Подобно генералу Майлсу, Уилкинсон считал, что основная задача УВМР на территории США – контрразведка и пресечение актов саботажа и диверсий. Разумеется, иностранный отдел УВМР собирал информацию о разных государствах (прежде всего об их ВМС), однако в 1941 году Управлению военно-морской разведки недвусмысленно запретили заниматься всесторонней оценкой значимости добытых сведений. Эта функция была передана более престижной организации – Управлению стратегического планирования военно-морского министерства, которое возглавлял высший по рангу – и куда более властный офицер – контр-адмирал Р.К.Тернер.

По сравнению с военном министерством, министерство ВМС было представлено за рубежом солиднее – в 1940-41 годах около 130 его офицеров выполняли обязанности атташе и наблюдателей в столицах большинства стран и во всех имеющих военное значение портах. Однако они в основном ограничивались сбором информации о флоте и технических характеристиках портов. В смысле проникновения в планы и устремления данных стран это давало не больше чем сведения, добываемые за рубежом работниками военного ведомства и Госдепартамента.

Большая часть информации, добытой УВМР. поступала прямо к контр-адмиралу Тернеру, который, прежде чем оповестить о ней флотские подразделения, приводил ее в соответствие с собственным пониманием ситуации и стратегическими планами. При обработке информации он отчасти опирался и на те обрывочные сведения, которые можно было извлечь из посольких рапортов, поступавших к нему через капитана Р.Шумана, офицера связи, облеченного особыми полномочиями и допуском к самым высоким этажам рабочего механизма Госдепартамента. Госдепартамент не посвящал ни военно-морское министерство, ни военное в свою политику – в ход тех или иных переговоров с разными странами, не знакомил их с дипломатической перепиской. В свою очередь военное министерство и министерство ВМС не делились с Госдепартаментом подробностями своих стратегических планов. Как и офицеров разведки, руководителей государства окружали бюрократические перегородки, чаще всего не позволявшие им узнать, что происходит за пределами сферы их непосредственных интересов.

Итак, в разных концах Вашингтона функционировали в отрыве друг от друга различные разведывательные организации, бившиеся в меру своих сил над разгадкой того, что же в самом деле происходит за пределами США. Такова была в те дни структура зарубежной разведки. Отсутствие центра для общей оценки и обработки всей разведывательной информации о событиях за рубежом ставило в затруднительное положение политиков. Так что абсолютно понятно, что президент США Рузвельт был недоволен этой системой, как недовольны ею были и генерал Маршалл, и Дуайт Эйзенхауэр, и Дин Ачесон.

Дешифровка – игра не для джентльменов

В целом состояние разведки в предвоенный период представляло довольно хаотическую картину, за исключением одного светлого момента – перехвата и дешифровки японской дипломатической почты, а также имеющих военное значение сообщений, отправляемых – чаще всего по радио – в столицы других государств и флотским соединениям. Искусство дешифровки хитроумно закодированных посланий насчитывает не одну сотню лет, но значение его особенно умножилось в век телеграфа и радио. Во времена первой мировой войны знание содержания вражеских донесений было в определенной мере залогом успеха. Это доказал опыт Великобритании. А с приближением второй мировой войны значение дешифровальной службы возросло многократно. В ходе первого периода войны – в 1939-41 годах – Англия снова добилась немалых успехов в этом смысле, однако и работа американских специалистов тоже оказалась на высоком уровне.

В начале 20-х годов Госдепартамент, военное министерство и министерство ВМС очень результативно обслуживала «черный кабинет» – отдел, занятый дешифровкой перехваченных телеграфных сообщений. Однако в 1929 году отдел был закрыт на том основании, что тогдашний государственный секретарь Генри Стимсон полагал, что «джентльмены не читают письма друг друга». То были времена весьма идеалистического пакта Келлога – Бриана, объявившего войну в качестве инструмента внешней политики «вне закона». Увы, это была лишь декларация, отказ от реализации которой не влек за собой каких-либо санкций.

К 1939 году окончательно обнаружилась та неприятная истина, что делами большинства стран заправляют отнюдь не джентльмены. Впрочем, ни армия, ни флот никогда не сомневались в справедливости этой истины и, несмотря на скудость отпущенных им на дешифровку ресурсов, стремились к тому, чтобы, по возможности, ни одно из перехваченных сообщений не осталось неразгаданным. К 1940 году в распоряжении обоих этих ведомств было около 750 человек, занятых в службе радиоперехвата и дешифровки. В большинстве своем это были радиотехники, но были среди них и искусные дешифровщики и лингвисты. В самом деле, Соединенным Штатам чрезвычайно повезло, что, несмотря на многолетнее пренебрежение нуждами армии, в тот момент, когда разразилась война, все же нашлись такие полководцы, как Джордж Маршалл и Дуайт Эйзенхауэр. Не меньшей удачей для американского правительства оказалось и то, что, когда возникла крайняя необходимость в наличии поистине гениев дешифровки, нашлись и таковые.

Военно-морское министерство сосредоточило основные усилия на дешифровке японских кодов и в 1939-40-х годах достигло некоторого успеха в этом направлении. Затем в августе 1940 года, был разгадан код под названием «пурпур» – тот, которым японцы пользовались для зашифровки дипломатических сообщений особой секретности. Это удалось сделать относительно малоизвестным людям: Фрэнку Роулитту и Уильяму Фридману, начальнику армейской службы радиоразведки. В результате такой удачи к моменту, когда грянула катастрофа в Перл-Харборе, через дешифровальные отделы армии и флота проходили груды японских секретных материалов. Процесс расшифровки всех этих материалов окрестили названием «магия» – весьма подходящим к случаю кодовым словом, говорящим очень многое тем немногим, кто знал, что за ним скрывается. Дешифровальные службы армии и флота, при всей своей невеликости и малой известности, не пользующиеся особым почтением в стенах своих собственных организаций, поставляли генералу Маршаллу, президенту Рузвельту и ряду представителей верховного командования и флота поразительно точную и своевременную информацию о военной активности Японии и – косвенным образом – Германии, а также некоторые сведения об их дипломатии.

Результаты трудов дешифровальной службы были поразительны и оказали чрезвычайно большое влияние на исход второй мировой войны, однако в начальный период военных действий они не были использованы на всю мощь – отчасти потому, что декодированные тексты поступали только к начальству самого высокого ранга и никто профессионально не занимался их обобщением и сопоставлением с другими доступными Вашингтону данными о состоянии дел за рубежом. У разведывательной системы существуют три основные задачи: 1) сбор информации; 2) оценка и анализ добытых сведений с точки зрения их значимости и пригодности для принятия тех или иных решений и 3) соответствующее распространение проанализированной и обобщенной информации, чтобы облеченные полномочиями лица могли ее использовать. Однако лишь первая из этих задач решалась более или менее успешно. Как отмечает в своей книге Р.Уолстеттер, данных о вероятности нападения японцев было более чем достаточно, но никто не отсортировывал значимые «сигналы» от несущественных, от информационного «шума», никто не проанализировал всю совокупность сведений о нависшей над американским флотом опасности. И в результате Перл-Харбор вошел в историю как постигшая США трагедия, а мог бы войти в нее как триумф американской разведки.

Объединенный разведывательный комитет – сторожевой пес, который не лает

Впрочем, нельзя сказать, что вообще не было предпринято попыток – пусть и слабых – добиться координации деятельности различных разведывательных служб. Одна из них была предпринята в конце 1941 года – увы, слишком поздно, чтобы предотвратить катастрофу Перл-Харбора. В качестве главнокомандующего Рузвельт в 1933 году принял в свое личное ведение объединенный совет армии и ВМС и участвовал в его довольно нерегулярно созываемых совещаниях. Цель Объединенного совета состояла в обеспечении координации всех совместных действий армии и флота, связанных с национальной безопасностью. В 1940-41 годах Объединенный совет начал разрабатывать взаимосвязанные планы обеспечения разведывательных служб армий и ВМС необходимым снаряжением и придания им средств авиации. Однако Объединенный совет не был неким штабом, а всего лишь комитетом, вырабатывающим рекомендации. И при всем том в 1941 году это был единственный орган высшего командования – пусть и в зачаточной форме, – которым располагали США, и именно он попытался опираться в ходе своих совещаний на данные, поставляемые разведслужбами. Генерал Маршалл, начальник штаба армии, и адмирал Гароль Р. (Бетти) Старк, начальник главного штаба ВМС, издали приказ об учреждении Объединенного разведывательного комитета (ОРК) в качестве основного информационного отдала при Объединенном совете. Этот приказ был одобрен 1 октября 1941 года, и в соответствии с ним был создан Объединенный разведывательный комитет армии и флота (ОРКАФ). Но тут начались препирательства между армейской разведкой G-2 и УВМР по поводу всяких процедурных вопросов и того, кому, где и какой кабинет должен быть отведен, так что первое совещание руководства ОРКАФ состоялось только 3 декабря 1941 года, то есть слишком поздно. Если Объединенный совет с Объединенным разведывательным комитетом и был по замыслу сторожевым псом военной безопасности США, этот пес (вроде того, который фигурирует в одном из знаменитых дел Шерлока Холмса) не лаял. Когда грянула война, сторожевой пес разведки лаять еще не умел.

Контрразведка: ФБР

Но еще ранее – в середине 1939 года – была создана межведомственная организация несколько иного рода – Разведывательный координационный комитет (РКК), об учреждении которого публично было объявлено 6 сентября того же года. Сфера его деятельности ограничивалась выработкой скоординированных программ для армейского отдела военной разведки, Управления Военно-морской разведки и Федерального бюро расследований при министерстве юстиции – программ, связанных с предотвращением актов шпионажа и диверсий в США.

Так властолюбивый Эдгар Гувер – бессменный глава ФБР с 1924 года до самой своей смерти в 1972 году – стал первым гражданским служащим высокого ранга, причастным к делам разведки. Не исключено, что частично вследствие его влияния Майлс, как и ряд кэптенов, возглавлявших УВМР с 1939-го по 1941 год придавал такое преувеличенно большое значение контрразведке в ущерб анализу данных зарубежной разведсети. Впрочем, это было и следствием опасений немецко-японской угрозы внутренней безопасности – опасений, широко распространенных как на официальном уровне, так и среди общественности.

Директор ФБР Э. Гувер

У долговечного Гувера был отлично развит инстинкт ориентации в бюрократических премудростях, из чего он извлекал массу пользы. Не менее ловок он был и в искусстве завоевания расположения широкой публики, выгодно привлекая ее внимание к любым успехам ФБР. Он и его люди особенно прославились во времена разгула таких гангстеров, как Аль Капоне и Джон Дилинджер в 20-30-е годы. Впрочем, Гувер уже и раньше снискал себе известность в качестве непреклонного стража порядка, противостоящего террористическо-подрывной деятельности коммунистов.

Так что ничего удивительного, что во второй половине 30-х годов Рузвельт обратился именно к Гуверу. Президента США теперь тревожила подрывная деятельность не только коммунистов, но и фашистов (как итальянских, так и немецких), о которых было достоверно известно, что они стремятся манипулировать в собственных интересах экономическими и политическими процессами в США. По словам Гувера, Рузвельт в сентябре 1936 года «конфиденциально» поручил ему приступить к всестороннему расследованию подрывной деятельности иностранных агентов в США. Ему было предписано сотрудничать с военным ведомством, министерством ВМС и с другими правительственными учреждениями, включая и Госдепартамент, с тем, чтобы вся информация стекалась в ФБР.

Вплоть до этого момента ФБР было по существу правоохранительной организацией, занимавшейся, в частности, и расследованием отдельных случаев шпионажа, когда таковые обнаруживались, но, получив задание предугадывать и пресекать на корню акты шпионажа и диверсий, обретя в связи с этим полномочия на координацию своей деятельности с военными ведомствами, на обмен с ними информацией, на создание системы досье против подозреваемых в подрывной активности лиц, ФБР заняло весьма своеобычное место среди правоохранительных организаций. Отныне его основной заботой стало обеспечение внутренней безопасности страны. В 1938 году ФБР получило на осуществление контрразведывательной деятельности 50 тысяч долларов.

В стенах Госдепартамента и министерства финансов кое-кто был недоволен расширением полномочий ФБР, но учреждение в 1939 году такой межведомственной организации, как Разведывательный координационный комитет, окончательно закрепило позиции Гувера в сфере внутренней жизни страны. Изначально динамичное ФБР немедленно возжаждало играть некую роль и в зарубежных разведывательных операциях. Гувер и всегда-то не больно охотно делился с кем-либо властью, даже в рамках своей организации. В середине 40-х годов он запросил разрешения на создание Специальной разведывательной службы, чтобы раскинуть свою агентурную сеть, подобную той, что уже существовала в США и за границей.

В вопросе о разделе сфер ответственности за разведку и контршпионаж за пределами США Рузвельт пришел к типично прагматическому решению: ФБР отвечало за страны западного полушария, министерство ВМС – за тихоокеанский регион, а военное министерство – за страны Европы и Африки, а также за зону Панамского канала. Гавайи были единственной зоной, где ответственность за противостояние шпионской деятельности Японии делили между собой и армия и флот и ФБР. Эта ситуация сохранялась до нападения японцев на Перл-Харбор, после чего появилось более чем достаточно оснований для обвинений во всякого рода промахах всех трех организаций.

ФБР развило активную деятельность в Южной Америке и странах бассейна Карибского моря (в частности, вступив в регионе Карибского моря во взаимодействие с британской агентурой). Оно явно готовилось к тому, чтобы играть главную роль в зарубежных разведывательных операциях, носящих невоенный характер. Однако стремление ФБР получить разрешение на создание собственной агентурной сети и в других странах, за пределами западного полушария, потерпело неудачу. Причем преимущественное право работы в этой сфере получили не армия и флот, а другая, созданная Донованом, организация, тоже невоенная, как и ФБР. Если бы не это, все возможности секретной службы США и вся наиболее ответственная работа по координации разведывательной деятельности сосредоточилась бы в стенах одного учреждения, организованного более или менее по тому же принципу, что и КГБ, который контролирует и деятельность контрразведки внутри страны, и разведывательные операции за рубежом. С учетом ставших известными сведений о Гувере, а именно о том, как тиранически он хозяйничал в ФБР в последние годы своей жизни и о том, какую он там развел секретность, а также, помня о его умении держать в страхе вашингтонских политиков намеками, что в святая святых ФБР – хранилище досье, – возможно, есть данные о их личной жизни, нам, можно сказать, повезло, что попытки Гувера создать универсальную, политически ориентированную разведывательную систему не увенчались успехом.

Не только верность конституционному принципу разделения сфер власти, но, вероятно, и политический инстинкт отвратили Рузвельта от опасного пути – концентрации секретных служб и ответственности за всю разведработу в стенах одного правоохранительного учреждения. Возможно, правда, дело было не только в Рузвельте.

Дары английской разведки

В середине 1941 года амбициозные планы Гувера потерпели провал из-за того, что в сфере разведки появилось новое агентство, тоже невоенное, как и ФБР, – Управление координатора информации (УКИ). Президент Рузвельт заслуживает всяческой похвалы за то, что еще в предвоенное время понял потребность в кардинально новой концепции – создании в рамках разведывательной системы центральной координационной службы. Впрочем, не меньшей похвалы в этом смысле заслуживают и Уинстон Черчилль с группой других официальных лип Великобритании, которые – исходя из собственных соображений – горели желанием оказать Соединенным Штатам содействие в создании эффективной разведывательной системы, Потребность в какой-то иной организации разведывательной работы стала для них очевидной еще в 1939— 40-х годах, когда они, пытаясь втолковать американским официальным лицам, сколь критически велика надобность противодействия немецкой угрозе в Европе, вплотную столкнулись с бюрократизмом американской разведывательной системы, с ее неумением составить из обрывков информации некую цельную картину.

Британское правительство хотело делиться разведывательной информацией с Соединенными Штатами. Причем информацией самого важного свойства, и таковая у него, надо сказать, наличествовала. Хотело делиться – но при условии, что это не поставит под удар ее источники, а также при гарантии, что эта информация, соответственно проанализированная и обработанная, будет представлена высокопоставленным лицам в США.

Черчилль был уверен, что американцы поймут всю меру угрозы для самих США и придут на помощь осаждаемой врагом Великобритании, если только соответствующие факты будут должным образом поданы Вашингтону. Отчасти именно поэтому англичане старались подвигнуть США к созданию центральной разведывательной системы по образцу существующей в Британии, Чтобы обрести возможность одаривать заокеанского родственника самыми лакомыми кусочками со стола Британского объединенного разведывательного комитета и передать ему опыт функционирования аппарата секретной службы, англичане предприняли целую серию тайных политических маневров, Так что, когда Рузвельт сформулировал свою концепцию разведывательной службы, эта концепция в значительной степени была результатом усилий Англии.

Отнюдь не простой была и проблема взаимодействия между британской и американской разведками – прошло немало времени, пока англичане продумали, как подступиться к ее решению. Британская военная разведка была отлично осведомлена о ситуации в Европе, особенно с тех пор, как она стала получать информацию не только из своих источников, но и от европейской агентуры «Сикрит Иителлидженс Сервис» (она же MI-6). Начало этой секретной службе, укомплектованной по преимуществу гражданскими лицами, было положено еще во времена Елизаветы Первой и ее великого во многих отношениях министра сэра Франсиса Уолсингема, когда зашифрованные донесения зарубежных агентов способствовали тому, что Англия сумела подготовиться к эпохальному сражению с Испанией и разгромила ее непобедимую армаду».

Ярлык MI-6 служил ширмой, дабы, внушить, будто «интеллидженс сервис» – это отдел при военном министерстве. Была еще и MI-5 – служба внутренней безопасности, нечто вроде американского ФБР. В действительности, MI-6 не зависела от военного ведомства, работала под непосредственным наблюдением министерства иностранных дел и направляла свои доклады прямо кабинету министров и королеве. Такая форма функционирования MI-6 обрела законность в 1939 году в результате особого соглашения – специфически британского способа увязки межведомственных интересов. Это было время, безотлагательно требовавшее, чтобы МИД и военное ведомство могли действовать, исходя из одинакового понимания ситуации, основываясь на одних и тех же данных. Согласно упомянутому выше соглашению, ответственный представитель МИДа опекал межведомственную координационную группу, известную как Объединенный разведывательный комитет, а также подкомитет начальников штабов армии, авиации и флота при Объединенном штабе высшего командования. Благодаря этим межведомственным прослойкам, Англия сумела создать интегрированную систему принятия решений и обслуживающую ее разведывательную организацию.

Всю войну, начиная с 5 ноября 1939 года, MI-6 возглавлял человек, которого называли не по имени, а кодовой буквой «Си». Это был генерал гвардии сэр Стюарт Мензис, светский человек и друг Уинстона Черчилля. Он имел прямой доступ к премьер-министру, чем пользовался довольно часто, особенно с мая 1940 года, когда премьер-министром стал Черчилль. Но у него, кроме того, были тесные контакты с МИДом и различными агентствами Объединенного разведывательного комитета, что позволяло ему координировать деятельность своей организации с деятельностью других ведомств. Еще будучи заместителем начальника MI-6, Мензис был главной опорой и покровителем специалистов из отдела дешифровки. И те не подкачали, соорудив в 1940 году аппарат (ласково прозванный «бомбочкой») для декодировки результатов трудов немецкого шифровального аппарата «Энигма». Данные, поставляемые британской службой дешифровки, получившей название «Ультра», давали Мензису и всей MI-6 хорошие козыри в разведывательной игре. Благодаря отлаженности координации работы различных разведывательных организаций, а также вследствие того, что Великобритания сражалась за само свое существование, англичане добывали куда больше информации (поступавшей непосредственно нужным лицам в кабинете министров), чем накануне войны.

Кроме того, MI-6 на всю мощь использовала донесения своей европейской агентуры, информацию, поставлявшуюся военной (особенно флотской) разведкой о боевых зарядках неприятельских армий, данные радиопеленгаторов, сведения, почерпнутые в результате перлюстрации почты, каковая осуществлялась не только в самой Англии, но и в ее колониальных владениях, особенно на Бермудских островах.

Обмен разведывательной информацией между Великобританией и США – во всей политической полноте этого понятия – начался сразу, едва в Европе разразилась война. Во время «странной войны», длившейся с 3 сентября 1939 года по 10 мая 1940 года, Невилл Чемберлен, несмотря на всеобщее разочарование, которое он вызвал уступками Гитлеру на мюнхенской встрече, все еще был премьер-министром. Однако сформировав военный кабинет министров, он во главе его поставил храбрейшего из министров – Уинстона Черчилля, который к тому же стал лордом Адмиралтейства.

11 сентября 1939 года Рузвельт направил Черчиллю личное письмо, в котором, весьма кстати напомнив о их встрече во время первой мировой войны и выразив радость в связи с возвращением Черчилля в лоно Адмиралтейства, предложил, если возникнет надобность, писать ему лично, отправляя письма – непременно запечатывая их – дипломатической почтой.

Черчилль с готовностью ухватился за эту возможность, и к моменту окончания войны число отправленных им Рузвельту посланий перевалило за тысячу. Ответных посланий было не меньше. Черчилль подписывался «Военный моряк», а став в мае 1940 года премьер-министром – «Бывший военный моряк». Рузвельта он в своих посланиях называл «POTUS». Вообще-то Черчилль любил выбирать для важных проектов кодовые названия со всяческим подтекстом, но в данном случае – это всего лишь аббревиатура, расшифровывающаяся, как President of the United States. Сперва по этому весьма специфическому каналу связи англичане доводили до сведения американцев свое понимание опасности, нависшей над Великобританией и всем миром, а потом, в самый отчаянный период, после того как пала Франция, Черчилль, уже став главой Великобритании, смотрел на этот канал как на жизненно важный контакт с Новым Светом, на который он все больше и больше возлагал надежд в связи с необходимостью противостоять превосходящим силам гитлеровской Германии на полях сражений Старого Света.

С.Мензис

Черчилль, едва взвалив на свои плечи всю неподъемную тяжесть ответственности, связанную с должностью премьер-министра, начал обдумывать пути институционализации способов связи, посредством которых он мог бы просвещать высокопоставленных лиц американского правительства в вопросах стратегического значения в том ключе, в котором понимал их сам. Для решения этой задачи он остановил свой выбор на канадце Уильяме Стефенсоне, которого в апреле 1940 года послал в Нью-Йорк не только в качестве сотрудника MI-6, но и как своего «личного представителя» с миссией создания возможностей для подпольного движения сопротивления на случаи поражения Англии.

Но даже еще до того, в апреле 1940 года, будучи лишь формально главой Адмиралтейства, Черчилль принимал непосредственное участие в решении политических проблем связанных с установлением взаимодействия с США. С политической точки зрения, положение Чемберлена ухудшалось день ото дня, и Черчилль счел, что он может и должен предпринять некие шаги в обход главы государства. Он решил довести до сведения Рузвельта ряд разведывательных данных, имеющих стратегическое значение. В частности, он сообщил Рузвельту о некоторых результатах работы британских дешифровщиков, а также информировал его о том, что немецкие ученые успешно работают в области расщепления атомного ядра и проявляют интерес к тому, чтобы завладеть норвежскими установками для производства тяжелой воды. К тому времени британцы уже знали, что в октябре 1939 года Альберт Эйнштейн весьма встревожил Рузвельта описанием разрушительной мощи атомной бомбы, если таковая будет создана.

<1 2 3 >

На страницу:

Перейти

2 из 3