Анна и французский поцелуй

Бридж звонит как раз, когда я, устроившись с комфортом на своей мини-кровати, смотрю «Академию Рашмор». С этого фильма началась карьера Уэса Андерсона. Уэс потрясающий, настоящий кинорежиссер, вовлеченный во все аспекты производства, со своим фирменным стилем, узнаваемым в каждом кадре – печальным и причудливым, невозмутимым и мрачным. «Академия Рашмор» – одна из моих любимых работ. Это история парня по имени Макс Фишер, который, среди прочего, одержим частной школой, из которой его выгнали. Какой бы стала моя жизнь, будь я увлечена ШАП так же, как Макс академией «Рашмор»? Во-первых я, вероятно, не сидела бы сейчас в одиночестве в спальне, нанося на кожу крем от угрей.

– Эннннн-уххххх, – восклицает Бридж. – Я иххххх ненааааавижу.

Она не стала лидером направления в музыкальной группе. Что глупо, поскольку всем известно, что Бридж – самая талантливая барабанщица в школе. Инструктор по ударным отдал место Кевину Куиггли, потому что подумал, что парни-барабанщики не проявят должного уважения к Бридж в качестве лидера, из-за того, что она девушка.

Да, теперь точно не проявят. Подонок.

Итак, Бридж ненавидит группу, ненавидит инструктора и ненавидит Кевина, придурка с непропорционально большим эго.

– Просто подожди, – говорю я. – Скоро ты станешь следующей Мег Уайт[13] или Шейло И[14], Кевин Куиггли еще будет хвастаться тем, что знаком с тобой. А потом, когда он подойдет к тебе после очередного большого шоу, ожидая особого отношения и пропуска за кулисы, ты сможешь пройти мимо него, даже не оглянувшись.

Я слышу слабую улыбку в ее голосе.

– Напомни, почему ты уехала, Банана?

– Потому что мой отец – кусок дерьма.

– Самого отборного сорта, подруга.

Мы болтаем до трех часов ночи, поэтому на следующий день я сплю до полудня. И тороплюсь одеться до закрытия столовой. По выходным она открыта только до времени бранча. Когда я прихожу, в помещении царит тишина, но Рашми, Джош и Сент-Клэр сидят на своем привычном месте.

Давление растет. Всю неделю они дразнили меня из-за того, что я избегала делать заказ. Мои оправдания звучали так: «У меня аллергия на говядину», «Нет ничего вкуснее хлеба», «Вкус равиоли переоценивают», но у меня не получится избегать этого вечно. На раздаче снова работает мсье Бутен. Я хватаю поднос и делаю глубокий вдох.

– Bonjour, э… Суп? Сопа? S’il vous plaît?

«Здравствуйте» и «пожалуйста». Для начала я выучила вежливые слова в надежде, что французы простят меня за то, что вырезала из речи остальные части их прекрасного языка. Я указываю на кастрюлю с рыжевато-красным супом. Полагаю, ореховый сквош. Запах необыкновенный, с нотками шалфея и осени. Сейчас начало сентября, и погода еще теплая. Когда в Париж приходит настоящая осень?

– А! Soupe, – мягко поправляет он.

– Sí, soupe. То есть, oui. Oui! – мои щеки заливает румянец. – И, эм-м, э… куриный салат с зеленой фасолью?

Мсье Бутен смеется. Веселым, желейным смехом Санта-Клауса.

– Курица и фасоль, oui. Знаете, вы можете говорить со мной на английском. Я хорошо его понимаю, – говорит он с акцентом.

Щеки горят еще сильнее. Конечно, он должен понимать английский в американской школе. А я пять дней жила на дурацких грушах и багетах. Он протягивает мне тарелку супа и небольшую порцию куриного салата, и мой желудок урчит при виде горячей еды.

– Merci, – благодарю я.

– De rien. Пожалуйста. И надеюсь, вы больше не будете пропускать приемы пищи, чтобы избежать меня! – мсье Бутен кладет руку себе на грудь, словно я разбила его сердце. Я улыбаюсь и отрицательно качаю головой. Я могу это сделать. Я могу это сделать. Я могу…

– ЭТО БЫЛО НЕ ТАК УЖАСНО, ПРАВДА, АННА? – кричит Сент-Клэр с другого конца столовой.

Я оборачиваюсь и, опустив руку, показываю ему средний палец, надеясь, что мсье Бутен не видит. Сент-Клэр в ответ ухмыляется и отвечает по-британски – показывает знак «V» указательным и средним пальцами. Мсье Бутен добродушно цокает позади меня. Я плачу за еду и приземляюсь за столик рядом с Сент-Клэром.

– Спасибо. Я забыла, как посылать на английский манер. В следующий раз буду использовать правильный жест.

– Не благодари. Всегда рад научить чему-то новому.

На нем та же одежда, что и вчера: джинсы и потрепанная футболка с силуэтом Наполеона. Когда я спросила о рисунке, Сент-Клэр сказал, что Наполеон – его герой. Не потому, что он славный малый. Он был той еще задницей. Но зато был коротышкой, как и Сент-Клэр.

Интересно, он ночевал у Элли? Вероятно, поэтому и не переоделся. Каждый вечер он ездит на метро до ее колледжа, где они и зависают. Рашми и Мер волнуются, что Элли считает, будто она слишком хороша для их общества.

– Знаешь, Анна, – говорит Рашми, – большинство парижан понимают английский. Тебе не нужно так стесняться.

Ага. Спасибо, что указала на это.

Джош закидывает руки за голову и откидывается на спинку стула. Рукава его рубашки закатаны, обнажая татуировку в виде черепа и скрещенных костей на правом плече. Судя по густым мазкам, это его собственный эскиз. Черные чернила выглядят еще темнее на его бледной коже. Потрясающая татуировка, хоть и смотрится комично на тощей руке Джоша.

– Это правда, – подтверждает он. – Я едва говорю на французском, но справляюсь.

– Я бы этим не хвасталась, – Рашми морщится, и Джош резко наклоняется вперед, чтобы поцеловать ее в нос.

– Боже, они опять за свое, – Сент-Клэр чешет затылок и отводит взгляд.

– Они всегда были такими? – спрашиваю я, понизив голос.

– Нет. В прошлом году было еще хуже.

– Фу. Значит, они давно вместе?

– Хм, с прошлой зимы.

– Довольно давно.

Он пожимает плечами, а я молча размышляю, хочу ли знать ответ на свой следующий вопрос. Наверное нет, но все же спрашиваю:

– Как долго вы с Элли встречаетесь?

На мгновение Сент-Клэр задумывается.

– Думаю, около года, – он делает глоток кофе – кажется, здесь все его пьют – затем с глухим звоном опускает чашку на стол, отчего Рашми и Джош вздрагивают. – Ой, простите, – тут же извиняется он. – Тебя это беспокоит?

Он поворачивается ко мне с раздражением во взгляде широко распахнутых карих глаз. Я втягиваю носом воздух. Даже будучи раздраженным, он прекрасен. Даже невозможно сравнить его с Тофом. Привлекательность Сент-Клэра другого рода, совершенно другого рода.

– Смена темы, – он указывает на меня пальцем. – Я думал, у южных красавиц должен быть южный акцент.

Я помотала головой.

– Только когда разговариваю с мамой. Тогда он выползает наружу, потому что у нее он тоже есть. Большинство жителей Атланты говорят без акцента. Это ведь полноценный современный город. Однако, многие используют и уличные словечки, – шутливо добавляю я.

– Канеш, – отвечает он молодежным сленгом со своим вежливым британским акцентом.

Я выплевываю на стол суп. Сент-Клэр удивленно хохочет, и я тоже смеюсь, болезненным смехом, похожим на урчание в животе. Он протягивает мне салфетку, чтобы вытереть подбородок.

– Канеш, – торжественно повторяет он.

Я прокашливаюсь.

– Пожалуйста, никогда не переставай это произносить. Это слишком… – у меня перехватывает дыхание. – Слишком.

– Тебе не следовало этого говорить. Теперь мне придется приберечь это слово для особых случаев.

– Мой день рождения в феврале, – кашель снова не дает нормально дышать. – Пожалуйста, не забудь.

– А мой был вчера, – говорит Сент-Клэр.

– Нет.

– Да, – он вытирает остатки супа со стола. Я пытаюсь отобрать салфетку, чтобы вытереть самой, но он отмахивается от меня.

– А ведь правда, – кивает Джош. – Я совсем забыл, чувак. С прошедшим днем рождения.

– Но ведь у тебя не было вчера дня рождения, так? Ты бы что-нибудь сказал.

– Я серьезно. Вчера мне исполнилось восемнадцать, – он пожимает плечами и отбрасывает салфетку на пустой поднос. – Моя семья не любит торты и праздничные колпаки.

– Но ты обязан съесть торт в свой день рождения, – возражаю я. – Таковы правила. Это лучшая часть праздника.

Я вспоминаю торт по мотивам «Звездных войн», который мы с мамой и Бридж готовили прошлым летом для Шони. Он был цвета лайма и в форме головы Йоды. Бридж даже купила сахарную вату, чтобы сделать волосы в ушах.

– Вот поэтому я никогда и не говорю заранее.

– Но ты же делал вчера хоть что-нибудь особенное? Я имею в виду, Элли сводила тебя куда-нибудь?

Он поднимает чашку кофе, но снова ставит ее на стол, так и не отпив.

– Мой день рождения – всего лишь еще один обычный день. И меня это устраивает. Правда, мне не нужен торт.

– Ладно, ладно. Хорошо, – я поднимаю руки в знак капитуляции. – Я не буду поздравлять тебя с днем рождения. И даже не пожелаю счастливой прошедшей пятницы.

– О, ты вполне можешь желать мне счастливой пятницы, – он снова улыбается. – Не имею ничего против пятниц.

– Кстати, – смотрит на меня Рашми, – почему ты не пошла с нами вчера вечером?

– У меня были планы. С моей подругой. Бриджит.

Все трое прожигают меня взглядом, ожидая дальнейших объяснений.

– Телефонные планы.

– Но ты ведь выбиралась куда-нибудь на этой неделе? – спрашивает Сент-Клэр. – Покидала пределы кампуса?

– Конечно.

Потому что мне приходится это делать. Чтобы добраться до других корпусов.

Сент-Клэр приподнимает брови.

– Лжешь ты неубедительно.

– Позволь мне кое-что прояснить, – Джош складывает ладони, будто готовясь к молитве. Его пальцы тонкие, как и остальное тело, а на указательном пальце виднеется чернильное пятно. – Ты живешь в Париже целую неделю, но до сих пор не видела город? Хоть какую-то его часть?

– На прошлых выходных я гуляла вместе с родителями. Видела Эйфелеву башню. – Издалека.

– С твоими родителями, потрясающе. А какие у тебя планы на сегодня? – спрашивает Сент-Клэр. – Может быть, постирать одежду? Или помыть душевую кабину?

– Эй. Наведение порядка недооценивают.

Рашми хмурится.

– Что ты собираешься есть? Столовая будет закрыта.

Меня трогает ее беспокойство, но я подмечаю, что она не приглашает меня присоединиться к ним с Джошем. Не то чтобы я хотела идти с ними куда-то. Что касается ужина, я планировала воспользоваться торговым автоматом в общежитии. Там не очень большой выбор, но меня устроит.

– Так и думал, – говорит Сент-Клэр, когда я не отвечаю. Он качает головой. Сегодня в его темных, спутанных волосах появилось несколько завитков. И от этого захватывает дух, правда. Если бы проводились олимпийские соревнования по прическам, Сент-Клэр бы безоговорочно выиграл. Десятиочковый… Ой, золотую медаль.

Я равнодушно пожимаю плечами.

– Прошла всего неделя. Это не так важно.

– Давай еще раз пройдемся по фактам, – предложил Джош. – Это твои первые выходные вдали от дома?

– Верно.

– Твои первые выходные без родительского надзора?

– Да.

– Твои первые выходные без родительского надзора в Париже? И ты хочешь провести их в своей комнате? В одиночку? – они с Рашми обмениваются сочувствующими взглядами. Я смотрю на Сент-Клэра, ища поддержки, но замечаю, что он разглядывает меня, склонив голову набок.

– Что? – раздраженно спрашиваю я. – У меня суп на подбородке? Фасоль застряла в зубах?

Сент-Клэр мягко улыбается.

– Мне нравится твоя прядка, – наконец произносит он. Затем протягивает руку и слегка касается ее. – У тебя идеальные волосы.

Глава 7

Тусовщики покинули общежитие. Я поедаю закуски из автомата и обновляю свой сайт. Итак, я уже попробовала: А) батончик «Bounty», который оказался похож на «Mounds», и Б) упаковку мадлен, печенья в форме ракушек, которые оказались несвежими и вызвали у меня жажду. В совокупности они подняли мой уровень сахара в крови до достаточного уровня.

Поскольку у меня нет новых фильмов для обзора (ведь я отрезана от всего самого хорошего, чистого и прекрасного, что есть в Америке, – от кино), я вожусь с макетом. Создаю новый баннер. Редактирую старую рецензию. Вечером Бриджит присылает мне письмо:

Вчера вечером ходили с Мэттом и Шерри М (от слова «мишурный») в кино. И угадай что? Тоф спрашивал о тебе!! Я сказала ему, что у тебя все хорошо, НО ты В САМОМ ДЕЛЕ очень ждешь свой декабрьский приезд. Думаю, он понял намек. Пару мгновений мы говорили о его группе (у которой, конечно же, по-прежнему не было выступлений), но Мэтт постоянно корчил рожи, так что нам пришлось уйти. Ты знаешь, как он относится к Тофу. О! А Шерри пыталась уговорить нас посмотреть последний слезливый фильм твоего отца. Я ЗНАЮ.

Ты – отстой. Возвращайся домой.

Бридж

Мишурный. Показной, рассчитанный только на внешнее впечатление, но дешевый или неискренний. Да! Это точно про Шерри. Надеюсь, слова Бридж не звучали так, будто я в отчаянии, несмотря на то, что я страстно желала, чтобы Тоф написал мне письмо. И не могу поверить, что Мэтт относится к нему предвзято, хотя мы больше не встречаемся. Тоф нравится всем. Ну, иногда он раздражает менеджеров, но лишь потому, что часто забывает свой рабочий график. И берет больничные.

Я еще раз перечитываю письмо Бридж в надежде увидеть слова: «Тоф говорит, что безумно любит тебя и готов ждать целую вечность». Безуспешно. Затем я просматриваю любимый форум в поиске отзывов на новый папин фильм. Рецензии на «Решение» не очень хорошие, несмотря на то, какую кассу он собирает. Один постоянный пользователь, clockworkorange88, написал: «Это полный отстой. Как потные яйца. Будто я пробежал милю в июле, надев кожаные штаны».

Похоже на правду.

Немного погодя, мне становится скучно и я вбиваю в поиск «Как вода для шоколада». Хочу убедиться, что не пропустила ни одной поднятой в романе темы, прежде чем писать эссе. Срок сдачи только через две недели, но у меня сейчас много свободного времени. Например, вся ночь.

Бла-бла-бла. Ничего интересного. И я как раз собираюсь еще раз проверить электронную почту, когда мне на глаза попадается этот отрывок: На протяжении всего романа жар символизирует сексуальное желание. Тита может контролировать жар на кухне, но огонь внутри ее собственного тела – это одновременно сила стойкости и разрушения.

– Анна? – кто-то стучит в мою дверь, и я вздрагиваю.

Нет. Не кто-то. Сент-Клэр.

На мне старая футболка с логотипом «Mayfield Dairy» с желто-коричневым изображением коровы, и ярко-розовые фланелевые пижамные штаны с огромными ягодами клубники. И на мне даже нет лифчика.

– Анна, я знаю, что ты там. Вижу свет внутри.

– Минутку! – выкрикиваю я. – Сейчас.

Я хватаю свою черную толстовку и натягиваю на себя, закрывая морду коровы, прежде чем распахиваю дверь.

– Привет, прости за это. Входи.

Я широко раскрываю дверь, но он какое-то время стоит на пороге, разглядывая меня. Мне не удается прочесть его выражение лица. Затем он расплывается в озорной улыбке и проскальзывает мимо меня внутрь.

– Милые клубнички.

– Замолчи.

– Нет, правда. Симпатичные.

И хоть он не имеет в виду «я-хочу-расстаться-со-своей-девушкой-и-начать-встречаться-с-тобой», я чувствую как внутри меня что-то порхает. Сила стойкости и разрушения, столь хорошо знакомая Тите де ла Гарза. Сент-Клэр стоит в центре моей комнаты. Он чешет затылок, и его футболка задирается с одного бока, обнажая кусочек живота.

Ух! Мой внутренний огонь разгорается.

– Тут в самом деле… э… чисто.

Пш-ш. Пламя погасло.

– Разве? – я знаю, что моя комната опрятная, но я еще даже не купила нормальное средство для мытья окон. Тот, кто последний мыл окна в моей комнате, понятия не имел, как нужно пользоваться чистящим средством. Суть в том, чтобы распылять понемногу за раз. Большинство людей распыляют слишком много, и затем жидкость стекает в углы, которые трудно высушить, не оставляя разводов или ворсинок…

– Да. И это вызывает тревогу.

Сент-Клэр обходит комнату, поднимает вещи, рассматривая их, как это делала я у Мередит. Он изучает коллекцию фигурок бананов и слонов, выстроенных в ряд на комоде. Подняв стеклянного слоненка, вопросительно поднимает темные брови.

– Это мое прозвище.

– Слон? – он качает головой. – Прости, не вижу взаимосвязи.

– Анна Олифант. Банана Элефант[15]. Моя подруга собирает их для меня, а я в ответ дарю ей игрушечные мосты и сэндвичи. Ее зовут Бриджит Сондервик, – добавляю я.

Сент-Клэр ставит стеклянного слона на место и подходит к моему столу.

– Так кто угодно может звать тебя слоником?

– Банановым слоником. И нет. Точно нет.

– Прости, – говорит он. – Но не за это.

– Что? За что?

– Ты поправляешь все, к чему я прикасался, – он кивает на мои руки, переставляющие слоника. – С моей стороны было невежливо зайти и начать трогать твои вещи.

– А, все в порядке, – быстро говорю я, выпуская из рук фигурку. – Можешь трогать у меня все, что захочешь.

Он застывает на месте. На его лице появляется игривое выражение лица, прежде чем я осознаю, что только что сказала. Я не это имела в виду.

Не то, чтобы это было так уж плохо.

Но мне нравится Тоф, а у Сент-Клэра есть девушка. И даже будь ситуация иной, еще остаются чувства Мер. Я бы никогда с ней так не поступила после ее милого поведения в мой первый день здесь. И во второй. И каждый день на этой неделе.

Кроме того, он просто привлекательный парень. Ничего особенного. Я к тому, что на улицах Европы полно красивых парней, так ведь? Тех, кто ухаживает за собой, носит аккуратные стрижки и стильные пальто. Не то чтобы я встречала кого-то даже отдаленно похожего мсье Этьена Сент-Клэра. Но все же.

Он отворачивается. Это мое воображение, или он выглядит смущенным? Но с чего бы ему смущаться? Это я не слежу за языком.

– Это твой парень? – он указывает на заставку моего ноутбука, фотографию, на которой я дурачусь с коллегами. Снимок был сделан перед полночным выпуском последней экранизации фэнтези-романа. Большинство из нас надели костюмы эльфов или волшебников. – Тот, что с закрытыми глазами?

– ЧТО? – он думает, что я бы стала встречаться с таким парнем, как Геркулес? Геркулес – помощник менеджера. Он на десять лет старше меня, и да, это его настоящее имя. И хотя он милый и знает о японских фильмах ужасов больше остальных, он еще и носит хвостик.

Хвостик.

– Анна, я шучу. Этот. С бакенбардами, – он указывает на Тофа, именно из-за него я так люблю эту фотографию. Наши лица обращены друг к другу, и мы улыбаемся так, словно делимся шуткой, понятной лишь нам двоим.

– Ох. Эм-м… нет. Не совсем. Тоф был моим почти-парнем. Но я уехала раньше… – я замолкаю, чувствуя себя неуютно. – Прежде, чем это переросло в нечто большее.

Сент-Клэр не отвечает. После неловкой паузы он засовывает руки в карманы и раскачивается на каблуках.

– Будь готов ко всему.

– Что? – пораженно спрашиваю я.

– Tout Pourvoir, – кивает он на подушку на моей кровати. Слова вышиты над изображением единорога. Это подарок от бабушки с дедушкой, а девиз и герб принадлежат клану Олифантов. Давным-давно мой дедушка переехал в Америку, чтобы жениться на моей бабушке, но он по-прежнему предан всему шотландскому. Он всегда покупает нам с Шони вещи с клановой шотландкой (в сине-зеленую клетку с черно-белыми линиями). Мое покрывало тому доказательство.

– Да, мне известно, что это значит. Но как ты узнал?

– Tout Pourvoir. Это французский.

Превосходно. Девиз клана Олифантов, который с младенчества вбивали мне в голову, оказывается написан на ФРАНЦУЗСКОМ, а я не имела об этом ни малейшего представления. Спасибо, дедушка. Будто до этого я мало выставила себя идиоткой. Но откуда мне было знать, что шотландский девиз будет на французском языке? Я думала, они ненавидят Францию. Или это относится только к англичанам?

Аргх, не знаю. Всегда предполагала, что это латынь или какой-то другой мертвый язык.

– Твой брат? – Сент-Клэр указывает на единственную фотографию, которую я повесила над кроватью. Шони улыбается в камеру и показывает на одну из маминых черепах, которая вытягивает шею, грозясь откусить ему палец. Мама проводит исследование репродуктивных особенностей каймановых черепах в рамках их жизненного цикла и несколько раз в месяц посещает свой выводок на реке Чаттахучи. Мой брат обожает ходить с ней, а я предпочитаю оставаться дома, в безопасности. Каймановые черепахи злые.

– Ага. Это Шон.

– Как-то слишком по-ирландски для семьи с клетчатыми покрывалами.

Я улыбаюсь.

– Это больное место. Моей маме понравилось это имя, но у дедушки – отца моего отца – чуть не случился сердечный приступ, когда он его услышал. Он предлагал Малькольма, Юэна или Дугала.

Сент-Клэр смеется.

– Сколько твоему брату лет?

– Семь. Он во втором классе.

– У вас большая разница в возрасте.

– Ну, он либо оказался случайностью, либо последней попыткой спасти разваливающийся брак. У меня так и не хватило наглости спросить, что из этого правда.

Ничего себе. Не могу поверить, что только что выболтала это.

Сент-Клэр садится на край кровати.

– Твои родители развелись?

Я остаюсь стоять возле своего рабочего стола, не осмеливаясь сесть рядом с ним. Может, когда я окончательно привыкну к его присутствию, я смогу совершить подобный подвиг. Но не сейчас.

– Да. Мой папа ушел от нас спустя полгода после рождения Шона.

– Мне жаль, – и я вижу, что он говорит искренне. – Мои тоже живут раздельно.

Я вздрагиваю и засовываю руки под мышки.

– Тогда мне тоже жаль. Это отстой.

– Все в порядке. Мой отец мерзавец.

– Как и мой. То есть, это и так очевидно, раз он ушел от нас, когда Шони был младенцем. Но еще он виноват в том, что я застряла здесь. В Париже.

– Я знаю.

Он знает?

– Мер сказала мне. Но я гарантирую, что мой отец хуже. К сожалению, он тоже здесь, в Париже, а моя мама осталась одна, за тысячи миль отсюда.

– Твой папа живет здесь? – удивляюсь я. Мне известно, что его отец француз, но мне сложно представить, что кто-то отсылает своего ребенка в школу-интернат, если они живут в одном городе. Это же бессмысленно.

– Он владеет местной художественной галереей, и еще одной в Лондоне. И делит свою жизнь между двумя городами.

– Как часто вы с ним видитесь?

– Никогда, пока у меня получается его избегать, – Сент-Клэр становится угрюмым, и до меня доходит, что я понятия не имею, зачем он вообще пришел. И тут же озвучиваю это вслух.

– А я не сказал? – он выпрямляется. – Ох. Ладно. Я знал, что если никто не придет и не вытащит тебя на улицу, ты никогда не покинешь пределы кампуса. Так что мы идем гулять.

В моем животе затрепетали бабочки.

– Сегодня?

– Сегодня.

– Ладно, – на мгновение я умолкаю. – А как же Элли?

Он падает назад, и теперь лежит на моей кровати.

– Наши планы рухнули, – он говорит это, махнув рукой, давая понять, что не хочет дальнейших расспросов.

Я указываю на свои пижамные штаны.

– Моя одежда не подходит для прогулок.

– Брось, Анна. Неужели нам правда нужно снова это обсуждать?

Я бросаю на него взгляд, полный сомнений, и подушка с единорогом тут же прилетает мне в голову. Я швыряю ее обратно, Сент-Клэр усмехается, слезает с кровати и бьет меня подушкой со всей силой. Я пытаюсь ухватиться за нее, но промахиваюсь и получаю еще два удара, прежде чем он позволяет мне забрать свое мягкое оружие. Сент-Клэр сгибается пополам от смеха, и я обрушиваю подушку на его спину. Он пытается ее отобрать, но я не отпускаю, и мы боремся, перетягивая ее туда-сюда, пока он резко не отпускает. По инерции меня отбрасывает на кровать и чувствую, как у меня кружится голова, а тело становится липким от пота.

Сент-Клэр падает рядом со мной, тяжело дыша. Он лежит так близко, что кончики его волос щекочут мне лицо. Наши руки почти соприкасаются. Почти. Пытаюсь выдохнуть, но забываю, как дышать. И тут я вспоминаю, что на мне нет лифчика.

Паранойя вступает в силу.

– Хорошо, – он переводит дыхание. – Вот наш план.

Я не хочу чувствовать себя подобным образом рядом с ним. Хочу, чтобы все было нормально. Хочу быть его другом, а не очередной глупой девчонкой, жаждущей того, что никогда не произойдет. Я заставляю себя подняться. Моя прическа напоминает чистое сумасшествие, волосы наэлектризовались после боя подушками, поэтому я хватаю резинку с комода, чтобы собрать их в хвост.

– Надень приличные штаны, – говорит Сент-Клэр. – И я покажу тебе Париж.

– И это все? Весь твой план?

– Полный расклад.

– Вау. «Расклад». Модное словечко.

Сент-Клэр фыркает и снова бросает в меня подушкой. У меня звонит телефон. Наверняка это мама, она звонит каждую ночь. Я беру мобильник со стола и уже собираюсь выключить звук, когда на экране всплывает имя. Мое сердце замирает.