Неприкасаемые. Легион. Хранители

– Все это сделано с благими намерениями, Асраил. Без всякой личной заинтересованности. Хотя вру, – заинтересованность была и есть. В том, чтобы никто не мог, прикрываясь Кодексом или голосованием, протаскивать поверх наших голов свои откровенно гнусные предложения. Губительные для Семьи, в конечном итоге. И я подумываю внести некоторые изменения в наш Кодекс. Например, никаких групп внутри Семьи. Никаких Великих Четверок. Только сама семья может стать Великой. И оставаться ею. И никогда, не при каких обстоятельствах никому не отдавать никого из нас. Третьим лицам. А если уж мы решим уничтожить кого-то сами… то, для этого нужно не большинство, не перевес в один голос. А абсолютно единогласное решение. Ты меня понимаешь?

Асраил кивал головой – он поддерживал и одобрял идеи сестры. Мудро. На злобу дня. Значит, его сестра все-такая же умная и предусмотрительная. Рассудительная. Но все равно, что-то тревожило его в ее поведении. Хотя бы тот факт, что она лежит на полу дамской комнаты в одном белье.

– Что у тебя с Закарией? – наконец он прервал затянувшуюся паузу. – Ты что, влюбилась в него?

– Может быть…, – ответила она странным голосом, и ему показалось, что она сама пытается угадать свое состояние. “Она что там, играет в ромашку – любит – не любит?” –подумал он, явно заинтригованный намеком на возможность чувства Ангеллы к его бывшему солдату.

– А ты понимаешь, что это будет самый короткий роман за всю историю? Нет, я конечно поддерживаю тебя – наплюй на слова Моргана о равном браке и прочем. Ты сама уже взрослая, и в праве выбирать, кого тебе любить. Невзирая на статусы и титулы. И Закария – весьма достойный кандидат. Сильный, храбрый, верный… Только слегка обреченный, как мне кажется. Помеченный печатью смерти.

Он тоже присел на пол и прислонился спиной к ширме. Ангелла молчала, словно она взвешивала услышанное, пыталась примерить характеристику Асраила к тому образу, который она создала в воображении, и к которому испытывала нечто похожее на чувство. “Да, в этомты прав, есть на нем такая печать. В основном, благодаря тебе… И есть также печать приближающегося суда. Очень грозного…”, – подумала она и поднялась с пола, вернее, словно качая пресс, подняла свое туловище и села на полу по-турецки.

Она опять посмотрела на себя в зеркало. Теперь, как показалось ей, ее взгляд был достаточно хмурым и грозным. В них горела тревога и обещание чего-то страшного.

– Как ты думаешь, у меня изменился взгляд? Есть в нем что-то новое? – спросила она брата, посмотрев в его сторону, и явно устав думать про то, что ей изменить и предотвратить было не по силам.

Асраил выглянул из-за ширмы, и она обожгла его этим мини залпом из двух орудий. Он вздрогнул и быстро скрылся за перегородкой, чувствуя, что по его телу пробежала легкая дрожь.

– Да, определенно, в глазах есть что-то новое, ты права… Но никуда твои демоны не делись. Или тараканы. Они все там, с тобой. Правда, как мне кажется, появилось отражение чего-то… Может души как ты сказала, или твоего чувства. Или твоего переживания за того, кто стал тебе так дорог.

Ангелла ухмыльнулась, словно побывала на сеансе у начинающего хироманта. Или у подслеповатого медиума, определяющего судьбу по глазам. Которые, как она понимала, все же, являются зеркалом ее души.

– Демоны, тараканы, чувства, душа… Ты уже определись, что ты там увидел… как мне кажется самой, мне не хватает во взгляде уверенности. Грозности. Силы. Ну, всего того, отчего раньше так откровенно трепетал и перед чем пасовал Морган…

– Ну ты сказала. Сравнила. Для Моргана это была как последняя и самая важная битва. Впрочем, так оно и вышло… Но, он ведь тоже Неприкасаемый. И может собраться, когда это необходимо. Да и к его чести, если это можно так назвать, через что ему самому только не пришлось пройти. И он выжил. Так что, он точно не груша для битья… И его силу просто глупо игнорировать. И только чуждая любой рефлексии Гранж смогла дожать его…Или растормошить, – добавил он с кислой улыбкой.

Она мысленно согласилась с его доводами. Почти согласилась… Но ее новая внешность. Эта красивая азиатка в отражении. Правильный ли этот выбор? Не глушат ли эти восточные глаза ее внутренний огонь?

Асраил будто угадав ее мысли, решил поделиться своими наблюдениями и жизненным опытом.

– Ты просто прими к сведению, что восточные люди по-другому выражают свою ярость. Свою злость. Как мне кажется. То есть, на лице у них другая картина. Была у меня одна… скажем так, знакомая. Тайка, опытнейший киллер… В самые ответственные или страшные моменты, она никогда не строила гримасы. Ее мимика была ровной. Словно между внешним поведением и ее внутренним миром проложили толстый слой ваты. Она улыбалась только ртом – поднимая уголки губ вверх. Слегка. А глаза передавали ее решимость тебя убить. В общем, улыбка та еще была, производила жуткое впечатление. Даже меня дрожь пробирала. Хотя она красивая девушка… была.

Он выглянул из-за перегородки и увидел, что Ангелла пытается повторить мимику и улыбку той тайской девушки, прах которой уже давно истлел. “Ладно, пусть тренируется”, – подумал он, довольный хоть тем, что ему удается отвлечь сестру от мрачных мыслей.

– Так что, совет простой – примирись со своей новой восточной внешностью. И все пойдет как по маслу. Или как нож в масло.

Асраил вдруг громко рассмеялся, и Ангелла скосила свои прекрасные глаза в его сторону, а затем вернула взгляд в зеркало, пытаясь изобразить грозное выражение лица тайской наемницы своего братца. И правда, получалось жутко, и она уже довольно умело и уверенно надевала эту маску на свое лицо.

– Что такого смешного? – поинтересовалась она весьма мрачно.

– Да, вспомнил, как ты Моргану чуть лысину не прожгла. Взглядом. Вот это был огонь. В следующий раз, когда захочешь кого-то испугать, вспомни, о чем ты думала в тот момент. И взгляд твой превратится в подобие геенны огненной. Так, о чем ты думала?

– Думала, что он гадкий и паршивый.

– А еще?

– Что он меня разлучает с Глорией. И с Закарией…

– Вот!!! – взорвался Асраил. – Думай о тех, кто тебе близок и улыбайся. Да, поднимай губы немного вверх….

– Вроде получается. Слушай, а ты уверен, что та тайка была девушкой? Может быть, это чисто мужское качество – смотреть так грозно…

– Уверен, уверен, – почти невинным голосом разрушил Асраил последние сомнения своей сестры. – Я же сказал, красивая, смертельно опасная. Как можно пройти мимо такого взрывоопасного коктейля.

Ангелла встала с пола и устало начала одеваться, думая о том, что теперь в любой непонятной ситуации она будет думать про того, кого любит. Асраил словно уловив ее очередной перепад настроения, а также услышав шуршание одежды, вышел к ней и смотрел, как она оглаживает рукой надетые рубашку и штаны.

Он, понимая, что Ангелла начала мириться со своим новым обликом и вполне успешно погасила свои чисто женские сомнения, задумался о чем-то более важном, с его точки зрения. И Ангелла, которая проявила при нем вполне понятную слабость, вдруг в очередной раз поразила его свой силой. Прочитав его собственные мысли.

– Ты считаешь, что властвуешь над судьбами, а в это время твою собственную судьбу уже кто-то более сильный и коварный пометил, как свою мишень. И ты сейчас явно не про Гранж подумал.

– Ну да, не про нее. А ты понимаешь, что все это значит? Ты сама веришь в эту карму? В наказание за наши поступки… Или ты просто пугала Моргана?

Ангелла и Асраил обернулись к зеркалу, словно пытаясь увидеть в отражении всех тех, кого они вольно или не вольно лишили жизней за время своего земного пути. Но никаких призраков за своими спинами они не увидели. Пока не увидели.

– Верю, и тебе советую верить. Но я сама мало что понимаю… я ведь не дельфийский оракул, и не прорицатель. Я воин. И я понимаю, что сейчас мы должны защищаться. И рвать Кадавра на части опять. Как и всю его шайку. Как бы он ее не назвал. Еще бы понять его пророчество. И использовать в своих целях. Ты уже догадался, что он имел в виду, когда говорил, что его можно победить словами?

Она взглянула на Асраила, но тот лишь задумчиво покачал головой. “Ладно, эти слова мы еще найдем. И подкрепим их самыми решительными действиями”, – думала Ангелла. Они кивнули головами почти одновременно и встретились взглядами в зеркале, и тут рация Ангеллы ожила. Она взяла ее в руки и услышала позывные Власты.

– Бета вызывает. Бета…

– Альфа слушает, прием.

– Прошу разрешения вернуться к вам.

– А что случилось. Приказ был оставаться на месте. Вас атакуют?

– Никак нет. Просто…

Ангелла ухмыльнулась, ох уж эта Власта, одновременно серьезная и все такая же слегка инфантильная. Асраил присел на столик между раковин и смотрел с улыбкой на сестру, болтая ногами.

– Что просто? Поясни, будь добра.

– Ну, не хочу тут оставаться. – Власта понизила голос. – После того, что у нас тут с Заком случилось… Он на меня как-то странно косится.

– Не поняла, что там у вас случилось…Что там у вас произошло?!! –В голосе Ангеллы прозвучали нотки ревности и Асраил беззвучно смеялся, закрывая рот руками. Ангелла улыбнулась, скованно манипулируя своим ртом, и сверля его глазами, и он слегка скис. “Очень способная ученица, на лету все схватывает, только начни ее обучать…”, – подумал он с легкой усмешкой.

– Ну, я ему слегка врезала. За тот случай… С гранатой. Он ничего не сказал, не сделал, только с тех пор странно на меня смотрит. Тоска берет от этого взгляда…

Ангелла покачала головой. Какой-то детский сад. Что за игра в гляделки? И она, на секунду задумавшись, уже шипела на Власту.

– Остаешься там. Приоритет – защита Закарии. И никаких больше несанкционированных актов. Ни мести, ни чего-нибудь еще. Как поняла, Бета?

– Вас поняла, Альфа… Отбой.

Ангелла положила рацию обратно на столик, предварительно согнав с него Асраила и повернулась к двери. Асраил уже шагал к ней, пытаясь понять причину шума, который доносился из коридора. Ангелла повернулась спиной к зеркалу, и прислушалась к себе, к своим ощущениям. Она была зла на Власту, но в то же время понимала, что причин злиться на нее почти нет. Карма, карма. Хоть такая, хоть предвестница той, большой расплаты, которая неминуемо настигнет каждого. Возможно, и ее саму.

В ее временный кабинет вернулась Гранж – уже пребывающая в гармонии с собой и со всем миром. Только вот ее кололо чувство, похожее на раскаяние. Ангелла обняла ее и вспомнив все теплые слова, которые находились в ее вокабуляре, поблагодарила ее за тот выстрел. То есть, за очередь. Да, решила она, пусть это не очень, или совсем не этично, но она сделает это. И черт с ними, с этими приличиями. Она к тому же понимала, что теперь Гранж начинает слегка беспокоиться за свое преступление. И за возможные последствия. А как ни крути, ее выходка, согласно их Кодексу, была откровенным криминальным деянием. Но, в отличие от Кадавра, она сделала это не преднамеренно. Под влиянием обстоятельств. О чем и поведала Ангелла своей родственнице, а Асраил понимающе грустил и показывал всем своим видом, что он очень понимает крик души Гранж. Ее почти отчаянную попытку восстановить справедливость, и предотвратить еще более страшный проступок – выдать одного из Неприкасаемых третьим лицам. Гранж оживилась и чувствовала почти признательность по отношению к той, которая раньше казалась ей то выскочкой, то гордой одиночкой. Ангелла пообещав, что, когда обстоятельства будут более подходящими, уладит этот вопрос, а заодно и внесет в их Кодекс соответствующие изменения. Гранж выразила надежду, что ее скромный поступок оценят по достоинству, и поставят на место Моргана, если он замыслит акт мести. Ее заверили, что мести никто не допустит, и вообще, их склонный к манипуляциям и сомнительным решениям родственник будет на особом контроле Главы Семьи.

Ангелла уже хотела отпустить Гранж, но она вспомнила про свое решение распустить Великую Четверку. И вернуть им их исконные, прежние имена. Которые уже почти никто и не помнил. “Надо покопаться в архивах”, подумала она и решила, что Гранж тоже надо обработать по этому поводу. Да, у их родственниц было другое имя, более благозвучное. Историческое. И Неприкасаемые, к своему стыду, пренебрегали им. Слишком быстро привыкнув к этой кличке, которая, возможно, и влияла так отрицательно на Гранж. Наделив ее другой натурой. Склочной и сварливой.

– Скажи мне, дорогая моя, что ты скажешь, если я предложу отменить все клички и прозвища в нашей Семье.

Гранж никогда не была дурой, и сразу поняла, к чему клонит ее родственница. В которой она, наконец-то, признала и почувствовала это право – принимать такие важные решения для их Семьи. Или на худой конец, озвучивать их.

– Я всегда говорила, что мне эта кличка не нравится. Хотя я к ней и привыкла…И это все проделки этого старого прохиндея. Этого лиходея…

Ангелла поняла, что Гранж села на своего любимого конька – обличать и обвинять, и поспешила отвлечь ее от мрачного настроения, уже повисшего над ней серой тучкой.

– Давай вспомним, что ты Генриетта, а не Гранж. И что имя у тебя благородное и очень красивое. И что ты сама не менее красивая и…. Ангелла замолчала, пытаясь найти то слово, которое бы представило Гранж в более выгодном свете, но не могла. Выручил ее Асраил, который добавил с легким поклоном, обращаясь к их родственнице.

– И доблестная защитница справедливости… Поборница чести нашей Семьи. Смело рискующая собой, не взирая на трудности и наших врагов – что внутренних, что внешних. И способная на другие, не менее благородные поступки. Не думая о собственной выгоде и корысти…

Гранж улыбнулась, почти искренне, и ответила Ангелле и Асраилу поклоном. Ангелла кивнула ей головой, а Асраил уже провожал ее к выходу.

– Спасибо за визит, Генриетта. И запомни еще раз – не жми так сильно на курок. Иначе сразу опустошишь всю обойму. Считай – раз – два. И очереди будут вылетать короткие – две-три пули. Ну, скоро увидимся…

Асраил вернулся, к удивлению, Ангеллы, не один. За ним почти скромно, потупив взгляды и устремив их вниз, шли ВЧ и Гуннар.

“Что ж, вечер откровений продолжается”, – подумала Ангелла и окинула их откровенно недобрым взглядом. Она не будет избегать нравоучений и наставлений сегодня, и даже угроз, тем более, она давно хотела высказать им их в лицо. И хорошо, что они не Гранж, не надо так осторожно выбирать слова. Пусть терпят, раз уж у них мужские обличья.

– Хорошо, что вы пришли. – начала Ангеллавкрадчиво, а затем обрушила на них всю свою мощь. Свой взгляд, отрепетированный у зеркала. Асраил вышел из приемной, подальше от греха, и закрыв за собой дверь, прислонился к ней спиной. Но это не помогало – подошедшие Каталина, Глория, а также оставшаяся у дверей Гранж, как всегда, снедаемая своим любопытством, все прекрасно слышали. И вздрагивали вместе с ВЧ и Гуннаром, когда Ангелла расходилась не на шутку. Особенно сильно потряхивало Каталину и Гранж.

– Я последний раз говорю вам, что не потерплю больше никаких сомнительных операций. И я обещаю, что я сама явлюсь к вам, для возмездия, а не какая-нибудь призрачная карма. Вы как некрофилы, так погрузились в свою опустошающую вас страсть к этим неживым предметам, что уже превратились в каких-то вурдалаков. Упырей. Что это такое – страсть к деньгам? Вы что, дети печатного станка? Сколько можно наполнять свои кубышки этими банкнотами, акциями и прочей бумагой. А также золотом. В вас что, огромная черная дыра внутри? Почему вы постоянно тащите в себя всю эту неживую материю…

Она прочистила горло и уловила мысль одного из ВЧ. Опять про Кодекс… Ладно, она ответит.

– Вы говорили, или думали, что я игнорирую Кодекс. Пусть так. Я признаю это. Но я делаю это не для своей выгоды. Не для вашей. Я делаю это для блага всей Семьи. Мы должны защищать до последнего каждого из наших родственников, а не торговать ими с Кадавром. Или любым другим подонком. ВЧ, я вас упраздняю, – добавила она и окинула их тяжелым взглядом.

– Вспоминайте свои имена, разрушайте к черту ваши надстройки, всю структуру вашей четверки. Пора интегрироваться со всей семьей. Позже, я сама подумаю над этим. Как и над новым Кодексом. Так что отныне, никакого нейтралитета. Никаких уловок и молчания. А иначе, беру вас в свидетели этого обещания – я покараю вас. Потому что по сути, сейчас вы ничем не лучше Кадавра.

И думайте себе, что я захватила или узурпировала власть в этой Семье. Пусть так. Но иначе, наша семья превратилась бы в откровенный базар. С невольниками. С рабами и хозяевами. И вы бы, к вашей тихой радостью, потирали руки, подсчитывая свою будущую прибыль. Все, аудиенция закончена. Прошу на выход. И слушаться Гуннара.

ВЧ вышли из комнаты дрожа, и понимая, что финансовые проверки, даже самые жесткие аудиты и конкуренты просто дети, по сравнению с их разгневанной родственницей. А эта жуткая улыбка… В ней они словно разглядели и почувствовали свою собственную смерть, которая пока разминулась с ними. Будь ты не ладна, Ангелла. Но, похоже, другого выхода у нас нет. Тем более, на ее стороне и Асраил, и Глория. И возможно, другие. А Морган пока больше напоминает отсвечивающий синим светом диско шар, которым Глория ознаменовала наступление новой эпохи. Жесткого и беспощадного к их слабостям матриархата.

Ангелла окинула внимательным взглядом оставшегося в комнате Гуннара. Ладно, его она так жестоко трепать не будет. Он, все-таки, многим жертвовал во имя Легиона. Став частью его славных традиций. Хотя и позволял себе слишком многое под его прикрытием.

– Гуннар, к тебе только одна претензия. Если уж ты выбрал своей страстью женщин… особенно, в таких количествах, то, делай это достойно. И не позволяй себе никаких извращений, конечно. Уважение и полное финансовое обеспечение. Естественно, за своей счет… Как тебе только хватает сил…, – она слегка смущаясь смотрела на него, а он отвел глаза и внимательно рассматривал чей-то след на полу. Кажется, одного из ВЧ.

– Только, моли бога, чтобы кто-то из твоих родственников опять не вздумал шантажировать тебя. Если ты опять возьмешься за свое донжуанство. Как ты понимаешь, я вынуждена отстранить тебя от руководства Легионом. Благодаря твоим особенным отношениям с Морганом.

Она подошла к ветерану и положила ему свою руку на плечо. Благо, рост позволял. Чего она раньше проделывать не могла. К ее сожалению, как она призналась себе неожиданно.

– Гуннар, ты ведь отличный воин. И образцовый муж. Образец силы и отваги. Помоги нам победить в этой войне. И тогда я буду вновь к тебе благосклонна.

Он посмотрел на нее, усмехнулся и кивнул головой.

– Ангелла, я буду с тобой и с Легионом до конца. Каким бы он не был. Разреши удалиться? Мне нужно наверх. В нашу башню…

Ангелла кивнула ему головой и проводила теплым взглядом до двери. Неужели это все на сегодня? Но разрушая ее надежды на передышку, в комнату уже входила Глория и Каталина, а за ними мрачно шел Асраил. Улыбаясь как его тайская подружка, одним ртом. Каталина неслав руке телефон, который звонил, и как пояснила она негромко, они только что получили видео звонок от Кадавра, который уже рвал и метал, и требовал уже какой-то обратной реакции на свое предложение. Ангелла решительно взяла трубку, и отключила видео – она не желала даже мельком или случайно увидеть лицо этого ублюдка. Она ответила на звонок, поставив телефон на громкую связь. И положила его перед собой на столик. Вновь повернувшись лицом к зеркалу.

– Ну что, вы там уже определились, родственнички… Мне нужна эта сладкая дива. У вас остается один час до назначенного срока. Если я возьму вашу базу приступом, я от вас камня на камне не оставлю, – раздался хриплый и потусторонний голос Кадавра.

– Если. – лаконично ответила Ангелла, чувствуя, как гнев закипает внутри нее, и как настоящая амазонка, или спартанка, нажала отбой.

– Никаких переговоров с Кадавром. Как и с любым, кто покушается на жизнь наших родственников и честь нашей Семьи. Только полное уничтожение врага, – Ангелла обвела всех тяжелым взглядом и все трое Неприкасаемых вздрогнули, понимая, что теперь только война расставит все точки над и. Она покажет, верную ли стратегию выбрала их разгневанная и очень уверенная в своих силах сестра. В то же время, испытывающая легкий приступ слабости, как казалось им. И Ангелла вновь улыбнулась самой себе, повернувшись к зеркалу, и все присутствующие поняли внезапно, что их сестра стала самой грозной и опасной Неприкасаемой, которая вдруг нашла в лице Кадавра и его войска достойного врага. Или, по крайней мере, равного ей по силам.

Глава 28.

Секреты блиндажа.

– Люблю такое затишье перед боем, – Такахаси несильно постучал по своему пулемету пальцем, и погладил его, словно катану, проведя ладонью по вытянутому стволу. Затем, наклонившись, оценил глазом ровность мушки – не сбита ли она. Он поводил стволом по горизонтали, из стороны в сторону, и взявшись за рукоятку, опустил указательный палец правой руки к спусковой скобе, прижавшись щекой к прикладу, который упирался в его в плечо. Закария повторил его действия, только без поглаживания катаны. Он обосновался у другой бойницы – их огневые позиции, боковые, дополняли друг друга, и они брали под свой перекрестный огонь весь сектор перед собой. Китано подумал, что их центральная амбразура будет находится под самым яростным и сильным огнем, и приказал О’Брайену завалить ее мешками с песком. Оставив узкие щели, через которые Власта, вооружившись снайперской винтовкой, могла бы снимать самых опасных противников, например, вооруженных РПГ. Или выцеливать командиров, которые поведут в бой своих подчиненных.

Патрик тоже устроился у центральной бойницы, выглядывая наружу через щелки, и перемещаясь вдоль всей ниши – его ноги не слушались его, или от волнения он не мог находиться на одном месте, и все время прохаживался, то вправо, то влево. Наконец, он так надоел Власте, комфортно устроившейся на стуле, который она приставила к нише, что она начала ворчать на него и в конце концов, отогнала его обратно к ящикам.Только этого рыжего ей тут не хватало.

– Легионер О’Брайен, отставить тут мяться. Иди к ящикам с боеприпасами, – напомнил ему Такахаси свой приказ, и тот, вздохнув с некоторым облегчением, присел на одну из тяжелых и длинных коробок, оглядывая спины легионеров. Закария стоял у левой бойницы, Такахаси занимал правую, а Власта расположилась у центральной. И только ему места не хватило. Он провел слегка дрожащей рукой по волосам, и смотрел, как Закария мирно возился с треногой, на которой стоял его пулемет. Ему показалось, что она не очень устойчиво закреплена в нише, и он слегка ее подрегулировал, пошире расставив две ножки упора своего массивного и тяжелого оружия с ленточной системой питания.

– When Irish eyes are smiling… – Патрик затянул песню, чтобы отвлечься, но его глаза совсем не улыбались. Они перескакивали с предмета на предмет в их блиндаже, и тревога все отчетливее читалась в его взгляде.

– Неужели вам совсем не страшно? –обратил О’Брайен свой вопрос спинам товарищей, устав глазеть по сторонам, и все они обернулись к нему. Такахаси выглядел так, словно он в уме придумывал трехстишие, посвященное цветку, неожиданно распустившемуся на снегу. Он только недовольно покачал головой, жалея, что в такой момент вдохновения его оторвали от более важного занятия – он действительно корпел в мыслях над хокку. Закария был погружен в свои размышления или переживания, явно любовные. А Власта наградила его откровенно насмешливым взглядом и встретившись глазами с Закарией, слегка смутилась. И опять быстро прильнула к оптике, стараясь изо всех сил на смотреть влево. “То лупит его, то вздрагивает от одного его взгляда. И все время наблюдает за ним исподтишка. Влюбилась что ли? Или у них роман?”, – думал Патрик про эту видную и крепкую девушку и ее странные взаимоотношения с Заком, который чувствовал явное смущение от присутствия Власты рядом с собой. Затем он опять вернулся к своим мыслям о предстоящем бое. Он уже участвовал в паре операций Легиона, но ему пока не удалось проявить себя, продемонстрировать свои лучшие качества. Например, безудержную храбрость. Или хотя бы, стойкость. А что он мог поделать – его более опытные товарищи всегда оттесняли его, и он только прикрывал их, или отводил спасенных людей подальше от свистящих пуль и рвущихся снарядов. Но там было определенная ясность – выполнили свою миссию, и возвращайтесь домой, на базу, в казармы, где было тихо и спокойно. А тут они проторчат непонятно сколько. И им даже не ясно, кто их враг. Какова его численность и вооружение. И скорее всего, они, в этих снегах, останутся навсегда. А где-то далеко отсюда, где пиво такое вкусное, а девушки такие смешливые и красивые, словно солнце наделило их особыми полномочиями и внутренним светом, будет продолжаться жизнь. Идти своим чередом. Но уже без него. И там будут свои маленькие радости и большие печали. Но ему будет уже все равно. Он либо вмерзнет в какую-нибудь ледяную глыбу, либо его труп обглодают волки. Вот же несправедливость. Вот же как подло устроен этот мир…