Научи меня прощать

– Скажите, – начала издалека женщина, но я уже нутром понимала, что с ее стороны последует очень провокационный вопрос. – Может ли быть такое, что ребенка заставляют делать то, чего он не хочет? Особенно есть то, что ему не нравится.

– Не знаю… – начала было я, но замолчала, так как не была уверена в своем ответе.

– Поймите, пищевая избирательность1 у детей может проявляться по разным причинам, определить которые не всегда просто. Поэтому я прошу вас хорошенько подумать о том, что именно могло стать для Миши причиной отказаться от большей части продуктов питания, особенно тех, которые ему жизненно необходимы.

– Даже не знаю… – устало мотаю головой и пытаюсь собрать все мысли в кучу. – Я просто однажды приехала домой к родителям и услышала от них, что Миша совсем перестал есть. Даже те продукты, которые раньше любил больше всего. И ведь деньги вроде бы есть, но…

– Вы правы, очень сложно понять на самом деле с чем может быть связана чрезмерная избирательность в пище, но я могу озвучить несколько причин, которые относятся к медицинским факторам. То может быть из-за длительной болезни, когда ребенку приходилось принимать много препаратов; проблемный стул или же проблемы пищеварения, – женщина со спокойствием удава объясняла мне каждый медицинский термин и не вздыхала, когда я ее переспрашивала, что не могло не радовать, ведь из-за страха за здоровье Миши мне было не по себе.

– Нет, он точно в последнее время сильно не болел, да и все равно родители в случае чего просят деньги на лекарства у меня, поэтому, если он заболевает, я узнаю об этом одна из первых, – мой телефон, лежащий в сумке среди документов и сладких палочек, которыми я пыталась хоть как-то накормить Мишу, снова разорвался громкой трелью, отчего волосы на затылке от имени звонившего встали дыбом.

– Можете ответить, – с мягкой улыбкой позволяет женщина, но вместо этого я рискую и сбрасываю звонок, после чего отключаю телефон.

– Все хорошо, это не так важно.

Если сравнивать здоровье Миши и нагоняй от злого Демьяна, то я в любом случае выберу первое, как бы я потом об этом не пожалела. Сейчас думать о том, что именно сделает со мной мужчина за неожиданный отгул, хотелось меньше всего, потому что казалось, будто на расстоянии он посылал в мою сторону тревожные сигналы.

– Есть ли еще причины такого поведения Миши? Может вы успели уловить какие-то звоночки, пока виделись с ним?

– Даже не знаю, – устало пожимаю плечами и пытаюсь среди бардака мыслей отыскать хоть какие-то воспоминания. – В последнее время у меня было очень много дополнительной работы, из-за чего я не могла уделить ему достаточно времени. Но мама почему-то не говорила мне о том, что он чем-то болен. Лишь жаловалась на то, что в последнее время тот стал слишком капризным и стал чаще звать меня по ночам, но…

– Насколько я помню, другие врачи исключили возможность легкой формы аутизма, то… Скажите, Мирослава, может ли быть такое, что пока вас нет рядом, ребенка насильно заставляют есть то, что ему не нравится или вызывает неприятные ощущения? Или может люди, с которыми он живет, часто ругаются при нем? Скоро ему исполнится семь, и он пойдет в первый класс, и тогда, если мы не решим проблему, она только усугубится, так как в школьных столовых не будет того, что привык есть Миша. Тогда к одной проблеме добавятся еще несколько.

– Да, я понимаю, но…

Говорить терапевту о том, что я нисколько не исключаю мысль о том, что Мишу и правда заставляют насильно есть ту еду, из-за которой у него может быть несварение, а мама говорит, что это нисколько не навредит ему. Конечно! Ей ведь лучше знать, что нужно ребенку, который отличается от остальных.

Как же я устала…

– Я прослежу за всем и на следующем приеме все вам расскажу, – женщина протягивает мне буклет с рекомендациями и под ее чутким взглядом мы покидаем кабинет, а затем и обветшалые стены поликлиники.

Только на улице я более-менее могу вздохнуть и взять себя в руки, так как злость на свою загруженность и маму, которая, я уверена, и довела мальчика до такого состояния, окончательно выбили меня из колеи. Даже небольшая сумка на плече казалось мне не легче булыжника с лошадиную голову, но я не могла показать Мише свои слабости, как бы сложно мне не было.

Возвращаться в родительскую квартиру, стены которой уже давно пропитались запахами лекарств и чувством безысходности, мне не хотелось, но ради того, чтобы помочь Мише, которого я, к сожалению, не могла просто так забрать себе, мне приходилось насильно переступить через себя.

Не успела я раздеться сама и снять с Миши ботиночки, как на пороге уже стояла мама с как обычно недовольным лицом, словно я предложила ей пожить на улице, пока буду здесь. Хотя ей не помешало бы на время побыть на расстоянии от мальчишки, чтобы у того не развились еще какие-нибудь комплексы.

– Почему так долго? – по скрещенным рукам на ее груди было понятно, что она недовольна не только тем, что мы задержались и пришли позже обещанного, но и моим присутствием. – Ужин уже давно остыл, придется снова разогревать, – женщина цокает и скрывается на кухне, откуда исходили запахи мяса и гречи, от которых Миша постоянно отказывался.

– Придется нам отдельно варить макароны, – шепчу мальчишке на ухо и через силу натягиваю на лицо фальшивую улыбку, чтобы хоть как-то сгладить углы, от которых Миша очень легко расстраивался. – Что выберешь – сосиски или куриную грудку? – спрашиваю у него в надежде, что хоть сегодня он восполнит недостаток белка в организме, но, как и всегда, мои надежды разбиваются о стену отрицания.

– Не хочу! – Миша надувает губы и прямо в курточке бежит в мою комнату, где любил проводить большую часть своего времени.

– Из-за того, что ты поощряешь такие выходки с его стороны, он и будет капризничать, – кудахчет над моим ухом мама, словно курица-наседка, но у меня уже не было сил ее слушать.

– Хватит, – твёрдо останавливаю ее. – Разве ты сама не понимаешь, что дело не только в Мише или во мне? Почему ты не хочешь замечать свои ошибки, которые повторяешь раз за разом?

– Мои ошибки? – мама театрально хватается за сердце, принимая ее любимую роль жертвы, тем самым превратив меня в злодейку, а себя в невинную овечку – да, это ее любимая тактика. – Да как я могу сделать Мишеньке что-то плохое? Это я ращу его с самого рождения и вожу в детский сад, а не вы.

– Тогда прекрати кормить его тем, что ему не по душе! – я уже срываюсь на крик, прекрасно осознавая, что тем самым разбужу больного отца. – И тем более заставлять есть насильно.

– Если я не буду это делать, то он совсем скоро станет походить на скелет! Он и так худой, словно бродячий щенок, мне уже стыдно выходить с ним на улицу. Соседки думают, будто я морю ребенка голодом.

– Если ты продолжишь так на него давить, то вызовешь у него новые комплексы. Ты поступала с нами в детстве точно так же, из-за чего я до сих пор смотреть не могу на то, что ты готовишь, – перепираться с мамой мне было не впервой, и, наученная горьким опытом, закрываю наш спор еще до того, как мы снова поссоримся. – Не говори мне ничего, не хочу слышать. У тебя все равно на мои просьбы один и тот же скудный ответ.

– Раньше дети ели все, что им дадут, а сейчас все разом стали такие придирчивые и слабохарактерные, – под моим пристальным взглядом женщина замолкает и возвращается к варке макарон, которые так любил Миша.

Спорить с этой женщиной было своему ментальному здоровью дороже, поэтому перестаю слушать ее и включаю мобильный, которые за то время, пока мы были у врача, тот чуть ли не взорвался от количества пропущенных звонков от коллег и личного помощника Демьяна.

Проблемы не желали дать мне передышку даже на время. Они вились вокруг меня словно рой голодных мошек и больно кусали. Хоть я и предупредила помощника Демьяна заранее, что буду сегодня отсутствовать половину рабочего дня, я не ожидала, что моя помощь понадобится им так быстро.

Не успела я встать со стола, как передо мной оказывается до боли знакомый конверт с квитанцией, о которых я на время забыла.

– Я уж было подумала, что на сегодня с меня хватит проблем, как ты снова суешь мне под нос эти бумажки, – разворачиваю сложенный вчетверо лист бумаги и от суммы, которая там прописана, мои брови взлетают вверх со скоростью беспилотника. – Сколько?! – почти кричу я, даже несмотря на то, что мама пыталась меня успокоить. – С какой стати обучение заграницей стало таким дорогим?! Мы и раньше позволяли себе оплатить его с трудом, а теперь я и подавно не осилю такую сумму!

– Что? – мама ошарашенно падает на стул передо мной и хватается за волосы на голове. – Как это не осилишь? Ведь до этого твоей зарплаты хватало на обучение Катеньки.

– Вот именно, что моей зарплаты, – почти рычу я и отбрасывают от себя квитанцию, словно та была пропитана спорами сибирской язвы. – Мне осточертело тянуть всю семью на своем горбу, в то время как я сама живу на отшибе города и не могу позволить себе даже новый телефон. Пусть Катя, наконец, возьмется за ум и научится сама зарабатывать. У меня больше не будет таких денег, как раньше, чтобы обеспечивать ее беззаботную личную жизнь, в то время как я сама купаюсь в дерьме по колено.

– Но как так, дочка? – расстроенно спрашивает мама, с грустью рассматривая бесконечные цифры на квитанции, будто от этого из станет меньше.

– Дочка? – из меня против воли вырывается смешок. – Ты, наконец, вспомнила, что помимо любимой Катеньки у тебя есть еще старшая дочь? – театрально хлопаю в ладоши так, чтобы не разбудить дремавшего в комнате отца. – Браво! Лично я уже давно уловила закономерность, что ты добра ко мне лишь тогда, когда тебе это удобно, чтобы высосать из меня побольше денег.

– Да как я… – начинает оправдываться женщина, но я ее перебила.

– Хватит, – отрицательно машу головой и скрещиваю на груди руки, показывая тем самым, что сегодня я буду непреклонна. – Прошли те времена, когда мною можно было с легкостью манипулировать, но всему однажды приходит конец. Это последний год учебы Кати, так пусть она будет добра найти подработку и начать обеспечивать себя сама. Я устала каждый месяц кидать на ее счет астрономические суммы, которые, я почему-то уверена, тратятся не на необходимые нужды, а на развлечения.

– Быть такого не может! – снова встала на рога мама, защищая свою любимую дочурку. – Катенька каждый месяц звонит мне и рассказывает, какие предметы у нее были и какие отметки она получает! Ты же сама обучалась заграницей и должна понимать, как там может быть тяжело.

– Вот именно! – срываюсь уже почти на крик. – Когда я училась там, я не знала как мне найти свободное время, чтобы в туалет сходить или просто прогуляться по парку, не говоря уже о том, чтобы просто болтать по телефону часами напролет, – я снова начинаю чувствовать себя забытым и ненужным ребенком, поэтому стараюсь закрыть тему как можно скорее. – В общем, для начала пусть пришлет мне свой табель успеваемости в хорошем качестве, а там уже посмотрим, присылать ей деньги, или нет. В случае чего, пусть хотя бы последний год обучения оплатит сама.

– Как ты можешь быть такой жестокой?! – чуть ли не кричит мама, догоняя меня уже на пороге квартиры, когда я на скорую руку пыталась прыгнуть в ботинки. – Катенька твоя младшая сестра и нуждается в поддержке!

– Когда я была в ее возрасте, почему-то обо мне так никто не беспокоился, – бью женщину по самому больному и сбегаю из дома, словно больной из психиатрической лечебницы, где кроме грозной санитарки и невкусных пилюль больше ничего не было.

До работы я добиралась на забитом до отвала метро, где даже сделать элементарный глубокий вдох было сложно, не говоря уже о комфорте, но мне было грех жаловаться на такую мелочь по сравнению с тем, чем меня огорошил личный помощник Демьяна, стоило мне добраться до своего рабочего стола. На нем уже лежала куча непонятных для меня папок с исследованиями по строительству и еще бесчисленное количество документов, от цифр и незнакомых слов у меня начиналась мигрень.

– Что вы только что сказали? – переспрашиваю на случай, если вдруг мой мозг неправильно разобрал слова Макара, уровень интеллекта которого, я уверена, был выше, чем Эверест.

– Вы все правильно услышали, – с натянутой улыбкой говорит он и вручает мне в руки все документы с горкой, которые, казалось, могли свалиться на пол даже от косого взгляда. – Сегодня Демьяну Григорьевичу во второй половине дня стало нехорошо, поэтому было решено перенести всю его работу на дом, а это, – парень тычет указательным пальцем в стопку папок в моих руках. – Вам необходимо доставить ему домой.

– Но почему именно я? Разве меня не понизили в должности?

– Если хотите, то можете поехать вместо меня на один из объектов, где стройка затянулась более чем на месяц, и тогда те люди, которые уже купили квартиры и готовы пойти в суд, порвут вас в клочья, даже не спросив кто вы. Если честно, то я буду даже рад махнуться с вами…

– Ладно! – ладонью останавливаю пулеметную очередь из слов парня и, удобнее уложив на руках документы, иду следом за ним на подземную парковку.

Я была рада его щедрому предложению довести меня до дома Демьяна, но с каждой минутой по пути к месту назначения мое сердце снова пыталось вырваться с поводка, словно дворовая собака, которая услышала чужака. До боли знакомый путь навевал на меня тревожные воспоминания, от которых, казалось, вся грудная клетка сжималась, словно губка для мытья посуды. Хотелось попросить водителя развернуться посреди дороги или же выскочить из машины на ходу без объяснения причин, но умом-то я понимала, что не могу позволить себе подобную трусость, если все еще хочу достучаться до сердца того, кого когда-то считала центром вселенной.

Все тот же элитный многоэтажный жилищный дом, где одна квартира может занимать целый этаж, одним своим видом пускал мурашки по моему телу и все так же стоял среди густых деревьев, которые за семь лет стали еще выше. Все те же двери лифта и спокойная мелодия в нем, пока тот поднимал меня на самый последний этаж, отчего в горле моментально образовывается ком размером с теннисный мяч. Даже, казалось, что аромат помещений остался прежним, стоило мне выйти из лифта, будто за нашими спинами и не было семи лет разлуки, за которые я успела несколько раз впасть в затяжные депрессии от бессилия.

Дверь в конце коридора не манила к себе, а наоборот словно кричала убираться вон, что я хотела сделать и одновременно задушить в себе чувство страха.

Коснувшись пальцем сенсорного звонка у двери и вместо того, чтобы прислушаться к звуку уверенных шагов по ту сторону, я отсчитываю ритм своего сердца. Оно билось как сумасшедшее, будто я пробежала эстафету с препятствиями. Я так отчаянно копалась в своих мыслях, что не заметила, как передо мной тихо открылась дверь, за которой уже стоял одетый в домашнюю одежду дорогого бренда Демьян. Его привычный холодный взгляд цвета синевы был способен превратить мраморные полы подо мной в лёд, но боюсь, что он припрятал для меня другие «сюрпризы».

– Ты ушла в самоволку на полдня, – стреляет мне в лоб прямо на пороге Демьян, после чего отступает в сторону, приглашая пойти.

Предложения облегчить мне ношу никто не предложил, поэтому молча разуваюсь и иду в сторону большой кухни, где даже чайник стоял на том же самом месте, что и семь лет назад. Скинув с себя папки на большой стол, перевожу дыхание и всячески пытаюсь не натыкаться на холодный взгляд мужчины.

– Знаю. Я предупредила заранее Макара и…

– А должна была меня. Макар – не твой начальник. Поэтому в будущем больше не допускай таких ошибок.

– Хорошо.

– Если не хочешь, чтобы я превратил твою зарплату в пустой конверт, то приготовь мне легкий суп, пока я буду в душе. Это у тебя получается лучше, чем работать, – камни Демьяна летели в мой огород чаще, чем я успевала отвечать на его колкие слова, но все же посчитала, что молчание будет лучшем вариантом по сглаживанию углов недопонимания.

Пока я то и дело плавала в очередных воспоминаниях наших счастливых моментов из прошлого, не заметила, как за моей спиной оказался Демьян. Я поняла это по аромату геля для душа и пены для бритья, что исходили от него. А еще жар его тела, который я ощутила каждой частичкой своего, которое моментально отозвалось мощным трепетом вперемешку с волнением, отчего я не сразу заметила, что суп уже давно закипел. Демьян сам выключает электрическую плиту, нажав на сенсорную кнопку. От вида рукава из татуировок на руке мужчины, моя ладонь чуть было не потянулась проверить их на ощупь, как я любила делать это раньше, но вовремя дала себе мысленную затрещину, чтобы не наступить на выложенные собой же грабли.

Разве это нормально, что я хочу растечься лужицей рядом с ним даже сейчас, когда в его глазах представляю собой не более чем пустое место?

– Макар сказал, что тебе нездоровится, – стараюсь приложить все возможные усилия, чтобы мой голос не дрожал. – Это так?

– Пустяки, – Демьян хмыкает и, нарочно нарушая мои личные границы, тянется за кружкой, что висела над плитой, и от моего взора не укрылось, что из одежды на нем было одно лишь полотенце на бедрах да дьявольская ухмылка, которая стала моей главной проблемой семь лет назад, из-за которой я страдаю по сей день. – Всего лишь простуда после пробежки под дождем.

– У тебя есть лекарства? – делаю шаг в сторону, чтобы развернуться лицом к мужчине, но это стало моей главной ошибкой.

Моей самой большой ошибкой.

За семь долгих лет я забыла, каким шикарным телом природа наградила Демьяна, от которой все девушки сворачивали шеи, стоило тем пройти мимо. Оно и раньше было в меру мускулистым без единой жировой прослойки, что часто навевало на мысли о причине, по которой Демьян выбрал такую неидеальную меня с кучей комплексов, но то, что я видела сейчас, вынуждало бабочек в моем животе сдохнуть от эстетического удовольствия.

Меня словно облили керосином с головой и подожги, а все огнетушители мира безвозвратно выбросили в утиль.

– Ты пытаешься загипнотизировать мое тело? – с ухмылкой спрашивает Демьян, стреляя в меня острым взглядом.

– Ч-что..?

– Смотришь так, будто делаешь из моей грудной клетки флюорографию.

– Не выдумывай то, чего не может быть, – бурчу себе под сон и пытаюсь занять руки чем угодно, лишь бы отлепить взгляд от рельефных кубиков пресса мужчины.

Одним своим присутствием он мог превратить мои мысли в трухлявое желе, и клянусь, он знал об этом и нарочно делал так, чтобы я еще больше чувствовала себя не в своей тарелке. Одно было неясно – какие цели он преследует? Чего он хочет добиться своими действиями?

«Я. Хочу. Тебя. Уничтожить», – неожиданно всплывают в моей голове сказанные когда-то Демьяном слова, и меня снова бросает в дрожь.

Уверена, он всеми силами попытается воплотить свои слова в действие, но удастся ли мне завершить его игры и снова влюбить в себя до того, как от меня останется пустое место, а ножи, брошенные им, дойдут до адресата?

Сейчас я была уверена лишь в одном – я либо самоубийца, либо отшибленная на голову идиотка, которая все еще надеется воскресить то, что уже давно умерло.

Глава 5

Демьян

С момента, как Мирослава переступила порог моей квартиры, места, где я мог с легкостью сорвать с лица все лицемерные и лживые маски, из меня готовы были вырваться наружу два желания – свернуть ей шею, что было в приоритете, или уложить на лопатки и заставить пожалеть о том, в какого монстра она меня однажды превратила. Она всегда считала меня жадным, но сейчас, когда нас разделяют семь невыносимо долгих лет, проведенных вдали друг от друга, совладать с собой практически невозможно.

Хотел бы я, чтобы эти чувства как можно скорее превратились в пепел и развеялись на ветру, но пока мне не остается ничто иное, кроме как злиться на себя самого за бездействие.

– Во время п-простуды лучше всего подойдет горячий нежирный куриный бульон, – заикаясь, роняет Мирослава и смущенно роняет взгляд на пол, но слегка проступающий на ее бледных щеках румянец я все же успеваю заприметить. – Где находятся столовые приборы и посуда? – девушка поворачивается ко мне спиной и начинает активно шарить по полкам.

– Все там же, как и семь лет назад, – устало выдыхаю от того, как опускаются ее плечи от моих слов. – Надеюсь, ты помнишь.

Если судить по отрешенному взгляду Мирославы, находиться в моем обществе, особенно так близко, как сейчас, ей было некомфортно, из-за чего я отправляюсь на второй этаж в свою комнату, где наспех ныряю в домашнюю одежду – штаны свободного кроя и белоснежную футболку. Ту самую, которую когда-то она сама подарила на месяц наших отношений. А ведь я и забыл, что до сих пор ношу ее лишь по редким случаям и берегу, словно зеницу ока.

Ровно тридцать один день безмерного счастья и умиротворения, от которых я мог парить над землей без крыльев. Тогда я впервые осознал, что такое настоящая любовь без обязательств. Все тогда было для меня впервые, как и разъедающая до костей словно серная кислота ревность к юной девушке, которая занимала все мои мысли.

Мог ли я тогда рассмотреть в ней меркантильную стерву и жадную разлучницу, которая так просто плюнет на целый год наших отношений? Думаю, что это было невозможно в силу моей безграничной любви к ней и слепоты, которые я сам и придумал. Не хотел замечать в ней какие-либо изъяны, так как боялся, что это станет началом нашего конца.

Каким же дураком я был…

И почему именно эта футболка попалась мне сегодня в руки? Неужели подсознание решило сыграть со мной в злую шутку, окунув в очередную дозу прошлого? Осознанно или нет, но я то и дело пытаюсь расковырять начавшие рубцеваться раны, разодрать их до крови, чтобы напомнить себе о том, через что пришлось пройти.

Чтобы вытравить из головы все воспоминания, умываюсь ледяной водой и возвращаюсь на первый этаж, где уже вовсю витал ароматный шлейф куриного бульона, но несмотря на урчание в желудке, который с самого утра уже был приклеен к позвоночнику, хотелось на глазах у Мирославы вылить тот в раковину.

– Перед тем, как поесть, тебе следует выпить лекарства, – снова пытается разрядить напряженную обстановку девушка, наливая в тарелку бульон.

– Я и без них пойду на поправку, – пропускаю совет мимо ушей и пытаюсь заприметить в девушке хоть какие-то изменения.

Даже слепой человек уловил бы между нами стену отчуждения, которая успела выстроиться за эти годы и окрепнуть так, что не каждому под силу будет ее разрушить. На первый взгляд Мирослава изменилась, но с другой мне почему-то казалось, что она осталась все такой же, как и семь лет назад. Когда-то короткие волосы теперь достигали ее талии и начинали блестеть от солнечных лучей, а улыбка, на которую я когда-то подсел словно на самый сильный наркотик, теперь не была такой легкой и искренней.

– Если хочешь, я могу принести тебе лекарства. Просто скажи, где они находятся, и я принесу их, – пока Мирослава говорит, я не смею первым прервать зрительный контакт.

– Как я и сказал, за семь лет здесь ничего не изменилось, – неосознанно зло цежу сквозь зубы. – Кровать, телевизор и даже чертов чайник стоят на тех же местах, что и раньше, если ты не заметила. Как и лекарства. Я несколько лет стажировался заграницей, поэтому что-то менять здесь не было ни времени, ни желания, – почему-то оправдываюсь. – Поэтому и лекарства сейчас лежат там, где им место – в моей комнате.

Внезапный приступ злости растаял так же быстро, как и мороженное в сорокоградусную жару, стоило мне поднять глаза на затравленное лицо Мирославы, которая готова была заплакать от моего выпада.

Как я мог забыть про то, какой ранимой порой она может быть?

– П-пойду принесу лек-карства, – бросает она на ходу и со скоростью ветра оказывается на втором этаже, чтобы я не мог уловить подступающую на ее глазах влагу.

Если однажды и будут раздавать Премию Дарвина за глупость и неспособность рационально мыслить, то я на сто процентов уверен в том, что мое имя будет стоять первым в списке претендентов на ее получение, потому что вместо того, чтобы вылить в раковину куриный бульон и выпроводить девушку за дверь, срываюсь с места и настигаю нарушительницу моего душевного спокойствия в комнате. Хоть температура моего тела была не слишком высокой, казалось, что, преодолев лестницу, легкие пылали огнем, как и сердце, которое превращало кровь в моем теле в обжигающую лаву.

Мирослава стояла ко мне спиной с аптечкой в руке и словно зачарованная смотрела в одну точку перед собой, но стоило мне сделать шаг в сторону, причина ее замешательства была ясна.

– Будь осторожна с этим галстуком, – подхожу к ней ближе, так, чтобы уловить легкий аромат ее парфюма и чуть ли не сойти с ума от осознания, что даже за семь лет она так и не изменила своим вкусам. – Он очень важен для меня и приносит удачу на деловых встречах.