¡Hasta Mañana!

– Да потому что там только партизаны обычно ходят, ну или небольшие бандиты, я эту территорию контролирую, мимо змея незамеченной не проскользнёт, а другим-то оно зачем – вон же кругом асфальт, всякие покатушки с велодорожками.

– Но я не…

– Кому ты это рассказываешь? А то я своих не узнаю. Лежала в траве – отважная и хрупкая, прижав к себе окровавленную мужскую руку. Пыталась спасти товарища? Молодец! – Диего внимательно посмотрел на меня, прищурив глаз от дыма.

– Э… Постойте, так получается, что… Вся эта история про соседку и…

Быть такого не может!

– В самом деле память отбило? Эта рука была при тебе. Химена пыталась разговорить, но ты молодец, не раскололась, наш человек!

Вот это да… Вопросы появлялись, как головы Лернейской гидры, руби и получай свеженькие, вот бы так что-то более приятное размножалось.

– Я действительно не помню события последних двух дней. Шок или контузия. Но наше общение помогает мне восстановиться. Диего, рассказывайте о себе, мне очень интересно. Что же было дальше, после того как вы едва не погибли в бою?

***

Тогда, треть века назад, дон Альваро доставил уже не очень живого Диего к порогу госпиталя, где молодая, относительно прекрасная чика выходила-вылюбила искалеченного бойца и установила ему протезы, идентичные натуральным. Это была Химена. В то время она только начинала работать медсестрой, с отличием закончив телевизионные медицинские курсы.

Диего Гарсия происходил из богатого влиятельного рода, и его семья была категорически против намечавшихся серьёзных отношений их благородного потомка с простой креолкой. Он порвал все связи с семьёй, чтобы жениться на Химене. Переехал в её маленький бедный домик в деревне на холме, где у них родились трое сыновей. Но жили они не очень счастливо, потому что вынуждены были постоянно увиливать от козней родственников.

После окончания войны стартовала международная программа добровольно-принудительной чипизации населения. Это подкреплялось широкой рекламной кампанией, аргументами безопасности и бытового удобства. В пропагандистских целях была инсценирована серия похищений граждан с последующим обнаружением изувеченных трупов, однако затем силовики образцово-показательно спасли горстку младенцев и немножко изнасилованную школьницу. Разумеется, особо подчёркивалось, что дети были чипированные, это должно было послужить очевидным доказательством пользы нововведения.

Звёзды шоу-бизнеса и политики демонстрировали решимость и страстное желание пройти чипирование в первых рядах, потом наперебой рассказывали телезрителям о своих великолепных впечатлениях от процедуры и доселе неведанном чувстве спокойствия и лёгкости. А у кого-то даже улучшилась структура волос и выросли новые зубы.

Таким образом, всего за год две трети населения страны отдались на добровольное чипирование. Остальные оказались в полулегальном положении. Этот расклад, конечно, не устраивал правительство. И оно стало ужесточать меры в отношении беспризорных людей.

Начались гонения, общественное давление, да попросту травля. В супермаркетах, поликлиниках, аптеках отказывались обслуживать не звенящих посетителей, затем под предлогом перехода на новый учёт им стали задерживать зарплаты и социальные пособия, запретили нечипированным детям обучение в школах и университетах, а в городских многоквартирных домах вместо домофонов установили чип-сканеры. Люди теряли работу и жильё, одни сдавались, другие пытались бежать в менее цивилизованные места, но были и те, кто посвящал жизнь борьбе.

Однажды на Диего вышли из леса его фронтовые друзья, организовавшие революционное движение «Либертад о муэрте» (ЛоМ). Супруги Гарсия сплотились с товарищами, объявив войну техногенному рабству. В их обязанности входила разведка данных о передвижных правительственных спецлабораториях, замаскированных под автобусы помощи беспризорникам, куда насильственно помещались чип-уклонисты для медицинских экспериментов. Эти сведения помогали боевой группе осуществлять диверсионные действия.

Чтобы владеть информацией и иметь возможность защитить свою семью и друзей Химена решила пожертвовать собой, поступив на службу в полицию экспертом-криминалистом, где её вполне предсказуемо в обязательном порядке чипировали.

Революционеры изначально селились в старых заброшенных шахтах. Глубоко под землёй плохо ловились сигналы, как бы ни настаивали на обратном идеологи тотального контроля. А полиция без чётких ориентировок не совала свой нос.

Зачастую приходилось соседствовать с бандитами, которые также предпочитали проводить свои важные собрания в подземельях, а иногда и прятать там заложников в виде трупов или около того. Однако это не сильно мешало работе и почти не действовало на нервы.

Меня восхищало мужество этих людей, но я не могла не задать волнующий на протяжении всего рассказа вопрос.

– Я не понимаю, Диего, к чему такие страдания, ради чего? Всё равно ведь глобально ничего не изменить. И вообще, может, эта система и неидеальна, но изначально придумана для порядка, а неудобна прежде всего людям с преступными намерениями, ведь простому честному человеку нечего скрывать, – поинтересовалась я с умным видом, сидя в алюминиевых трусах.

От моего вопроса проснулся дон Альваро и громко икнул.

– Вот это поворот! Ты или тупая, или удачно притворяешься, – раздражённо предположил Диего.

– Я всего лишь спросила!

На такие случаи у меня есть свой фирменный убедительно придурковатый взгляд.

Он неожиданно остановил машину, закрыл плотно окна и снова закурил. Последовали минуты тревожного молчания в дымовой завесе.

– Старый дурак, подумал, ты знала, кто я, и намеренно искала помощи. Хотя… нет, не верю я в такие совпадения… Возможно, и правда чего-то не помнишь.

Он уставился на меня своими острыми глазами, стало настолько не по себе, хоть срывайся и беги.

– Так и что ты там брякнула про порядок и честных людей, которым нечего скрывать? Стыд какой, это же мышление коровы! Допустим, сегодня человек не имеет преступных намерений, а завтра они у него появились, и как быть, зачем превентивно лишать себя выбора, простора возможностей? Кстати, главный вопрос – кто такой истинный преступник, в правовом пространстве или гуманитарном? Что притихла-то?

– Слушаю.

– И ходить далеко не надо, в зеркало посмотри. Какое преступление совершила ты, что сейчас вынуждена прятаться? Почему не заявилась в полицию с чистосердечным признанием, если нечего бояться? Уж там бы честь по чести разобрались и ещё наградили бы тебя за законопослушность, разве может быть иначе! Или это всё-таки инстинкт самосохранения тобой сейчас движет, а не консервированный мозг? Нормальный животный инстинкт. И вот я, такой добрый дяденька, хотя совсем не факт, может маньяк или торговец органами, везу тебя в ночи бог весть куда. Куда я везу тебя, Маша? Ты бы хоть спросила!

Он всерьёз завёлся и почти перешёл на крик. Эти слова были так грубы и справедливы, они схватили меня гигантскими клешнями и трясли остервенело, как куклу. Казалось, вот-вот оторвётся голова и выпрыгнет сердце, без которых, по убеждению Диего, совсем беда. Хотя многие успешно живут без того и другого. Я не могла сопротивляться и не знала, что ответить. Машинально спрятала лицо в ладони и заплакала.

Диего обнял меня и успокаивающе похлопывал по спине, от этого я разрыдалась ещё сильнее. Мои эмоции напрасно пытались облачиться словами, прорываясь лишь тихим свинячьим похрюкиванием сквозь более красноречивые интернациональные сопли.

Тогда он протянул мне фляжку.

– Извини, что-то я и в самом деле разошёлся. А рефлексы-то живы, эй, это плюс. На вот, выпей, полегчает.

– А что это? – вообще-то мне уже было всё равно, что пить, хоть бы и яд.

– Какой прогресс, Маша, ты учишься задавать вопросы, – добродушно, как мне показалось, засмеялся Диего. – Пей, не бойся.

Не дожидаясь окончания фразы, я сделала большой глоток. Моё горло резко обожгло.

– Ну-ну, давай без фанатизма. Всё-таки 45 градусов. С непривычки-то…

45 градусов – половина прямого угла, это первое, что подумалось. За всю свою жизнь я ни разу не пробовала алкоголь. Ни на родине, ни в зарубежных поездках, однако возможность была, вот хотя бы здесь. У нас его свободное распространение запретили, когда мне было лет восемь или девять, неважно. Знаю, есть немногочисленные специализированные маркеты с астрономическими ценами, совсем не для простых людей. А кое-кто изготовляет самостоятельно дома, такие имеются даже среди знакомых. Но у меня и без того всегда хватало проблем, чтобы ещё стремиться наживать новые. И потом я действительно привыкла, когда всё по закону.

Через какое-то время, отдышавшись, оценила эффект – очень даже недурно! Это ощущение струящегося тепла и постепенно нарастающей гармонии внутри. Решила закрепить повтором, с хорошим таким запасом. Теперь мне уже всё можно.

– Достаточно, пора ехать.

– Понимаете, Диего, я в чудовищном стрессе вследствие происходящего, оттого льётся из меня какой-то бред. Аффект, понимаете? – зачем-то я начала оправдываться, что за дебильная привычка. – Уязвимость и неизвестность сносят крышу. Мне страшно. Это так…

– Да ладно, дочка, перестань. Всё я понимаю.

– Спасибо! Мне нужно переварить, у меня замедленный метаболизм, но что поделать, у всех же по-разному. А вы, пожалуйста, расскажите, что было дальше! Для меня это очень важно. Обещаю больше не задавать тупых вопросов. И, честное слово, никому не расскажу.

Диего накормил дона Альваро кукурузой, дружески потрепал за ухо, что-то ему шепнул и продолжил свой рассказ.

Как-то раз они вдвоём направлялись к амигос в бункер с провизией и секретным донесением. На их пути неожиданно возник вооружённый патруль. Офицеру не удалось отсканировать Диего; для выяснения личности человек был задержан и этапирован в столицу, а осёл в одиночку с поклажей продолжил свой путь и выполнил задание.

Диего Гарсия долгие четыре месяца провёл в тюрьме, достойно выдержал самые изощрённые допросы, восемнадцать раз объявлял голодовку и возобновлял регулярное питание, его даже пытались пытать.

К счастью, коррупция ещё не была до конца истреблена, в дело вмешался родной дядя Диего по матери, передовейшее светило науки, знаменитый доктор Фернандес, который, не афишируя родственных связей, вызвался сам провести принудительную маркировку арестанта.

В процессе между ними состоялся очень важный разговор. Дядя подробно разобрал недочёты и известные провалы операций «ЛоМа», откровенно признался в либертарианской филантропии. Но, по его мнению, открытая борьба не может привести к победе, а способна создавать только локальные безобидные помехи. Ведь глобальная битва с населением ведётся на межправительственном уровне, значит, и разваливать её нужно прежде всего изнутри.

И вот над этим доступом внутрь дядя и несколько его учёных товарищей из разных стран сейчас и работают, равно как и над способами размаркировки. А подвергать себя регулярному риску ради ничтожного выхлопа ломовцам не стоит, тем более что в недалёком будущем их идеологическая преданность сможет послужить общему делу более грамотно и централизованно.

После процедуры суд приговорил Диего к крупному штрафу и отпустил домой. Чип был вмонтирован в съёмный протез руки, что позволяло Диего, с одной стороны, легализоваться, а с другой – иметь возможность более осторожно продолжать свою деятельность, подыгрывая системе и меняя «руки» по случаю на своё усмотрение.

Одновременно с этим он стал носителем тайны, обнародование которой могло бы облегчить жизнь миллионов людей. Но всему своё время.

А фишка вот в чём. В официальных пропагандистских роликах рассказывалось о процедуре чипирования. Пациенту под общим наркозом делался прокол в области копчика, куда вживлялся микроэлемент. После пробуждения человек чувствовал приятное слабое покалывание в месте укола, которое полностью исчезало уже на следующий день. В общем-то всё нежно и безболезненно.

Часть тела, разумеется, была выбрана неслучайно. Самостоятельно извлечь чип довольно проблематично, а посторонней помощью не всякий решится воспользоваться, хотя бы в силу деликатности и боязни огласки.

Некоторые граждане, впоследствии пожалевшие о своем необдуманном решении пройти процедуру, стали нелегально запасаться фольгой и мастерить из неё трусы. Конечно, это не могло не сказаться отрицательно на рождаемости. Находясь в состоянии постоянного стресса, рискуя быть пойманными и осуждёнными в любой момент, люди избегали обнажения срамных мест без острой необходимости, всё чаще отдавая предпочтение кайфу от иллюзии личностной свободы и неподконтрольности.

На самом деле, по утверждению Диего, жопа, как это часто бывает, всего лишь отвлекающий маячок. Конечно, мир не без любопытных, и находились такие кулибины, кто и в самом деле вытаскивал из задницы микросхему. Но настоящий чип вживлялся в руку. Об этом сложно догадаться, если не знать.

– Так что можешь смело снимать этот свой нижний маскарад, он действует исключительно на верующих, – подытожил Диего.

Как это всё переварить и не рехнуться? Почему он мне рассказывает, с чего вдруг доверяет?

Какое отношение рука Конева имеет ко всему тому, что я теперь знаю? Зачем и куда я её несла? Что вообще это было? Шахты, опять же, фигурируют и в моей истории, наверняка имеется какая-то связь.

Поразительно, Диего как будто читал мои мысли.

– А этот твой друг явно из наших. Узнал, где чипизаторы порылись, вот и скинул руку. Интересно, куда эта свободная личность побежала… Расскажи мне про него.

– Да нормальный вроде парень. Красивый, миролюбивый, общительный, из бедной социальной семьи. Женился недавно на своей подруге Белле, она королевский пудель, симпатяга.

– Что в этом нормального? Тьфу, не продолжай… – окурок вместе со слюной стремительно вылетел в окно.

– Не, так-то он традиционный, ориентирован на людей. А брак, я уверена, фиктивный. Просто он Беллу устроил к нам на студию моделью, отснял её очень достойно, пробил выгодный контракт. По закону ведь работающим особям нельзя проживать в незарегистрированных отношениях на одной жилплощади, иначе огромный штраф. Не знаю, как у вас, а нам проще дополнительный налог на работающего члена семьи заплатить. Многие пытаются хитрить, конечно, так сами потом жалеют. Отследить же проще простого, да что я говорю, уж вы-то знаете.

Вот и мы с Пашей потому и состоим в браке, что так дешевле выживать.

И всё-таки, куда мы направляемся?

– А, ну понятно. Обирают народ по полной программе… Наш вот с Хименой старший сын с детства живёт в соседней стране, мы сейчас как раз туда едем. Счастливый человек! Много работает и зарабатывает неплохо. Причём никаких тебе изощренных налоговых пыток. М-да, остались ещё на земле территории, не захваченные глобалистами, надолго ли…

– Часто туда ездите?

– Постоянно, при любой подвернувшейся возможности. И с сыном повидаться, и по своим революционным делам случается, да просто лишний раз подышать воздухом свободы. У меня спецразрешение есть экскурсоводческое. Бывает, катаю людей по индейским достопримечательностям. Я ж все эти места лучше, чем родные десять пальцев, знаю, – Диего засмеялся своей шутке, – даже зарегистрирован как мелкий предприниматель и налоги плачу. Пусть подавятся.

– А вдруг меня проверят и схватят?

– Об этом не волнуйся! Машина моя давно примелькалась, каждое пересечение границы формально фиксируется и не вызывает подозрений. Я в заграничные поездки всегда надеваю чипированную руку, система отработанная, – Диего похлопал себя по правой руке, – а ты вон в багажник спрячешься, личного досмотра не будет. Но я на всякий случай тебя пыльными мешками сверху прикрою.

– Поскорей бы уж добраться. Не терпится увидеть, что там такого необычного в этой стране.

– Тебе лет-то сколько, в районе тридцати? Уже не застала нормальную человеческую жизнь, родилась в инкубаторе. Тогда, конечно, многое покажется необычным, а для меня это ностальгия. Ну вот, считай, имеешь уникальную возможность прокатиться на машине времени. У них ещё довольно сильное движение сопротивления техническому прогрессу и международным стандартам. Президент – мощный человечище, не позволяет всяким коллаборационистам затащить страну в мясорубку передового людоедства. Немногие государства пытаются саботировать этот процесс, ещё меньше с каждым годом становится тех, кто открыто противостоит. Давят их, гады! Объединяться или сгинуть поодиночке.

– Мне кажется, такие страны в принципе не могли бы существовать и бороться без поддержки извне. Да и если смотреть на перспективу, допустим, людоеды преимущественно слабоумны, но, вне всякого сомнения, среди них есть осознающие, что такие заповедники необходимы. Даже не этически, а исключительно из прагматических соображений. Жизнь ведь непредсказуема, авось им самим или их детям придётся спасаться бегством. А куда? Это же как сук под собой рубить. Вот и дядя ваш говорил про тайную работу изнутри…

– Он восемнадцать лет был министром здравоохранения. Пустые надежды, толку ноль. По крайней мере, видимых изменений не случилось. Да о чём спор, к сожалению, время неумолимо, я уже не так молод и без былого оптимизма смотрю в будущее. Что станет с соседями через год-другой… Пока люди живут себе по старинке. Бедно, но с достоинством.

Бедно и с достоинством, похоже на оксюморон.

– Кстати, там по-прежнему в ходу наличные деньги, я оставлю тебе на расходы. Поживёшь сколько надо у Родриго, подумаешь спокойно. В общем, сориентируешься по обстановке.

В багажнике я всё-таки задремала, темно, душно, укачивает, скучно, что ещё делать. А проснулась уже в другой реальности.

– Почти приехали, – сказал Диего, – давай, пересаживайся.

За окном был мирно спящий в куче мусора рассветный город; низкорослые старые дома с потрескавшейся кожей и зарешеченными чёрными ресницами глазами; заборы, украшенные битым стеклом и колючей проволокой. Свернувшаяся клубочком на дряблом асфальте тощая облезлая собака…

Буэнос диас, неряха!

3

Проехали городок насквозь и оказались среди завораживающих пейзажей. Вокруг влажный тёмный лес в утреннем тумане, а на горизонте мелькали хрустальные очертания гор.

Дон Альваро высунул морду в окно и шевелящимися ноздрями со свистом всасывал свежий прохладный воздух.

Ещё немного, крутой поворот, и вот перед нами разлилось большое серебристое озеро, на нём, как парик на голове мадам Помпадур, торжественно лежало пышное облако.

– Это место, где радуга обретает цвета, так говорят индейцы, – представил местность Диего, – тебе понравится, всем нравится. Климат мягкий, не будешь страдать от жары. Ну и в целом приятная живая атмосфера. Соберёшь нервы в кулак.

Мне уже всё нравилось и не терпелось остаться. Убедительно веяло спокойствием и дзеном. Да, это была любовь с первого взгляда. До чего же глупые фантазии меня посещали про семизвёздочные резервации и всякое лакшери.

Подобравшись к озеру поближе, я увидела женщину в яркой рубашке, стоявшую по пояс в воде. Она мыла свои длинные чёрные волосы. Может, это какая-то экозаморочка или магический ритуал. Оказалось, всё гораздо экзотичнее: с домашней водой у местных напряг, раздеваться незачем, вроде как и помылся и постирался заодно. К тому же вода на рассвете комфортнее, чем в другое время суток.

Вскоре мы остановились на берегу рядом с красивым домом, увитым растениями. Все вышли из машины. Во дворе залаяла собака, оповещая о прибытии гостей.

Дон Альваро сразу рванул в кусты, а вернувшись, довольный, принялся скакать, разминая затёкшие после долгой дороги задние конечности.

Через несколько минут открылась калитка, сначала появилась длинноухая собака, а следом за ней сонный парень в шортах и тапках. Он молча обнял Диего и дона Альваро, приветственно кивнул мне.

– Родриго, это Мария. Она поживёт у тебя.

Сын Диего – генетический косяк семьи Гарсия или подменённый младенец в роддоме – светлокожий брюнет среднего человеческого роста, я уже успела привыкнуть, что в этой части мира одни гномы. Подошёл ко мне, пожал руку. Мягкая, тёплая ладонь, натуральная.

– Родриго – наш самый удачный сын! – Диего гордо похлопал парня по плечу. Дон Альваро ревниво фыркнул. – Вылитый мой брат Эрнесто, когда живой был! Ха-ха-ха!

Да что ж такое, чудеса телепатии.

Диего сунул мне пакет, расцеловал в щёки, пристегнул осла к креслу и прыгнул за руль. Я обратила внимание, что больше сыну он не сказал ни слова.

– Проходи, не стесняйся, покажу тебе дом и твою комнату, – пригласил Родриго, когда машина его отца скрылась за деревьями.

Красивый ухоженный сад, у входа в дом поилка для колибри, правда, птичек в тот момент не было. На первом этаже просторная гостиная и хозяйственные помещения. Мы поднялись на второй этаж, повернули направо.

– Вот, располагайся.

Большая наполненная солнцем комната цвета голодного танзанийского льва. Массивная деревянная мебель, огромная кровать и даже старинный секретер, музейная диковинка. Из комнаты выход на террасу, откуда открывается великолепный вид на озеро и вулканы. Да всё в комплексе идеально – моей радости не было предела! От таких резких перепадов эмоций лишь бы не заболеть, я часто заболеваю от стресса.

Родриго внимательно наблюдал за мной, изучал. Поймав мой взгляд, опустил глаза.

– А ты один здесь живёшь?

– В основном один. Ко мне каждый день приходит помощница по хозяйству, местная женщина, майя, как и большинство живущих здесь. Очень внимательная и отзывчивая. Позже познакомитесь. Правда, она почти не говорит по-испански, но неплохо понимает. Я зову её Ноа, это сокращение от её настоящего имени, которое довольно сложно выговорить. В гостиной много старых бумажных книг, есть путеводители и всякое разное по истории и культуре. Хороший рынок, минут тридцать пешком от дома направо. Не потеряешься, если что, спросишь людей, подскажут. В саду велосипед, на берегу лодка. Телевидение только национальное, Интернета и прочих мировых каналов связи здесь нет. В ванной найдёшь всё, что нужно. Что ещё… Извини, мне пора собираться на работу. Спускайся в сад через двадцать минут.

Он этот текст так чётко оттарабанил, как будто заучивал наизусть. Ох, это чувство неловкости – меня подкинули ему, а он, будь любезен, принимай. Хотя не исключено, что я не первый, так сказать, революционный подкидыш.

Родриго вышел. Бросила рюкзак на пол, сняла кроссовки и упала на кровать, раскинув руки. Полежала немножко, пытаясь усмирить эмоции. Вышла на террасу – глаз не отвести!

Кстати, куда их отвести в первую очередь? Принять сонные ванны? Изучать местность? Хотелось всего и сразу.

Вспомнила про пакет, который мне дал Диего напоследок. Раскрыла его: разноцветные бумажки были аккуратно сложены по росту. Наличными деньгами мне не доводилось пользоваться. Но что-то знакомое и обаятельное в них было, чувствовалось, мы быстро поладим.

Спустилась вниз. Родриго уже переоделся в белую рубашку и синие брюки, униформа, похоже. А на плите стоял ковшик, из которого клубился дымок.

– Ты как раз вовремя, сейчас выпьем кофе, да я поеду.

Мы уселись в саду. Обалденный микс ароматов! Цветочный, кофейный и табачный – Родриго курил сигару, в этот момент он был прекрасен, как кровожадный аргентинец на майках.

– Вот ключи. В общем, осваивайся, вечером увидимся, – и протянул мне связку с металлическими предметами.

Белоснежный байк с красным крестом укатил Родриго на работу.

А пока я неторопливо допивала кофе, ко мне успела подлизаться собака. Затем она по-хозяйски устроила экскурсию по саду, познакомила с глянцевыми колибри и крупными представительными попугаями. Тукан великодушно разрешил потрогать свой выдающийся нос. Посидели на скамейке рядом с загорающей игуаной, а в кустах мелькнул чей-то пушистый хвост. Зверьё здесь очень хорошо поживает. Нашлось место и для меня.

***

Я честно не следила за временем, оно шло само по себе, я сама по себе. Но как-то вечером, уже привычно взирая на яркое звёздное небо и худенькую юную луну, вдруг обнаружила, что прошмыгнул месяц. А за ним другой.

И у меня нет никаких оснований задерживаться в этом доме дальше, кроме счастья.

Счастье вот так расслабленно валяться в гамаке, просыпаться от перешёптываний птиц, смотреть, как работают люди, прохлаждаться на пляже, карабкаться на вулканы, стирать в кровь ладони и коленки об сёрфборд, ездить верхом на лошади, заводить легкомысленные знакомства, играть с местными детишками, глотать книги, зависать в баре, собирать созревшие кофейные ягоды, мысленно целовать любимого бессонной ночью до рассвета.

Абсолютное счастье – жить просто и беззаботно, не думая о том, что это временно, выбросить все вопросы, задушить тревогу, – но это пока недоступное мне счастье. Кто-то барахтается в выгребной яме и верит, что это не навсегда. Кто-то живёт в раю и боится, что это не навсегда.