Полная версия
Мишель и Антон. Часть 2
– Как песня льется.
Антон прикусил мочку моего уха.
– В смысле, Мишель? Ты мне не веришь?
– Не особо. Моя голова уже нафантазировала пару любовниц, – прошептала я, вжимаясь в него спиной, по моей пояснице бежали волны возбуждения.
– Ну, тогда моя цель номер один – доказать, что у меня лишь одна любимая женщина, – его рука скользнула мне между ног. – М-м-м, если она конечно не против небольшого рандеву.
Против я, естественно, не была.
Глава 4
8 июня (пятница)
Перемирие, достигнутое ночью, должно было выровнять течение моей жизни и спалить как траву августовское солнце многие недомолвки. Конечно, мы не всё с Антоном смогли обсудить, но я верила, что у нас на это будет время. Я никак не ожидала дальнейших событий.
Проснувшись в пустой постели, я пошла на поиск Антона. В гостиной с новостного канала по телевизору выливался обычный поток сумасшедших вещей, делающих наш мир криминальным, без радостных просветов. Да кто вообще смотрит новости? Если верить их описанию обстановки в мире, то можно сойти с ума: убийства сменяют грабежи, те задвигаются мошенничеством в различных масштабах, межрасовыми войнами, политическими преступлениями и домашним насилием. А в завершение привычных выпусков показывают больных детей, чьи шансы на ближайшие 5-10 лет жизни равны тем взносам, которые мы – обычные зрители – сможем позволить себе перевести по озвученному счету. Хоть бы раз утренние новости состояли из радостных заявлений, что совместное сотрудничество списка стран победило рак, и вскоре вакцина по доступной цене будет предоставлена всем желающим.
Таких чудесных новостей точно не вещали, а судя по бледному лицу Антона, новость задела его лично.
– Эй… – начала я, подойдя к нему.
Он шикнул на меня и чуть махнул рукой, веля мне не загораживать телевизор. Теперь и моё внимание зацепилось за знакомое лицо на экране. Кослов. Испуг, ненависть, страх, приобретенный с нападением напомнил о себе. Я прислушалась о чем говорят с экрана.
«… найден убитым в своей квартире глава корпорации «Кослов продакшн» Александр Юрьевич. Следствие не разглашает подробностей случившегося, но нам стало известно, что тело Кослова с огнестрельными ранениями обнаружено сегодня утром в 7 утра дочерью убитого. Следственные органы по факту убийства завели уголовное дело, рассматриваются различные версии произошедшего, однако приоритетной является- рабочая деятельность потерпевшего. Сейчас проводятся обыски и выемки по месту жительства Кослова.»
Программа новостей легко переключилась на другие ужасы посленочного Петербурга, а я не могла заставить себя отвернуться от экрана. Антон, по всей видимости, не испытал моего шока и, встав, направился к барному ящику. Вытащив виски, он налил себе в бокал, и без льда, залпом проглотил.
– Антон, ты знал?
– Да, час назад мне позвонили.
– Кто? – спросила я раньше, чем подумала.
– А это важно? Мне кажется, в данных обстоятельствах, чем меньше знаешь, тем безопаснее.
Он плеснул себе еще порцию из бутылки и, проглотив, закряхтел.
– Что это значит? Ты имеешь к этому какое-то отношение? – в мыслях стояла картина, как он вернулся ночью откуда-то.
– Мишель, ты спрашиваешь, убил ли я его? – он повернулся ко мне и, расправив плечи, с гордой осанкой поглядел на меня. Несмотря на кажущуюся силу, лицо его было опечалено, но чем? Моими подозрениями? Случившимся с Кословым?
Язык не поворачивался сказать «Да», это было так противоестественно, но он догадался.
– Нет, Мишель, я за свою жизнь совершил много нехороших поступков, но убийство в их счет не входит.
– Правда? – вырвалось у меня раньше, чем я подумала.
– Мишель, правда, людей я не убивал, у меня даже оружия нет, – Антон задумался. – Но думаю, теперь приобрести надо.
– Оружие, домой? – пискнула я.
Антон налил себе еще одну порцию ароматного, на этот раз до меня донесся терпкий запах напитка, и, добавив лед, начал медленно отпивать.
– Ты решил напиться? Сегодня опять выходной? – я посмотрела на бокал с темно-соломенной жидкостью, в которой болтались два кусочка льда.
– Просто слишком много всего для одного утра, – он поглядел на свой бокал и вылил его в раковину.
Я была бы не искренняя, если бы сама себе честно сказала, что я не подозреваю Антона. Может, где-то в глубине души, мне бы хотелось, чтобы Антон за меня отомстил, наказал обидчика. Но лишить жизни человека, каким бы он не был – слишком жестоко. Это преступление против природы, Бога. Нет, смерти Кослову я точно не желала. И сразу возникла мысль, как страшно было Инге наткнуться на убитого отца. Я вспомнила, как умер мой отец, меня берегли, и я так и не увидела его мертвым. Я не прощалась с его телом в морге, не присутствовала на похоронах. Мама запретила. «Ты не поможешь ему, а сердце оцарапаешь до шрамов на всю жизнь». Инге же выпало несчастье прийти домой и увидеть застреленного отца, наверняка, в луже крови.
Меня передернуло. Стало жалко ту миниатюрную блондинку.
Антон поднял руку, видимо, хотел меня обнять, но я машинально отшатнулась, меня подкосила новость. Я совсем не хотела показать недоверие к нему, мне просто надо было остаться одной. Физически необходимо, но мой жест он расценил иначе.
– Ты думаешь, что это я убил Кослова ночью? – Антон сделал шаг ко мне, нависая надо мной, гордый и обиженный.
– Э… ну… я не…
Мне не хватало слов, чтоб отобразить свои мысли, но ситуацию спас телефон, который взорвался громкой трелью.
– У тебя телефон звонит, ответишь? – протараторила я на одном выдохе.
Он демонстративно, даже не глянув на экран, сбросил вызов.
Я напряглась.
– Так что, Мишель, ты подозреваешь во мне убийцу?
– Я не говорила этого…
Я пыталась оправдаться, но его телефон опять начал звонить. Он его выключил. Пока экран гас, исполняя команду выключения, мы молча уставились на него с двух сторон. Телефон стал объектом нашего внимания.
Антон поднял медленно на меня глаза, и уже с его губ начал слетать вопрос, как зазвонил мой мобильный, напугав меня до чертиков. Нервы были на пределе. Я пошла за телефоном. Дзынь-дзынь светился незнакомый номер.
– Алло?
– Мишель, это Надежда, – пауза. – Мама Антона, дай трубку моему сыну.
Понятно, в кого Антон.
Я вернулась к взвинченному Антону и протянула телефон.
– Это твоя мама.
– Блядь, – изрек он, забирая у меня телефон.
Я старалась не слушать разговор, потому что он был настолько эмоциональный, что я могла разобрать каждое слово, искренне пытаясь это не делать. Некоторые особенно эмоциональные обрывки фраз: «Безответственный, как папаша», «Доиграешься».
Единственное, что я могла сделать в этой ситуации – это заварить кофе. Это мне всегда удавалось безупречно. Приготовив напиток, я пошла переодеться. В гардеробной из зеркала на меня взирала какая-то пьяница, другой ассоциации мой вид не вызывал. Уменьшившаяся, но теперь ставшая желтой губа, скула и линия челюсти тоже посветлели, и ушли в зеленцу. Я настроилась по боевому, поэтому, одевшись, намеревалась пойти в ванную и замазать все эти ужасы. С губой мне ничего не придумать, но решительно настроилась завтра же снять швы. Тогда можно и с этим разобраться. Мимо Антона пройти не удалось. Он сидел за кухонным столом, совсем как ребенок, навалившись на руки, спрятав в них лицо. Я прижалась к его спине, зарывшись в его волосы, стала гладить. В голове прозвучали его слова «Слишком много для одного дня».
– Все будет хорошо, – звучали мои слова.
Он приподнялся, перехватил мою руку и усадил меня к себе на колени.
Я думала, он сейчас начнет мне что-то объяснять, но у Антона на всё имелся свой антистресс. Поцелуи, без содержания нежности, щекотали шею, сильные руки стали снимать не без труда только что надетую одежду. И я понимала, что сейчас так быть не должно, надо решить проблемы, надо разобраться. Вместо всех верных вещей, которых минуту назад могла надиктовать целый список, я отдалась воле любимого и вернула себе рассудок лишь через час, когда насытился мой печальный мужчина.
И таким образом, мое утро было сплошным дежавю. Я опять вставала с кровати, одевалась, заваривала кофе и боялась вопросов Антона, на которые не умела убедительно соврать.
– Откуда у твоей мамы мой номер? – спросила я, когда мы пили кофе.
– Малышка, ну нет у этой женщины тормозов. Ума не приложу, если Алиса дала, то уволю к чертям, – продолжая листать что-то в ноутбуке, сказал Антон.
– Жестоко.
– Мне казалось, что именно в жестокости ты меня и подозреваешь сегодня, – он опять одарил меня выжидательным взглядом.
– И что мама сказала кроме ругательств? – удалось мне сменить тему.
– Хорошую новость и плохую.
– Поделишься?
– На следующей неделе ты познакомишься с моим братишкой.
– Как здорово, Антон! – обрадовалась я, а потом созрела и до плохой новости. – О, Боже.
– Да, малышка, мама взяла билеты, прилетает через несколько дней.
Я по привычке подняла руки к щекам, но, вспомнив о больной губе, опустила. Да какая мне встреча с ней, пока я с таким лицом?
– Не переживай, мы с папой оттянем семейную встречу на максимальное время, пока не заживет всё… во всяком случае внешний ущерб.
Надо ли говорить, что день прошел на моем личном стрессе, который надо было стараться не показывать Антону? У Антона телефон разрывался без перерыва, а к вечеру взорвался и мой. Первой позвонила мама, испугав меня паническими нотками в голосе.
– Мишель, срочно включай новостной канал.
Взяв пульт, не прерывая разговора с мамой, я села на диван и включила телевизор.
На экране появилась женщина в погонах, с очень суровым лицом.
«Нам известно, что компания Кослова Александра Юрьевича шла к банкротству, и партнеры в деловых кругах предпочитали отказываться от совместного сотрудничества. Несколько недель назад, сын главы Глобел Недвижимость, владелец дочерней компании Стройделл Красавин Антон Юрьевич, отменил помолвку с дочерью Кослова. А позже, и главный партнер Красавин-старший, разорвал все контракты о слиянии с Кослов продакшн. Вскрыв сейфы в офисах Кослова, оперативники извлекли документацию, с большим количеством мошеннических схем, можно утверждать, что огромные суммы денег были получены обманным путем.»
Я обернулась на Антона, он так и продолжал сидеть за кухонным столом, за компьютером. Сейчас же он внимательно слушал. Лицо – каменная маска, только глаза блестят, как два алмаза, в комнатном освещении светодиодных лампочек.
– Мишель, ты слышала? – напоминает о своем присутствии мама.
– Да, спасибо, мы смотрели.
– Детка, у вас всё хорошо? – как почувствовала мама.
– Да, мам, прорвемся, – зазвенела я наигранно веселым голосом.
– Ты смеешься? – удивилась она.
– Нет, это нервы. Ситуация нехорошая.
– Да, котеночек. Согласна. Мы можем чем-то помочь?
– Всё хорошо, сама не переживай, всё наладится, – произносила я мантру, не особо в нее веря.
После маминого звонка начался бесперебойный гул звонков, наши телефоны соревновались, кто будет звонить чаще и настойчивее.
Отзвонившись Ольге и пообещав завтра заехать на работу, написала Саше не волноваться, и отключила телефон с чистой совестью.
Еще один звонок, и я не выдержу. Страшно. Почему фамилия Красавиных упоминается, зачем их втягивают в такое грязное дело, как это отразится на их жизни и бизнесе?
Антон к вечеру, не выдержав, тоже отказался от любого информационного источника, и, отключив все гаджеты, мы направились в кровать. В эту ночь мы не занимались любовью, не болтали, не обсуждали ситуацию. Мы лежали обнявшись, без слов. Мои мысли были о том, что мне страшна эта неизвестность. Я обещала всегда быть рядом, а он обещал нас защитить. И всё это не проронив ни слова.
Глава 5
9 июня( суббота)
– Поздравляю тебя! – ласково шепнул Антон, побуждая меня проснуться.
Я высунула нос из-под одеяла, увидела, что комнату заполнил солнечный свет, сделав ее очень яркой. Я сперва хотела укрыться, но блеск глаз Антона пробудил меня окончательно.
– Какой праздник? – удивилась я.
– Два месяца наших отношений!
Я стала лихорадочно считать, не понимая, какой момент наших отношений был именно их началом, и какая дата считается нашей. Голова отказывала в содействии, я еще не проснулась.
– Ну, почти два месяца, но я решил вручить тебе подарок пораньше, чтоб ты подготовилась.
Я села в кровати, подтянула к себе одеяло, которое еще сохраняло теплоту сонного тела и вытянула руку.
– Ну?
– Он виртуальный, – смутился Антон и почесал подбородок. – Мы едем в Москву в среду.
– У тебя же мама приезжает!
– Ну да, но если ты хочешь остаться, чтоб ее встретить… – начал кивать головой Антон и задумчиво скосил глаза.
– Нет- нет, я еду! – уверила я его, пока он не передумал. – Мы от мамы сбегаем?
– Если честно, то нет, у меня несколько крупных клиентов после вчерашних новостей решили соскочить, поеду чинить мосты.
– Значит, деловая поездка, да?
– Ну и мы сменим обстановку, думаю, это необходимо в свете последних событий.
Я согласилась.
После завтрака мы поехали к Светлане, и вновь под нас клиника была закрыта, по крайней мере нам никто не встретился. Ну и я судила по тому, что после того, как мы оказались внутри, администратор закрыл дверь на замок.
Светлана была довольна тем, как всё заживает, видимо, мазь идеально мне подошла. Мне сняли швы на губе, хоть врач и настаивала, что еще пару дней походить с ними было бы не лишним.
В завершение косметолог клиники мне сделала процедуру лазером, после которой мои синяки выглядели гораздо светлее.
Поругавшись с Антоном из-за чашки кофе, предложенной мне в клинике, и категорически не одобренной врачом, я настояла на необходимости заехать на работу.
Напудренное лицо, губы без усиков ниток, чуть румяная щека после процедуры лазерной терапии, и я готова была выйти в свет. Но ненадолго.
Меня встретили новая администратор Анна и Ольга. Поздоровавшись, я попросила приготовить мне кофе, пока Антон усаживался за столик.
Кофе мне принесла Оля в кабинет, ввела в курс дела за последние дни.
– Мишель, это же не Антон так тебя? – спросила она, когда мы остались наедине.
– Оля, ну что ты говоришь…
– Ну и в то, что ты попала в аварию, как уверял Антон, я не поверю. Сама потом расскажешь, если захочешь, но тебе надо еще пару дней отлежаться…
– Нет-нет. Завтра, послезавтра и во вторник я отработаю сама, ты и так без выходных работаешь, домашние совсем тебя потеряли?
Оля улыбнулась, я увидела маленькие тени у неё под глазами, она действительно устала, просто не сознается. Маленький сын требует ее внимания, и думаю, после работы она восполняла ему отсутствие выходных.
– Аня, кстати, здорово управляется, можно её полноценно ставить в смену.
– Это хорошая новость, спасибо.
Оля уже собралась уходить, как я вспомнила про поездку.
– Оль, я в среду в Москву улетаю на несколько дней. Справитесь же? – я вложила в свой взгляд максимальную мольбу.
– Спрашиваешь! Пойду, уточню у твоего прекрасного принца, всё ли ему нравится сегодня, пока ты заканчиваешь.
Оля прикрыла дверь, а я вместо того, чтобы разбирать отчетность, присосалась к кофе. Нежная пенка наполнила рот. Я даже замурлыкала от удовольствия, не сдержав переполняющих эмоций.
Ну и пусть, меня же никто не видит. Я так думала зря.
Встретив сердитый взгляд Антона, сразу заподозрила неладное. А когда села за столик красным кирпичом мне выставили упрек:
– Променяла меня на кофе?
Уже догадываясь о чем он, я не стала сдаваться сразу и решила сделать непонимающую мину.
– В кабинете пила кофе?
Я подвинула к себе меню, открыла, хотела проигнорировать его вопрос, но потом решила, что лучшая защита-нападение.
– А ты подглядывал за мной?
– И подслушивал, – кивнул невозмутимый парень.
– Ну, знаешь ли, есть же границы приличия, – уже возмутилась я не на шутку, соображая, как сменить пароли, чтоб он их не знал.
– Я просто соскучился, – прошептал он мне в ухо, притянув меня к себе.
И так он серьезно это сказал, что я сразу простила ему обиду и очень захотела вернуться домой.
Его глаза были серым бархатным закатом, какой бывает в летнюю ночь над океаном. Слегка затуманенные, покрасневшие, но такие теплые. Я легко поцеловала его и поняла, мне мало этого поцелуя, на его лице читались такие же чувства. Как же мы давно не целовались, и сколько дней еще такая невинная радость будет нам недоступна? Собрав еду с собой, мы поспешили в машину.
Ехали мы молча, обмениваясь продолжительными взглядами. Как всегда, его рука гладила мою, пальцы перебирали мои, а Лана Дель Рей обещала, что всё будет хорошо.
Я узнала значение слова «соскучиться» с новой стороны, теперь и оно не будет прежним. Еще в коридоре Антон обнял меня со спины, только я переступила порог квартиры. Моё тело изогнулось, словно пропустило разряд тока, и я прижалась к нему, ощущая его аромат туалетной воды, который не покидает меня в последний месяц. Мои легкие раскрылись, жадно впитывая любимый запах, кровь забурлила, реагируя на адреналин. Антон откинул волосы с моего плеча. И стал посасывать кожу на моей шее, заводя все механизмы моего организма, настраивая на себя. Я замурлыкала, получая удовольствия больше, чем от долгожданной чашки кофе днем. Антон начал двигаться через гостиную, в спальню, всё еще играясь с моей шеей, отпуская её лишь для того, чтоб укусить мочку уха. Горела поясница, её схватывало, я чувствовала, как болят соски от напряжения, я искала возможности прижаться к его телу теснее. Это удалось, лишь когда мы упали на постель, все так же, он вжимался в мою спину, но теперь я прекрасно ощутила его натянутые брюки ягодицами.
Мне бы хотелось попросить его сейчас начать активные действия, сорвать с меня одежду, но язык стал ватный, слова заканчивались рваными слогами, я таяла в его руках, терлась головой о его плечи, вдыхая его дыхание, пытаясь влиться в него каждой горящей клеточкой тела. С каждым толчком бедер в мои я рассыпалась и постанывала. Я пыталась хвататься за ускользающие мысли в моей голове, но они разбегались как пух одуванчиков на ветру. Я лишь сильнее выгибалась, подставляясь его действиям. Его дыхание скользило по моей разгоряченной шее, щекотало ухо и дико заводило. Я соскучилась по его ласкам, я просила их всем телом, была натянутой стрелой, которая указывала ему не отступать.
– Малышка моя.
Какой у него красивый голос, какие крепкие руки, что скользнули по моей груди, слегка задев сосок, будто случайно, не задерживаясь, устремляясь вниз. Я раздвинула ноги, когда его рука расстегнув мою ширинку, скользнула в джинсы. Целоваться. Люди целуются в такие моменты, чтобы проглатывать стоны, но не сегодня и не здесь.
Сорвав с меня напряжение, Антон показал мне, как скучал по нашим ночам. Соскучился.
Глава 6
10 июня ( воскресенье)
В наказание за поздний отбой день решил начаться раньше. Телефон Антона издал оглушительную трель. «Самая противная полифония у айфонов». В моей голове мысль стала в очередь между желанием убить Антона и спать дальше. Резво отрубив телефон и неразборчиво буркнув про какого-то «дебила», Антон вновь прикатился ко мне и вернул гармонию в нашу постель.
“Динь-динь-динь-динь-динь”, – затрещали колокольчики.
– Антон, еще темно! – напомнила я, крепче натянув одеяло на голову.
Я пыталась надавить на совесть моего благоверного. Он одарил меня хмурым взглядом и ответил на звонок.
– Чего тебе? Какого хрена вообще? – Антон поднялся с кровати и, отодвинув занавеску, взглянул за окно.
Тут уже заволновалась я.
– Ты страх потерял? Обойдешься, иди домой.
– Антон? – я села, не понимая, что происходит, кто там может быть? Может, опять те парни, или Кослов еще кого подослал? Тут я вспомнила, что Кослов мертв, но легче от этого не стало.
Антон начал натягивать штаны, всё еще бранясь.
Надеясь достучаться до его сознания, я захныкала.
– Антон, мне стра-а-ашно!
Тут Антон обратил внимание на меня, потому что сбросил вызов и кивнул на окно.
– Иди, погляди, что происходит!
К окну идти не хотелось совсем, ощущение было, что там сидит киллер, который непременно спустит курок, стоит мне сверкнуть в окне. Я издали попыталась разглядеть, о чем говорит Антон. Но ничего не увидела. Лишь отодвинув занавеску и прижавшись к стеклу, разглядела темную фигуру на скамейке во дворе. Мужская фигура, с бутылкой в руках.
– Саша! – обрадовалась я, поворачиваясь к Антону.
– Мишель, я сейчас выйду и прогоню его домой. У моей гостеприимности есть определенные рамки, и в пять часов утра она не работает.
Я бросила взгляд на настенные часы над кроватью. Пять тридцать. Ну, Саша дает.
– Антон, только обещай мне, что вы не подеретесь, пожалуйста.
Я знала, что их отношения напряженные, но поскольку Саша сейчас пьян и творит безумные вещи, то в случае агрессии Антона, ответит тем же.
– Ну теперь мне тем более идти не хочется. Ладно, малышка, ложись, сейчас выясню, что ему надо и вернусь. Я скоро.
Антон, осыпая проклятиями пьяную Сашину голову, ушел, а я прилипла к холодному стеклу окна в спальне. Я ждала, что Саша почувствует мой взгляд, поднимет лицо и улыбнется. Но он выглядел совсем не радостным. Он постоянно делал глоток из пивной бутылки. Вскоре вышел Антон, и я надеялась, что весь диалог между ними будет перед моими глазами. Но, как назло, Антон развернулся, и Саша, швырнув бутылку в мусорный бак, (через открытую форточку донесся звук бьющегося стекла), пошел за Антоном, скрывшись из поля моего зрения.
Этот звук напомнил мне наш первый откровенный диалог с Сашей, когда мы впервые стали по настоящему близки. Кажется, это был одиннадцатый класс.
Я тогда впервые увидела его слезы и думала, что они вызваны тяжелым расставанием с девушкой. Был зимний, но достаточно теплый вечер. Помню его как сейчас. Сашка сидел на скамейке, в свете фонаря танцевали снежинки, такие невесомые, пушистые, красивые. Они покрывали наши шапки, куртки, и я поймала одну на ладонь. Снежинка сразу превратилась в каплю, не дав себя рассмотреть. Такие же капли были на ресницах Саши. Можно было догадаться, что он сидел тут и плакал.
– Понимаешь, Мишель, нет единения душ. Тело есть, я им пользуюсь, а вот внутри у них не горит ничего, нет положенной женственности, любви и тепла. Какие-то куклы корыстные, пустые, как это, – он потряс перед моим носом пустой бутылкой, непонятно сколько их у него уже было до того, как пришла я. Я не пила, поэтому не могла соотнести степень опьянения и количество выпитого.
– Может, тебе уже хватит? Давай я тебя провожу до дома? – предложила я, неуверенная, стоит ли Сашку сейчас оставлять одного.
– Ты проводишь меня? Мишель! Ты – меня? – он захохотал. – Ты знаешь, что ты удивительная и очень заботливая девочка?
Саша достал из рюкзака следующую бутылку и похлопал по скамейке, чтоб я села рядом.
Я решила, что настаивать сейчас про уход домой не стоит, в любом случае, Саша упертый и никуда не пойдет, пока сам не решит. Саша шмыгнул носом, вытер руками, с натянутыми на них рукавами, лицо. Бледная кожа моментально покрылась розовыми пятнами. Он закурил.
– Знаешь, Мишель, мама пашет на нескольких работах, я ее вообще не вижу, а всё, что осталось ей в наследство от папки – это целый букет заболеваний.
– Я не знала. Что-то серьезное? – Он никогда не говорил про мать и отца. Я только знала, что он умер пару лет назад, но траура Саша по этому поводу не проявлял, а я не лезла с расспросами.
– Нервы. Все проблемы от стресса и нервов. Сейчас уже лучше, но всё равно я должен о ней заботиться, а я не знаю, чем помочь. Посещают мысли бросить школу и пойти работать, нормально работать, а не флаеры раздавать.
– Саша, но образование тоже важно, с ним у тебя появится больше возможностей, к тому же, если честно, мама сделала свой выбор, а теперь твоя очередь. Никогда нельзя полагаться на эмоции.
– Мама сделала неправильный выбор. Мне лет 5 было, когда он ее первый раз ударил, наотмашь, – Саша прервался, чтоб сделать глоток из бутылки. – Хлестанул за то, что она заступилась за меня, а она крикнула, что ей больно, – Сашка сделал глубокий затяг и выдохнул сигаретный дым. – А самое страшное было потом, когда отец взглянул на нее с таким удивлением, мол, так и должно быть. Жуткий взгляд.
Я закрыла рот ладонью. Такой истории от вечно улыбающегося Саши я не ожидала. Он оглядел меня совершенно пустым взглядом, будто не видя, и продолжил:
– Знаешь, после того раза он вошел во вкус, и маме очень часто доставалось. Меня не бил никогда, но постоянно унижал. Он считал, что мама меня нагуляла. Представляешь? Он сам штаны закрытыми не держал, а обвинял мать в измене. Хотя, конечно, мы мало с ним были похожи. Я в маму пошел. Он огромный, кареглазый, а я был щупленьким и сероглазым. Его это безумно бесило. Он приходил домой и срывал на нас всю свою злость, все плохое, что происходило с ним за день. Порой, на маме места живого не было, а я даже ничего сделать не мог. Помню, лет в 7, я кинулся на него, когда он терзал мать, так он отшвырнул меня в сторону, и я ударился головой об угол батареи. Голова у меня оказалась крепче, кусок трубы отломался. А я не сломался. Но в больничке пришлось полежать. У меня даже шрам остался на затылке. Хочешь покажу? Говорят, девочки любят шрамы, – Сашка засмеялся привычным заводным смехом, будто шутку рассказывал, а не ужасы из своего детства.