Неприкасаемые. Легион. Хранители

Асраил ответил ему нехотя, словно общаясь с дитем неразумным, которое порой не понимает истинный смысл простых поступков взрослых.

– Да, но этой девушке нужно было именно 1000 евро, что-то у нее там случилось. Кажется, заболел отец. Нужны лекарства или сиделка, на первое время ей этого хватит. Ну и конечно, оставил кроны, чтобы рассчитаться за наш ужин.

Закария удивленно посмотрел на своего шефа, все-таки удивившись очередному факту чтения мыслей, и подумал, что Асраил может быть одновременно таким заботливым, и таким жестоким, прямым текстом говоря ему, что та троица сначала должна свершить свой кровавый ритуал, а только потом понести заслуженное наказание. Ему совсем не нравилось это новшество, и он чувствовал себя как соучастник преступления. Ведь в уголовном Кодексе любой страны есть статья, предусматривающая жестокое наказание для того, кто был в курсе планируемого или осуществленного преступления, но не уведомил об этом соответствующие органы. Да и раньше, им хватало лишь, как ему казалось, косвенных улик – фото и видео материалов, показаний источников, которые добывали сыщики Асраила, наподобие этого шустрого и умелого Франтишека. А тут, получалось, что он знает о захваченных заложниках и не может ничего сделать для их спасения. Как это отличалось от действий и миссии Легиона – невзирая на любые жертвы в своих рядах, спасти захваченных людей и освободить их. И легионеры шли на это, ведь их отбирали очень строго и скрупулезно, с помощью самых изощренных психологических и биологических тестов, опираясь на самые строгие рекомендации, проверяя и анализируя их поведение во время каждой операций. Легионеры в каждый бой шли как в последний, но у них был, наверное, этот ген, который толкал их к спасению чужой жизни, не обращая внимания на свою. Да и материальное вознаграждение было весьма приличными, плюс бонусы. Плюс щедрая компенсация, своего рода пожизненная пенсия членам их семей после смерти кормильца. То есть, легионера. А он, черт, он уж совсем далеко удаляется от этих стандартов, которые он, в общем-то, уважал. Не принимая в целом громоздкость и излишнюю бюрократизацию Легиона…

Тут что-то привлекло внимание Закарии, и он увидел, как Асраил кивнул головой в сторону приближающегося автомобиля – заряженного хэтчбека, который несся по улице, обгоняя другие машины, игнорируя сигналы светофора и дорожную разметку. Словно этого он и ждал, и затем притащил сюда Закарию. В этот самый момент на пешеходном переходе неожиданно появились, вынырнув из какого-то проема в стене, наверное, там был выход из какого-то маленького дворика, трое парней и одна девушка. Завидев несущуюся на них машину, они сделали отчаянную попытку избежать столкновения с ней. Они метнулись в сторону, но машина медленно, будто кто-то замедлил происходящее, внеся в каждую минуту больше секунд, врезалась в одного из парней, поднимая его на свой капот, и принимая его тело в свое ветровое стекло, ударившись об которое, и разбив его своей головой, он отлетал в сторону. Уже, будучи не человеком, а гуттаперчевой куклой, чьи конечности и суставы были излишне податливы и мягки. И эта кукла уже падала на асфальт, оставив на нем последние признаки живого, наполненного смыслом тела, разбив об него все то, что не успел повредить капот и стекло автомобиля. А машина неслась дальше, совершив лихой поворот, почти встав боком на два колеса, управляемая в заносе дьявольским пилотом, который открыл этой жертвой свой кровавый счет в этой страшной гонке. Но все это лишь привиделось Закарии, который, как ему показалось, был единственным свидетелем, ну кроме той четверки пешеходов, так бездарно копировавшей проход через дорогу легендарного ливерпульского квартета. Время будто кто-то открутил назад, и ничего этого на самом деле не произошло, не было – ни столкновения, ни парня на капоте, ни его падения на асфальт – все это почудилось Закарии и всем участникам этого странного, призрачного ДТП. Машина, как вовремя погашенная вспышка сибирской язвы, вернулась на свою стартовую позицию и повторила свой маневр, сильно притормозив, в этот раз лишь по касательной задев одного из парней. Он, пару раз прокрутившись на месте, упал с криком на асфальт, и к нему тут же подбежали с криками его друзья. Хэтчбек проехал по инерции еще метров десять, словно нехотя уткнулся капотом в столб уличного фонаря, и, обняв его своим бампером, выдохся и остановился.

Закария негромко вскрикнул от удивления, словно он был первым посетителем кинотеатра нового формата – с полным погружением в происходящее на экране. Асраил же начал тревожно озираться по сторонам, отойдя от стены и сканируя местность на признак наличия источников какой-то потусторонней силы. Он вдруг увидел молодую и миниатюрную женщину, которая, казалось, тоже кого-то высматривает, и встретился с ней взглядом, вздрогнув и погрузившись в задумчивость. Машины резко тормозили перед переходом, из них начали уже выбирались водители, громко комментируя ситуацию. Парня уже подняли и он, держась за бедро, начал с помощью других каскадеров, словно после неудачного трюка, передвигаться к тротуару, подальше от опасной проезжей части. Из гоночного болида выгрузились двое мужчин, и слегка пошатываясь, озирались по сторонам. Один из них быстро пришел в себя, что-то закричал и кинулся к четверке, свалив того самого, пострадавшего парня, довольно умелым ударом на асфальт. Поднялся крик и Закария, громко чертыхнувшись, накинув на себя капюшон своей толстовки, и сопровождаемый каким-то грустным и даже унылым взглядом Асраила, кинулся в толпу и свалил гонщика мощным ударом с ног, приземлив его рядом с его жертвой. Затем он поднял его и откинул так далеко и мощно от себя, что все окружающие его люди оторопели, а затем уважительно зааплодировали и засвистели.

Другой мужик, приятель гонщика, рванул с места и намеревался сзади ударить Закарию по голове, но Закария быстро развернулся и подсев и закрутив тело, распрямился и поднял его в воздух резким и стремительным апперкотом, после которого он тоже завалился вниз и уже больше не подавал признаков жизни. Действия Закарии встретили одобрительным ревом, но он, кинув взгляд на ударенного водителем парня, убедился, что у него просто расквашен нос, подмигнул ему и быстро покинул место действия, следуя за Асраилом, который уже скрылся в арке.

– Что это было, Асраил? – крикнул он ему с гневом в спину, все еще переживая увиденное и потирая костяшки правой руки.

Асраил замедлил слегка шаг, и слегка пожав плечами, подождал, пока Закария сравняется с ним и привычно посмотрит на него справа и снизу вверх.

– Просто хотел тебе показать, что в любой ситуации есть действия и противодействие. Сила, которая порождает другую силу. Если бы не…. Если бы все случилось, как должно, то есть если бы та машина убила бы того парня, водителя вытащили бы из машины и растерзали друзья пострадавшего. Силой своей ярости и движимые своей ненавистью и горя отмщением. Примерно тот же алгоритм, про который я тебе говорил. Сначала одно тело, потом другое. Но, все пошло каким-то странным, непредвиденным и даже дурацким образом…

– Так это ты не подстроил тот наезд? – почти закричал Закария останавливаясь.

– Не будь ты таким дураком, Закария. Я же не какой-нибудь отморозок. И у меня больше вкуса. Я просто почувствовал, что этот наезд состоится. И привел тебя сюда, угадав место и время… Да, у меня есть определенные способности предвидеть, но специально такие страшные события я навлекать и устраивать я не в силах, – Асраил казалось, не оправдывался, а пытался втолковать неразумному своему собеседнику мысль, которую тот постичь до конца не мог. Да и говорил он так, словно сам не мог воспринять это происшествие и смириться с ним, все еще пытаясь разобраться и проанализировать его. Что-то очень сильно тревожило его, что-то пошло не так, и Закария это хорошо ощущал и сам, погрузившись в какое-то тревожное состояние. Сбитые люди, сумасшедшие и пьяные водители, ожидание кровавой развязки, Асраил, опять погружал его в какой-то кровавый цирк, который предотвратил кто-то более человечный и гуманный. Кто-то очень сильный. Но кто…

Они ускорились и наконец, достигли гостиницы, где остановился Закария. Асраил, пытаясь говорить о более понятных и простых вещах, отложил тревожные размышления на завтра, решив заговорить на отвлеченную тему.

– Ну, как тебе твоя гостиница, хорошо устроился? – спросил он, напоминая координатора тренингов, который собирает отклики участников международного семинара о качестве проживания.

– Все хорошо, уютно и недалеко от центра, сегодня прогулялся пешком до старого города, – ответил Закария, тоже поняв, что сегодняшний, долгий и странный день должен завершиться вот такой мирной беседой.

– Ну, тогда отдыхай. Был рад, что именно ты со мной разделил события этого дня. Завтра я направлю за тобой машину, по пути заедете к оружейнику. Выберешь арсенал на свое усмотрение… И потом отправитесь к месту задания.

Закария словно собрался с духом и спросил Асраила, опять кардинально меняя тему разговора.

– Ты появишься?

А Асраил стоял, поправляя свой рюкзак, погрузившись в свои мысли, рассеянно наблюдая за людьми на улице и проезжающие машины. Да, Асраил с некоторых пор стал являться собственной персоной, под самый занавес, словно проверяя качество работы Закарии, и смотрел в еще живые глаза их жертв, которые уже закрывались и свидетельствовали о том, что тело агонизирует. А мозг в последние секунды контролирует все тело, давая последние импульсы сердцу и другим органам, отвечающим за обеспечение жизнедеятельности организма. Да, последние удары сердца и жизнь покидает их, а Асраил говорит слегка философским тоном.

– Ты почти труп… И как же вы не поймете, что вы все братья и сестры. Эх, люди-люди…

– Да, без меня, пожалуйста, не приканчивай их, – сказал он после некоторой паузы, пытаясь мысленно представить себе картину грядущих событий. Вдруг Асраил улыбнулся и хлопнул Закарию по плечу, подмигнул ему и направился в направлении, известном только ему. Уходя, он крикнул ему бодрым голосом, словно он был тренером, который перед уходом в загул наставляет своего не очень удачливого спортсмена.

– Это будет жаркая заварушка. Но у тебя все получится. Истинно тебе говорю!

Глава 5.

По личным обстоятельствам.

Ангелла Карра, одна из Неприкасаемых, самая независимая и гуманная, в то же время, самая воинственная представительница Семьи древних существ, вечных душ, источников энергии неземной силы, прибыла в Прагу, уступив просьбам своего Хранителя – Мастера Вайды. Старик явно был чем-то очень встревожен. И она, наконец, согласилась проведать его. Неохотно расставаясь со своим уютным домом и со своими книгами, но в то же время, понимая, что ей надо проветриться и набраться новых впечатлений. Она любила этот город и всегда была рада оказаться здесь, на время, покинув свой родной город – Рим. Если Рим был для нее вечным городом, то Прага ей казалась вечным источником вдохновения и новых ощущений.

Она была нетипичной Неприкасаемой, почти единственной, кто не прятался от людейза высокими заборами или стенами роскошных вилл или бункеров. Как и все Неприкасаемые, она несла в себе энергию, чей высокий уровень влиял и на нее саму, и на тех, кто оказывался рядом с ней. Она могла исцелять, могла просто поднимать настроение, могла предотвращать некоторые неприятные или просто устрашающие события, правда, затрачивая колоссальный объем собственной энергии. Она слегка жалела о своих подвигах после, укрываясь у себя дома, как классический интровертуставая от долгого общения с людьми. Или, как это случалось, и довольно часто, когда уровень ее энергии оказывался критически низким, она являлась под очи своего Хранителя, Вайды. Который, ворча и деликатно критикуя ее за излишнюю отзывчивость к людской доле, помещал ее в свою энергетическую капсулу и подключал ее к источнику внешней энергии. Старый мастер умело генерировал эту тонкую материю, правда, в довольно небольших количествах, ведь оборудование у него было древнее, а сам он напоминал скорее алхимика, а не технического специалиста. У него не было никакого новомодного и современного оборудования, и он до сих пор колдовал в своей старинной лаборатории, обслуживая всего одного, но самого важного пациента в своей практике, да и всей жизни.

А что касается самой пациентки, то она не стремилась к тому, чтобы инструментарий ее Хранителя обновлялся, оставаясь вполне довольной теми колбами и склянками, из которых Мастер извлекал ту самую энергию, рецептом которой она когда-то очень давно, сама поделилась с ним. Она вообще не стремилась к роскоши, статусу, к регалиям и так и не стала частью того истеблишмента, который учредили для самих себя ее братья и сестры. Она предпочитала то уединяться, отдаваясь своему сочинительству и фантазиям, то работать в поле, напоминая себе вечного исследователя или спасателя, который не боится замарать своих рук и умело комбинирует практику с теорией. Она была вечным фрондером и даже оппозиционером, который со скепсисом смотрит, как Неприкасаемые все больше отдаляются от людей, стараясь сберечь, а не дарить свою спасительную энергию. “Чертовы бесполезные аккумуляторы, – думала она про них и криво усмехалась, узнавая про их новые реформы или инструменты, через которые они все-таки старались осуществить свою миссию на Земле. Правда, весьма криво и не эффективно.

А миссия их, по ее мнению, была простой и понятной – поддерживать род людской, и всячески помогать им, по возможности. При этом, оставаясь незамеченными, оберегать человечество от всевозможных потрясений и катаклизмов. Включая деяния обычных подонков и преступников, так и более выдающихся и масштабных злодеев. Но Неприкасаемые слишком часто шли на сделку со своей совестью и слишком много думали о своей собственной безопасности и комфорте, превращая свое предопределение в чисто декоративные и номинальные функции. Ангелла с энтузиазмом встретила идею учреждения Легиона, который, как ей казалось, станет реальной силой и протянет людям руку помощи. И несколько веков ее судьба тесно переплеталась с историей развития Легиона. Она принимала самое активное участие в его деятельности. Но потом, что-то забуксовало, Неприкасаемые вечно пытались подстраховаться или перестраховаться, и каждая спасательная миссия была такой непростой и почти всегда, несвоевременной, запоздалой. Да, она, конечно, понимала, что нельзя просто взять и вмешаться в привычный уклад, в ход событий, в человеческие жизни, даже если они оказывались под очевидной и реальной угрозой, но все же… “Надо быть более решительными, ведь не зря же вы набрали в Легион таких асов, а потом душите их всевозможными инструкциями и ограничениями. Надо действовать быстрее, оперативно прибывая к месту действия и спасать людей, а не выжидать, когда ситуация выйдет из-под контроля. Давайте хотя-бы исключим из списка голосующих по операциям Легиона тех, кто ни разу не голосовал и вообще, проявляет откровенное равнодушие к деятельности нашего войска.” – сказала она как-то Гуннару, Неприкасаемому, седому и приятному на вид крупному мужчине, который лично курировал деятельность Легиона. Она намекала, например, на их сестру Гранж, которая, обзаведясь телом зрелой красотки, больше напоминала сварливую старуху, вечно всем недовольную и брюзжащую. Особенно, когда ее отвлекали от различных медицинских и омолаживающих процедур, которые занимали почти всю ее жизнь и делали ее такой осмысленной. “Вот уж чей хранитель не остается без каждодневной работы. И вряд ли он с такими хлопотами о ее толстой заднице, все время пытаясь ее уменьшить, проживет хотя бы сто лет” – зло думала Ангелла.

Также она была очень недовольна Великой Четверкой – группой Неприкасаемых, поодиночке серых и почти безликих, которые объединили свои усилия и капиталы, сконцентрировались на своем любимом занятии – зарабатывании денег. И их приумножении. И выказывали при этом почти полное равнодушие не только к деятельности Легиона, но и к судьбе их Семьи, давая понять, что их дела для них важнее общего благополучия. И они постоянно конфликтовали с Морганом, еще одним Неприкасаемым, который имел самые большие амбиции среди них, и пытался не раз тайно управлять их Семьей. В сущности, оставаясь вечным одиночкой, интриганом и плутом, который как никто другой умел распоряжаться энергией денег. И влиять на умы тех, кто этими деньгами распоряжается.

Ну а Каталина, ее сестра, была вечно занята своей страстью – коллекционированием, что отнимало все ее силы и энергию. "Черт, во что же мы превратились", – думала Ангелла, и понимала, что она, словно следуя их дурному примеру, и сама становилась все более апатичной и индифферентной к делам Семьи. К ее дальнейшей судьбе. Она все больше удалялась от своего клана и охотнее занималась поиском себя в этом мире. Все чаще находя себя среди людей, а не рядом с себе подобными. Чувствуя себя то ли фрилансером, то лидауншифтером, которому на пятки наступают мощные корпорации, созданные ее более хищными и агрессивными родственниками.

И ее все больше интересовала и беспокоила история их Семьи – кто они и откуда, и в чем заключается природа их силы и энергии. Но у нее было еще слишком мало информации, которая могла бы пролить свет на эти вопросы. Да и в истории копаться лишний раз не хотелось – в ней скрывались события, которые все пытались обходить стороной, замалчивать. События, в которых они сами раскрылись не с самой лучшей своей стороны. Несколько веков тому назад одна их сестра – Глория, была убита другим Неприкасаемым – Кадавром. Это была история про красавицу и чудовище, только с их собственным колоритом и сюжетом. И согласно этому сюжету, на основе своего негласного Кодекса, они поклялись отомстить Кадавру за то, что он оставил их без Музы, принеся в угоду своей жестокости и ярости еще одну жертву. И они убили его, собравшись с силами и духом. И после тех событий, они впервые и отдалились друг от друга, будто ушло из них вдохновение, и они забыли свою миссию, и стали такими прагматичными и алчными. Разобщенными. Словно частица Кадавра, убитого ими, попала в их сердца. Или в их энергетические ядра, питающие их тела энергией.

Но это были дела давно минувших дней, и ее все чаще тревожило положение дел Легиона. Когда она пришла к куратору их армии – Гуннару со своими предложениями и набросками реформ, он охотно согласился с ними, признав их дельными, но выразил мнение, смотря на нее своими честными глазами, что разобщённые Неприкасаемые вряд ли захотят сейчас что-то менять в Легионе. Он также напомнил, что каждая военная операция должна быть одобрена, согласно их Кодексу, как минимум шестью членами их Семьи, что и занимало порой столь большой период времени. Он бы и сам был рад внести изменения, но ему, не хватало то ли решимости, то ли энергии, и он предложил Ангелле вместе с ним лоббировать новые реформы, такие необходимые их Легиону. Они с ним какое-то время помыкались, побились лбами о стену непонимания и очевидного равнодушия и поняли, что пока не случится что-то страшное, что-то неумолимо непоправимое, Легион так и останется той слабой, почти номинальной организацией, которая, может быть, доживает свои последние дни. Она плюнула на всю эту ненужную суету, ругнулась, вложив в отборную брань весь свой темперамент, и продолжила свою одиночную миссию, надеясь, что то, что пока витало лишь в воздухе, случится наяву и Неприкасаемые вновь соберутся вместе, за одним столом. Доказав, по крайней мере, самим себе, что десять членов их Семьи еще не окончательно превратились в привидения.

Ангелла, по какой-то причине, стоя у почти черного, мрачного готического замка, вспомнила Асраила. Своего брата – Кладоискателя и вечного выдумщика, одержимого различными идеями и проектами. Он, как и она, с поправкой на ее литературно творчество, был среди всех Неприкасаемых, самым деятельным и беспокойным. Но в нем всегда была какая-то червоточинка, черта, которая отличала его от других. Он еще раньше разочаровался в Легионе и считал его игрушкой, потешным войском, которую старики, породили на свет одной забавы ради. “Бесплодные, с явной эриктильной дисфункцией, не могут родить чего-то стоящего, хищного и опасного”, – сказал он ей как-то и погрузился в свои размышления. Да, дорого бы она заплатила, чтобы узнать, о чем он думает и что опять замышляет, но, увы, в отличие от сознания простых людей, они не могли заглянуть в мысли своих родственников. Словно у них была защита, которую они так старательно сооружали вокруг себя, пытаясь отдалиться от подобных себе и думать исключительно о гадком и индивидуальном. Как мелкие собственники, а не сила, которая объединившись, могла творить великие дела. И это было очень печально, как понимала Ангелла, ведь для чего-то их создали в таком количестве. Не только ведь для этого, чтобы их портреты висели в зале, где они все-таки время от времени собирались, хитря, и обманывая друг друга.

Да и обычные люди, люди, венец создания, тоже не побуждали ее к чему-то возвышенному. Она даже перестала вторгаться в их мысли, многократно убедившись, что внутри почти каждого человека если не хаос, то черная и пугающая пустота. Которая подпитывается злобой, завистью или алчностью. Но она охотно прощала им это все, понимая, что они просто пытаются выжить – ведь ни один человек не может перестать сравнивать себя с другими, более успешными на их взгляд собратьями, или просто, более везучими. Как и сами Неприкасаемые, по очереди обзаводящиеся дорогой и элитной недвижимостью. А то и новыми островами, яхтами, частными самолетами и другой не нужной дребеденью и роскошью. Она давно махнула рукой на свою Семью, но люди все еще откровенно разочаровывали ее. “Да перестаньте вы сравнивать”, думала она про них. “Просто живите своей жизнью, радуйтесь каждому дню, каждому малому из своих достижений. Ведь у каждого, свой ответ перед судьбой и перед Создателем. Отхватив себе что-то лишнее, роскошное на ваш взгляд, вы очень просто повернете этот штурвал, и направите свой путь по совсем другому, более опасному и трагичному маршруту”, – думала Ангелла, смотря, как две девушки обсуждают свою подругу, которая приехала в ресторан на встречу с ними в новенькой машине. “Хоть бы дождались, пока она не скроется в комнате для дам”, думала она, смотря на этих кумушек иронично. “Ведь парень этой девушки требует от нее таких ответных интимных услуг, за подаренную машину, что вы бы умерли на ложе любви от таких необычных ласк”, – добавила она мысленно, присмотревшись к походке счастливой обладательнице нового Порше.

“Вы, в отличие от нас, можете без последствий для себя и ваших близких, выражать свою любовь, улыбаться, быть рядом, и просто касаться их, обнимать и гладить”, – думала она, глядя на людей, которые пытались, как члены ее Семьи, держаться подальше друг от друга. Да, Неприкасаемые неспроста назывались так, согласно их негласному Кодексу, они не имели права дотрагиваться до людей, ведь они были ходячим энергетическим оружием. Или лекарством, мощным медицинским препаратом, который мог, в зависимости от дозировки, покалечить или излечить. Продлить или укоротить жизнь. Да и своих родственников в их Семье не принято было трогать, даже близко подходить считалось признаком дурного тона. Они могли только своими прикосновениями поддерживать жизнь своих Хранителей, увеличивая ее продолжительность. И часть этой силы, этой энергии, Хранители передавали своим детям, начиная долгие династии, которые существовали параллельно с миром Неприкасаемых. Ее Мастер Вайда был редким долгожителем, его возраст перевалил за триста лет, и его пример, как и жизни других Хранителей, был лучшим показателем того, на что способны Неприкасаемые. Если хотели. Что касается ее собственного возраста, то она старалась просто не думать об этом, такой неприлично древней казалось она самой себе. Ровесница пирамид и Колизея, а о более ранних событиях, очевидцем которых она была, и страшно было подумать. Женщина с опытом и точка, характеризовала она себя кратко. И всегда она, всегда наедине со своей личностью и характером, со своими мыслями и воспоминаниями, не переживая никаких перерождений и реинкарнаций, лишь примерно раз в сто лет, получая новое тело, которое выращивал или конструировал в своей капсуле ее Хранитель.

И вот она в Праге, среди людей, которых она стремилась понять и принять такими, какие они были. Она ходила по площадям, прошлась по нескольким мостам, всегда держась в стороне и избегая влиться в толпу или очередь, чтобы кого-нибудь случайно не задеть. И всюду ее хрупкая фигурка, ее невысокий рост и красота словно заставляли людей быть чуточку лучше и добрее, хотя бы на уровне поведения. “Мне бы еще роста”, – думала Ангелла, когда на нее налетал кто-то, не заметив ее среди людей, но она мгновенно реагировала и уклонялась, или встречала не в меру ретивых таким тяжелым взглядом и мгновенно возводила вокруг себя защитное поле, которое не могли преодолеть откровенные хамы и чересчур агрессивные люди. “Неа, не сегодня”, – говорила Ангелла и провожала взглядом очередного настырного мужчину, который уходил от нее с разбитым носом. Но такое случалось редко.