Мои газетные строки

Сейчас у него много общественных поручений. Он председатель товарищеского суда, помощник командира местной народной дружины. Не отстаёт от молодых и на клубной сцене.

Таков наш доктор Пётр Иосифович Вестенберг.

«Молодой коммунар», 6.02. 1966 г.

Фельдшер из Нижне-Марьино

Часто за книгой засиживаешься допоздна. А если не захочешь расставаться с полюбившимися героями, то не заметишь, как звёзды на небе станут меркнуть.

Пётр Иосифович за свою жизнь прочитал не одну сотню книг. Вот и сейчас он перечитывает «Лже-Нерона» Фейхтвангера. Неожиданный стук заставил оторваться от романа. Нарочный ещё сбивчиво объяснял цель своего прихода, а Пётр Иосифович уже натягивал на плечи куртку, на ходу проверял саквояж с медикаментами.

Пять минут быстрой ходьбы, и сельский фельдшер у постели пожилой колхозницы. Тяжёлый сердечный приступ. Оказав помощь, Пётр Иосифович не отходил от больной, пока не прибыл транспорт для отправки женщины в больницу. Домой вернулся почти перед утром. Можно бы и поспать подольше, но режим прежде всего. Подъём в шесть часов. Утренняя гимнастика: летом велосипед, зимой – лыжи.

В приёмном пункте первые посетители. У каждого своя болезнь, свои жалобы. Фельдшер терпеливо выслушивает словоохотливых старушек, одним назначает лечение, другим даёт направление в больницу, а третьим настойчиво советует заняться спортом.

В работе не заметил, как стрелка убежала за 17 часов. К концу приёма осталось несколько больных, нуждающихся в амбулаторном лечении. Но на столе лежат записи вызовов на дом. Сегодня их пять. Это значит надо зайти в каждый дом, поговорить, послушать, осмотреть, установить диагноз, назначить лечение. Не минуты, часы уходят.

Как-то я пришел на квартиру фельдшера. По обстановке можно судить об интеллекте человека. Почти вся комната заполнена книгами, журналами, вырезками из газет. Они лежат на полках, этажерке, столе. Книги самые разнообразные.

– Не удивляйтесь моему вкусу. Я с одинаковым увлечением читаю Гомера и Пушкина, Шолохова и Евтушенко, – заметил хозяин дома.

Отдельной стопкой на столе лежат вузовские учебники.

– Институт… Война помешала его закончить. С четвёртого курса откомандировали работать на Север.

А потом, спустя годы, приехал в Нижне-Марьино.

…До Петра Иосифовича Вестенберга в селе не было медработника. Селяне доверялись знахаркам. Медфельдшер настойчиво вмешался в привычную жизнь колхозников. Люди начали доверять ему, но вера в сверхъестественные силы была ещё живуча.

Очень долго болела Люба Сальникова. Сколько её ни лечили знахарки – не помогало. Пригласили нового фельдшера. Пётр Иосифович осмотрел больную, потом сказал:

– Будет жить. Никаких «лекарей» не подпускать и твёрдо верить в выздоровление.

Разумеется, это не всё. Назначил целый комплекс гимнастических упражнений, водных процедур. За жизнь боролся полтора года. Теперь Люба, страдавшая общим нервным заболеванием, здорова, вышла замуж, имеет детей.

Пётр Иосифович Вестенберг – уважаемый на селе человек. Он частый гость на фермах, у механизаторов. Для пропаганды медицинских знаний он использует любую аудиторию. Часто выступает с лекциями, беседами.

Я уходил от фельдшера поздним вечером. На улицах ярко светили одинокие фонари. Оглянулся. Окна комнаты Петра Иосифовича бросали желтые блики на снег. Вестенберг сел готовить своё выступление на занятиях медиков, которые проводятся в районе. Опять до первых петухов…

«Ленинское знамя» (г. Лиски), 30.02.1966 г.

Обида Анны Романовны

Летом 1943 года командир полка майор Чупиков писал жительнице села Митяевка А. Р.Додоновой: «Ваш сын был замечательным лётчиком, хорошим командиром. Его любил весь полк. Мы считаем Семёна Григорьевича Додонова настоящим героем Отечественной войны. В боях он сбил много вражеских самолётов. За образцовое выполнение боевых заданий был награждён тремя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны первой степени. Вы как мать можете гордиться своим сыном-героем. Семен погиб смертью храбрых. Надеемся, Анна Романовна, вы найдёте силы пережить такое горе, будете помогать Родине в борьбе с врагом до полной победы».

Да, большим горем отозвалась смерть сына в сердце матери. Но духом не пала. Всем, чем могла, помогала фронту, от зари до зари работала в поле.

Прошли многие годы. Родители лётчика-героя состарились. У них давно подгнил пол, потекла крыша. А помочь некому. Обратилась Анна Романовна в Тресоруковский сельский Совет к председателю И.В.Провоторову.

– Ничего не могу, – развел тот руками. – Был шифер да нужен другим.

Попросила Анна Романовна у председателя колхоза имени Мичурина Н. М.Мануйлова разрешения скосить для козы полоску. Тот отослал её к бригадиру. А бригадир пообещал да забыл. Осталась коза без корма.

Из Ставропольского края, где сражался и похоронен старший лейтенант Додонов, родителям героя пишут взрослые и пионеры. Они просят рассказать о Семёне Григорьевиче, прислать его фотографию, ухаживают за могилой. Только в родном селе мало знают о подвигах земляка. А о них следует знать всем односельчанам. И, конечно, необходимо помочь родителям Додонова.

«Ленинское знамя» (г. Лиски),4.03.66 г.

Солдат, патриот, хлебороб

Семья была немалая – девять человек. Прокормиться трудно. Вот и решил 13-летний Федотка податься на заработки. Старший брат в то время работал в Алексеевке на пекарне. Он-то и повёз младшего пристроить к делу

Приняли мальчиком. С раннего утра до позднего вечера Федотка был на ногах. Не успевал отдохнуть за ночь, как снова бежал на работу.

Как-то под вечер в пекарню заглянул студент. Долго он говорил с рабочими. А после его ухода к Федотке подошёл брат:

– Дело есть. Видишь? Это надо расклеить по городу, – и сунул в руки пачку листовок.

Ноги в ту ночь крепко выручили Федотку. Обегал все улицы и везде оставил белые квадратики бумаги с напечатанными призывами.

На следующий день со всех сторон начали стекаться демонстранты с алыми знамёнами и транспарантами в руках. Среди них находился и юный Федотка. На сердце было радостно и непонятно. Откуда-то взявшиеся казаки разгоняли рабочих, пороли плётками, топтали конями. Тогда-то и познал Федотка силу казацкой плетки. Свалился под забор, кое-как выбрался из мечущейся толпы и с трудом добрался до дома.

…Шёл 1905 год. Жить в Алексеевке стало очень трудно, и братья вернулись в родную Митяевку.

Хлебопашествовать долго не пришлось. Федота Воронина призвали на действительную. Служил в 85-м Казанско-Астраханском пехотном полку. Там и застала его мировая война. В атаке под Барановичами Федота ранило, его отправили в Пензу. Выздоровевших фронтовиков вновь направили на формирование. Так унтер-офицер Воронин оказался в гуще февральских событий семнадцатого года в Москве.

На всю жизнь запомнил Федот Воронин беседы с большевиком Грязновым. Из рабочих был. Говорить умел. Тихо, незаметно втягивал слушателей в беседу. Разъяснял политику большевиков. Воронин уяснил главное: «Долой войну! Да здравствуют большевики!». С этими лозунгами пришлось вывести на улицу свою 16-ю роту. А на другой день в числе семерых солдат крестьянский сын Федот был избран делегатом в исполнительный комитет солдатской секции Московского Совета депутатов.

Прошли десятилетия, но Федот Андреевич и сейчас хорошо помнит те бурные дни, называет товарищей по работе: Будзинского, Савву Степняка, Додзина, Артишевского, Тамарина, Муралова.

Работы у членов солдатской секции было много. Организовывали и сами выступали на митингах, формировали военные отряды, добывали продовольствие.

Дважды Ф. А.Воронин видел Владимира Ильича Ленина. Первый раз – в политехническом институте. Слушалось сообщение делегации, ездившей в Брест – Литовск для подписания мира с Германией. Второй раз – на фабрике «Богатырь». Слово предоставили Ленину. Вождь начал говорить почти неслышно. Присутствующие, среди которых много было недовольных новой властью, постепенно затихли – все слушали Ленина. Здесь Воронин присутствовал как работник ЧК, туда он был направлен для борьбы с контрреволюцией.

Работать в ЧК было интересно, но опасно. Дело приходилось иметь с анархистами, искать и обезоруживать врагов революции. Однажды вместе с другими работниками Воронин, переодевшись странником-богомольцем, несколько дней жил в Симоновском монастыре, наблюдал за его служителями. В результате проверки и обыска было обнаружено много оружия, продовольственных запасов и других вещей, совсем не обязательных для духовных особ.

Вскоре Федот Андреевич выехал в Орёл на курсы красных командиров. Готовился на Южный фронт. Но перед самой отправкой тиф перечеркнул его планы.

После окончания гражданской войны Ф.А.Воронин вернулся в Митяевку. Первое коллективное хозяйство появилось в селе в 1926 году. Федот Андреевич – активный организатор, один из первых председателей. Хозяйство укреплялось, а в тридцатых годах стало ядром колхоза. Нужно помочь соседям – Воронин всегда готов. Уком посылает его в соседние сёла, Рождествено, Ермоловку… Наступила всеобщая коллективизация.

…Вместе со всеми колхозниками Федот Андреевич отпраздновал 21-ю годовщину победы над фашистской Германией. Колхоз имени Мичурина, куда входят села Нижне-Марьино, Митяевка и Алемна – крупное, многоотраслевое хозяйство, ежегодно получающее миллионный доход. Земля приносит высокие урожаи пшеницы, подсолнечника, сахарной свёклы. Общественное животноводство даёт государству много мяса, молока. Зажиточно живут все колхозники.

А села… Почти заново обновилась Митяевка, не узнать Нижне-Марьино. Четверики, крытые больше шифером. Почти на каждом приусадебном участке фруктовый сад. Электросвет в каждом доме. Телевизоры через дом. На колхозном собрании колхозники решили построить Дом культуры, проложить водопровод.

Идут годы. Федоту Андреевичу Воронину 75 лет. В памяти у него и Октябрьская революция, и коллективизация, и Отечественная война. Неизгладимые впечатления оказали на него решения 23-го съезда КПСС. То, что наметила партия, непременно сбудется. Этому верят все. Это проверено жизнью.

«Ленинское знамя» (г. Лиски),13.О5.1966 г.

…Публикации в «районке» о жизни нашего села не проходят незамеченными. Их читают и взрослые, и мои ученики. Радуются при этом или огорчаются в зависимости от содержания. Автору видеть свою заметку в газете всегда приятно. Изредка из редакции звонят, просят осветить тот или иной вопрос, откликнуться на какое-то событие. К Первомайскому празднику получаю открытку:

Дорогой Вячеслав Михайлович!

Поздравляем вас, активного корреспондента нашей газеты с Первомаем и Днём печати!

Желаем новых творческих удач, большого личного счастья.

1.05. 66 года. Журналисты «Ленинского знамени».

Как не откликнуться на добрые слова!

Берёзка

Новелла

В село завезли саженцы. Давали всем желающим. Кто откажется от стройных красивых берёзок! Взяла одну и моя соседка, тётя Варя. Вечером со своим сыном Алешкой они долго хлопотали возле полутораметрового саженца. Выкопали просторную яму, устлали навозом дно, осторожно, как кувшин молока в погреб, опустили деревце, расправили корни.

Затрепетали у каждого дома зелёные клейкие листочки, и хотя берёзки еще не надели свои белые фартуки, на улице от них посветлело. И вдруг деревца стали засыхать. Умирали трудно. Не как тополь. Тот и растет быстро, и погибает, как солдат в бою… Только у дома тёти Вари стояла зеленокосая, ловя листочками вечернюю тишину.

Нынешней весной соседкина любимица предстала во всей своей красе. Тонкая, упруго-порывистая, она поднялась до самого карниза, гибкими ветвями заглядывая в окна.

Тётя Варя, придя с работы, садилась около берёзки на скамеечку и дотемна делилась с деревцом своими думами, как будто с Алёшкой, когда тот ещё не уходил в армию.

Но пришла беда: Зорька боднула березку. Вздрогнула она и с тихим стоном упала на землю. Соседи молча вздыхали, не зная, чем помочь, а бабка Лена гневно бранила «проклятущую скотиняку».

Подняли берёзку, выпрямили, обложили перелом влажным навозом, туго затянули старым капроновым чулком. Две девочки принесли воды, пообещали делать это ежедневно. Потом все разошлись, и лишь тетя Варя долго стояла у деревца и, как мне показалось, плакала.

Неизвестно, кто больше помог деревцу выстоять: пионеры, взявшие над ней шефство, бабка Лена, стоявшая каждый вечер около берёзки с палкой, встречая корову, а может слёзы тети Вари?

Листочки берёзы стали наливаться соком, ветки поднялись, ожила красавица. Тётя Варя написала об этом в письме сыну.

«Ленинское знамя» (г. Лиски), 29.05. 1966 г.

Брезентовая сумка

Сестру я ждал каждую субботу. И уже в пятницу становилось радостно от мысли: сегодня приедет Катя, может, привезёт хлеба, или игрушку, а то и какую-нибудь книжку. В субботний вечер я засыпал лёгким, приятным сном.

Стук в дверь среди ночи перехватывал от волнения дыхание, заставлял сжиматься в комок, по уши залезать под материнскую фуфайку.

Сестра не входила, а влетала в избу. Шумная, всегда весёлая, озорная.

Жёлтый флажок керосиновой коптилки трепыхался из стороны в сторону, ежесекундно грозясь исчезнуть, пока мы, шесть человек, укладывались на холодной печи. И неприятно было потом, то ли я видел сон, то ли сестра вполголоса разговаривала с мамой о каких-то немцах, разбитом Воронеже, хлебных карточках.

…А всё было наяву: и полуголодный паёк, и горы битого кирпича, который убирали девушки-фэзэушницы, и десятка два пленных немцев.

Ровно в семь часов приводил их конвойный на работу. Они по двое брали носилки и медленно взад-вперед таскали до перерыва щебень, кирпич, скрученную арматуру. В перерыве отдыхали тут же, на кирпичах, показывали девчатам семейные фотографии, пытались заговорить с теми, кто не уходил на обед домой. Общежитие девушек находилось рядом.

В один из таких коротких перерывов столкнулась сестра в дверях своей комнаты с рыжим немцем. Он торопливо жевал чёрный хлеб, и судорожно запихивал в свою брезентовую сумку буханку, вытащенную из тумбочки…

О происшедшем сообщила конвоиру. Тот рванул сумку из рук немца, замахнулся на него и… опустил побелевший кулак. Только прошипел: «Ешь, сволочь!» – и кинул немцу сэкономленную, может, за месяц буханку ржаного хлеба.

Потому-то и не привезла мне сестра долгожданного гостинца.

А сумка? Сумка оказалась у меня. Из толстого зелёного брезента, с тремя алюминиевыми пряжками. На тонкой бечёвке, с единственной «Книгой для чтения» да тетрадкой из жёлтой оберточной бумаги, она четыре года провисела на моем плече, пока я ходил в начальную школу.

Ничего лучше нельзя было придумать, когда мы собирались на рыбалку. Сумка, лёгкая и вместительная, заменяла нам ведро. В неё я собирал колоски и рвал лебеду, в ней я носил муку из смолотой на жерновах первой послевоенной ржи.

Я невольно вспомнил эту брезентовую немецкую сумку несколько дней назад, когда два «первачка», выйдя из школы, с криком «занятия окончились!» начали «футболить» набитый книгами, с блестящими уголками портфель. Я вспомнил брезентовую сумку. Портфелей тогда у нас не было.

«Ленинское знамя» (г. Лиски), 22.06.1966 г.

Наш земляк Семён Додонов

Последняя встреча Анны Романовны с сыном была летом 1942 г. Да и встреча ли это? Услышала рокот самолёта, выбежала из хаты, а он, накренившись на одно крыло, сделал круг невысоко над домом и улетел в сторону Давыдовки, к Дону, к фронту.

А через неделю пришел долгожданный треугольник. «Дорогая мама! Побывал около родного дома. Сейчас ещё злее дерусь с врагом. Бьём гадов днём и ночью. Обо мне не волнуйтесь, берегите себя».

– И всегда он был таким, – вспоминает Анна Романовна. – Ласковым, заботливым. Бывало, в школе получит немудрёный обед и тем поделится с товарищами. Начнут ребята драться – вмешается, помирит.

Дмитриевскую школу Семён Додонов закончил успешно и поступил в Острогожское ФЗУ. Неплохой столяр из него получился. Но потянуло парня в небо. Строгая отборочная комиссия не устояла перед напористым русоголовым парнем.

Год работает Семён столяром и одновременно учится летать на планере. «Трудно, мама, но будет легче потом, – скупо сообщал он в письмах.

…Письма, письма. Не так уж много их осталось. И когда засосёт где-то внутри, достанет их Анна Романовна, разгладит потёртые сгибы, поговорит с сыном. Датированы они 1938, 1939 годами.

…Неспокойно на Дальнем Востоке. Туда-то и отправился выпускник школы военных летчиков Семён Додонов. Служба шла напряжённо. Частые полеты. Свободных дней было мало.

– Да и в выходные дни, – вспоминает жена Нина Ивановна. – Как только проснётся, сразу к окну: «Ух, погодка сегодня! Вот бы в небо!» Любил Семён небо, пропадал на аэродроме. Вскоре группу истребителей переправили к финской границе. В дни подготовки к вылету появилась дочка Светланка.

– Грянула Отечественная. «Писем не было долго, – вспоминает Анна Романовна. – Дал о себе знать уже в самом разгаре первого года войны.

Южный фронт. 40-й истребительный авиационный полк. Тяжёлые бои. Передышки редкие, да и те чаще во время перебазирования аэродрома. На груди старшего лейтенанта засиял первый орден.

И опять долгое молчание. Не проходило дня, чтобы почтальон не приносил кому-то в дом страшный конверт. В самом начале 1942 года зашёл он и к Додоновым. Молча опустил сумку на лавку, достал казённое, со штампом, письмо. Дрогнули руки у Анны Романовны, но письмо распечатала. Командир полка писал: «В боях с немецкими захватчиками ваш сын проявил себя бесстрашным летчиком. Как истинный патриот Семён Додонов беспощадно громит фашистскую мразь в воздухе и на земле. Поздравляем вас, Анна Романовна, с правительственной наградой сына». Это был второй орден Красного Знамени.

Умело воевал штурман Додонов. В день приходилось делать по восемь вылетов. «Однажды, – вспоминает его сослуживец, – особенно долго ждали Додонова с боевого задания. Перед вечером, наконец, израненный самолёт сел на родной аэродром. Выскочили техники из землянок, а Семён стоит на крыле:

– Братцы! Минеральные воды наши взяли…

Подбежали к нему товарищи, он и свалился к ним на руки.

Январь 1943 года. Фашисты, огрызаясь, отступали на запад. 40-й истребительный авиаполк находился недалеко от села Соломенское Ставропольского края. Время от времени вражеские бомбардировщики группами прорывались в тыл наших войск, бомбили, несли смерть.

…В то морозное утро у Сёмена Додонова было особенно радостное настроение. Накануне он получил письмо. Дома порядок. Виктор и Светланка росли, ждали папу.

А вскоре команда «По машинам!» подняла его звено в воздух.

Под прикрытием истребителей стая фашистских «хейнкелей» приближалась к району расположения аэродрома. Через четверть часа свои и немецкие завертелись в небесной карусели. От первой очереди рассыпался один стервятник. За ним, заваливаясь на крыло и оставляя за собой чёрный шлейф дыма, пошёл к земле второй. Бомбардировщики, поспешно сбросив бомбы, уходили на запад. Но сопровождавшие их истребители продолжали бой.

Семён заметил, как к его ведомому в хвост заходил фашист. Минута, и товарищ погибнет. Командир бросился на выручку. В момент, когда третий вражеский самолет, сбитый Додоновым, потянул вниз, пуля немецкого стрелка пробила грудь лётчика. Немного не дотянул Семён до своего аэродрома.

Это был последний, 309-й, вылет нашего славного земляка. А спустя несколько дней мать читала знакомый почерк майора Чупикова: «Семён был верным сыном Родины, бесстрашным соколом, замечательным командиром, героем Отечественной войны. Лично и в групповых боях он уничтожил более 30 самолетов противника, нанёс огромный урон живой силе и технике».

Теперь в дом Додоновых, родителей лётчика-героя, приходят письма от взрослых и пионеров из Ставропольского края. Справляются о здоровье, просят рассказать о Семёне Григорьевиче, прислать его фотографию.

«Ленинское знамя» (г. Лиски), 22.07. 1966 г.

Первый урок

Красив был этот старый сад. Шумели посаженные в строгом порядке полувековые клёны. Под ними плотной стеной в виде правильного квадрата росла непролазная сирень, а рядом – фруктовые деревья. В непроходимых зарослях ивняка мы играли в войну, читали книжки, собирали и засушивали листья растений.

Но самым любимым нашим занятием были поиски птичьих гнёзд. Нет, мы их не разоряли. Это было бы великим кощунством. Наоборот, оберегали, как самую драгоценную вещь.

1-го сентября мы шли в школу. Начинались новые заботы и гнёзда на время забывались, Лишь глубокой осенью, собирая гроздья подмёрзшей рябины, натыкались на старые знакомые гнёзда. Радостно становилось от таких встреч.

Мне вспоминается один из душных летних дней, когда мы с младшей сестрёнкой, лазая по кустам, нечаянно обнаружили гнездо с птенцами. Влепленное в рогатку бузины, оно было совершенно открыто жаркому июльскому солнцу. Из раскрытых жёлтых ромбиков беспрерывно слышалось: «Пить – пить – пить». Нам стало жаль птенцов. После короткого совета мы перенесли гнездо чуть ниже, в тень густых листьев. Там, думали мы, им будет прохладнее.

С хорошим чувством от оказанной помощи мы вернулись домой. На второй день, не сговариваясь, пошли навестить наших новых знакомых. Нетерпеливо подобрались к кусту бузины. В шаге от него остановились с раскрытыми от удивления ртами: все пять птенцов были мертвы. Едва заметно вниз-вверх покачивалась ветка с гнездом да неподалёку от нас, тревожно посвистывая, порхали две желтогрудые птицы.

Потрясённые увиденным мы молча побрели домой, чтобы наутро вернуться вновь. Всё оставалось по-прежнему. Парило солнце, и те же желтогрудки вились над нами. Они покинули гнездо.

Лишь после узнали мы о существующей у птиц «жестокости». От птенцов, побывавших в руках человека, родители отказываются.

…Прошли годы. Мы с сестрой стали взрослыми. Встречаясь, каждый раз вспоминаем наш первый урок неумелой помощи.

И теперь, когда я говорю своим ученикам: «Берегите птиц!», то добавляю: «Любите и изучайте их». Даже помогать надо умеючи. И вспоминаю тонкую качающуюся ветку бузины с гнездом неизвестной птицы в дорогом для меня саду.

«Ленинское знамя», 31.08.1966 года.

Поездка в Марьино

Уезжая, думали: не позже следующего лета обязательно приедем с женой в школу, где пришлось впервые после института работать учителями, вновь встретиться с нижне-марьинцами, с кем несколько лет делили пополам и горести, и радости. А главное, навестить нашу бывшую хозяйку тётю Аришу, тихую, незаметную женщину, с удивительно добрым сердцем.

Удивлялись мы ей. Забежит, бывало, домой на минутку – и снова на ферму. Даже в короткий обеденный перерыв, когда гудящие после дойки руки требовали отдыха и покоя, она никогда не сидела без дела.

В середине зимы, помню, чествовали нижне-марьинцы своих передовиков. С краю за длинным столом с кумачовой лентой через плечо скромно сидела тётя Ариша, ставшая в тот вечер заслуженной колхозницей.

– Если собрать всё молоко, которое надоила Ирина Николаевна Кузьмина, – говорил о ней председатель колхоза, – им можно было напоить тысячу ребят!

Радовались мы за нашу хозяйку и втайне беспокоились: шестой десяток на исходе, нелегко ходить за коровами.

– На отдых вам пора, тётя Ариша, – говорили ей.

Не возражала, но работу не бросала:

– Поработаю до весны, там видно будет.

Наступала весна, проходило лето. После каникул мы возвращались в школу, а тётя Ариша по-прежнему не думала уходить с фермы.

И вот спустя пять лет мы снова в Нижне-Марьино. Подивились: изменений в селе сколько! Открылся городского типа магазин, строится Дворец культуры, всюду новые дома. А тётя Ариша всё та же. Маленькая, сухонькая, вечно куда-то спешащая.

– Дома сидеть – не велика радость. – На работе я при людях. Люди разговаривают, и я вникаю, они засмеялись, и я улыбнулась, – будто оправдываясь, рассказывает она о себе.

…Незадолго до нашего отъезда почтальон принес районную газету. А в ней список награждённых за успехи в колхозном производстве. И среди знакомых имён – фамилия тёти Ариши. За многолетний труд правительство наградило Ирину Николаевну Кузьмину орденом «Знак Почёта».

– Теперь о пенсии и думать нечего, – шутливо сокрушается тётя Ариша – В большом долгу перед людьми.

«Ленинское знамя», 2.09.1971г.

Странички истории

Праздник в Лисках

Это было пятьдесят лет назад. Лискинцы отмечали седьмую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. В канун этой даты город, люди оделись в праздничный наряд. Торжества начались ещё утром, когда во всех школах прошли детские утренники. Вечером того же дня в кинотеатре и школе первой ступени были проведены торжественные заседания представителей от рабочих и крестьянских организаций. После собравшиеся посмотрели интересный концерт, поставленный силами местных любителей и учащихся старших классов.