ее лесы вернулись на отмель. Это было неправильно, она ведь забросила их в озеро. И все же они были здесь, и что-то попалось на крючки.

Рыдания застряли в горле. Это был тот самый усатый морж. Мертвый.

И все из-за нее. Теперь надо было разделать тушу и использовать каждую ее часть. Оскалив зубы, Ренн достала нож и вспорола серое брюхо моржа. Вскочила на ноги. Из кучи кишок выползла гадюка. Гадюка зашипела и исчезла в бурых водорослях.

Такого не может быть.

У костра спиной к Ренн сидела какая-то фигура.

Когда Ренн подошла ближе, фигура развернулась, показав прекрасное и безжалостное лицо матери.

– Ты умерла, – сказала Ренн. – Тебя убили три лета назад. Я видела, как ты умираешь.

Черные губы Сешру скривились в улыбке.

– И что с того?

Глава 5


– Кто ты? – прошептала Ренн.

– А ты не знаешь? – с издевкой спросила Сешру.

Она сидела, скрестив босые ноги, и медленно пересыпала пепел из ладони в ладонь. На ней была туника без рукавов из серебристой тюленьей шкуры и, хотя шел густой снег, ни одна снежинка не упала на черные волосы и гладкие бледные руки. На лбу у нее красовалась татуировка Гадюки – два вертикально направленные друг на друга наконечника стрел. Ее темно-синие глаза не отрываясь смотрели на Ренн.

– Интересная маскировка. С черными волосами тебе лучше, – заметила Сешру. – Вся в мать.

– Ты ненастоящая.

Ренн протянула руку, и пальцы прошли сквозь лицо матери, как сквозь дым.

– Ты уверена?

Колдунья Гадюка дунула в кострище, и в воздух поднялся фонтан янтарных искр. Одна обожгла Ренн щеку.

– Если я ненастоящая, как ты это почувствовала?

Ренн закрыла лицо руками так, чтобы отгоняющие зло татуировки в форме зигзагов на запястьях были направлены на Сешру.

– Ты умерла. Я видела, как ты умерла.

Плечи колдуньи затряслись от беззвучного смеха.

– Ты уже этого говорила!

– Я ненавидела тебя, когда ты была жива, и ненавижу до сих пор. Ты разбила сердце отца. Он не погиб бы во льдах, если бы не ушел на твои поиски…

– Твой отец был слаб.

– Ты хотела вселить в меня демона и превратить в токорота, в существо, которое будет подчиняться всем твоим командам.

– А теперь посмотри на себя, – с ухмылкой сказала мать Ренн. – В кого ты превратилась? Живешь в укрытии с мальчишкой, любителем волков! Притом что мы обе знаем: это плохой выбор. Ты хочешь жить со своим племенем. Он всегда стремится уйти из племени. Так пара не складывается. – Колдунья быстро облизнула губы острым черным языком, словно попробовала на вкус тревогу Ренн. – А теперь ты ушла от него, как я ушла от твоего отца.

– Я должна была уйти, ему угрожала опасность…

– Да, и эта угроза исходит от тебя. В тебе бурлит злоба.

– Я не злюсь на Торака.

– Неужели? А те «несчастные случаи» в Лесу? И заклинание с его метками на березовой коре?

– Ты за всем этим стоишь. Поэтому ты здесь.

Мать Ренн отвела взгляд в сторону:

– Змея может укусить даже после того, как ей отрежут голову. Но мне вот что интересно – ты ведь так и не доверилась своему мальчишке. Ты умеешь хранить секреты. Это в тебе от меня.

– Во мне нет ничего от тебя!

Снова беззвучный смех.

– Дочь, зачем себя обманывать? Можешь бежать до самого Края Мира и все равно не убежишь! Нельзя убежать от своего нутра.

– Зачем ты здесь? – холодно спросила Ренн.

– Наконец-то ты спросила! Это хорошо, так делают все колдуньи.

– Мне не нужна твоя похвала.

Колдунья Гадюка смерила Ренн взглядом:

– Ты помнишь день, когда я умерла? Я лежала со стрелой в груди, а ты стояла рядом на коленях, и лицо твое было мокрым…

– От дождя, а не от слез.

Сешру улыбнулась:

– О, я знаю. Если бы тебя не опередили, ты бы сама выпустила в меня стрелу. – Колдунья Гадюка снова начала пересыпать пепел из ладони в ладонь. – Люди были напуганы, они не осмеливались ко мне подойти. Но только не ты и твой мальчишка. Ты слышала, что я сказала, когда умирала. Это еще не конец…

– Что ты хочешь сказать? – срывающимся голосом спросила Ренн. – Ты умерла. Все Пожиратели Душ мертвы. И их токороты тоже. Тебя нет!

– Придет время, когда ты об этом пожалеешь, пожалеешь о том, что выступила против меня. Я хотя бы была человеком.

– Поэтому ты здесь? – прорычала Ренн. – Чтобы предостеречь меня?

– А ты как думаешь?

Кто эта женщина? Что это за существо?

Ренн мысленно перенеслась в день, когда наносила Метки Смерти на тело матери. Вспомнила запах сырой охры, которой рисовала круги на лбу Сешру, на груди и на пятках, чтобы удержать ее души вместе.

Неужели Метки Смерти не подействовали?

Если бы Сешру потеряла душу имени, она бы превратилась в призрака. Если бы потеряла душу племени, то обернулась бы демоном. Если бы потеряла душу мира, разорвала бы связь с деревьями, охотниками и добычей и навечно уплыла бы далеко за звезды…

– Я не Пропавшая, – сказала Сешру, словно Ренн думала вслух. – И я не демон и не призрак.

После этого она легко и плавно встала и развела руки в стороны. Пепел из кострища словно по команде поднялся над землей и закружил вокруг колдуньи, как мерцающее облако. Ее волосы превратились в гриву из извивающихся змей, а глаза пронзали насквозь.

– Ты сон, – сказала Ренн.

– Отлично! – усмехнулась Сешру. – Но ты же понимаешь, что это значит?

Пепел осыпался на землю. Сешру исчезла.

– Это значит, что я внутри тебя, – прошипела колдунья в голове Ренн. – Ты не сможешь от меня избавиться, я – часть тебя…

* * *

Проснувшись, Ренн поняла, что стоит возле потухшего костра. Облака спрятали солнце. Гладкая поверхность озера от ветра покрылась рябью.

Колдунья Гадюка исчезла, но злоба еще висела в воздухе. Ренн трясло, ладони почернели от угля. Кусок березовой коры плавал в озере, и на нем красовались метки Торака. Значит, часть того, что случилось, было правдой: видимо, она во сне нарисовала метки на коре и бросила ее в костер.

А вдруг мать права? Возможно, глубоко внутри она злится на Торака и хочет причинить ему вред?

– Нет, – сказала вслух Ренн. – Нет! Ты никогда не заставишь меня в это поверить! Я никогда не причиню вред Тораку!

Она подошла к озеру и попила, зачерпнув воду в ладони. Потом наполнила бурдюк. Ну хоть лесы остались на месте. Ренн ничего не поймала, но заметила на камнях белую куропатку и легко ее подстрелила.

Когда убиваешь, надо поблагодарить добычу и использовать всю без остатка. Это – Договор, самый старый закон: охотники должны с уважением относиться к добыче, и тогда Всемирный Дух пошлет им еще больше добычи.

Ренн поблагодарила куропатку и пожелала мира ее душе. Внутренности птицы она затолкала под камень как приношение, а печень и сердце съела сырыми. Содрала кожу с перьями, тушку и лапы пожарила. Косточки замотала в кожу с перьями и отнесла на другой берег озера. Вскоре из-за облаков спикировал орел, подхватил сверток с костями куропатки и унес прочь. Ренн посчитала, что это хороший знак.

Она выполнила Договор, это укрепило ее дух и придало уверенности, но не стерло из памяти последние слова Сешру.

«Это еще не конец».

Что означали слова колдуньи?

На берегу Ренн, презрев холод, сняла парку и штаны и мокрыми водорослями стерла с себя все следы сна, после чего забросила водоросли подальше на отмель.

Одевшись, съела куропатку.

У ее матери был дар – она умела убеждать людей в своей лжи.

Только не в этот раз. Никто не заставит Ренн свернуть с выбранного пути. Что бы ни угрожало Тораку – будь то демон или что-то еще, она найдет это и остановит. И если для этого надо отправиться на Край Мира, так тому и быть.

Ренн кое-что придумала и тут же это сделала. Она разложила на камне свои длинные волосы и решительно отрезала их ножом. Потом завязала на голове ленту-повязку Торака и посмотрела на отражение в озере. Лицо женщины, которое она увидела, вообще не было похоже на лицо матери.

В волосах хранится часть твоей души мира, поэтому нельзя позволить, чтобы они попали в плохие руки. Ренн обвязала свои вокруг камня и забросила его в Море. Там с ними ничего не случится, и вдобавок таким поступком она хоть немного загладила вину перед Матерью-Морем за свое снаряжение и каноэ из шкуры оленя.

Из воды появилась лоснящаяся серая голова и слегка тряхнула пышными усами.

Ренн улыбнулась:

– Я рада, что с тобой все в порядке. Прости, что убила тебя во сне.

Тюлень перевернулся на спину и принялся грызть красного краба, которого сжимал передними ластами.

Ренн понадеялось, что Мать-Море простила ее за каноэ.

«Татуировка» племени Морского Орла на руке успела поблекнуть. Ренн обновила ее с помощью лишайника, а потом втерла побольше пепла в «траурные метки» на щеках.

Теперь вся эта маскировка не казалась Ренн такой уж неправильной. Перья воронов все еще были пришиты к парке, а сумка для лекарственных снадобий сделана из кожи ворона – закон запрещал убивать зверей племени, но того ворона она нашла мертвым в Лесу. В сумке Ренн хранила маленький мешочек, который сшила перед тем, как уйти от Торака. В него она затолкала клочки подшерстка Волка и Темной Шерсти и по молочному зубу каждого волчонка. А на шее висел шнурок со свистком из утиной кости, который прошлым летом вырезал для нее Торак. Дунув в него, Ренн ничего не слышала, но Волк мог его услышать, и Рип с Рек – тоже.

Ренн дунула в свисток.

Сначала она ничего не услышала, только шипение ветра в траве. А потом – взмахи мощных крыльев, рассекающих воздух. Рип опустился на землю и поприветствовал Ренн низким гортанным карканьем. Рек села ей на плечо и аккуратно ущипнула за волосы. Воронов больше не сбивала с толку ее маскировка.

– Приветствую вас, мои маленькие стражи, – с поклоном сказала Ренн. – Рада, что вы понимаете, что я – это все еще я. Прошу, не улетайте снова надолго.

* * *

Туман пришел без предупреждения, он накрыл Ренн, когда она плыла на север. Иногда он был таким густым, что Ренн не видела носа каноэ.

А когда туман рассеялся, Ренн даже испугалась, обнаружив, как далеко уплыла от берега. Она попыталась развернуть каноэ, но течение не позволяло этого сделать. Вода здесь была бледно-зеленой и гладкой, совсем не такой, как неспокойная и синяя, что осталась позади, и она тащила каноэ в Море.

– Не пытайся с ним бороться! – крикнул чей-то голос. – Плыви вдоль берега, и все будет хорошо!

Ренн послушалась и спустя некоторое время увидела сквозь белую пелену охотника в длинной серой лодке.

– Еще немного, ты почти выплыла! – крикнул охотник.

Он оказался прав. Чувствуя себя глупо, Ренн прокричала в ответ слова благодарности. В племени Кита ее учили, как выплывать из отбойного течения.

– Не могу поверить, что забыла, что надо делать!

Охотник подплыл ближе, откинул капюшон и улыбнулся:

– Думаю, в Лесу отбойное течение не часто встречается.

Он был примерно одних лет с Ренн и удивительно красив: обветренное загорелое лицо, яркие голубые глаза, длинные, до плеч, светлые волосы заплетены во множество косичек. Татуировка племени – две тонкие черные полоски от уголков рта до подбородка.

Сохраняя дистанцию, что было признаком уважения, охотник поднял открытую ладонь.

– Я Наигинн из племени Нарвала. По твоей речи я понял, что ты с Дальнего Юга. А тебя как называть?

– Я Реу из племени Морского Орла, – немного поколебавшись, ответила Ренн и с облегчением почувствовала, что ее душа-имя в безопасности – внутри она все еще Ренн из племени Ворона.

Глава 6


Торак свернул, чтобы не столкнуться с куском темного льда, и Волк чуть не свалился за борт. Тогда Торак зарычал, чтобы Волк не дергался, но тот его как будто не слышал, сидел с выпученными глазами и часто дышал.

Торак, чтобы успокоить друга, сладко потянулся и зевнул. Не сработало. Ему потребовалось немало усилий, чтобы уговорить Волка залезть в каноэ. Волк поддался на уговоры, но это не означало, что ему нравилось плыть в лодке, – он боялся Моря и постоянно слышал, как на глубине воет гигантская рыба.

Фин-Кединн предупредил Торака насчет китов: «Летом они подплывают ближе к берегу, чтобы почесать брюхо. Если увидишь, что в каком-то месте над Морем с криками кружат птицы, держись подальше – это верный признак того, что там кормятся киты».

Кит уже дважды всплывал так близко от их каноэ, что они чудом не перевернулись. А недавно вдруг налетел ветер и задул с такой силой, как будто задался целью разбить каноэ об огромную льдину. Это было предупреждение: Дальний Север советовал вернуться в Лес.

Солнце в этих странных краях не садилось, и Торак потерял счет дням. Его не отпускал страх, что он никогда не найдет Ренн. Он не мог представить, как будет жить без нее. Даже когда они были с другими людьми на стоянке племени, для того чтобы почувствовать близость, достаточно было обменяться взглядами через костер.

Что, если этого больше никогда не случится?

И еще Торак все отчетливее понимал: если Ренн долго готовилась к путешествию, то он не потратил на сборы ни дня.

Ему нужна была теплая, годная для плавания одежда и лодка с каркасом из костей кита, обтянутая шкурой тюленя, которая не вызовет гнев Моря, но пока он не встретил никого, с кем можно было бы обменяться.

Торак знал, что на этих землях живут люди из племен Белой Куропатки, Нарвала, Моржа и его друзья из племени Песца. Но куда они все подевались?

Да еще бурдюк опустел и, хотя по отвесным скалам сбегали, словно вены, водопады, мéста, где можно было бы выйти на берег, он так и не нашел.

Впереди из прибойной пещеры доносился странный низкий рык, но Торак, сколько ни вглядывался, не увидел внутри ничего, кроме камней.

Что же это за земля такая, если даже камни здесь рычат?

Волк прижал уши и опустил хвост между ног.

«Уфф», – предупредил он.

Три существа, которых Торак принял за валуны, тяжело переваливаясь, вошли в воду и поплыли в их сторону. Плыли они быстро и фыркали, когда головы появлялись над водой. Шкуру существ покрывали бородавки, из-под мешковатых губ торчали мощные желтые бивни длиной с предплечье Торака, а черные глаза, казалось, были крепче гальки.

О моржах Фин-Кединн тоже его предупреждал: «Людей они не едят, но, если подойдешь слишком близко, убьют».

– Я на тебя не охочусь, – сказал Торак.

Морж фыркнул и нырнул, показав пятнистую тушу, которая была в два раза больше каноэ. Его сородичи тоже исчезли из виду.

Торак с Волком напряженно вглядывались в темно-зеленую воду – моржи могли быть где угодно.

Торак проплыл совсем немного, когда за спиной снова появились из воды их головы. Моржи провожали его взглядом, пока он не уплыл подальше от их пещеры.

Жажда усилилась. Торак заметил, что Волк стал дышать тяжелее. Они выплыли к месту, где с отвесной скалы на узкую полоску берега с шумом падала вода. Но, когда Торак подгреб ближе, Волк ощетинился и зарычал, глядя на вершину скалы. Торак задрал голову и встретился взглядом с белой медведицей. Таких огромных он в жизни не видел.

Медведица стояла, вцепившись длинными когтями в край скалы. Ее грудь и морда были в желтых пятнах от подкожного жира, нос исполосован шрамами. Она не отрываясь смотрела на Торака черными глазами и даже облизнулась темно-серым языком, как будто пробовала его запах на вкус.

Торак неловко погреб назад. Медведица переступила с лапы на лапу, подбирая упор, чтобы спуститься к такой соблазнительно легкой добыче. По бокам от нее появились два белых медвежонка и с любопытством посмотрели вниз на Торака. Медведица качнула головой, медвежата послушно отступили и исчезли из виду.

Фыркнув, медведица снова облизнулась и выставила вперед лапу. Вниз, подпрыгивая, посыпалась галька. Медведица убрала лапу и зашипела – слишком крутой склон.

Торак погреб еще быстрее, пока она не передумала. Ладони вспотели. Он уже сталкивался с белыми медведями и знал, какие они свирепые и кровожадные. Для белого медведя все другие существа – добыча. Лето для них скудное на добычу время. Зимой они охотятся на тюленей, которые выбираются на замерзшее Море, но летом морского льда нет, а значит, становится меньше тюленей и больше голодных медведей.

Торак плыл на север. Белые пятна на земле казались зловещими знаками. Что это? Выброшенные на берег коряги? Спящие медведи? Лед на пустошах? Что?

Проплывая мимо мыса, Торак увидел медведицу, которая заходила в Море. Он перестал грести и попытался рассмотреть, в какую сторону та поплыла. Но из воды виднелась только ее макушка, и любая самая мелкая волна скрывала ее из виду.

Торак решил, что медведица поплыла на юг, но когда опустил весло в воду, выглянуло солнце, и каждая сверкающая волна превратилась в медведя.

Он в десятый раз посмотрел через плечо, и тут сильный удар чуть не выбросил его из каноэ. Торак увидел под водой черную льдину, но было уже слишком поздно.

Каноэ треснуло, как яичная скорлупа, вода хлынула внутрь.

* * *

Голый Торак, скрючившись, сидел в пещере над берегом. Стуча зубами, он оторвал от спального мешка широкую полоску, чтобы обмотать ноги. Перед ним горел костер, который он сумел развести из плавника, а со спины прижимался Волк и согревал своим телом.

Тораку повезло – Мать-Море выбросила его на отмель, забрала каноэ и башмаки, но оставила жизнь. А еще у него осталось оружие, снаряжение и мешочек с «кровью земли».

Куртка и штаны сушились на палке над костром. Когда Торак оделся, они еще были сырыми, пришлось перевязать их на локтях и коленях запасной тетивой и напихать внутрь травы. Трава кололась, и в ней было полно всяких жучков, но она сохраняла тепло, а значит – жизнь.

Летом на Дальнем Севере никто не путешествовал по суше и никто не ходил в одежде из кожи угря.

Все плохо. Он не встретил никого, с кем можно было бы обменяться, и у него не было времени на то, чтобы остановиться и сделать себе сносное снаряжение.

Торак шел по пустошам. Ветер чуть ли не сбивал с ног и забирал тепло. Волк щурился, но холода не чувствовал – шерсть у него была густой, а шкура толстой, как будто уже наступила зима.

Земля стала вязкой, ветер ушел терзать кого-то еще, в воздухе роилась мошкара. Волк бежал через болото, иногда садился и яростно чесался, пока Торак с угрюмым видом прыгал следом за ним с кочки на кочку. Потом Торак неудачно провалился в черную трясину, выдернул ногу и остался без обмотки, выдернул вторую и остался босой.

Вспотевший, искусанный мошкарой, он наконец добрался до твердой земли, и тут же вернулся ветер.

Все бесполезно – берег все еще был в одном полете стрелы. Голая земля, ветер, Море, моржи, белые медведи – все было против него.

Впервые с тех пор, как ушел из Леса, Торак разозлился на Ренн. У них все было общее, они всегда всем делились. Иногда они так смеялись, что слезы на глаза набегали. А порой разговаривали об отцах, о том, как сильно их любили.

Как она могла так с ним поступить?

Над головой заскользила тень. У Торака перехватило дыхание. Ветер сбивал с ног, но большая белая сова парила так, будто ей все было нипочем.

В прошлом Торака вынудили убить белую сову. Теперь, глядя на эту, он почувствовал себя виноватым и обрадовался, когда она полетела дальше через пустоши.

Волк убежал вперед, его нигде не было видно, но Торак почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся.

На отмели покачивались две лодки, в каждой – по четыре парня примерно одного с Тораком возраста в парках и штанах из пятнистой серой шкуры. У всех круглые и плоские обветренные лица людей Дальнего Севера, и все хмуро смотрели на Торака.

Торак поднял руку в приветствии. Один парень сказал что-то другим. Его речь была похожа на перестук мелких камней. Парни захихикали в ответ.

Торак догадался, что выглядит глупо в набитой травой одежде, совсем как торфяной человек, которого племена Льдов выставляют в честь ветра.

– Меня зовут Торак, – крикнул он. – Вы меня понимаете?

Первый парень расправил плечи. Даже с такого расстояния Торак почувствовал, как от него воняет прогорклым подкожным жиром морских животных, которым он смазал лицо. А глаза у него были узкие, словно он все время щурился от ветра. Из-за татуировки племени – две черные полоски от уголков рта к подбородку, – казалось, что он недовольно кривится.

– Орво, – парень стукнул себя кулаком в грудь. – Племя Нарвала. А ты кто?

Тораку не хотелось объяснять, что значит жить без племени, поэтому он просто сказал, что из Леса на юге.

– У меня есть «кровь земли», хочу обменять на одежду и лодку с обшивкой из кожи. Можете помочь?

Парень по имени Орво посмотрел на Торака так, будто тот просил луну с неба.

– Ты хочешь лодку?

– Я же сказал, хочу обменяться.

– Нарвалы не меняют лодки.

– Хорошо. Тогда, может, кто-нибудь другой захочет поменяться. А если нет, пойду пешком.

Орво передал слова Торака товарищам, и все дружно рассмеялись.

– Пойдешь пешком? – с усмешкой переспросил Орво. – Ходьба для женщин и Слабых Животов!

– Кто такие Слабые Животы? – не понял Торак.

– Такие, как ты, с Дальнего Юга! Забирайся в лодку.

– Зачем?

– Таков закон: чужаки идут к Вождю, – сказал Орво и с гордостью добавил: – Он мой дядя. Не волнуйся, Слабый Живот, он тебя не побьет. Просто отправит обратно на юг. Ты недостаточно крепок для Дальнего Севера.

Глава 7


Парни из племени Нарвала забрали оружие Торака и чуть ли не силой усадили в лодку Орво. Они поплыли на север, и Торак увидел, что Волк идет за ними по суше, но Нарвалы ничего не замечали.

Проплыли мимо бухты, где стайка мальчишек с трудом ходила вверх-вниз, к их поясам были привязаны какие-то крупные камни.

– Черепа моржей, – пробормотал Орво. – Подрастут немного, будут таскать камни, а потом черепа китов.

– Зачем? – спросил Торак.

– Таков закон.

Потом Торак спросил Орво, откуда тот знает язык Юга. Оказалось, у них такой закон – кто-то должен выучить язык Юга, чтобы торговать с другими племенами.

У Нарвалов вообще много законов.

Мальчиков растят дяди, потому что они наказывают жестче, чем отцы. Когда приходит первый холод, они должны спать на открытом воздухе и еще, чтобы одолеть страх, стоять на краю Великой Скалы.

На страницу:
3 из 4