Поэтика Егора Летова: Беседы с исследователями

Ю. Д.: Да. Это точно, что вторичны, потому что на всех фонограммах того времени звучит именно «красный сигнал». На альбоме «Война» тоже, и на «Свет и стулья» тоже.

Я. С.: «Условный синдром», на мой взгляд – это уже отрефлексированный «красный сигнал», который уже включает мышление об идеологическом мире, о советском мире, описывается с помощью условного рефлекса и экспериментов со слюнявой время от времени немецкой овчаркой Павлова. Затем «красное время», «тотальный синдром», «красные дни», «тотальное время» и «тотальные мы». С одной стороны, песня проста. Она просто отсылает к некоторым мифологемам, идеологемам, конечно, в абсолютно отрицательном ключе. С другой стороны, эта песня сильна тем, что в момент ее возникновения в структуре альбома, она уже обладает множеством отсылок к другим элементам внутреннего мира альбома. А вместе с тем – к внетекстуальным категориям, связанным с идеологией, с советской историей, с биографией самого Летова. Поэтому слушатель, включающий пленку с записью «Тоталитаризм», включающий ее во второй половине восьмидесятых, даже если он это делает впервые, он уже подготовлен, за счет внутритекстуальных и внетекстовых факторов, уже подготовлен к тому ответу на вопрос, что такое тоталитаризм, который формулируется в этой песне Летова.

Ю. Д.: Получается, что эта песня как бы расшифровка понятия «тоталитаризм»? Как раз вот эта вот идея про то, что здесь происходит своеобразное рассогласование между лирическим я и субъектом высказывания, как в стихотворении «Есть!» Это можно назвать характерным приемом раннего Егора Летова, потому что у него, с одной стороны, я в песне выступает как такой типичный средний советский человек, с другой же стороны, по целому ряду позиций мы отчетливо видим, что автор не на его стороне, скорее наоборот. В этой связи может быть даже можно сказать, что лирика Летова во многом ролевая. Он надевает на себя маску типичного советского человека, который совершенно не рефлексирует, который выступает именно так, как ему положено выступать. Категория «тоталитаризм», конечно, здесь становится ключевой. Но ведь что интересно – в самой песне первое лицо эксплицировано очень своеобразно, множественным числом. Но это вовсе не отменяет того, что в этой песне присутствует лирический герой, который, как мы знаем, нераздельно связан с автором. И этот лирический герой со всей очевидностью противопоставлен этому «мы». И когда звучит «мы все одобряем тоталитаризм» или чуть раньше «мы все одобряем тотальный рефлекс», то получается, что лирический герой, никак себя не заявляя, автор, никак себя грамматически не заявляя, тем не менее, я не скажу высмеивает, но, как минимум, критикует точку зрения вот этого коллективного «мы». Получается, он критикует точку зрения коллективного субъекта песни. И ведь, по большому счету, вот эта песня при каких-то особых условиях могла бы стать гимном, манифестом просоветски настроенной толпы, например. Они могли идти и говорить: «Мы все одобряем тоталитаризм». Другое дело, что сама категория тоталитаризма, мне кажется, в любом дискурсе носит характер изначально негативный. Вряд ли тоталитарный режим говорил о себе, что он тоталитарный режим вот в этой плоскости. Получается, что само построение фразы «мы все одобряем тоталитаризм» уже однозначно направлено на то, что автор против тоталитаризма как такового. Ну и вот все эти физиологические образы и рефлексы, то, что «собаки Павлова исходят слюной», то, что «мы все выделяем желудочный сок», по крайней мере, вот эти мотивы… Как можно объяснить обилие именно физиологических мотивов?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.