Полная версия
Байки пепельной бороды
О болезни знали. Когда их отправляли в дорогу, травники приготовили отдельную сумку с лекарствами. Но они совершили глупейшую ошибку. Приготовив зелье, зельевары отвлеклись, по срочному поручению старосты. А вернувшись, они вовсе забыли, что ряд бутылей на столе не лекарство от болезни, а знакомое каждому берсерку зелье ярости.
Отряд выступил в поход. Спустя несколько дней они уже приближались к месту, но песчаная буря настигла их, пришлось сделать остановку. Когда буря закончилась воины продолжили путь, однако Ракхали почувствовал себя неважно. Это незнакомое чувство, которое осталось после бури, а именно то, что мешало дышать полной грудью. Видимо пыль поднятая бурей частично попала в дыхательные пути, но этого воин не знал и воспринял как симптом болезни, хотя сам никогда в жизни не болел.
Ракхали с целью избавить себя от хвори осушил склянку, и весьма удивился, что вкус зелья оказался очень схож с зельем ярости. Своим замечанием он поделился с товарищами, на что те отреагировали очень бурно, и в панике требовали от воина отрыгнуть все обратно, но было поздно.
Зелье ярости оправдывало мастерство зельеваров, оно очень быстро действовало и тем самым идеально подходило в бою. Идеально оно сработало и сейчас.
На товарищей теперь смотрели два кроваво красных глаза наполненные яростью и жаждой убивать. Спутники в ужасе бросились бежать, но это лишь только подтолкнуло берсерка преследовать их.
Все закончилось быстро. Среди степи на коленях стоял Ракхали и не мог понять, что же с ним произошло. Всего его с головы до ног покрывали кровавые кусочки, и кровь. Остатки одежды, и несколько черепов валялись в стороне.
Берсерк смотрел на свои окровавленные руки и приходил в себя. С каждой минутой сознание больше возвращалось к нему, и с каждой минутой ужас содеянного шокировал его все сильнее. Лишь он один остался из семи человек, что отправлялись с ним. Все его спутники пали от его же руки, и если бы он просто убил их, в этом было виновато зелье, но поглотив их всех, виновато было его наследие.
Через неделю Ракхали вышел на поселение союзников. Где привел себя в порядок и отправился в лагерь. Не посмел он рассказать о содеянном, и соврал, что вся его группа пала в пути от болезни, а зелье не помогло.
Он один выжил, поскольку никогда не болел. И в его ложь поверили. Поверили потому что знали, берсерк Ракхали действительно никогда не болел. Да и не было смысла лучшему воину общины врать.
Сам же он еще очень долго вспоминал, о том, что натворил. И каждый раз воспоминания, словно вода точившая камень пробивали в нем бреши, освобождая путь неизвестному.
***
Времена менялись, и вот спустя несколько лет, степные кочующие племена до которых так и не дошел отряд берсерка восприняли это как неуважение их традиций и объявили войну, осадив город.
Никто не ожидал, что они вообще могут воевать, а напасть тем более. Но как бы то ни было, город был в осаде.
Несколько дней напрасно берсерки пытались отбить нападение. Но с той стратегией, которой пользовались осажденные воины, все было бесполезно.
Как только отряд берсерков в ярости выступал из окруженного города, чтобы отбить нападение, его тут же истребляли тяжеловооруженные воины врага. Ярость берсерков, гасилась толстой броней противника, и узким коридором у ворот, сводя к нулю все попытки атаковать. Отряд за отрядом ряды берсерков таяли и уменьшались. Лучники, что пытались со стен города хоть как то помочь своим товарищам сами пораженные стрелами падали вниз, насмерть разбиваясь об острые камни основания города.
Они были не столь умелыми в стрельбе как кочевники, которые с меткостью присущей хорошему охотнику разили горемык то в шею то в голову и реже в грудь. Но если грудь еще хоть как, то спасала броня, то открытая шея и голова насквозь пронзались стрелами, унося их жизни.
Город был не преступен, хоть его обитатели и были бесполезны в таких сражениях, чаще они нападали сами, и условия ведения боя в крепости были им просто не известны.
Больше месяца стены города сдерживали наступление. Все опытные воины пали, в сражении пытаясь оттеснить врага, и переломать исход. Но их враги оказались слишком хитры, чтобы позволить себе ошибку.
Слишком долго собирали свою армию нападающие. Слишком долго учились они на своих ошибках. Слишком долго они восставали из пепла и грязи, с которой их смешали. Многие годы они странствовали и собирали ресурсы, золото и все то, что могло помочь им составить конкуренцию другим более могучим армиям в сражении. Долгие годы они выстраивали свой план, и как оказалось не зря.
Осажденный город на самом деле мог бы простоять еще очень долго, если бы старейшины умело распорядились его возможностями.
Увы, знания отцов и предков были забыты, и стратегия ушла на второй план, когда предшественники избрали путь берсерков.
Отцы учили своих сыновей сражению в любых ситуациях, но опьяненные победой берсерки, которые в то время были более пригодны для сражений, так как в те времена было удобнее именно сражение на открытой местности, кричали о своей славе и силе, которой они разили десятки врагов, одним ударом.
Восхищенные мальчишки все меньше слушали своих опытных отцов стратегов, и все больше уподоблялись своим кумирам берсеркам, но все изменилось. Слава яростных воинов предоставила возможность их противникам по-другому взглянуть на ситуацию. Умные и расчетливые степные военачальники увидели то самое уязвимое место своих врагов, гордыню.
Все больше поколений молодых воинов, они воспитывали, именно акцентируя их внимание на грамотной расстановке сил, и приоритетов в сражении. И молодые внимали голосам своих отцов.
Те, кто были талантливей, вели войска и руководили сражением. Не один, не двое, а несколько десятков и сотен таких воинов, с детства чувствующие плечо собрата, и с детства понимающие друг друга без слов, как самих себя. Эти воины так расставляли имеющуюся военную силу, что даже противник, который значительно превосходил их в количестве, и в силе, был удивлен, как быстро его разбили.
И тем не менее, с каждой победой отцы покровители не позволяли расслабляться своим воспитанникам и более того подстегивали их стать еще лучше. Они выращивали в своих сыновьях постоянство, и искореняли бахвальство и ветреность, губящее их будущее.
Берсерки прослыли очень свирепыми воинами, манера их сражения не поддавалась логике. Ярость, которая овладевала воинами, была столь не предсказуема, что даже грамотно обдуманная стратегия была бесполезна. Но это относилось только к сражениям на открытой местности. В случае, где берсеркам было негде развернуться, они теряли свои преимущества.
Ракхали рвался в бой. Старейшины уже знали, чем закончится его решительность, несмотря на его опытность и силу он, однако не мог противостоять всей армии один. Старейшины не позволяли вступить ему в сражение, считая его последней надеждой для своих потомков. Они приказали ему охранять женщин и детей, что были спрятаны в глубине города в подземелье, и он не мог ослушаться их.
Несмотря на некоторую свободу в воспитании молодых воинов, они все же никогда не меняли отношения к послушанию. Младший всегда должен слушать старшего, пусть даже старший неправ. Возможно, это было глупо, но лишь так они добивались хоть какой-то дисциплины среди разбалованных, заносчивых берсерков.
Несколько дней, один из последних берсерков по иронии судьбы, был так далек от сражения. Злость кипела в нем. Почему он воин должен отсиживаться в подземелье. Однако он снова сталкивался с мыслью, что не может нарушить приказ, и этот факт еще больше злил его. А также голод, который сводил его с ума.
Ракхали не ел уже пару дней, и очень давно не ел, так как привык, плотно и сытно. Легкий перекус, что для других показался бы сытным обедом на несколько дней, лишь отвлекал его не на долго.
Ярость берсерка переполняла его. Вся злость была заменой того зелья, которые пьют берсерки. Ракхали был на грани. Сознание уже едва сдерживало его от вспышки, и лишь то, что его окружали дети, не позволяло разуму покидать тело.
Осада близилась к завершению. Все воины осажденного города были перебиты. Лишь старейшины оставались в нем, пытаясь, что-то предпринять. Но было уже поздно, врата города рухнули под мощными ударами тарана.
Тяжеловооруженные воины гиганты мощными ударами разили пытающихся преградить им путь противников. Кровь широкими ручьями стремилась в низины, просачиваясь и проникая в глубины и распространяясь по всему городу.
Ракхали сидел не подвижно. Он всеми силами пытался сдерживать себя, и понимал, что рано или поздно враг прорвется в подземелье, и тогда ему придется сражаться здесь, где рядом находились женщины и дети, которых он должен защищать, пусть даже ценой своей жизни, и которых он мог поранить, потеряв контроль над собой.
Эта мысль пугала его больше остального. Все эти раздумья целиком и полностью занимали его разум, не позволяя отвлекаться на звуки из вне. В то время как там, снаружи, сражение переносилось в сердце города. Прорвавшиеся степные захватчики добивали последних, кто оказывал сопротивление.
***
Умело уклонившись от тяжелой шипастой палицы, смельчак нанес искусный контрудар, мечом в область шеи, где должно было находиться слабое место врага. Во всяком случае, его так учили, но это, увы, было напрасно. Меч, встретив сопротивление кованой стали, не выдержал такой нагрузки и сломался. И в этот момент словно поняв, что все кончено воин сдался.
Нет, он не упал на колени, и не стал просить пощады, он просто опустил руки, и этого было достаточно, что бы закованный в латы титан нанес ему последний для него удар. Удар ногой в грудь, от которого ребра воина треснули и осколками впились в легкие, а некоторые вонзились в другие органы, которые и так уже полопались, заполняя кровью все внутренности. Еще один осколок вонзился в сердце храбреца, он же и прервал мучения, освободив от этого мира, от ударов великана, от жизни.
Титану показалось этого мало. И он, желая поставить, таким образом, точку, и компенсировать тот пропущенный удар, который прервал бы его жизнь, если бы не вмонтированная сантиметровая стальная пластина, наступил на голову поверженного врага.
Немного сопротивляясь, череп, еще сдерживал натиск, но все-таки лопнул и брызгами разбросал все свое содержимое, часть которого окропила латы врага. Другая часть слилась с кровавым ручейком, который уже вполне можно было назвать рекой. Эта самая речушка, впитывалась землей, а там где земля была покрыта камнем, речушка быстро обходила его и расползалась дальше.
***
Пара капель алой жидкости упали на прислушивающееся поднятое лицо. Глаза слушателя расширились, и тело нервно содрогнулось, словно эти капли были кипятком и обожгли его.
Глаза начали наливаться кровью. Не той, что падала с потолка, а той, что густым туманом ярости застилала разум Ракхали.
Крики детей и женщин, что пронзающим воем оглушали его слух, они ведь тоже увидели этот кровавый дождь, слились в один безумный вопль. Но Ракхали уже не слышал их.
Эти две капли, что упали на его лицо, вытеснили последние остатки разума. Его сплошные, красные белки, с яростью повернулись к женщинам. От ужасных красных глаз одна их них завопила еще сильнее, и бросилась к выходу.
Ее визг прервался почти сразу, как прервались и все остальные. Однако если ее визг прервался из-за того, что ее лишили жизни. Крики других приостановились от шока увиденного.
Берсерк, что был хранителем их жизней, более не был таковым. В могучей руке его, раздавленная как арбуз голова женщины ручьями изливала кровь. Тьма поглотила берсерка. Вдруг в его кровавых глазах начали появляться желтые точки. А разинутая пасть с клыками судорожно тряслась и источала слюну.
Крики раздались снова, и в этот раз они прозвучали настоль сильно, что пробившись сквозь толщь потолка подземелья, достигли слуха старейшин, которые поверженные на колени врагом, молча, принимали участь.
***
В город вошли победители. Молодой воин в окружении пятерых гигантов, похожих скорее на железных носорогов, нежели на людей, не спеша шел к повергнутым старейшинам берсерков. На расстоянии шага он остановился от них, и его глаза полные ума изучая, разглядывали старого воеводу.
Несколько минут он рассматривал своих поверженных противников, а потом жестом, что-то показал своим подчиненным, которые были, не так велики, как гиганты, и одеты в легкую кожаную броню с луками наперевес. Воины в легкой броне подняли с колен бородатых старцев, и повели прочь, от своего предводителя. Он же не торопясь продолжил дальше идти по городу.
Предводитель так беззаботно шел по захваченным улицам, что все это больше походило на прогулку, нежели на победный марш. Воин вдруг остановился. Странный запах достиг его обоняния. Этот запах почему то заставил его задуматься.
Воин осматривался вокруг. Пытаясь найти источник зловредной вони, который становился все отчетливее, он все ближе подходил к каменному сооружению, по всей видимости, являющейся ратушей города. В сопровождении свиты воин вошел внутрь.
Внутри было достаточно светло, несмотря на архитектуру сооружения. Предводитель жестом указал на груду скамей, и столов, под которыми едва были различимы ворота, уводящие, куда-то вниз.
Запах становился все сильнее. Воин в сопровождении двух даргетов, так называли этих закованных в латы титанов, спустился вниз. Вонь, что разносилась по всему подземелью, смешавшись с запахом горящих факелов, вызывала тошноту.
Кровавые кусочки покрывали все подземелье. На потолке, на стенах, все было покрыто слоем кровяного месива, и кусочками плоти. Ничего не говорило о том, что здесь совсем недавно были тысячи человек, женщин и детей.
Глаза воина расширились, лишь он предположил, что здесь произошло. Кровавая жижа, которая покрывала все в подземелье, была совсем недавно женщинами и детьми. Это предводитель понял по остаткам одежды, что с трудом различалась среди этого месива.
Воин прошел дальше вглубь подземелья, свет факелов тускло, но обрисовывал окружение. Пройдя еще порядка тридцати метров он остановился. Жестом указывая своим подчиненным последовать его примеру и приготовиться.
Даргеты приняли боевую стойку. У них тоже возникал вопрос, что же за взрыв или зверь мог сотворить такое, но пока что ответов не было ни у кого.
Командир же, уже разглядел в тусклом свете не менее величавую фигуру незнакомца, который точно не относился к его воинству. Более того, по кровавому оттенку всего его тела он больше походил на демона, точь в точь как его изображают в древних книгах.
На тихие расчетливые шаги, существо обернулось. Хладнокровный предводитель неожиданно вздрогнул. Наверное, впервые в своей жизни, он ощутил испуг. Перед ним стоял человек. Человек, который когда-то был лучшим воином, и который, защищая своих братьев и сестер, жертвовал своей жизнью ради них.
Тусклый свет мешал хорошо разглядеть фигуру. С каждым моментом удивление и интерес все отчетливее отображался на лице вожака кочевников. А видел он странную картину.
Желтые глаза с черными точками, пустым взглядом смотрели на него. Слегка разинутая пасть с кривыми, вместо зубов, шипами, слегка шевелились, перемалывая остатки пищи.
Чудовище посмотрело на свою руку, с таким одновременно задумчивым и глупым видом, что вызывало сожаление больше чем отвращение. Существо изучало свою конечность, словно та, была загадкой всего мира, и оно дерзнуло ее разгадать.
Не выдержав напряжения, и разом решив прервать все это, один из даргетов бросился к монстру, желая прикончить его на месте, и хоть немного успокоить расшатанные нервы.
Но на шаги гиганта монстр отреагировал по-своему. Его пустые желтые глаза уставились на приближающуюся фигуру, которая уверенно приближалась к нему, и уже замахивалась нанести удар.
Чудовище опустило руку, и отдалось созерцанию приближающегося к нему бронированного великана.
Мечтатели и мудрецы не смотрели так на объекты своих созерцаний, как смотрело на даргета сейчас это чудовище. Как истинный ценитель движущихся даргетов, монстр подмечал каждую деталь движения этого объекта. Как он приближается к нему. Как грациозно и величаво замахивается огромной палицей с шипами. Как наносит удар, от которого тело даргета содрогается само, и груда металла, покрывающая великана, подается за ним. Как шипы пронзают тело какой-то фигуры отдаленно напоминающей человека, на половину впиваются в него и застревают. А несколько шипов которые прошли вскользь, вспарывают кожу берсерка оставляя зияющие раны, но раны на удивление не кровоточат, а более того сами по себе начинают сходиться и срастаться. Как фигура последнего от удара улетает во тьму неосвещенного факелами угла.
Гигант был доволен собой, его палица не подвела его и сейчас. Он сразил монстра одним ударом. И хоть палица и выскользнула из его рук, но она не омрачила его победу. Довольный он обернулся к своему командиру, ожидая, что тот оценит поступок.
Однако похвалы он так и не дождался. Из тьмы молниеносно показалась рука. Мощная ладонь твари стрелой метнулась к шлему. Она размозжила бы череп своего противника, но встретив сопротивление толстого металла, отскочила, нанося урон себе и приличный оглушающий удар даргету.
На секунду даргет лишился сознания. Вторая рука также быстро метнулась к противнику, зацепившись за шипастый выступ его брони. Она словно вытащила из тьмы своего хозяина, притянув к тому, за что зацепилась.
Желтые с черными крапинами глаза светились чистейшей яростью, а пасть монстра словно обросла новыми зубами.
Эта же самая пасть рванулась к голове жертвы, несколько раз безуспешно пытаясь прокусить толстую броню шлема, но каждый раз сыпля градом своих обломанных клыков.
Взамен обломанных, как по приказу появлялся ряд новых, но немного отличающихся от предыдущих. С каждым разом они ломались все реже, и реже до момента, когда очередные не пронзили все-таки толстую броню шлема.
Мертвой хваткой челюсти впились в металл, не причиняя вреда гиганту, однако обдавая его изрядной волной холодного ужаса и утробной вони монстра.
Даргет был уверен в своей безопасности. Крепкая броня защищала его, хоть монстр и прокусил ее, но до него он пока не добрался. Однако все решилось мгновенно.
Другая свободная рука твари, проскользнула в щель между броней и шлемом, и захватив последний изнутри, со всей силой рванула на себя.
Прозвучал хруст. Безжизненное тело даргета обмякло и повисло на руках монстра. Но остервеневший берсерк рвался дальше, пытаясь добраться до тела. Несколько мощных рывков с трудом, но все-таки оторвали шлем вместе с головой от несчастного.
Кровавый фонтан устремился в потолок, а пасть бросилась жадно лакать и прихлебывать из питательного источника, как заблудший путник нашедший родник.
Вожак, кратким жестом, приказал оставшемуся даргету бежать, и сам, находясь в некотором шоке от увиденного направился к выходу.
Первые несколько шагов спиной, а потом, убедившись, что монстр пока, что ими не заинтересован, повернулся и что есть сил, побежал к выходу из подземелья. Криком подгоняя солдата, который хоть казалось на свой громадный рост будет неуклюж, однако не уступал своему командиру.
В это время тварь пыталась выгрызть лакомство из брони, но та не поддавалась. Краем глаза он увидел удаляющиеся фигуры, которые скрылись в проходе на поверхность, и бросив добычу, чудовище молнией кинулось им в след.
Командир и его подчиненный как ошпаренные выскочили в холл ратуши, где их ожидали еще три даргета. Криком на непонятном языке, предводитель приказал всем как можно быстрее покинуть стены здания. Озадаченные, но обязанные исполнить приказ воины последовали за командиром.
Старший действительно оправдывал свой статус командира. Потеряв своего опытного воина, он понял, что противник его не так прост, и следует сменить поле боя, дабы не проиграть битву совсем, а уверенность в решении подкрепляла неизвестная сила в лице твари.
Великаны были в недоумении, от чего они бегут, и зачем им опытным закаленными боями воякам, в тяжелой не пробиваемой броне, куда-то убегать, да и от кого. Тот гигант, что видел погибель своего собрата, понимал, от кого они бегут и своим примером задавал темп.
Командующий восхищенный или испуганный мощью существа понял, что даже несколько его воинов не справятся с ним, слишком колоссальна сила этого противника. Только серьезное превосходство могло гарантировать победу.
Выбегая из ратуши, предводитель кричал и отдавал команды, своим людям, которые те беспрекословно выполняли. На его крики бегом к нему сбежались полсотни даргетов. Кто-то нес цепи, кто то, вооружившись молотами, усердно вколачивал в землю металлические штыри, к которым крепились эти же цепи.
Приказ был ясен. Даргеты окружали ратушу и мощными цепями отрезали пути отхода невиданному им пока противнику. К зданию со всего города сходились все больше великанов. Около пяти сотен их было рассеяно по всему городу и около сотни, что услышали своего командира, стремились к нему. Плотным кольцом, чтобы никто не проскользнул, они оцепили выход из ратуши, и монстр не заставил себя долго ждать.
Остервеневший, зверь выскочил наружу. Дневной свет осветил его ужасный лик. Железные носороги, да и все остальные, едва показалась тварь, чуть не ахнули от увиденного.
Монстр, что под стать им ростом, но без брони и весь в кровавых пятнах, с едкими желтыми глазами, в которых плавали словно разбросанные черные бусины, или словно капли дегтя в ярко желтом масле. С разинутой пастью и сотнями иглоподобных зубов, но не уступающих теперь по крепости самому крепкому металлу.
Монстр смотрел на них с яростью и жаждой, жаждой крови. Чудовище не побоялось толпы, напротив, словно подстегнутый таким обилием пищи, он рванулся к первой ближайшей жертве. Вцепившись в него, он повалил бедолагу на землю.
Плотная цепочка воинов в латах рассыпалась, их одолела паника, и они побежали от угрозы, спасая свои жизни самым простым и проверенным веками способом, бегством.
Откуда непонятно брались силы у чудовища, если изначально он не мог даже оцарапать толстую броню гигантов, теперь же отрывал от нее куски, обнажая для себя содержимое.
Ужасные руки берсерка украшали или безобразили острые когти, с помощью их он так уверенно вскрывал доспехи великанов, что казалось, как будто не тяжелые латы покрывают бойцов, а тканевые балахоны.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.