Тринадцать

Бобков вообще был человеком действия, и относился к той категории людей, которые не особо любят анализировать ситуацию, в которой они оказались. Он решительно поднялся с кровати, и, достав из сумки маску для подводного плавания, захлопнул дверь, мягко повернув ключ в замке.

«Интересно, есть ли в этом доме музыкальный центр? Нужно будет хорошенько поискать.

Четыре негритенка пошли поплавать в море,

Один попался на крючок, и их осталось трое».

Ха-ха-ха, – улыбнулся Игорек своим мыслям, вспомнив этот дурацкий стишок, запомнившийся ему, когда в детстве он читал книгу Агаты Кристи «Десять негритят». А что, в этом что-то есть…»

***

Пройдя в свой номер и осмотрев его, Изместьев подумал: «Если эти ребята с телевидения решили снимать современную версию «Необитаемого острова» или российский вариант сериала «Остаться в живых», то это действительно подходящее место». Однако что-то подсказывало ему, что это не так. Но что именно, он никак не мог уловить. Так бывает, мысль которая должна расставить все на свои места постоянно куда-то исчезает, оставляя того, кому она предназначалась, в тяжелых раздумьях.

На остров стремительно наползала темнота. Нет, купаться сегодня он уже не пойдет. Сейчас нужно подготовиться к ужину и обсудить за ним происходящее с другими. И нужно обязательно осмотреть весь дом. Что-то в нем не так. Хотя, уже поздно. Они сейчас поужинают, выпьют с дороги и никому это уже будет не нужно. Но завтра, если организаторы их пребывания здесь, не появятся, нужно будет это сделать в первую очередь.

Он открыл кран в душевой и пощупал воду. Есть и горячая, и холодная. Это хорошо. Не идти же, в конце концов, на званый ужин не помывшись. Скинув с себя надоевшую за день, пропитавшуюся потом одежду, Олег Викторович залез под упругие струи долгожданной влаги.

***

Олесе Казанцевой искать свои апартаменты долго не пришлось. Первое, что она увидела, выйдя из столовой, была табличка на двери с ее фамилией. Дверь была не заперта, хотя и закрыта. Ключ находился в единственном внутреннем замке, располагавшемся под красивой золотистой дверной ручкой.

– Ва-у! – она вскрикнула от восторга, увидев большое окно, смотревшее прямо на море. От входа слева открытая дверь показывала ванную комнату с кафелем небесного цвета. Спальня была просто изумительна. Она походила по номеру. Вроде все необходимое есть. Девушка проверила выключатель торшера, стоявшего у изголовья широкой массивной кровати. Работает. Настроение резко улучшилось. Она стала готовиться к выходу в люди.

***

И все же это было не совсем то, что он ожидал. Нет, это не про номер. Он-то как раз был выше всяких похвал. Впрочем, еще посмотрим. Ровно в оговоренное время Андрей Молодавченко вышел из своей комнаты и стал спускаться вниз. Он усмехнулся своим мыслям. Две недели говорите? Все случится гораздо быстрее. Или он ошибается? Поглядим!

***

Екатерина готовилась к выходу. Она надела свое любимое маленькое черное платье и теперь крутилась перед огромным зеркалом. Чистые, еще слегка влажные после душа волосы, которые она успела вымыть, высушить и даже немного подвить снизу. Длинные ресницы и умело наложенный макияж подчеркивали красоту лица. Средних размеров золотой крестик на изящной тонкой цепочке из драгоценного металла. Голые плечи. Платье сидело на ней идеально, а модные туфли на высоком каблуке после шлепок непривычно, но приятно облегали ступню.

Она не слышала, как он открыл дверь.

– А вы красавица! Вам никто об этом не говорил? – волнующим баритоном произнес Коробченко.

Милютина от неожиданности вскрикнула и обернулась. Перед ней стоял молодой красавец с липким взглядом, который плыл с ней вместе в одной лодке. На нем был легкий летний костюм песочного цвета и черные туфли.

– Давайте знакомиться, я – Макс, – просто сказал он.

Глава 3

Ужин был в самом разгаре. Готовить его не пришлось, все было приготовлено и разложено по столовым принадлежностям чьей-то заботливой невидимой рукой заранее. Изместьев и другие мужчины доставали еду и спиртное из холодильников, а женщины заправляли салаты и сервировали стол. Газовой или электрической плиты в доме не было, поэтому гостям пришлось довольствоваться не разогретой пищей. Хотя еда была выше всяких похвал, а спиртное просто отличным. Настроение у всех стало подниматься. Шкандыба рассуждал, что поскольку еда была отменного качества и свежей, то хозяева особняка действительно покинули остров совсем недавно, возможно, перед самым их прибытием. Следовательно, у них и вправду могла случиться какая-то накладка, и завтра съемки все-таки начнутся.

Слегка захмелевший от хорошего виски Коробченко, стал более раскован и решителен, нашептывая что-то Екатерине на ушко. Та тоже раскраснелась от дорогого шампанского и весело хохотала. В глазах ее появились бесенята. Она очень боялась снова сорваться в алкогольный штопор, но отказать Максу было просто нереально.

Емельяненко и Викторов, несмотря на разность в возрасте, нашли общий язык, вспоминая годы милицейской службы. У них нашлись даже общие знакомые.

Молодавченко и Афиногенов обсуждали грядущую реформу рынка юридических и бухгалтерских услуг, попивая при этом прекрасное итальянское вино.

Четвертая, самая многочисленная группа гостей, сосредоточилась вокруг Изместьева и Стеклова. Первый на правах старшего расспрашивал второго о том, что тому удалось узнать о доме и острове до их прибытия. Стеклов, прихлебывая великолепное красное вино, охотно отвечал.

Когда гул столовых приборов почти стих, а сытые и заметно захмелевшие гости непринужденно болтали друг с другом, их умиротворенный настрой нарушил громкий женский голос.

Высокий, отрывистый, резкий…

– Внимание, тишина! Слушайте все!

Голос был словно гром среди ясного неба. Прибывшие от неожиданности вздрогнули, замолчали, и стали оглядываться по сторонам. Кто это говорит?

Голос тем временем продолжал – громко, четко, ясно:

Вам предъявляется следующее обвинение:

Олег Викторович Изместьев, – ваша жена, Анастасия Петровна Изместьева;

Артем Алексеевич Шкандыба, – ваша жена, Маргарита Федоровна Шкандыба;

Петр Михайлович Семенченко, – ваш отец, Михаил Петрович Семенченко;

Олеся Григорьевна Казанцева – ваша мать, Александра Антоновна Древко;

Екатерина Сергеевна Милютина, – ваш отец, Сергей Серафимович Вершинин;

Игорь Семенович Бобков, – ваша мать, Светлана Александровна Бобкова;

Максим Андреевич Коробченко, – ваша сестра, Зоя Андреевна Голенихина;

Андрей Александрович Молодавченко, – ваш брат, Сергей Александрович Молодавченко;

Дмитрий Ильич Афиногенов – ваша мать, Валентина Евграфовна Чувилина;

Степан Валерьевич Емельяненко – ваша мать, Ольга Матвеевна Емельяненко;

Захар Демьянович Викторов, – ваша жена, Наталья Алексеевна Викторова

Вера Артемовна Андриевская, – ваш сын, Алексей Фомич Андриевский

13 декабря 2015 года, являясь присяжными заседателями коллегии присяжных заседателей Московского городского суда, вынесли неправосудный обвинительный вердикт невиновному двадцатидвухлетнему Магницкому Антону Валерьевичу, обвиняемому в совершении убийства двух женщин с особой жестокостью и сопряженного с их изнасилованием.

Голос зазвенел металлом, почти срываясь на крик:

А вы, Иван Игнатьевич Стеклов, являясь судьей этого суда и председательствующим по данному делу, на основании обвинительного вердикта названных присяжных, приговорили означенного невиновного Магницкого Антона Валерьевича к пожизненному лишению свободы с содержанием в колонии особого режима, в результате чего, 13 мая 2016 года, незаконно осужденный Магницкий был убит в местах лишения свободы.

В какой-то момент, в голосе говорившей появились плаксивые нотки, но она быстро с этим справилась. Зато в нем проявилась лютая, нечеловеческая злоба:

… Вы все умрете! Все тринадцать. Один за другим, испытывая жуткий страх и отчаяние от безвыходности того положения, в котором оказались. Я хочу, чтобы перед смертью каждый из вас понял, кто именно и за что мстит вам и вашим родственничкам за безвинно убиенного по закону мальчика.

А ваши близкие, те, что, будучи судьями, сотворили этот беспредел, после того, как ваши трупы обнаружат, испытали то же самое, что испытала я после гибели своего единственного и любимого сына.

Будьте вы все прокляты и горите в аду. Ваша Анна Магницкая, в девичестве – Лучкович.

***

Голос умолк.

В течение нескольких мгновений стояла гробовая тишина, после чего Андриевская, закатив глаза и издав какой-то клокочущий звук, схватилась за сердце, и стала заваливаться на левый бок.

Держите ее! – крикнул находившийся напротив Веры Изместьев Шкандыбе и Молодавченко, сидевшим слева и справа от нее. Женщину подхватили, не давая ей упасть. К ним на помощь подоспели Афиногенов и Коробченко. Следом подошла Казанцева.

– Положите ее на диван и плесните ей немного коньяку, – попросила она мужчин.

– Откуда доносился этот голос? – мертвенно-бледными губами прошептала Вера, когда очнулась. – Это… это было так страшно… – Она снова потеряла сознание.

Олеся нащупала ее пульс и озабоченно покачала головой:

– Молодые люди, – обращаясь к Коробченко и Молодавченко, попросила Казанцева. – Я работаю медсестрой в Первой Градской больнице. У женщины все симптомы острой сердечной недостаточности. Мне нужно осмотреть ее, чтобы привести в чувства. Отнесите ее, пожалуйста, в номер, а я пойду с вами.

Когда Веру унесли, бледный как полотно Шкандыба трясущимися руками плеснул себе виски:

– Что это было? Это шутка? Дурацкий розыгрыш? Кто мне скажет, что это было?

– Не думаю, – растерянно пробормотал судья Стеклов. После услышанного, он находился в глубоком ступоре. Его Анна, его любимая? Она заманила его в числе прочих на этот остров, чтобы отомстить? Чтобы убить его? А тот нахальный молодой мажор, как его там? Антон Магницкий? Это был ее единственный и любимый сын, ее мальчик?

Остальные присутствующие сидели молча. Викторов вытирал платком взмокшие лоб и шею, Семенченко, сидя у края стола, весь ссутулился, его руки подрагивали мелкой дрожью и, чтобы другие это не заметили, он сцепил их в замок, наклоня корпус тела вперед.

Емельяненко откинул сетку, закрывавшую вход. Казалось, что он надеялся обнаружить за ней источник голоса. В столовой повеяло свежим морским воздухом. Звук набегавших волн стал слышен отчетливее. Остров окутала непроглядная тьма.

Изместьев расхаживал по кухне. Внешне он был спокоен, хотя на самом деле испытывал… нет, не страх, скажем так – дискомфорт. Бывший боевой офицер очень не любил, когда его враг сидел где-то в засаде и с какой стороны мог прилететь удар, было непонятно.

Милютину колотило от страха. Ей хотелось спрятаться за мощную, словно каменную, спину Макса. Но увы, его сейчас рядом не было. Она взяла в руки бутылку виски и плеснула себе в стакан от души, после чего, залпом, никого не стесняясь, махнула сразу граммов сто.

Изместьев наконец остановился и произнес:

– Нам нужно понять, кто включил эту запись, и где находится источник трансляции.

– Он доносился вон оттуда, – махнул в сторону стойки ресепшн Семенченко.

Судья Стеклов отодвинул ширму и зашел за нее. Там находился стоявший на столике музыкальный центр. Он был включен. Рядом с ним лежал пустой футляр от диска. Сам диск был внутри центра.

– Там музыкальный центр. Кто из вас его включил? – строго посмотрел на них судья Стеклов, – переводя тяжелый испытующий взгляд с одного присутствовавшего на другого. Его взор остановился на Бобкове, который почему-то находился за стойкой. – Это были вы? – с обличительной вежливостью, не предвещавшей ничего хорошего, поинтересовался он.

Бобков уже успел отойти от того потрясения, которое он испытал слушая тот страшный голос, и натянул на лицо привычную нагловатую маску. Он выглядел как школьник, разбивший мячом окно, которого схватили за руку соседи.

– Я не знал, что там стоит этот диск, – нервно улыбнулся он, – а просто хотел поставить музыку и объявить, что у меня сегодня День рождения, чтобы продолжить гульбан с танцульками. Кстати, я требую продолжения банкета, – пьяно осклабился Игорь.

– Ты что, придурок? – глядя на него как на редкое животное, осведомился Стеклов. – Впрочем, – он осекся и примирительным тоном произнес, – поздравляю вас.

– Не нужно мне твоих поздравлений, сам ты придурок, – огрызнулся Бобков, но продолжать конфликт не стал. Тем более, что его довольно бесцеремонно отодвинули в сторону Изместьев и Викторов, пройдя к ширме, за которой и находился музыкальный центр.

– Удивительно, как это мы его не заметили сразу, – пробормотал Олег Викторович, щелкнув выключателем света. Через пару мгновений оттуда донесся удивленный возглас Изместьева.

***

– Здесь еще одна записка, какие-то стихи, – он зашелестел листом бумаги. – И игральные карты. Раздвинув шторы, Изместьев проворно вынырнул из кладовки и выложил на стойку ресепшн свою добычу.

Стоявшие рядом со стойкой с интересом его обступили. Наморщив лоб и щурясь, Олег Викторович почти неслышно стал шевелить губами, читая написанное

– Эх, забыл очки в номере? – сокрушенно качая головой, наконец, произнес он. – А без них…

– Дайте мне, я прочитаю, – нахально, выхватив из его рук листок с посланием, заявил именинник. Изместьев проводил его недобрым взглядом, но ничего не сказал.

Громким сиплым голосом Игорек загундосил:

«Тринадцать было их сначала.

Одна вдруг жутко закричала,

Перепугав других немало.

И на одну их меньше стало.

Осталось их двенадцать

Пошли они купаться.

Вдруг одного унес дельфин,

И стало их меньше еще на один.

Одиннадцать их было.

Один среди них Чикатило.

С другою пошалил он малость,

И десять их осталось.

Десять судей друг над другом

Решили суд затеять,

Тщетны были их потуги,

И их осталось девять.

Ночь наступила,

Пришел Чикатило.

Милости просим, –

И стало их восемь.

Стоял погожий теплый день,

И вдруг один из них упал.

Глядь, а в груди его кинжал,

И их осталось семь.

Шесть трупов, семеро живых,

У одного схватил живот

От двух ранений ножевых,

И стало все наоборот.

Один из шестерых – маньяк,

Он вместе с ними пьет коньяк,

Легли они поспать,

И их осталось пять.

Пятеро сели покушать,

Стали друг друга слушать,

Один подавился из них,

И четверо стало их.

Преступник одного убил,

А двух в ловушку заманил,

Бах-бах, и нету их,

И подошел к концу мой стих.

Убийца трупы посчитал,

Раскаяние испытал,

Пересчитал и прослезился,

Пошел, и с горя утопился!»

Следом, также напечатанная на компьютере, шла приписка:

«P.S. Рядом с этим листом лежит тринадцать игральных карт. Двенадцать из них – красные, и одна черная. Все как в знаменитой игре «Мафия». Один из вас – ваш гробовщик. Он будет беспощадно убивать вас везде, где бы вы ни были. Один труп – одной картой меньше. И так до конца, пока он не перебьет вас всех. Этот остров станет вашим последним пристанищем на грешной Земле. Ну что, поиграем?»

Когда Бобков дочитал и поднял глаза, в столовой были все в сборе, за исключением Андриевской. Несмотря на всю его браваду, противный липкий холодок пробежал у Игоря по спине. Каким-то шестым чувством он понял, что это не шутка и их действительно собрались убивать. Казалось, это понимали и остальные.

– Не знаю как вы, а я, пожалуй, выпью, – обескураженно пробормотал Емельяненко, и потянулся за бутылкой.

– Пожалуй, я составлю вам компанию, – принял его предложение Викторов, делая то же самое. Все без исключения последовали за ними. Большинство предпочитало виски и коньяк. Казанцева попросила Афиногенова налить ей вина. Все хотели взбодриться и снять стресс.

– С этой женщиной, Верой, должно быть все нормально, – закашлявшись от попавшего не в то горло вина, сказала Олеся. – Я дала ей убойную дозу лекарства, понижающего давление и сердцебиение, которое было при ней, и она уснула.

Все молча, словно по команде, налили по второй. Однако Изместьев поднял руку.

– На правах избранного вами старшего, я бы хотел, чтобы мы провели бы сейчас с вами некое подобие расследования того, что только что случилось, – сказал он. – А поскольку среди нас находится человек, который представился нам судьей, и его слова подтвердил тот женский голос, который всех нас так испугал, то думаю, что логично было бы предоставить слово ему. – Олег Викторович вопросительно глянул на сидевшего рядом с ним Стеклова. – И прошу Вас, расскажите нам о том судебном процессе, над Антоном Магницким.

***

Судья Стеклов вздохнул, подал корпус тела немного вперед, и начал свое повествование.

– Этот процесс начался в начале осени прошлого года. Антон Магницкий, как сказала только что Анна, обвинялся в убийстве и изнасиловании двух молодых женщин.

– Вы знали эту женщину, я имею ввиду Анну, ранее? – поинтересовался у него сидевший во главе стола Изместьев.

– Да, знал, – отвел в сторону глаза Стеклов. – Говорить на эту тему ему было неприятно. – Это именно та женщина, которая пригласила меня на этот остров письмом.

– Это письмо у вас сохранилось? – жестко глянул ему в глаза бывший офицер.

– Да, но я не уверен, что его нужно сейчас демонстрировать, – поморщился Стеклов. – Оно очень личного характера. Тем более, что оно осталось в номере. Скажу только, что Анна, когда-то в юности была моей любимой женщиной, но у нас не сложилось. Мы расстались. А то, что Магницкий был ее сыном, я узнал только что.

– Хорошо, давайте дальше.

– Свою вину в содеянном Магницкий категорически отрицал. Но лично я, а как оказалось, и присяжные, были уверены, что убийца и насильник именно он. Очень уж убедительны были доказательства, представленные стороной обвинения. – Вспоминая, он немного помолчал. – Тела двух несчастных потерпевших были обнаружены с интервалом в несколько дней в Измайловском парке, причем недалеко друг от друга. По заключениям судебно-медицинских экспертов, женщины перед тем, как их убили, были изнасилованы. Рядом с телами полицией были обнаружены презервативы с имевшейся в них спермой. Она, как было указано в экспертных заключениях, принадлежала подсудимому. Оснований не доверять этим экспертам у меня не было. Комиссия состояла из трех уважаемых медиков со стажем экспертной работы от десяти до тридцати пяти лет. По-моему, если мне не изменяет память, и я ничего не путаю, двое из них были кандидатами медицинских наук.

Алиби у Магницкого не было. Ни в первом, ни во втором случае. Никто из допрошенных по делу свидетелей подсудимого в момент совершения преступлений не видел. Следствие запросило распечатки телефонных переговоров Магницкого. Выяснилось, что определить его место нахождения в момент совершения преступлений тоже не представилось возможным. Я для себя сделал вывод, что идя на дело, он оставлял телефон дома или в другом месте, чтобы его невозможно было вычислить по биллингу.

– И вы дали ему пожизненно? – с уважением спросила уже достаточно пьяная Милютина.

– Да, дал, – посмотрел на нее судья. – Я и сейчас уверен, что преступником был именно он. – К тому же, что бывает нечасто, присяжные признали его виновным единогласно, и посчитали, что он не заслуживает снисхождения.

– И правильно сделали, – поддержал судью Викторов. – Нечего таким уродам землю-матушку топтать, туда ему и дорога. А то, что этот Магницкий погиб в колонии, вина не ваша, Вы все правильно сделали. Лично я так считаю.

Он хотел еще-то что-то сказать, но Изместьев его прервал:

– Ладно, думаю, что нам нужно ложиться спать, время уже позднее. Все посмотрели на часы. По местному времени была уже полночь.

– Да, Вы правы, нужно идти спать, – поддержал его Емельяненко.

Остальные тоже были согласны с ними.

– А кто будет убирать со стола? – спросила Казанцева.

– Утром уберем, – икнув, ответила ей Милютина, прижавшись к Коробченко.

– Олеся, – обращаясь к Казанцевой, попросил Изместьев, вы не посмотрите, как там себя чувствует наша сердечница? – И, видя, появившийся на лице девушки страх, подбодрил ее: – Не бойтесь, я вас потом провожу.

Остальные, задвигали стульями, встали, и, посматривая друг на друга, разошлись по своим номерам.

Игральные карты и послание со стихами остались лежать на стойке ресепшн.

Коридоры первого и второго этажей заливал свет. Дом был просторный, удобный и современный. Никаких потайных помещений в нем, судя по всему, не было. Никаких посторонних звуков или скрипов слышно не тоже было. Чердака или подвала, либо хотя бы погреба тоже не наблюдалось. Вряд ли в этом доме мог притаиться посторонний.

Но именно это и пугало.

В коридоре первого этажа все пожелали друг другу приятных снов и разошлись.

Убедившись, что с Андриевской все в порядке, и она досматривает десятый сон, Изместьев проводил Казанцеву до ее номера на первом этаже, и поднялся к себе.

Оставлять входные двери в свои комнаты незапертыми никто не решился.

***

Плотно прикрыв дверь и повернув ключ в замке, судья Стеклов разделся, залез в душевую кабину и встал под упругие струи душа. Он осмысливал произошедшее. Этот Магницкий. Да, он возненавидел подсудимого на том процессе. Как же, сын олигарха. Новенький с иголочки дорогой костюм-двойка на стройном, подтянутом, знавшем толк в спортивных упражнениях теле. Короткая стрижка, симпатичное лицо. Дорогие очки. Наглая, самоуверенная рожа. А как он позволял себе вести себя в зале суда! Перебивал каждого свидетеля, пытался вставлять свои комментарии при оглашении материалов дела… И это ее сын? Он попытался убедить Антона, что свою вину тот должен признать, неоднократно повторяя, что доказательства свидетельствуют именно о том, что эти деяния совершены именно им. Но Магницкий не слушал. Признай тот вину, и наказание наверняка было бы мягче. Что ж, это было его право. А он… он ни в чем не виноват.

Выйдя из душа и наскоро вытерев тело полотенцем, он закрыл открытое окно, включил кондиционер, выключил свет и, разобрав душистую чистую постель, лег спать.

***

Милютиной не спалось. Лежа в постели, она то и дело прислушивалась к окружающим звукам. Но звуков не было. Все было тихо. Тишина была для нее непривычна и по телу поползли мурашки.

Этот голос. Он очень сильно ее напугал. О том, что ее отец участвовал в суде присяжных, Кате было неизвестно. Папа ничего ей не рассказывал. Да и, если честно, родителей она видела крайне редко. Жили они достаточно далеко, и если даже и приезжали, то лишь для того, чтобы убедиться, что она еще жива и здорова. Иногда даже оставляли ей дочь.

Она уже стала засыпать, как вдруг услышала какой-то шорох у двери и негромкий мужской голос, который звал ее по имени. Сердце бешено заколотилось, но спустя мгновение она поняла, что это голос Максима.

Екатерина встала с кровати, включила свет, и на цыпочках подошла к двери.

– Катя, это я, – опять послышался тихий шепот из-за двери, – открой мне!

Она уже потянулась к ключу, для того, чтобы его повернуть и впустить Коробченко к себе, но внезапно ее осенило: «А вдруг тот загадочный убийца – это Макс?» В памяти сразу всплыл тот дурацкий стишок:

…Одна вдруг жутко закричала,

Перепугав других немало.

И на одну их меньше стало.

Ну, уж нет, она не такая дура, чтобы так рисковать. Что она вообще о нем знает? Кто он такой, этот Максим. Смазливый качок? А по совместительству маньяк-сообщник поехавшей на своем горе Анны?

– Максим, я плохо себя чувствую, – мягко, чтобы не обидеть понравившегося ей мужчину, сказала она. – Иди спать, завтра обо всем поговорим.

Он что-то еще говорил, но она уже отошла от двери. Выключив свет, Катя подошла к кровати, чтобы лечь, и в этот самый момент раздался этот приглушенный, но от того не менее ужасный, леденящий душу женский крик. Он доносился со второго этажа.

– Помогите! А-а-а! Помогите же, хоть кто-нибудь!!!

Милютину затрясло, как в приступе лихорадки. Не прошло и минуты, как она, накинув халат, выскочила из своего номера в освещенный коридор первого этажа. Вместе с ней из своих комнат уже выходили заспанные Семенченко, Казанцева и Емельяненко.