Посланник МИД. Книга вторая

***

Сталин в своей манере расхаживал по своему кремлёвскому кабинету с трубкой в руке и размышлял.

У него освободилась масса времени.

До этого, когда его интересовали только вопросы борьбы за власть, он занимался почти круглосуточным одним тайным делом… лично слушал разговоры членов Политбюро и ЦК, что те вели по своим телефонам, наивно полагая, что их не прослушивают.

Это заблуждение повелось ещё со времён Ленина. Когда правительство переехало из Питера в Москву и Ленин приказал установить в Кремле автоматическую телефонную станцию. Опасаясь прослушки разговоров членов революционной верхушки телефонистками.

Якобы в автоматической станции всё соединяют бездушные реле и никто уже не узнает секретов власти рабочих и крестьян.

Эту автоматическую телефонную станцию установил в Кремле чешский коммунист, имя которого история не сохранила… Сгинул он потом в революционном вихре.

А так как Сталин ещё не имел должного веса в 1923 году, когда его назначили генеральным секретарём ЦК ВКПб, как впрочем и сама эта техническая должность, то и кабинет ему в Кремле выделили рядом с этой автоматической телефонной станцией.

А так как АТС была немецкой, то есть очень качественной, то и не ломалась вовсе.

Поэтому техников-телефонистов сократили до минимума и переселили в подвал.

А комнаты, где размешались специалисты по её обслуживанию, отдали под нужды секретариата ЦК.

Таким образом в кабинете новоиспеченного генерального секретаря ЦК товарища Сталина оказался пульт управления АТС.

И вот однажды… при очередной подстройке АТС… Сталин обнаружил, что техник абсолютно свободно мог подключатся к любым линиям секретной правительственной АТС, именуемой уже «кремлёвской вертушкой» или просто «вертушкой», и никем незамеченным слушать разговоры абонентов.

Сталин не мог поверить своей удаче.

Перед этим он… честно говоря… затаил обиду на коменданта Кремля за такое унижение… и в мозгу строил коварные планы, как ему отомстить.

А теперь в том же мозгу он возносил осанну, как бывший семинарист, этому незадачливому служаке, что сам не зная того, дал в руки Сталина такое оружие.

И вот с тех пор он только и занят был тем, что слушал разговоры своих противников… и противников противников…

Это давало ему неоспоримые козыри…

Одно только предвидение, как будет голосовать большинство на очередном заседании Политбюро сделало ему славу «гениального провидца».

А всего то надо было знать настрой большинства и в самом конце обсуждения вопроса взять слово и сказать: «…правильно предлагает товарищ Бухарин… а то что… товарищ Каменев… это не пойдёт…».

Теперь слушать уже было некого… Да и не за чем…

Вернее… сохранять это в абсолютной тайне… Теперь этим занялся его доверенный зам – товарищ Каннер. Непревзойдённый спец по тайным делишкам.

– Как мастерски «вылечил» от язвы прямо на тот свет нашего «бонапарта» – Фрунзе?, – подумал Сталин и с удовольствием затянулся трубкой.

Затем его мысли переместились в другую сторону…

Он подошёл к своему столу, сел в кресло и ещё раз перечитал депеши и докладные по испанскому вопросу.

Если отбросить крайности, то снова этот Козырев подкинул им заманчивое дельце.

Надо же? На самом краю земли, а тоже своя революция случилась. Народ сбросил Царя! Или там Король? Неважно…

И это без всякого Коминтерна и миллионов золотых рублей, что ахнули, как в топку, при попытках революций … прежде всего в Германии.

Нет… конечно испанские товарищи тут… в Коминтерне… довольно активны. Эта… как её…

Тут Сталин подсмотрел имя женщины-коммунистки из Испании.

– Пламенная «пассионария» Долорес…, – прошептал он, пробуя это словосочетание на вкус.

– Нужно срочно послать туда и проверенных товарищей и двигать официальные связи, – пришёл к выводу Сталин.

Глава 2.

Вернувшись назад к учёбе, я с интересом узнал о пропущенных мною событиях в Германии.

Оказалось, что тут был очередной провалившийся путч.

Внутри нацистского движения произошёл мятеж. Его поднял некий Вальтер Штеннес…

Мне всё об этом подробно рассказал мой друг Вальтер Шелленберг.

Он с некоторых пор стал проявлять интерес к делам вокруг НСДАП.

Впрочем, тут ничего неожиданного не было.

Это для меня они «исчадья ада», с моими смутными предчувствиями будущего.

А для всё большей части немцев их программа возврата Германии былого величия становилась всё более интересней.

Так вот, про этого Штеннеса мне Вальтер впервые поведал ещё осенью.

Когда мы разговорились с ним про прошедшие выборы и неожиданную победу на них НСДАП. Вернее то, что они тогда заняли второе место и взяли 107 мест в рейхстаге.

Этот Штеннесс был монархистом, убеждённым сторонником сильной власти и Германской империи. Активно боролся со спартаковцами, участвовал в подавлении коммунистических восстаний и выступлений рабочих. Естественно, – ярый противник Версальского договора и участник борьбы против его выполнения.

Основатель штурмовых отрядов СА, и как он их рассматривал – «главную движущую силу новой народной революции и построения общества национального социализма в Германии».

Один из первых он открыто выступил против партийно-государственной политики Гитлера.

Всё дело в том, что накануне досрочных выборов в рейхстаг в сентябре прошлого 1930 года, в ходе агитационной кампании НСДАП, участие отрядов СА резко возросло.

Они представляли из себя группы опустившихся до крайней нужды молодых люмпенов.

Я и сам их с удивлением наблюдал на улицах Бонна и Кёльна.

Крайняя нужда выгоняла их тысячами по всей Германии на улицу, где они с запечатанными кружками обращались за помощью к сострадательной публике.

Я им так же подавал, не рассматривая в этом поддержку нацизма.

Так вот… со слов Вальтер… их и без того крайне бедственное финансовое положение ещё больше ухудшилось.

Участие штурмовиков СА по охране митингов и собраний НСДАП оплачивалось несвоевременно… их руководство вообще не получало никаких средств… партийные кассы были для них закрыты.

Штурмовики вообще редко получали денежное вознаграждение!

В основном они служили за еду и ночлег.

– И поэтому Вальтер Штеннес, будучи оберфюрером СА по восточным округам и Берлину, решительно выступил против «показной роскоши партийных бонз и византийского стиля руководства Гитлера», – повторил тогда мой друг Вальтер чьи-то слова.

– Штурмовики роптали не потому, что усомнились в подлинности социализма Гитлера, – продолжал свой рассказ Вальтер, – а против «бюрократизации партийного руководства, против зазнавшихся функционеров в партии и их выгодных синекур».

Да, в ходе предвыборной компании некоторые газеты писали о непомерном тщеславии и гордыне власти, и о личном честолюбии, которое демонстрировало руководство НСДАП.

Писали про то, что они наделили себя высокими окладами… совершали покупки дорогих автомобилей. А также приобрели летом 1930 года в Мюнхене целый дворец, уже получивший название «Коричневый дом».

На фешенебельное обустройство которого были потрачены огромные средства.

Конечно же это всё усилило брожения среди нищих и безработных, штурмовиков.

– Кроме того, руководители СА продолжали считать, что некоторые партийные бонзы сознательно принижают роль СА, для которых штурмовики представляют препятствие на пути к власти, – продолжил Вальтер рассказ.

– В качестве компенсации, командиры СА на встрече с Гитлером в августе 1930 года, выдвинули требование о включении своих кандидатов в предвыборные списки партии. Гитлер ответил отказом… мотивировав это невозможностью совмещения обязанностей депутата рейхстага и командованием в СА.

– Недовольных СА в Берлине возглавил Вальтер Штеннес, выдвинув своих кандидатов на депутатские места в рейхстаг и планируя смещение мюнхенского партийного руководства.

– После отказа Гитлера, командиры СА приняли решение полностью отказаться от предвыборной пропаганды и охраны партийных собраний. В ходе дальнейших переговоров между руководством НСДАП и СА обстановка накалилась до предела.

– Фактически речь шла о бунте штурмовых отрядов против НСДАП!, – резюмировал Вальтер.

Тогда я вспомнил, что читал в газетах, как в ночь с 30 на 31 августа 1930 года штурмовики СА штурмом захватили штаб-квартиру гауляйтера Берлина Геббельса и устроили там погром, закончившийся кровавой схваткой и перестрелкой с охранниками СС. Порядок удалось восстановить лишь с помощью вызванной полиции.

Оказывается, что это уже тогда было делом рук этого Штеннеса.

В газетах потом писали, что в Берлин… для ликвидации конфликта среди нацистов… срочно прибыл сам Гитлер, который лично провёл переговоры со Штеннесом, умоляя его не выходить из партии.

И как результат… 1 сентября 1930 года на общем собрании … в присутствии более чем 4 тысяч штурмовиков было заключено перемирие, и Гитлер дал обещание удовлетворить основные требования СА.

Однако, как потом писали в газетах, почувствовав опасность, Гитлер немедленно сменил руководство СА, после чего все отряды штурмовиков принесли ему отдельно присягу на верность.

Таким образом, Гитлер тогда окончательно оформил своё единовластие в партии, объединив в одних руках гражданскую и военную власти.

Для укрепления своего положения Гитлер назначил начальником штаба СА -некоего Рёма, сделав его фактически руководителем СА. Тот был срочно вызван из Боливии, где служил военным инструктором.

– Рём, хоть и был участником легендарного «пивного путча» 1923 года …и являлся старым приятелем Штеннеса… но не смог затмить его…, – повторил чьи то слова Вальтер и добавил: – а как сказал Геббельс «…капитан Рём отличный парень, но до Штеннеса не дорос».

Мой друг Вальтер так же рассказал мне, что по словам людей из среды НСДАП, такой впечатляющий результат партии, полученный на сентябрьских парламентских выборах 1930 года, укрепил Гитлера в мысли, что к власти можно и надо приходить только легальным путём!

Однако его точку зрения не разделяли многие лидеры СА во главе со Штеннесом.

Сторонники революционного пути выступали против «изнеженности» и «обюрокрачивании» партии. Они терпеть не могли «жалкой болтовни о легальности», требовали активных действий и обвиняли руководство партии «в измене борьбы за идеалы».

К осени 1930 года отряды СА насчитывали уже по всей Германии около 60 тысяч членов.

Осознав себя значительной силой, они начали требовать от руководства НСДАП делиться с ними деньгами и властью.

Главным идеологом национал-народной революции стал Вальтер Штеннес.

Он рассматривал революцию, как единственно возможный способ прихода НСДАП к власти, а штурмовиков, как её передовой отряд.

Против этой позиции решительно выступали Гитлер и Геринг.

Я читал, как Гитлер по этому поводу высказался тогда в газетах:

«…тот, кто сегодня ведёт нас к открытой войне с государством, берёт на себя тяжкий грех… любого, кто пытается подстрекать совершенно безоружную организацию к актам насилия против нынешнего государства, я считаю глупцом, преступником или провокатором… я поклялся строго соблюдать легальную политику партии и не позволю никому нарушить эту клятву… и менее всего отставному капитану полиции Штеннесу».

А недавно конфликт Штеннеса с руководством партии принял новый оборот, – продолжил свой рассказ Вальтер, – Штеннес открыто выступил против приказа Гитлера, в котором тот требовал, чтобы берлинские отряды СА подчинялись указу правительства о введении чрезвычайного положения и воздерживались от участия в уличных столкновениях.

В связи с этим, Гитлер совместно с Рёмом приняли решение об отстранении Штеннеса от руководства СА.

На это Штеннес объявил Геббельса отстранённым от партийного руководства Берлина и заявил о своём разрыве с мюнхенским партийным руководством, как «не подлежащим исправлению» и провозгласил «истинно революционный» национал-социализм против «бюргерской забронзовелости» партийной организации.

Он прямо противопоставил себя Гитлеру.

По его приказу берлинская штаб-квартира партии и редакция газеты «Дер Ангрифф» были взяты штурмом его отрядами СА.

Занятые помещения были освобождены лишь берлинской полиций.

Затем Штеннес открыто выступил против Гитлера, обвинив его в расточительстве, надменности и чванстве, в предательстве социалистических идей, закреплённых в партийной программе НСДАП.

Газеты сейчас растиражировали его слова: «Что важнее: подмётки для сапог членов СА или дворец для партийных бонз?».

Они получили большой резонанс.

Но Штеннес сумел привлечь к открытому выступлению против Гитлера лишь треть берлинского отделения СА.

Фактически влияние Штеннеса распространилось главным образом в берлинском округе СА. В остальной Германии идеи Штеннеса не имели маломальского распространения в среде НСДАП.

За этим незамедлительно последовал приказ Гитлера о снятии Штеннеса с поста руководителя СА и исключении его из НСДАП.

Сейчас Штеннес был обвинён в геббельсовской газете «Дер Ангрифф» в сотрудничестве с тайной полицией, подтверждением чему послужили два письма Штеннеса, написанные им двум тайным членам НСДАП в рейхсвере и охранной полиции.

Как сейчас писали газеты, путч оказался неудачным, у Штеннеса не было серьёзной финансовой поддержки, и как следствие большая часть штурмовиков перешла на сторону Гитлера.

Как итог, Штеннес был арестован и брошен в тюрьму.

Выслушав Вальтера, почитав газеты и вспомнив кое что из прошлогодних событий, я пришёл к выводу, что этот Штеннес опасный тип. Гораздо опаснее всех в нынешней верхушке нацистов.

Так мне что-то подсказывало и я решил… помочь этому Штеннесу!

Вальтер горячо поддержал мою идею и после многодневного обсуждения мы решили обратиться с этим к … Герману Герингу.

За это время… Вальтер осторожно узнал у своих знакомых из НСДАП историю создания СА, выдавая это естественным своим любопытством.

И вот ему удалось узнать, что Герман Геринг – видный деятель и депутат от НСДАП в рейхстаге, также стоявший у истоков создания СА, обязан жизнью… Штеннесу!

Когда Геринг, лётчик-герой войны, в ноябре 1922 года встретился с Адольфом Гитлером, то тут же стал активно участвовать в нацистском движении, став членом НСДАП. В январе 1923 года Гитлер назначил его верховным руководителем СА.

Будучи героем-фронтовиком, и одним из создателей СА, Геринг руководил их превращением в мощную военизированную силу вместе с другим фронтовиком – Штеннесом.

В то же время у Геринга возникли натянутые отношения с другим руководителем СА …. Им оказался тот самый – Эрнст Рём.

Так же Геринг участвовал в «Пивном путче» 9 ноября 1923 года, во время которого шёл рядом с Гитлером и прикрыл того от пуль полиции.

При этом сам Геринг был тяжело ранен.

И именно Штеннес дотащили раненого Германа до надёжного убежища, спасая того от смерти и полиции. А затем… в тяжёлом состоянии… вместе с женой Геринга… вывез их нелегально в Австрию для лечения.

Поэтому мы с Вальтером пришли к выводу, что Геринг не откажет другу в помощи.

А я уже соображал куда потом пристроить с пользой такого незаурядного человека.

В Берлине, куда мы отправились на следующий день, Германа Геринга нашли довольно легко – в рейхстаге.

И так же без проблем попали к нему на приём, представившись сочувствующими НСДАП студентами.

При этом предварительно договорившись с Вальтером, что я тоже немец… из Литвы. Поэтому и имя Серж и фамилия Козырёфф. Ну это если спросят.

***

Разговоры, что верхушка НСДАП погрязла в роскоши, оказались правдой.

На Геринге был полувоенные мундир, весь шит золотом. Я подозреваю, что и пуговицы тоже были золотыми.

Кабинет весь просто сверкал, как гнездо вороны-воровки от золотых и просто блестящих предметов, стащенных сюда со всех концов Света.

Сам хозяин был грузным и не вызывал ассоциаций ни с фронтовиком, ни тем более с лётчиком-ассом, как его преподносила нацистская пресса.

Вот по поводу него, мне весьма сложно было сдержать неприязнь. И видимо это каким то образом у меня отразилось на лице, так как Геринг прервал свою дежурную тираду-заготовку для таких вот случаев и заговорил по-другому.

– Вот… сразу вижу юристов… Раскусили меня…

– Всё это…, – обвёл Геринг небрежно рукой, – для западной прогнившей дипломатии и прессы…

– А для своих комрадов, я всё такой же «старина-Герман»…

Тут выручил меня Вальтер…

Он вскочил и подобострастно взметнув руку в гитлеровском приветствии крикнул: «Хайль Гитлер!».

Мне ничего не оставалось, как повторить. А в голове всплыла странная фраза «… ещё никогда Штирлиц не был так близок к провалу…».

– Что за Штирлиц? Какой провал?, – мелькнуло у меня.

А тем временем Геринг, широко улыбнувшись, вальяжно махнул ладонью на уровне плеча вверх и просто ответил: «Хайль».

Тут нам подали чай в роскошных… видимо китайских… фарфоровых чашках и кое-какие закуски.

И вот… расположившись за удобным столиком, мы поведали Герингу настоящую цель своего визита.

Он внимательно выслушал нас, хмурясь при этом, потом буркнул что-то себе под нос. Я еле расслышал: «…говорил ему… что так кончится…».

Потом в молчании мы допили чай и прощаясь, стали двигаться к выходу.

Не доходя шага до закрытых дверей, Геринг неожиданно проворно для его полноты нас нагнал и тихо спросил: «Вы где остановились?».

Мы с Вальтером посмотрели друг на друга, так как «ни где» мы ещё не останавливались и вообще планировали уехать назад в Бонн вечерним поездом.

Геринг всё правильно понял и незаметно, как бы прощаясь, сунул мне в ладонь картонку.

Затем распахнул дверь в приёмную и играя на публику, разразился очередной банальщиной «о великом будущем Германии под руководством национал-социализма».

Мы быстро прошмыгнули мимо немногих ожидавших посетителей, и не помня себя оказались на улице перед рейхстагом, переводя дух.

– Ну, что там? – с нетерпением спросил Вальтер, кивая на мою сжатую руку.

Я честно говоря и забыл уже про передачу Геринга.

Разжав кулак, мы обнаружили на моей ладони чистый бланк визитки, где был вписан какой то адрес. Улица, дом и квартира.

Куда мы и направились…

Даже не задумываясь, что это может быть не в Берлине.

Конечно, без помощи справочного бюро и карты города мы вряд ли с этим заданием справились бы. Столица Германии была одной из самых больших в Европе.

Но как бы то ни было, в одном из рабочих кварталов искомый адрес мы нашли.

Консьерж дома без лишних слов в обмен на визитку с адресом дал нам ключ.

Квартира была типичной «явочной», для тайных встреч.

Но тем не менее, три её комнаты, прихожая, кухня, и ванна с туалетом были оборудованы всем необходимым и полностью меблированы. Даже была посуда и запас еды… как в буфете, так и в холодильнике – предмете мечтаний хозяек всего мира.

Приготовив себе кофе, мы с Вальтером принялись ждать. Разумно рассудив, что сейчас кто-то должен сюда прийти. Скорее всего сам Геринг…

Но мы ошиблись. Когда в дверь позвонили, и я метнулся её открывать, то единственное, что я обнаружил, так это конверт на коврике перед ней. Даже шагов не было слышно того, кто его подложил и позвонил в звонок.

Там была короткая записка.

В ней говорилось, что мы можем переночевать в этой квартире и пользоваться всем, что тут есть. А так-же… нам предлагалось… для известного нам дела… быть ровно в одиннадцать вечера на углу улиц у главного входа в Шарите.

Я понятия не имел, что это за «шарите»? Но Вальтер заверил меня, что знает где это.

Далее в записке говорилось, что мы должны будем без промедлений сесть в подъехавший к нам там чёрный Мерседес.

Вечером мы воспользовались знаменитым берлинским метро, которое довезло нас почти до нужного нам места. Станция так и называлась «клиника Шарите».

Метро Берлина на меня произвело хорошее впечатление своей чистотой. Ни в Нью-Йорке, ни в Париже и ни в Лондоне такого не было.

Более того… В парижском метро можно было справить нужду прямо под стенкой. Женщины налево, мужчины направо.

Как и было условлено… в одиннадцать к нам подъехал чёрный Мерседес и мы проворно… без всякой задней мысли о засаде или ловушке… туда запрыгнули.

Там был за стеклянной перегородкой только водитель.

Сорвавшись с места, мы около часа носились по ночному городу.

Это было захватывающее зрелище, особенно для моего друга из провинции.

Мне тоже приходилось играть роль и восторгаться огнями ночного Берлина. Хотя…повторюсь… после Америки… меня тяжело было чем то удивить.

И вот… после очередного крутого поворота, с визгом… наша машина юркнула в подворотню и остановилась там в глубине городского «колодца», а шофёр сразу же погасил фары и внутренний свет в салоне.

Посидев так в кромешной темноте около десяти минут, водитель вышел и открыл нашу дверцу и махнул молча рукой в сторону неприметной и обшарпанной двери.

Мы это поняли, как знак к действию и быстро покинув авто, побежали в указанном направлении.

Не успели мы сообразить, что нам делать дальше, как одновременно с отъездом машины распахнулась и дверь. Из темноты нам приказали следовать за проводником.

Потом после нескольких поворотов в полутьме, которая всё больше просвещалась, мы вышли в богато украшенный зал, больше похожий на варьете.

Там была сцена, столики, и даже ложа с отдельными кабинетами.

Как я понял… имея опыт жизни в САСШ… с их подпольными казино и барами… это было наподобие тех… и вот-вот скоро оно наполнится посетителями и начнётся веселье.

Тут нас встречал вполне себе обычный официант и уже он провёл нас в один из закрытых кабинетов.

Там мы и обнаружили Германа Геринга в обществе трёх ярко наряженных смазливых девиц неопределённого возраста, что выдавало в них актрис. Все они мне были смутно знакомы… Потом моя догадка подтвердилась. Это были известные киноактрисы Германии. И конечно же я видел их раньше в кино.

Тут Геринг чувствовал себя более раскованно и с порога предложил нам выпить за своего друга и спасителя Вальтера. Так как фамилия Штеннес произнесена им не была, мы сделали вывод, что и нам не следует её называть.

Потом было обычное время препровождение…

То есть… питье и закусывание… Просмотр развлекательной программы местного кабаре и танцы под джазовый оркестр, где были даже негры. Что меня весьма озадачило, зная нелюбовь нацистов к ним.

Между всем этим… Геринг отчего то именно мне изложил свой план спасения «друга Вальтера»… Видимо моему другу, тоже Вальтеру, он пока не доверял… К тому же… тот уже изрядно напился… на дурняк…ха-ха.

Проснулся я на другой день в роскошной кровати… Рядом со мною лежала… разметавшись… обнажённая мечта всех мужчин Германии и не только – Ольга Чехова, как она вчера мне представилась.

А в голове закола мысль «что я вчера ей наговорил?».

Если сейчас заговорит со мною по-русски… То всё… Я посланник НКИД Козырев, а если по-немецки – то я …

Тут оно заморгала, открыла свои пронзительные голубые глаза, посмотрела на меня и с укоризной сказала на чистом русском языке:

– Серж, не врите больше никому, что Вы русский…

Я выпал в полный осадок…

А она, смеясь продолжила:

– Ну или говорите всем … как я… что мама и папа немцы, а родились и выросли в Российской Империи, например в Вильно…

Видя моё замешательство, добавила:

– Я так вообще… в забытом Богом закавказском армянском ауле родилась…

Тут я уже взял себя в руки и принялся отрабатывать оказанную мне честь за всех немецких парней и даже подростков…

В промежутках… она вкратце рассказала мне свою биографию.

Её родители были обрусевшими немцами. Ещё её дед – инженер-строитель по фамилии Книппер, приехал с семьёй в Россию в начале XIX века из Вестфалии.

С детства Ольга интересовалась театром. Когда ей исполнилось шестнадцать лет, родители отправили её в Москву, к любимой тёте Оле, родной сестре отца – Книппер-Чеховой.

Тётя определила любимую племянницу в студию при Художественном театре, в котором сама играла уже несколько лет.

Там Ольга влюбилась в Михаила Чехова – племянника знаменитого русского писателя.

Михаил подавал большие надежды… и всеми считался восходящей звездой МХАТа.

Они поженились и через полтора года у них родилась дочь. А ещё спустя два года Ольга и Михаил … развелись. О причинах Ольга умолчала…

В 1920 году Ольга, которая взяла фамилию мужа и стала – Чехова, уехала из России в Германию.

А ещё через год… в 1921 году Оля дебютировала в немецком кино в фильме «Замок Фогелёд».

В 1929 году она уже в качестве режиссёра сняла свой фильм «Шут своей любви», главную роль в котором исполнил её бывший муж – Михаил Чехов, также решивший не возвращаться в Советскую Россию.

И вот… как я уже знал… к началу 1930-х годов Ольга Чехова стала настоящей звездой немецкого кино. В 1930 году она получила немецкое гражданство…