Исчезающий миг современности

Башенки монастыря ели возвышались на огромном полотне завораживающего поля и качались в прогреваемом полупрозрачном воздухе, как маятник воздушных часов. Где-то впереди должна быть еле заметная колея поселковой дороги. Туда мальчики и направились. Там их, на каком-то отрезке дороги и должны ждать, мужчина и женщина, проезжая на крутых рысаках туда и обратно. Мы с ними встречались возле моста. Кто они расскажем дальше. Но уже во втором томе этой книги.

Мальчики залегли в высоких лопухах, метрах в двадцати от дороги. Дело двигалось к полудню, потом перевалило за полдень и двигалось к вечеру. Никого не было. «Что-то не сработало» – подумал Гунари, нужно было принимать уже не ординарные решения. Он попросил Янко лежать смирно и приказал собаке не отходить от мальчика, а сам исчез.

Часа через полтора он появился с двумя кувшинами овечьего молока в полотняной очень грязной сумке и с ковригой плоского пресного ячменного хлеба.

– Я подоил овец, а кувшины и хлеб добыл. Ешьте. Это обращение касалось Янки и Мурадо.

После обеда, скорее ужина, мальчики расслабились и, через какое-то время, уснули. Проспали они почти до утра. Уже серело, когда их разбудил лай собак. За лаем послышалось сердитое рычание, потом отчаянный лай, потом жестокая драка собак. Силы были не равные, и, охраняющие стадо овчарки, оттеснили Мурадо, сильно его потрепав.

Над мальчиками стояли три огромные мужика. Они показывали на глиняные горшки и тыкали пальцами на мальчишек. Сон прошел сразу и Янко заплакал. Гунаро притянул его к себе, как бы беря под свою защиту. Один мужик очень ругался, сжимал кулаки, грозил ими небу и что-то доказывал другим. Второй был спокойный, и отвечал ругающему короткими фразами. Третий улыбался. Его улыбка немного успокоила ребят.

Улыбающийся наконец спросил понятным языком —

– Зачем вы украли горшки, они ведь были пустые.

– Я в них подоил овец. Мы были очень голодные – ответил Гунаро – а ковригу хлеба я взял из яслей овец. Они его уже не ели. Они с нами поделились.

– Откуда вы идете, с каких мест? – Опять спросил улыбающийся.

– Мы не запоминаем мест. Мы просто ходим по селениям и просим хлеба. У нас никого нет, кроме собаки, что нас охраняет, но ваши псы ее разорвали…

– Не разорвали, просто потрепали. Я бы вас накормил и отпустил, но главный пастух не согласен. Он задерживает вас. Пойдете с нами, мы накормим вас и запрем в сарае, пока приедет хозяин стада, или староста. Тогда и решим, что с вами делать. Скорее мы задержим вас у себя и сделаем подпасками. Или вы сейчас пойдете как вольные люди, или главный пастух скрутит руки веревками, и поведет силой. —

– Мы пойдем как вольные люди. Ведите. – ответил Гунари.

Полевой двор пастухов состоял из огромного крааля и нескольких покосившихся сарайчиков, плетенных из лозы и обмазанных глиной. Глина во многих местах осыпалась и показывала свои оголенные ребра. Возле самого большого загона крааля скопилось небольшое стадо овец. Они были очень встревоженные, как бы не узнавали окружающий мир и самого себя, и группировались в отдельные кучки. В самом загоне два человека хватали первое попавшееся животное, не взирая на его пол, переворачивали, клали на спину, а третий неким приспособлением стриг его до гола. Видимо приспособление было очень тупым – где срезало, а где вырывало овечью шерсть. Потому что стригаль, черный, как сажа, очень громко матерился на неизвестном никому языке, а несчастный мученик орал что есть сил на все овечьи голоса, какие подарил ему Бог.

Когда экзекуция заканчивалась, овца, как бешеная выбегала из загона, пробегала метров двести по двору и по полю, в только ей известном направлении; останавливалась, осматривала себя, на сколько её

глаз, позволенным поворотом головы, мог разрешить такой обзор; естественно, не узнавала себя и уже медленно шла, чтоб присоединиться к такой же кучке несчастных, но уже постриженных товарок.

Метров десять от загона, иногда дымился едким дымом, а иногда ярко вспыхивал с протестующим треском костер. Над костром, на двух треногах горизонтально лежала металлическая перекладина, а на перекладине висел черный, видавший виды объемистый котел. Там что-то варилось. Но по бараньей голове, что валялась рядом и овечьей шкуре натянутой на рогатину, не трудно было догадаться, что какой-то овце, именно сегодня, крупно не повезло. Тем не менее из котла доносился специфический аромат пряностей и чего-то еще, вызывающее обильное слюноотделение.

Возле котла сидел мальчишка лет двенадцати, ровесник нашего Гунари, подбрасывал в костер дрова и огромной деревянной ложкой мешал остро пахнущее варево. Он украдкой поглядывал на наших ребят и его взгляд явно обещал, скорее… не обещал ничего плохого, а там, дескать, посмотрим.

Когда варево было готово, а об этом громким криком оповестил юный поваренок, все побросали работу и подошли к костру. Их было семь человек вместе с поваренком. Никто не может точно определить первоначальный цвет их робы, но сейчас она была на всех одинакового серо-коричневого грязного цвета. Мужчины, все молодые, все со щетиной примерно двухнедельной давности, вытерли руки об свою робу, таким способом, продезинфицировав их, взяли глиняные чашки и каждый налил себе сваренной жидкости и положил в чашку увесистый кусок мяса. Сели кто на чем и начали есть. Мужчина, который улыбался при задержании ребят сказал —

– Вам придется подождать, пока освободятся миски. Не в гостях же… и улыбнулся. Когда все поели, молодой поваренок принес полные миски мяса с небольшим количеством жидкости нашим плененным ребятам.

После обильной трапезы все растянулись здесь же на траве после сытного завтрака, один из пастухов, выложил остатки из котла вместе с мясом и костями по мискам и поставил в сторонке. По его зову, как с цепи сорвались овчарки и подбежали, к уже им принадлежащей, остывшей еде. Они громко локали, с хрустом разгрызали кости, перебегая от миски к миске, так как собак было три особи, а мисок – семь. Через четверть часа все было готово. Миски начисто отполированные собачьим шершавым языком, так что последующее мытье не понадобилось. Остальное сделает Солнце.

Ребят поместили вместе с раненой собакой в сарай, поставив им жбан воды и закрыли дверь на замок.

Так прошел день и прошла ночь. Но не напрасно. Гунари обследовал все уголки своего заточения. Через плетения лозы, а из нее были стены, пробивался свет, так что в их тюрьме было светло и днем и ночью… когда светила Луна. В одном месте лоза была гнилая, и если хорошо поработать, то можно было проделать дыру прямо возле пола, напротив двери. Такое открытие сделал Мурадо и уже начал своими когтями подкапывать подкоп, но Гунари его остановил.

Утром поваренок принес три миски с едой – одну для собаке, и сказал —

– Завтра старший пастух поедет в поместье решать, что с вами делать. Может так случиться, что вас ждет прекрасное будущее. Пастухи говорили, что наш хозяин может вас продать в гарем, а в гареме никогда голодными сидеть не будете! Знаете, что такое Гарем?

– Не знаем – ответил Гунари.

– Ничего, скоро узнаете! —

Однако пастухи решили не ждать завтрашнего дня, а сегодня же, на одну лошадь сядет главный пастух, а на другую посадят парня с мальцом и поедут вместе. А там – как решит хозяин. У Гунари оборвалось сердце. Все пошло насмарку.

Парней вывели и подвели к лошади. Гунари посадили в седло, а Янко приторочили веревками за спиной к Гунари и сказали, чтоб он держался за веревки. Лошадь пойдет смирно. Но как только старший пастух вскочил на коня, конь громко заржал и встал на дыбы. Одну переднюю ногу он держал навесу.

– Что случилось? – вскричал старший пастух – посмотрите-ка, что там у него с ногой! —

Оказалось там торчал огромный гвоздь. Гвоздь пробил насквозь копыто и почти на три сантиметра вылез сверху. Принесли клещи. Одним сильным рывком вытащили гвоздь. Но конь на ногу стать не мог.

– Черт возьми, как будто кто-то забил специально! Просто так гвоздь пробить копыто не мог. Ну ладно, отведите пацанов в сарай, а я поеду на другом коне. Да смотрите! За ними глаз, да глаз. Здесь что-то не ладное… копыто… гвоздь… да на этом месте век таких гвоздей и в помине не было! Дайте-ка я прихвачу его с собой. Пацанов на два замка!

– Нет второго замка – кто-то сказал.

– Тогда дополнительно примотайте веревкой! Да состригите из собак клок шерсти, сожгите ее и присыпьте пеплом рану коню! – и старший пастух ускакал!

– А ещё прогоните ихнего волкодава – добавил уже на ходу.

Ребят опять закрыли в сарае. На том месте где они лежали оказался нож, Вчера его не было. Им явно кто-то помогал. Тем более гнилое место сарая было снаружи завалено сеном, что создавало бы для бегства проблему. Но пастухи решили, что сено было не досушено и могло бы сопреть. Поэтому они взяли вилы и отбросили сено от сарая.

Гунари работал ножом. Он подрезал лозу так чтобы можно было ее легко и не слышно выломать и сделать лаз. Все было готово. Янко только смотрел и ничего не спрашивал. Он был очень запуган, и будто онемел. Лишь безукоризненно выполнял просьбы своего старшого друга.

В тревожном ожидании прошел день. Наступил вечер, потом ночь. Луна предательски освещала весь театр действий. Но когда она спряталась за тучи Гунари решил – пора действовать. Он лежа, ногами нажал на подрезанный участок и тот поддался. Снаружи раздался радостный скулеж. Это пришла прогнанная их собака. Стало веселей. Ребята вылезли и бегом побежали прочь! Но они скоро услышали сзади топот. У Гунари остановилось сердце! Вместе с сердцем остановился и он, и посмотрел назад. В руках он держал нож. За несколько минут он сразу повзрослел и был готов защищаться. Но странно, что их пес вел себя спокойно и тоже остановился. Прошло минут пять и к ним подбежал юный поваренок. За плечами у него висел увесистый комок.

– Здесь сушеная баранина – не ожидая вопроса выпалил он. Два куска наши, а два куска я обмотал крепкими веревками для волка. Собакам я с вечера насыпал табак в нос, так, что они наш след не возьмут. Я убегаю с вами. Все равно вы сами заблудитесь, а я здесь все знаю.

– Тебе что там плохо было возле котла с бараниной? – Спросил Гунари. —

– Очень даже хорошо – ответил поваренок – но меня тоже могут продать в гарем. Я же плененный. А что такое гарем я расскажу при первом удобном случае. Нам сейчас нужно драпать. Главное добраться до реки, а там будет видно. Придется немного взять влево и пробираться звериными тропами. —

Что такое звериные тропы, знал видимо только поваренок. Так-как никаких троп, кроме кустарников, иногда колючих, да подъемов и впадин Гунари не увидел. Янко почти всю дорогу он нес на себе. Поваренок однажды предложил поменяться, но никакой разницы не почувствовалось. Вес Янко равнялся весу мешка поваренка.

Несколько раз они отдыхали и ели сушеную баранину, но она была соленая и очень хотелось воды. А воду они не захватили – не до того было.

Уже небо серело, а на горизонте появилась тоненькая полосочка чуть затуманенного пурпура. Наконец они добрались до реки и облегченно вздохнули – можно было напиться воды. Вдруг пес издал чуть слышное рычание. На всякий случай мальчики спрятались в кустарниках ракит. И может быть  напрасно. Поваренок тронул Мурадо за плечо и показал пальцем по направлению берега. Там дымился костер и на фоне неба четко прорисовывались две лошади. Он сказал —

– Может это нас ищут, они ведь на лошадях. Нужно пересидеть пока они уйдут. – Это было не мудрое решение, потому что искали именно их, но не враги, а, в некоторой степени, друзья. То были мужчина и женщина с которыми мы не так давно расстались.

Когда Солнце уже было над самой высокой тополей, конники уехали и мальчики вылезли из ракит. Вначале они припали к воде и жадно глотали чуть мутноватую воду. Нужно было решать как переправиться на другой берег. На их взгляд это была бы половина успеха ихнего бегства. Они пошли вдоль реки искать самое узкое место. Берег был пологий и пустынный, а река петляла то вправо, то влево. Когда Солнце поднялось почти до зенита, на очередном повороте, под нависшей над водой ракитой, в ее тени чуть колыхалась не большая лодка с веслами причаленная веревкой к стволу ракит.

Гунари подумал: «Нам на самом деле кто-то помогает»

В лодку Мурадо запрыгнул первый и пошли от нее волны на середину не широкой реки.

– Меня Иванко зовут – сказал поваренок и сел уверенно за весла. Река была не глубокая, но течение сильное, и лодку сносило влево.

– Где ты так славно научился управлять веслами – спросил Гунари.

– До того как нас с отцом пленили, мы с ним ловили далеко от сюда, примерно в такой же речке карасей. Когда появится случай, я расскажу об этом. Я уже три года как пленник, и изучил местную речь. А сейчас вылазим. Я чуть протяну лодку на мелководье, выгружай Янко.

На этом мнстее мы временно оставим ребят.

Глава 10. Странная покойница

Мы помним как похоронили Андро-Нину. Собрались немногие, выпили за упокой несчастной. Тетя Луза поголосила, не так за саму Андро-Нину, как за ее украшения. Но тетю Лузу одернул дядя Гыба и сказал —

– Не убивайся так тетя Луза, Бог праведным все возвращает сторицей. – Тетя Луза вытерла слезы и представила как Бог будет ее миловать и поняла каким способом…

Но самой первой в очереди на возвращение Божьих даров оказалась целительница. Не успело стемнеть, как она уже была в кушерях возле гроба с гвоздодером. Благо гвоздей забили немного. Взошла луна. Целительница подняла крышку гроба… Но еще до вытаскивания гвоздей Андро-Нина пришла в себя. В начале она онемела, сообразив всю сложность своего положения, но закаленная житейскими ситуациями, и будучи физически сильной быстро оправилась. Она поняла – что бы не было – а она живая и хотела жить. Дышать было чем, значит если и засыпали землёй, то не много. Нужно обдумать как разломить крышку гроба.

Но спасение пришло извне. Кто-то пришёл. Если даже пришёл Дьявол, то по поручению Ангела, промелькнуло в её голове. В данном случае – всё равно. Она приготовилась. Услышала визг вытаскиваемых гвоздей, потом увидела лунный свет. Над ней склонилась целительница и протянула руку к ожерелью.

Так вот оно что! Кто-то пришёл грабить! Андро-Нина как молнией блеснула освещенными луной обезумевшими глазами и быстрым рывком обеими руками крепко схватила пришельца за горло.

Впервые в жизни покойники, сколько бы целительница их не отправила на тот свет, вели себя так неучтиво и не по джентльменски! Это ж нужно! Схватили своими костями за горло! А она ведь раскапывала с подручными не одну могилу! Здесь пожадничала! Слишком дорогое ожерелье было! Не взяла подельника! Жадность душила!

Она даже не крикнула! Получила от страха разрыв сердца и тут же скончалась. Андро-Нина узнала её. Чуть подумала, что делать… и решилась! Раздела ее до рубашки, так-как при лечении видела и чувствовала в одежде целительницы зашитые золотые монеты и разные камушки. Положила ее обнаженную лицом вниз, воспользовалась ее молотком и наспех заколотила гроб. Одежду целительницы она положила в её же сумку.

Теперь уже заново рожденная прошла шагов десять по канаве и вылезла. Вдали послышались стук копыт и скрип колес. Она обрадовалась. Хотела остановить, чтобы ее кто нибудь увез куда глаза глядят. Но осторожничала и спряталась за кустом бузины. Коляска остановилась напротив гроба. Коляской оказалась двуколка с кожаным балдахином местного батюшки. Если он ночью приехал к ее могиле, значит что-то хотел уже с мертвой! Нужно быть осторожной!

В этом месте дорога раздваивалась. Одна колея шла прямо мимо леса, а другая под углом сворачивала вправо и тоже шла мимо леса, но с другой стороны. Здесь лес врезался в развилку дорог острым клином.

Батюшка, в темной сутане вылез с молотком из коляски и, озираясь, направился примерно к тому месту, где похоронили усопшую. Когда он залез в канаву, Андро-Нине стало ясно чего он хочет. Она вылезала из своего укрытия, и увидела возле дороги пасущуюся корову. Местные жители иногда оставляли их на пастбище и ночью.

В ее голове созревала дерзкая идея. Андро-Нина подошла к корове, погладила по шее, взяла за рога и подвела к двуколке. Вместо коня она впрягла корову. Рядом росла молодая береза и корова начала объедать ее листья. Андро-Нина подняла балдахин, под балдахин поставила стоя, валявшееся рядом бревно, вместо седока. По мужски села на коня, и… поминай как звали! Но мы с ней встретимся.

Батюшка в канаве при свете Луны, таки нашел гроб и обрадовался. Он посмотрел на все четыре стороны, три раза перекрестился, прогундосил Отче Наш и приступил к делу. Открыл крышку гроба и с ужасом увидел голую задницу и голую спину. Волосы поднялись дыбом! «В гробу перевернулась оголенная»! Он забыл тут же зачем пришел, отшвырнул крышку гроба и хотел бежать, но ряса зацепилась за гвоздь и он потянул за собою гроб! – «Спасите» – крикнул батюшка, но голос только прошипел!

Не помня, как освободился от рясы, обезумевший подбежал к двуколке! И тут, о, ужас! – его стукнуло как параличом. Он остановился как вкопанный, дыханье сперло, сердце вылетало через ребра!

Вместо коня запряженный Черт с рогами, похожий на корову, а под балдахином сидит еще один покойник! Оказывается есть Бог и Сатана, мелькнуло в его воспаленном мозгу, а я не верил! Вот оно! За все грехи мои!

Батюшка прирос к месту и тут же поседел! Но через мгновенья оторвал от земли одну ногу, вторая оторвалась сама и он как ошпаренный, выкрикивая разные слова на никому не понятном языке побежал быстрее любого спринтера в село к своей церкве.

Забежал в звонницу. В несколько прыжков перескакивая через две ступеньки забрался в колокольню и стал звонить во все колокола. Первая выскочила матушка. Хотела взойти в звонницу, но дверь была закрыта изнутри. Она вернулась на улицу, отбежала шагов пять и задрала голову вверх. Луна светила ярко. Боже! Там неистовствовал совсем побелевший старец с безумными на выкате глазами! На голове седые волосы торчали дыбом и казалось, что растут на голове рога – то на макушке, то возле уха!

Хоть и была ночь, но на звон колоколов, начал собираться народ. Наверно предвещали конец света! Батюшка все звонил, в перерывах смотрел вниз на собравшийся люд, показывал пальцем то на них, то вверх, выкрикивал ужасы и звонил, звонил. Через какое-то время перестал звонить вылез через слуховое окно, цепляясь за кирпичи и какие-то выступы на кровле, как скалолаз взобрался на самую макушку, обнял ногами и руками крест и начал плакать.

Дядя Гыба хорошо покушал, изрядно выпил, полюбезничал с тетей Лузой. Хоть и противные на его взгляд были у тёти Лузы ноги, но любовь зла! «Если со стороны посмотреть – подумал он – то мои ноги ещё противней! Не дай Бог, чтобы у какой ни будь женщины, ноги были похожи на мои ноги». Таким образом, вынеся себе оправдательный вердикт, запряг лошадь в повозку, взял фонарь, молоток и сказал тете Лузе – Пора, скоро месяц зайдет – как раз время —

Тетя Луза поняла его с полуслова. Возбужденная, и обнадеженная, она села в повозку и рысцой они покатили в очень весёлом состоянию души к вожделенному месту.

Приехали. Стали. Дядя Гыба зажег фонар, взял молоток, подмигнул тете Лузе и сказал —

– В данную минуту мы присутствуем при рождении богатства. —

Тетя Луза согласилась, но возразила, дескать богатство то ее собственное, а дяде Гыбе принадлежит только небольшая часть, как соучастнику добычи. —

– Это как сказать – возразил дядя Глыба. – Ладно пошли, там видно будет. Здесь твоя миссия – держать фонарь и только! Ты мертвецов не боишься? —

– А что их бояться, кусаются, что-ли они? – Но на всякий случай перекрестилась, хотя верила только в черта!

Парочка спустилась вниз, подошла к гробу и увидела такую картину. – Крышка гроба валяется рядом. В гробу лежит голая женщина лицом вниз и тут же поповская сутана.

– Ну и гад! – крикнул дядя Гыба, – обскакал сволоч! Пришел первым! Ну и жадина, даже нижнюю рубашку содрал с тела! Но зачем он сутану оставил? Вот вопрос! Ладно, поехали к попу, нужно все забрать именно ночью, иначе днем он может все разбазарить, или перепрятать. —

Двуколку с коровой они так и не увидели. Видимо корова перешла в другое место и потянула за собой двуколку.

Батюшку они застали в то время, когда он на верхушке обнимал ногами и руками крест животворящий. Вокруг стояли люди. Кто-то говорил, что в это время он разговаривает с Богом. Именно в таком состоянии Бог принимает своих приближенных и дает им напутствие.

Когда батюшка придет в себя, нужно будет спросить его, что ожидает человечество – мор какой-то, или неурожай. Почему-то каждый был уверен, что просто так манной каши от Бога не жди!

Батюшка посмотрел вниз и уже в предутреннем сереющем полумраке узнал тетю Лузу и дядю Гыбу. Он закричал благим матом, начал тыкать в них пальцами, запрыгал возле креста на заднице, да так сильно, что сломал крест и вместе с крестом свалился на землю. Да так, что крест оказался наверху, а батюшка под крестом! Вот она сила креста! Всегда сверху!

Когда подбежали к нему, он мычал, хлопал веками. Маленькая струйка крови текла из его носа. Здесь мы всех и оставим. Что дальше случилось с батюшкой и матушкой, мы не знаем. Знахарки то уже нет! Служители культа ушли из поля нашего зрения. Но, даже в этом случае дай им Бог здоровья. А с тетей Лузой и дядей Гыбой мы будем встречаться… ой! – еще как много раз…

Глава 11. Мытарства Ибрагима

Ибрагим не потонул. Он теряя силы, крепко сомкнув руки вокруг бревна, в которое запуталась его сеть вместе с ним. Он приказал себе – не размыкать руки, чтобы не случилось, и навалился на бревно грудью. Он мог бы работать ногами, но, чем больше он делал ими движений, тем крепче сеть их сжимала. А, проплывая возле вербы которая одну свою, самую крепкую ветвь раскинула над водой, уже думал что пришло спасение. Но там был круговорот и Ибрагим с бревном закрутило, да так сильно, что он ударился головой о ствол вербы и потерял сознания. В последствии сознание то приходило, то уходило, но в момент просветления он помнил только одно – не размыкать руки.

Так-как русло реки проходило в местах почти безлюдных, то Ибрагим продрейфовал почти трое суток, если не больше – (но, кто их считал?)

Бревно с Ибрагимом, сетью с рыбой, что была поймана этой же сетью и напрасно трепеталась, чтоб вырваться на волю, зацепилось за мостик с настилом над водой выходящий метров на десять в реку. Там местные женщины стирали и полоскали свое белье.

– Гляньте девоньки, мужик к нам приплыл вместе с корягой – крикнула ранним утром одна из женщин, что пришли стирать белье. Женщины стирать белье ходили не в одиночку.

– А и правда – сказала другая – утопленник что ли?

– Да нет, смотри хлопает своими баньками и как будто силится что-то сказать.

– Так девоньки! – сказала первая и самая старшая – давайте отцепим его, оттолкнем от помоста и пусть плывет своей дорогой куда и плыл. Чтобы горя не набраться с такими гостями.

– Да ты что?! – крикнула самая молодая – почти ребенок – человек же, живой же! Разве не видите? Давайте его вытащим!

– Вот и вытаскивай, если тебе нужно, а я белье постираю завтра. Не было охоты еще объясняться с полицией, или старостой. —

Она собрала не постиранное, еще сухое белье в охапку одной руки, подхватила юбку с одной стороны другой рукой, как делают очень гордые женщины и ушла с поднятой головой сверкая красивой женской ляжкой.

Стирающие женщины остались втроем. Протестовавшая смотрела то на одну, то на другую, как бы спрашивала что делать. Одна из них пришла к такому решению – младшую послать в поселок, благо он не далеко находился, собрать трех – четырех мужиков, а оставшиеся две, пока те придут придержат бревно, чтобы оно не уплыло дальше.

Руки Ибрагима не так легко было разжать. Они как приросли друг к другу. Пришлось вытащить человека вместе с бревном, сетью и хорошим уловом рыбы, ножом обрезать сети, и отпилить кусок бревна возле рук утопающего. А пойманная рыба, так сказать – за труды,

Ни на какие вопросы Ибрагим ответить не мог. Он лишь что-то мычал. Перетащили его в самую бедную избу, где жили дед с бабкой и их внучка. Кстати – она же и спасительница Ибрагима.

Это она настояла не отталкивать его на средину реки и собрала мужиков для помощи. Вот и не верь притче, что богатый не поделиться и не подаст руку помощи, чтоб не дай Бог не обеднеть! А бедному терять нет чего!

Уложили его на лавку, покрытую рядном, таким же рядном укрыли, и не пожалели зарезать курицу, чтобы отпоить горячим бульоном. Говорят помогает. Первый день кормили с ложечки, потому, что руки он разжал лишь на следующий день. Отлежался он, и лишь на третий день стал кушать сам. Повторял только какие-то обрывки фраз. На вопрос кто такой и откуда, вспомнить не мог.

На четвертый день пришел староста. Спрашивал то, да се и не добившись никакого толку решил позвать младшего полицейского из района. Тот все расставит на свои места.