bannerbanner
Свидетель
Свидетель

Полная версия

Свидетель

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Пятнадцатое декабря, суббота. Второй день жжёт в груди, но я бодрюсь. В этом году зима поздняя. Во вторник утром проснулась и не узнала двор – весь был засыпан снегом. Тёплая осень согрела декабрь, он и рад стараться – солнце, солнце. Правды ради, в понедельник, к ночи, немного похолодало. И вот вторник удивил – снегу навалило под крышу.

Пришли дочь Ольга, сын Василий с детьми, – помогли расчистить двор. Снег белый, красивый! В общем, неделя началась славно, так и текла, как в сказке, если не считать позапрошлой ночи. После неё нет на душе покоя. Сон приснился странный… Что-то я такое уже слышала наяву или видела, никак припомнить не могу. Да ну, бог с ней, с этой ночью.

Сегодня утром приехала дочь Елена. Сейчас они с Ольгой хозяйничают на кухне. Никогда не было такого хорошего настроения. Вот только в груди, как открытая рана, – печёт на разрыв.

Ху-у-у! Пройдёт, не такое переживали. Замечательная штука – хорошее настроение! Оно способно быстро сгладить что угодно, до сего дня незнакомое, особенно мимолётно всплескивающуюся тревогу за странное жжение. Тревога, всё-таки, назойливая!

Зимой работы по двору мало. Скотина накормлена. Дочери управляются искусно. Воды принести, что ли? О чём не хочется думать сегодня, так это о здоровье. Хорошее напоминание всем в старости, а особенно когда уже за восемьдесят: об опасности нельзя забывать. Вот его, хорошего настроения, предательская миссия. Солнышко, снежок радуют глаз, но душу не утешают. Прав Юрий, счастье – это душевный комфорт плюс здоровое тело. При душевном комфорте нельзя быть счастливым, если палец болит. И, наоборот, при здоровом теле не ощутишь счастья, если в душе тревога.

Душа поёт, сердце болит, в груди пекло… Фу-у-ты! Полведра воды не ахти какая помощь, но всё ж при деле, полное – уже не под силу.

– Мама, что ты делаешь? Мы что, воды не принесём? Посиди с нами. Хочешь, пойди, полежи. Скоро будем обедать.

– Хорошо, хорошо, ху-ух, – выдохнула я и, согласившись с дочерью, пошла в дом. Елена заботливая у меня. – Лучше в доме полежу. Я вам тут не нужна, – захотелось побыть одной. – Что-то Юрий не едет. Наверное, очень занят.

– Приедет твой Юрка, – огрызнулась Елена и себе под нос добавила: – Всего-то внук, а любит его как сына.

– Что-то сказала, Лена? – отозвалась Ольга.

– Нет, ничего. Последнее время заговариваться начала, – ответила Елена и, зыркнув матери вслед, пробурчала: – Ещё, чего доброго, дом ему отпишет.


Что-то тяжеловато на душе. Столько лет мечтала собрать вокруг себя детей, и вот мечта сбывается, а на душе тоска. Ольга переехала жить в отчий дом, глядишь, и Софья вернётся. Елена и Анна с семьями – в соседних посёлках, всё рядом. Маруся живёт далеко, в Луганске. Видно, там её судьба. Василий, сын, всегда при родителях. Не увидела я в нём наследника. Василий – это моя материнская боль…

С переездом Ольги, что-то ёкнуло: больше Юрия с семьёй не увижу. Тут же отмахнулась от тоскливой мысли-разлуки. Не увижу его больше – сверлило в голове. Не хочу разбираться, кто прав, кто виноват? Мать с сыном в своих, не очень простых отношениях, сами разберутся. Пока Ольга будет жить здесь, Юрий не приедет – это точно. Вот какие мысли мучили сейчас, когда осталась одна. Нахлынула тоска. Я обвела взглядом комнату, в которой лежала, ожидая обеда. В этой комнате прошла вся жизнь. От волнения напряглась и сдавила руками грудь. Жжение плавно перешло в тяжесть и одним большим камнем придавило меня к кровати. Скрещённые на груди руки легли вдоль тела и погладили мягкое покрывало. Сейчас пройдёт. Надо отвлечься. Эта кровать – моё приданое. Покрывало мы с мужем Саввой купили ещё в Галаце на ярмарке.

Нет. Не проходит.

Из кухни доносились звуки передвигаемой посуды. В груди опять запекло и напомнило о болячке. Тяжеловато дышать. Посмотрела на часы. Время близилось к обеду. Тревожные мысли носили меня по комнате от вещи к вещи и окунали в воспоминания. Неожиданно перед глазами появилась Ольга, и я вздрогнула от внезапности. Что такое? Она стояла надо мною, и что-то говорила, но я ничего не слышала, только видела, как губы шевелятся, и она внимательно на меня смотрит. Я обвела взглядом комнату, ища предметы, издающие звук, но всё вокруг утонуло в безмолвии. Я потянула носом воздух, наполняя лёгкие, с шумом выдохнула, прислушиваясь к выходящему воздуху, но ничего не услышала. Что? Всё? Почему? Посыпались, совсем не к месту, вопросы, с силой сдавливая голову. В прежние времена от такого давления дико болела голова. Не ощущаю боли, только глушит. Наверное, уши заложило, мелькнуло в сознании. Надо сглотнуть слюну и приоткрыть рот. Сглотнула, и слюна медленно, как будто скворча, поползла по пересохшему горлу, но слух не появился. Что происходит?

Вдруг раздался бой часов. Бом! Бом! Раз, два, три…, двенадцать! Полдень! Я отчетливо услышала – часы пробили полдень. Ага! Слух всё-таки есть. Что-то изнутри потянуло со жгучей силой, рвануло, растекаясь жаром по всему телу и вышло, оставив меня холодной. Глаза непроизвольно закрылись… Стоп!!! Я умерла!

Надо же, вот и всё! Восемьдесят три года, больна не смертельно, а умерла. Умерла здоровая! Умом можно двинуться от такого.

Наверное, все так умирают. Какая-то неведомая сила изнутри, одновременно, вырывает ниточки жизни сразу из всех органов. И всё, конец!

Говорят, чего боишься, от того и умрёшь. Всю жизнь боялась умереть, мучаясь в болезни. Где исполнение моего страха?

О моей смерти возвестил громкий вопль Ольги. Ей суждено было видеть это! Так ей и надо! У неё на руках и произошёл мой окончательный выход из этого мира. Я как будто вывернулась из-под её руки и уже как-то по-другому, со стороны, окинула взглядом комнату и происходящее вокруг. Я всё видела, слышала, но не могла говорить, и тело, моё тело, уже не принадлежало мне. То, что тело не моё, я поняла по исчезнувшему жжению в груди. Куда же оно девалось? Всё отлегло, и стало легко и свободно.

– Ма-ма! Ма-ма! – причитала Ольга. – Что ты наделала? Встань! Скоро Юра приедет!

На Ольгин вопль прибежала Елена и в истерике бросилась мне на грудь.

– Мама! Оля? Что случилось! Мама! Встань, мама! Ая-я-яй! Оля, что ж ты ничего не сделала?

– Мама! Мама! Я виновата! Но что я должна была сделать! Лена! Мамы больше нет у нас!

Крича и заливаясь слезами, они совсем забыли обо мне, а надо подсуетиться. Чего бы мне не хотелось, так это чтобы ломали руки, когда будут обмывать и одевать. Или покойников облачают? Ещё не привыкла. Есть немного времени уложить покойницу, как положено, и я сама застыну. Первой опомнилась Елена.

– Давай быстро зажжём свечу, – Елена подошла к иконостасу и взяла восковую свечку. Руки у неё тряслись, но спички подчинились, и свеча затрещала, разгораясь, синим огоньком. – Оля, беги к тёте Мане и зови её к нам. Надо маму быстро обмыть и одеть. Я пока поставлю воду нагреть и приготовлю вещи.

Обливаясь слезами, Ольга и Елена вышли, оставив меня одну. В окне мелькнула тень, это Ольга побежала к Мане. Елена вернулась в кухню. Резким, глухим эхом пустоты выварка встала на плиту, и мощный поток воды сопроводил писк опустившегося на цементный пол пустого эмалированного ведра. Несчастная. Совсем сбилась с толку от внезапного горя. Зачем для покойника греть воду? Покойникам простуда не грозит.

Я осталась одна в комнате. Оглядела её и заглянула за икону. Всегда хотелось это сделать, но боялась. Думала – богохульство. Ничего, угол стены, много паутины и источенное червем дерево иконы. Святые вещи тоже подвержены червоточинам. Лампада погасла. Свеча, зажжённая Еленой, потрескивала. Невыносимо одиноко. Тишина глушит.

В окне замелькали силуэты и в комнату, бубами поползли старухи, держа в руках уже зажжённые свечи. Все они крестились на образа, нагрев противоположный от огня конец, крепили свечи на быльцах кровати, на которой я лежала, и тут же принимались хлопотать. Каждая делала то, что считала нужным в таких случаях. Через четверть часа в доме началась логичная суета. В едином копошении всё перемешалось – люди и тени. Удивительно, безмолвие их смешало. Старухи-соседки крестились, перешёптывались, поправляли косынки и суетились, суетились, суетились…

Потом кто-то вошёл и сообщил, что всё готово. Всё замерло. Меня подняли и понесли. Наверное, в кухню. Нет, ошиблась, в кладовую. В центре кладовой уже стояли сдвинутые две лавки. Савва использовал эти лавки, и точно так же сдвигал, чтобы свежевать заколотую свинью. Когда-то мы накрывали их дорожками и выставляли для многочисленных гостей. Теперь их сдвинули… и положили на них моё тело.

Пришла Елена, держа в руках выварку с горячей водой. Клубы пара вырвались из-под крышки и потянулись к потолку. Тут же скользнули по стене их тени и тоже поднялись вверх. Пар разошёлся и подвис остывать, а тени пропали. Куда они делись?

– Вот вода, – сказала Елена и, задыхаясь от слёз, вышла.

– Маня, вынеси. Зачем нам горячая вода? – сказала какая-то женщина.

– Пусть стоит. Руки потом помоем. Горячая вода всегда пригодится, – чей-то властный бархатный голос навёл порядок. – Давайте быстрее, а то застынет – мороки потом.

Кто это? Что-то не узнаю. Ага! Это Мария. Странно, что пришла. Третьего дня мы с ней сильно поругались. Спасибо ей! Это, наверное, и есть женская солидарность.

Приглашённые для обмывания женщины склонились над лавками и несколько пар рук быстро сняли с меня всю одежду. Сделав своё дело, женщины, расступились, замерев. Чего ждут? На лавках одиноко осталось лежать моё тело – старческая сдоба, такая опара, отдающая сыростью. Слава богу, ещё мокрицы по мне не бегают. Зрелище оказалось не из приятных. Жалко-то как себя. Наконец Мария втащила шланг. Вот она, обнажённая правда, жизни.

– Коля, включай! Только тихонько, – крикнула она за дверь.

В её руках зажужжал далёким насосом шланг, и из него пошёл воздух, выталкиваемый водой из колодца. Жирная струя колодезной воды полилась на моё тело, и мне показалось, что я вздрогнула от её ледяного прикосновения, но ничего подобного. Я не почувствовала холода и мне стало даже интересно. Мария заправски, как будто всю жизнь только этим и занималась, обмыла меня, и её голос опять скомандовал:

– Коля выключай!

Струя угасла. Вот так и моя жизнь. Кто-то скомандовал, и она угасла. Угасла в один миг. Даже не дал попрощаться со всеми. Хотела Юрия видеть, деток его, Сашу. Проститься со всеми…

Время упустили и когда дошли до одевания, то руки уже застыли по швам. Пришлось увидеть, как ломают их в суставах. Боли не ощущалось. И вообще, интересно: мыли и ломали уже чьё-то чужое тело. Как легко человек ко всему привыкает. Сила привычки! Конечно, после того, что случилось, человеком меня назвать было уже нельзя. Человек – это единое: тело и душа. Стоит их разъединить – и это уже не человек.

Наконец, привели меня в порядок. Гроб должны были привезти к вечеру. В кладовую пригласили дочерей и, быстро посовещавшись, перенесли меня в дальнюю, не отапливаемую комнату нежилой половины дома. Зимой в ней, как в леднике. Да мне-то всё равно. Интересно, диван, на который меня положили, мягкий? Хоть удобно на нём лежать? Мы купили его тридцать лет назад. Так ни разу на нём и не спала. Вообще эти три комнаты построены больше полувека назад и обставлены мебелью в то же время, но в них так и не жили, мебелью не пользовались. Шестьдесят лет прожили с мужем в одной комнатёнке. В ней и детей подняли. Спали на немецкой кровати, доставшейся нам от немцев ещё в сорок втором, когда те драпали, и на моём приданом. Всего много понастроили и не пользовались ничем. Для чего всё это?

Я всё-таки учудила умереть зимой – подолбайте теперь мёрзлую землю. Вот уж, отомстила за всё сразу.

Умереть от страха в наше время – это слишком, но я расслабилась. Расслабилась так основательно, что и не разглядела коварства собственной дочери. К ней не подкопаешься. Вроде подсуетилась, вызвала врачей и быстро согласилась с ними: больная в таком возрасте, это уже старость точит. Во! Понавыучивали эскулапов ставить безошибочно диагноз: «Старость». Все тоже хороши, на старость списали и успокоились. Никогда не чувствовала себя такой ненужной. Видно, и правда, зажилась на этом свете. Надоела всем.

Впервые я почувствовала жжение в груди позапрошлой ночью. На сон грех жаловаться – спала я всегда крепко. Что-то грохнуло на горище, по-видимому, сильно. Этот грохот меня и разбудил. Проснулась в испуге. Сердце колотится, дыхание перехватило. В этот самый момент запекло в груди, будто сковородку раскалённую поставили, и так потянуло, что от частого дыхания чуть не задохнулась. Испугалась не на шутку. Страх быстро прошёл, а жжение больше не покидало, до смерти. И вот нет больше ничего. Я умерла, и всё закончилось. Эх! Пожить бы ещё чуток!

Всегда пустой дом, более походивший на тихую пристань, вдруг наполнился людьми и тут же превратился в какой-то непрерывный базар. Люди, сгорбившись, копошились, толклись, что-то делали, наверное, нужное, шептались, говорили вполголоса, рыдали и искоса поглядывали на меня. Понашло люду разного: знакомые и незнакомые, чужие и близкие, вообще, какие-то даже не наши, сельские, как будто все только и ждали, когда умру.

Приехала Степанида, сестра мужа. В былое время не дозовёшься, а тут, легка на помине. Чего это я? Мы с ней всегда ладили. Ага, вот и Аня пришла, моя младшая сестра. Смешно звучит – младшая, ей семьдесят восемь. Она в голос не плачет. Вопить тоже не будет, но ночью меня одну не оставит. Так и будет сидеть рядышком. Бывало, мы, как встретимся с ней, могли сутками болтать, болтать. Я любила своих сестёр – и Лену, и Аню.

А это кто пришёл? Ненормальная! Чего же ты, Кина, вырядилась в платок с красными цветами? Кина – это соседка из дома, напротив. Она такая интересная. Образования никакого, а руки золотые. Стены и потолок оштукатурит, загляденье! Помню, много лет назад в нашем селе проводили электролинию. Вкопали столбы, слава богу, не по нашей стороне улицы, и протянули провода. Так вот, Кина пару дней не выходила на работу. Шли проливные дожди и многие не вышли тогда на работу. В правлении колхоза заволновались, и председатель распорядился, чтобы счетовод Гаврилыч сходил, справился, в чём дело. Смеху было на весь район! Оказывается, Кина боялась пройти под проводами, чтобы капающая с них вода не ударила током. Всем селом потешались над Киной, а выяснилось, что все, кто живёт на этой стороне улицы, не вышли на работу по той же причине.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу