Бард. Том 1. Дети Дракона

– Но я вам пел ее уже три раза, – безуспешно отбивался тот, искоса бросая взгляды на притихшую Алису.

– Ну, спойте ее в последний раз, ну пожалуйста.

– Ну, хорошо, – сдался Мил, – если только леди Алиса не возражает.

– Леди Алиса не возражает, – грустно покачала головой Алиса.

Молодой человек встал на одно колено, и из-под его пальцев полилась завораживающая музыка. Но не успел он произнести и пару слов, как послышался торжествующий голос наместника, который громко выговаривал мэру:

– Ну, вот видите, господин мэр, а Вы говорите, тут никого не может быть. А тут целое «тайное сообщество», по-видимому, любителей лютни.

– Алиса, – укоризненно произнес мэр, – разве позволительно хозяйке оставлять гостей?

– Прости, отец, – произнесла сконфуженно девушка, – но мне так захотелось еще раз послушать господина Милл И’Усса, поэтому я с моими подругами пригласила его сюда.

– Алиса, ты меня расстраиваешь. Правила хорошего тона не позволяют…

– Папа, с каких это пор ты перестал мне доверять?

– Алиса, я думаю, что тебе и твоим друзьям лучше вернуться в зал и потанцевать.

– Хорошо, папа.

Все девицы присели в реверансе и убежали, как испуганные лани. Алиса хотела присоединиться к ним, но наместник предложил ей руку, и она была вынуждена на нее опереться.

– Господин мэр, господин мэр, – раздался окрик одного из слуг, со всех ног бежавшего со стороны дома.

Он подбежал к мэру и что-то тихо зашептал ему на ухо.

– Ах, какой ужас, – всплеснул руками тот и, обратившись к наместнику, произнес: – Господин наместник, нам необходимо срочно принять меры.

– Меры? Какие меры, господин Брах. Я Вас не понимаю.

– Война, Ваше сиятельство.

– Война?

– Именно! Пираты! Мне срочно необходимо уехать в мэрию.

С этими словами мэр немедленно исчез во внезапно опустившейся темноте. А из-за фонтана появился капитан и, поклонившись Алисе, произнес:

– Господин наместник, Вам необходимо срочно отбыть в резиденцию. Война, милорд. Островные пираты под покровом ночи преодолели заграждения и уже подожгли несколько судов.

– Я говорил этим скрягам, надо усилить… – наместник отпустил руку Алисы, посмотрел на Мила и сквозь зубы произнес: – Господин Милл И’Усс, проводите леди Алису к гостям и, по возможности, успокойте их. Я вынужден отбыть в порт.

С этими словами он быстрым шагом растворился в темноте.

А со стороны дома продолжала играть музыка и разносились веселые голоса.

– Не очень-то они напуганы, – фыркнула Алиса. – Впрочем, они, наверное, еще не знают.

– Война… С кем война? – удивился Мил.

– Вы же слышали, напали островные пираты. Странно, они уже несколько лет не тревожили наш город. Нет, нападают, конечно, на суда, но на город? Как назло, почти весь флот в плавании. Ну да ничего, думаю, наместник справится, говорят, он настоящий воин.

– А Вы его недолюбливаете? – спросил Мил.

– Недолюбливаю? Нет, отчего же. Хотя да, недолюбливаю. Но это уж Вас не касается, господин бард, – улыбнулась она.

– Простите, леди.

– Скажите, господин Милл И’Усс, а то, что сказано в вашей серенаде, идет от Вашего сердца?

– Да, леди, – чуть слышно прошептал Мил, – Вы догадались?

– Я почувствовала. Женщины всегда чувствуют, когда им объясняются в любви, как бы Вы мужчины не прятали это за пустыми, хоть и красивыми фразами.

– Вы сердитесь на меня?

– Сержусь? Разве можно сердиться на человека, который объясняется тебе в любви? Это всё мой волшебный напиток, господин Милл И’Усс, – засмеялась она, – я Вас предупреждала. Поцелуйте меня.

Мил схватил ее в объятья и приник к ее губам.

– Мне жарко, – прошептала она, – как мне жарко.

Он вновь поцеловал ее.

– Леди Алиса, леди Алиса, – послышался голос неподалеку.

Она оттолкнула Мила от себя и прошептала:

– Уходите. Завтра в полночь тут же, – и, повернувшись в сторону звавшего голоса, откликнулась, – я здесь, кто меня зовет?

Мил отступил в темноту и спрятался в беседке.

– Это я, леди, – произнес запыхавшийся голос, в котором Мил узнал приведшего его сюда старого слугу, – говорят, пираты захватили порт, гости разъезжаются, все ищут Вас, чтобы попрощаться.

– Идем, – решительно произнесла Алиса, и ее каблучки гулко застучали по дорожке.

Мил пробирался по темным аллеям парка, крепко сжимая в руках гриф своей лютни. Его сердце пело от восторга, он был счастлив и упивался своим счастьем. Дойдя до ворот, он получил своего коня и помчался к дому мэтра.

Войдя в дом, он тихо постучался в комнату мэтра, из-под двери которого светился мерцающий огонек.

– Войди, Мил.

Юноша открыл дверь и вошел в комнату.

– Я слышал, как ты приехал. Ты припозднился, и твои товарищи уже спят. Доволен вечером?

– Да, мэтр, все прошло замечательно.

– Ты, конечно, спел свою серенаду?

– Да, мэтр.

– Я так и знал. Вы, молодежь, не прислушиваетесь к советам старших. Твое счастье, что это вольный город и нравы тут не такие строгие как в старой столице. Запомни, мой друг, у тебя великий дар, ты станешь знаменит, но имей в виду, что в каждой стране, в каждом городе есть свои традиции и нравы, нарушения которых влечет за собой иногда очень сильные неприятности. Будь осторожен, изучай историю, узнавай о жизни в тех местах, куда тебя забросит судьба.

– Да, мэтр.

– Это хорошо, что ты так говоришь, но, думаю, что немало ты еще шишек набьешь, прежде чем усвоишь мой урок.

– Я все понял, мэтр. Только почему я должен был петь серенаду, написанную кем-то другим, когда моя гораздо лучше?

– Твоя серенада – это завуалированное признание в любви, которое лестно дамам, но режет слух мужчинам. Ваше с ней сословное различие слишком очевидно – она дочь первого человека в городе, а ты ученик барда, да к тому же бастард. Не тешь себя иллюзиями, мой мальчик, и будь скромнее. Тебе повезло, тебя приняли благосклонно, но это скорее исключение, чем правило. Вот когда ты станешь по-настоящему знаменит, тогда другое дело, тебе многое будут прощать.

– Но ведь это вольный город, тут нет сословных отличий.

– Чушь! Сословия есть везде, а, значит, есть и отличия. Другое дело, что в этом славном городе у каждого есть шанс войти в местную элиту, хотя, я думаю, это эфемерный шанс. Никто не любит чужаков и их амбициозные планы покорить весь мир.

– Я понимаю Вас, мэтр.

– Ну и хорошо. Иди, отдыхай.

– Мэтр, говорят, началась война.

– Что, пираты напали на город?

– Вы знаете?

– Нет, но из твоих слов сделал такой вывод. Очень интересно, нападение произошло буквально через несколько дней после того, как основной флот покинул гавань. Очень интересно.

– Вы думаете, в городе есть предатель?

– О чем ты? О нет, не в этом дело. Я думаю, все гораздо сложнее или проще, это с какой стороны посмотреть. Иди, отдыхай, твое участие в светском мероприятии не освобождает тебя от завтрашних занятий.

Мил легким кивком изобразил нечто, напоминающее поклон, и вышел из комнаты.

– Замечательный юноша. Хоть и бастард, но знатная кровь дает о себе знать, и талант, да нет – талантище. Думаю, из него со временем выйдет настоящий второй Буран. Н-да, но только второй, первый, к сожалению, уже стар, как бы это ни обидно было слышать, – мэтр погасил свечу и устроился на кровати.

Утром только и разговоров было, как о ночном нападении пиратов. Было сожжено несколько торговых суден, разграблены прибрежные строения. Пираты успели вдоволь пограбить и позлодействовать, пока береговая охрана и приведенные ей в помощь войска наместника не выбили их с набережной, а подоспевшие остатки флота не отогнали пиратов от берегов. Собрав все силы, наместник поспешил возглавить группу преследования, чтобы отбить охоту у пиратов впредь приближаться к берегам Мариины.

Эти события затмили своей значимостью даже бал у мэра, поэтому рассказ Мила о проведенном вечере не имел столько успеха, как рассказ о пылающих домах, который принес Лев, поутру уже сбегавший на пристань и в рыбацкий поселок.

Его рассказ был настолько красочен и красноречив, будто он сам принимал участие в великолепной битве по изгнанию пиратов. Видя такое воодушевление в рядах своих учеников, мэтр с удовольствием назначил конкурс на лучшую оду защитникам города.

Убедившись, что ученики поглощены рифмованием строк, он поманил к себе Мила.

– Сегодня получил письмо от моего старого знакомого – я говорю про господина мэра, – уточнил он, видя, что Мил не понимает его. – Он передает тебе привет и легонько журит за не совсем скромное поведение на балу. Ты, оказывается, уединился с девицами.

– Мэтр, они просто хотели еще раз послушать серенаду, что ж тут плохого? Разве я мог им отказать?

– Ну-ну, не скромничай. Конечно, ты не вправе был отказать. Кто ж откажется от таких почестей. Все нормально, я думаю, мэр не столько журит тебя по сути, сколько из долга. А вообще, ты ему понравился. Кстати, тут еще тебе маленькая записочка от леди Алисы, вероятно, с благодарностью за столь блистательную серенаду. Держи, надеюсь, ты понимаешь, как настоящий мужчина, что негоже делиться содержанием таких записочек с друзьями, даже если в них тебя всего лишь благодарят за хорошо проделанную работу. Скромность. Вот что важно – скромность.

– Спасибо, мэтр, – поблагодарил Мил, пряча записку на грудь, – если Вы разрешите, я пройду в свою комнату.

– Да, конечно, иди.

Мил поспешно прошел в свою комнату, где кроме кровати, маленького письменного столика и сундука для одежды, который, по необходимости, играл роль стула, больше ничего не смогло бы поместиться, с нетерпением сломал печать с изображением девичьего профиля с маленького свернутого клочка бумаги.

«Уважаемый господин Милл И’Усс, спешу поблагодарить Вас за столь прекрасные слова, которые Вы произнесли в мою честь на вчерашнем балу, и заверить что Вы всегда будете званым гостем в нашем доме.

С уважением, Алиса фон Брах.

P.S. Забудьте все, что я Вам вчера наговорила».

Письмо выпало из рук пораженного Мила, и он удивленно поглядел на валяющийся кусочек бумаги. Нагнулся, поднял его, зажег стоящую на столе свечу и медленно сжег его на дрожащем огне.

– Похоже, мой роман накрылся, – удрученно проговорил он, – понятно, а что еще можно было бы ждать от столь ветреной особы. Но в этом есть и плюсы, – пожал он плечами, – не придется тащиться ночью в такую даль. – Он сдул пепел в открытое окно, и произнес: – А все-таки жаль, она такая красивая.

Он оглянулся вокруг, словно что-то искал, и не торопясь вышел из комнаты, чтобы присоединиться к товарищам, усердно работающим над созданием оды.

Темная, теплая, почти жаркая, ночь. В маленькой беседке в парке у фонтанов у дома мэра притаилась почти невидимая в темноте фигура юноши. Он стоял тут, казалось, целую вечность, напряженно всматриваясь в темноту и внимательно прислушиваясь ко всем окружающим звукам.

Как он пробрался сюда ночью, не замеченный ни патрулем старого города, ни многочисленным стражникам, оставленным наместником для обеспечения безопасности семьи мэра, в это непростое для города время, непонятно, но он скрывался в тени беседки и что-то выжидал.

Его сердце громко стучало, заглушая своим стуком шелест деревьев и редкие всплески воды в фонтане, который, надо отметить, в это время ночи не работал. Казалось удивительным, что такие громкие звуки, издаваемые бьющимся сердцем, не привлекли проходящую невдалеке за оградой парка охрану, звуки шагов которой гулко разносились по мостовой.

Казалось, ожидание молодого человека было бессмысленным, и он сам себе уже дважды обещал уйти после еще небольшого ожидания, но все стоял и стоял, надежно скрытый от любопытных глаз.

Вдруг все изменилось. Молодой человек вздрогнул и прислушался. Казалось, он что-то услышал, хотя вокруг было все так же тихо. Через некоторое время его надежды оправдались, и стали слышны еле слышные шаги, а затем из темноты выплыл темный силуэт невысокого мужчины.

Юноша напрягся, невольно положил руку на рукоятку длинного кинжала, который висел у него на правом бедре, и отступил вглубь беседки.

– Кто здесь, – произнес шепотом человек, внимательно всматриваясь в темноту беседки, – господин Милл И’Усс, это Вы? Я чувствую, что тут кто-то есть, не пугайте меня.

– Да, леди, это я, – голос юноши был глух и печален. – Вы очень сильно опоздали.

– Можно подумать, мне было так просто выбраться из дома, – прошептала Алиса, а это была она, в черном мужском костюме, с непокрытой головой и волосами, перевязанными сзади ленточки. – И вообще, не заставляйте меня оправдываться, я, в конце концов, девушка и имею право опаздывать. Лучше скажите, что Вы тут делаете?

– Я жду Вас, – пробормотал Мил.

– Меня? По-моему, я ясно дала Вам понять, что наше свидание отменяется. Тот поцелуй был просто взрывом эмоций, капризом, так что Вы зря пришли, бедный бард.

– Но ведь и Вы забрели сюда среди ночи, уж не проверить ли, не забрел ли сюда влюбленный поэт, – проговорил Мил, выходя из темноты беседки.

Алиса тихо засмеялась

– А Вам не приходило в голову, что я просто пришла сюда на свидание с кем-то другим, и никак не чаяла увидеть тут Вас?

– И поэтому позвали меня по имени?

– Хм, хватит ловить меня на слове! Лучше говорите, что Вы тут делаете. В конце концов, я тут в своем доме и могу ходить куда захочу.

– Мне нечего скрывать, леди, я пришел сюда, чтобы положить свое сердце к Вашим ногам и рассказать, как глубока моя любовь. Я хочу предложить свою преданность в обеспечение своей любви, свой талант в воспевании Вашей красоты, свою жизнь в обмен за Вашу признательность. Протяните свою руку и коснитесь моей груди и Вы услышите, как яростно стучит мое сердце в своем желании выпрыгнуть в Ваши руки.

Словно завороженная, Алиса протянула руку и коснулась пальцами его открытой груди.

– Врете Вы все, – чуть смущенная, проговорила она, – я совсем не чувствую его «яростного стука», это все ваши поэтические преувеличения.

– Вовсе нет, просто надо коснуться его и прислушаться. Смелее, леди.

Он нежно взял ее руку, поднес к своей груди и крепко прижал ее ладонь.

– Вслушайтесь, как оно стучит, – прошептал он. – Это песня любви, самая прекрасная и возвышенная, разве Вы не слышите?

– Кажется, слышу, – прошептала она и непроизвольно придвинулась к нему.

Он нежно обнял ее второй рукой и легонько притянул к себе.

– Если хорошенько вслушиваться, то можно разобрать, о чем оно поет.

– Я слышу, но не понимаю, – печально произнесла она, обнимая его за плечи.

– Оно поет про скорый восход, который осветит убежище влюбленных и разлучит их до следующего вечера. Оно поет про теплоту рук, сжимающих любимых в своих объятьях и заставляющих их трепетать от нежности. Оно поет о сладости поцелуя, вселяющую в сердца влюбленных уверенность, что их любят и помнят.

Мил наклонил голову и губами коснулся чуть приоткрытых губ своей любимой. Она потянулась к нему и тесно прижалась к его телу.

– У меня все плывет перед глазами, я сейчас просто упаду, – прошептала она, – еще никогда в жизни я не испытывала такие ощущения при поцелуе.

– Вы хотите сказать, что Вас уже кто-то целовал? – нахмурился Мил.

– Оставьте, – прошептала она, – так меня никто не целовал.

– Тихо, – прошептал Мил, – там идет стража, – он увлек ее в беседку и закрыл ее рот своими губами.

Время отошло на второй план. Оно практически перестало для них существовать. Они то обнимались, то сливались в нежном поцелуе, то он нашептывал ей нежные слова, заставляя ее сердце трепетать от восторга.

– Скоро будет светать, мне пора, – прошептал он, – иначе мне будет не выбраться из парка, если только Вы не спрячете меня в своей спальне.

– Как Вам не стыдно такое говорить? – обиделась она.

– Простите, я пошутил. Не сердитесь на меня, просто я не хочу с Вами расставаться.

– Уходите, мне тоже пора. Ещё надо пробраться в дом.

– Когда мы увидимся в следующий раз?

– Я попробую передать Вам письмо, а теперь идите, если нас тут застукают, то Вам несдобровать. Думаю, наместник просто отрубит Вам голову за измену, – захихикала она.

– Он что, претендует на Ваше сердце?

– Идите, не сейчас.

– Но все-таки?

– Скорее уж на мое тело. Идите же, кругом столько охраны.

– Я умею пробираться незамеченным.

– Ага, как сказочный эльф, – усмехнулась она, высвобождаясь из его объятий.

– Какой эльф? – опешил Мил.

– Ну сказочный, Вы что сказок в детстве не читали? Тоже мне бард. Был, говорят, давным-давно такой сказочный народец. Они могли быть невидимы, если хотели. Давайте уходите.

– Ну, интересно же послушать, никогда не слышал таких сказок.

– Да уходите же, горе мое. Я-то по-любому не умею пробираться незамеченной. Если нас поймают, однозначно наша встреча будет последней, иди, – в голосе Алисы послышались нетерпеливые нотки.

– Я ухожу, любимая, – поклонился Мил и исчез в уже начавшей редеть темноте.

– Что это со мной? – проговорила Алиса, снимая свой костюм и пряча его на полку шкафа в своей комнате. – Что это со мной? – пропела она, разглядывая свое обнаженное тело в зеркале, которое в полумраке комнаты не в силах было отразить всю красоту ее точеной фигуры. – Как я хороша, ла-ла-ла, – пропела она и натянула на себя ночную сорочку. – По-моему, он мне нравится, хотя это шаг вниз, пленять наместника и барда. Смешно, принц и нищий. Хотя этот нищий даст огромную фору некоторым принцам. Да уж, но целоваться при первом свидании это никуда не годно, милочка, – погрозила она пальцем зеркалу, – хотя как он целуется, это что-то.

С этими словами она шмыгнула в постель, задвинула полог над кроватью и, разметав волосы по подушке, через несколько мгновений заснула.

А город волновался, как рассерженный улей, в тавернах нарастало напряжение, готовое вылиться на улицы и спросить с кого-нибудь, почему так произошло. Купцы подсчитывались убытки и требовали от мэрии объяснений по поводу произошедшего инцидента, что тоже не добавляло спокойствия и порядка. Мэрия пошла на беспрецедентный шаг и попросила военных усилить патрули, а владельцев питейных заведений – уменьшить продажу спиртного.

Но это не давало ответ на некоторые неприятные вопросы, которые все чаще задавались, и на которые никто не мог найти ответ. Правда, почему пираты появились так внезапно и в тот момент, когда основные силы покинули порт? Приводила в недоумение и тактика пиратов – они жгли корабли, дома и, казалось, старались скорее нанести как можно больший ущерб, чем захватить богатую добычу и уйти восвояси.

Элитное подразделение личной гвардии наместника простояло в обороне, ожидая, что пираты ринутся в богатые районы, где их ожидала добыча. Нет – позлобствовав в нищих прибрежных районах, пираты отступили на свои корабли, как только военные опомнились и попытались отбить порт. Не приняв навязанный им бой, они улизнули в море, оставив позади пылающие купеческие корабли, озадачив своей тактикой бравых вояк.

Такое нетипичное поведение породило кривотолки и слухи о существующем заговоре и измене. Назывались ужасные факты, что в нападавших некоторые узнавали бывших жителей города, что само по себе было невероятно, так как всем известно, что островные пираты – это закрытое общество, не пускавшее так просто в свои ряды посторонних. А то, что это были именно островные пираты, не было никаких сомнений – на всех кораблях, ворвавшихся в порт, был поднят флаг с изображенным на нем левиафаном, перекусывающим своим огромным ртом корабль. Надо отметить, что подтверждения этих слухов не нашлось, так как взять в плен пиратов не удалось, а те из них, кто пал в этой войне, не принадлежали к местному населению.

Разъяренный таким нападением наместник немедленно распорядился организовать погоню и даже сам возглавил ее, как древний герой «идя впереди своих войск с обнаженным клинком», не слушая осторожные рекомендации своих советников, боявшихся, что это одна из ловушек пиратов, которая оставит город вообще без защиты.

Покинув рассерженную столицу, наместник заставил весь пыл критических замечаний направить на мэра, который, как мог, старался привести разрушенную часть города в порядок и хоть чем-то помочь обездоленным нападением пиратов людям. Все наперебой обсуждали информацию, которая якобы просочилась из окружения наместника, что сам наместник неоднократно отмечал слабость морских фортификационных сооружений города и даже предложил недорогой план реконструкции укреплений. Мало того, он собственноручно брался воплотить этот план в жизнь, чтобы обезопасить жизнь и имущество жителей, но, к сожалению, не нашел понимания у мэра.

На такие обвинения мэрия почти не отвечала, резонно утверждая, что необходимо сначала устранить последствия этого ночного нападения, а уж потом разбираться о чем идет речь. Но совсем отмалчиваться не удавалось, и секретарь мэра сделал заявление, что да, такие переговоры шли, и мэр действительно отказал наместнику в той непосильной для казны сумме, о которой шла речь. Ссылаясь на тот факт, что город и так выплачивает немалые деньги на содержание флота и содержание его контингента, и за это тот как минимум должен защищать оплачивающих его содержание горожан. Смущал мэра и тот факт, что контроль за расходованием средств и вообще за проведением модернизации береговых и морских фортификационных укреплений брал на себя наместник и подчиненное ему морское ведомство.

Как бы там ни было, но вопросов было больше, чем ответов. Город жил в недоумении и некоторой растерянности, пока к концу недели, на четвертый день после нападения пиратов, к порту не причалили отправившиеся в погоню корабли. Уполномоченный наместником отчитался перед мэрией и городом, что погоня триумфально закончилась. Четыре пиратских корабля были потоплены с помощью подоспевших соединений главных сил, которых удалось оповестить тайной связью, при этом потери флота были практически минимальны. Остатки пиратского флота разбежались, и ловить их быстрые суда было бесперспективно. В связи с этим экспедиция была завершена.

Ликованию в городе не было предела, и мэрией было решено дать в честь победителей бал, а в городе устроить ночной карнавал и народные гулянья.

Все это время Мил жил с надеждой о встрече со своей возлюбленной, помня про обещанное ею письмо. Но время шло, а письма все не было, и его замечательное настроение постепенно перерастало в апатию. Он попытался пробраться в парк в доме мэра, и ему это даже удалось, но, к сожалению, парк патрулировался моряками, и если ему и удалось пробраться незамеченным к беседке, то вряд ли такое было под силу Алисе. Мелькнувшая же было мысль пробраться в сам дом, была благоразумно отвергнута.

Изнывая от нетерпения и неизвестности, Мил стал рассеянным и раздражительным, не мог сосредоточиться на занятиях, что сразу бросилось в глаза наблюдательному мэтру. На его примере мэтр Буран прочитал ученикам лекцию о том, как важно сдерживать свои душевные порывы, и как взлет фантазии и творческого подъема резко может смениться застоем, апатией и опустошением.

После этой показательной «порки» Мил был отправлен в город «проветриться» и заодно отнести в мэрию письмо, в котором мэтр предлагал участие в городском праздновании своих учеников.

Предполагалось, что юные барды в разных местах города будут декламировать оды победителям и петь старинные баллады о доблестных рыцарях. Под старинными балладами мэтр имел в виду сочинения своих учеников, над которыми они корпели почти все свободное время, и которые он безжалостно критиковал. Это было необходимым для наработки навыков общения со зрителями, которые можно получить только практическими занятиями, и предстоящий праздник был очень кстати. Ведь кроме Мила больше никто еще не выступал перед большой аудиторией.

Выйдя за ворота, Мил был удивлен переменами в городе. Он жил предвкушением празднества, на которое мэрия готова была потратить немалые деньги, чтобы решить сразу две проблемы: отпраздновать победу наместника и тем самым польстить тщеславию военных, популярность которых в городе росла с каждым днем. И отвлечь горожан от неудобных вопросов, почему пираты так легко проникли в город.

– Просто чудо, что жертв было немного, – произнес мэр на последнем заседании, – а что до убытков, то все это поправимо и наживное, и мэрия готова помочь пострадавшим купцам.

Какие для этого будут проведены мероприятия, не уточнялось, но в распоряжении мэрии кроме общего фонда, которые некоторые называли страховым, и собственно для этого и создавался, были и другие рычаги вплоть до уменьшения пошлин и налогов, что всегда было заманчиво для настоящего купца.

По вопросу об усилении злосчастной береговой линии вскользь было замечено, что принципиальное решение по этому вопросу есть, осталось решить лишь вопрос финансирования, чем мэр совместно с правлением обещал заняться сразу после окончания праздника, намеченного на ближайший выходной.