Повелители мечтаний

Как прекрасно осознавать, что все, что мы видим может казаться не тем, что есть на самом деле. И в этом настоящая красота мира. Вот кто-то прошёл грустный и злой – он на работу, а приди домой – он счастливый и улыбчивый художник. Ему не нравятся принтеры и отчеты, его рвёт от них и жить хочется едва ли. Но когда он пройдёт в сквер перед домом с холстом и красками – в нем просыпается человек. Знай, читатель, все прекрасное скрыто; потому тайна является настоящим сокровищем. А когда обладаешь чьей-то тайной – имеешь настоящий слиток золота. Только вот как распорядиться – это уже вопрос твоей совести. От того все прекрасное не живет долго; один однажды испортит его, разменяв слиток золота на фантики. Как Буратино свою монету.

А точки на дневном небе нам уже знакомы – это Опал и Эмеральд прибыли на землю. Эмеральд рухнул в весеннем саду близ фонтана, и рядом Опал.

– Ох, сколько здесь не бываю, никогда не привыкну, как прибивает к Земле. На кости будто торос упал, а в живот козерог пырнул.

Эмеральд поворчал чуть-чуть и водрузил хвост вопросительным знаком. Подле него вальяжно возникла Опал, которая тут же принялась умывать бело-серебряную свою шерсть.

– Эмеральд, прошу прекрати говорить на лунном языке. Иначе распугаешь жителей Земли.

Семён, всю жизнь живший на улице, здесь на скамейке в парке, прошедший несколько отсидок, запоев и Афган, сделал о себе единственный вывод: что, наконец, пришёл к финишу. И в его прекрасные двери – постучалась белочка с гранёнными стаканами. Согласитесь, зрелище не обычное – приземляющиеся коты с серебряной шерстью, которые ещё и говорят на инопланетном языке. Он чинно отодвинул газетку со стопарем и открытыми шпротами и присел; продолжать думать о жизни и частично о тех, кто обжегся.

– Вот е…на, – проговорил он как-то даже философски.

– Опал, милая, будь добра!

Опал поняла Эмеральда с полуслова; и одним прыжком достигла Семена. Тот, раньше считавший кошек одними из тех, кто его понимает (наряду с собаками) опрокинул православный крест и зажался в испуге. Он с ужасом глядел на Опал. А та только помигала. И Семена настиг сон. Самый глубокий и самый сладкий, который мог быть. Тревоги, коты и нещадные 15 дней запоя растворились в сладких воспоминаниях о чем-то хорошем. Он прямо здесь на скамейке засопел, аккуратно отодвинув провизию и подвернув под себя газетку.

– Все сделано, генерал! Рядовой Опал готова к службе! – вернулась Опал, окутав его белым-белым хвостиком.

Эмеральд прошипел что-то невнятное и с недовольной моськой спустился с фонтана вниз. Опал тихо опустила грустную мордочку и спрыгнула следом.

– Хм… Нам бы замаскироваться как-то. Помни, Опал! Здесь опасно.

-– 4 –

Он большими глазами ищет маму, чуть-чуть высунув свой язычок. И так мило вскидывает длинные уши, они нелепо падают на посеребрённую шейку. Короткие лапки и длинный золотой хвостик, что вертится будто пропеллер. Он в кратере на кусочках мягкой шерсти лунного тельца. Если вдруг появится сверчок, блестящий алмазным цветом – он протянет ему лапку. Сверчок испугается и сядет на другую половину. Он тогда поднимет хвост, согнётся в позе маленького- маленького охотника и побежит, нелепо переставляя лапки. И немного пробежав, затормозит, уткнувшись в папины латы. И осторожно с поднятым хвостом обойдёт их, вперёд за сверчком. А он улетит. И тогда милое создание с грустью поглядит в космос, где навсегда исчез огонёчек сверчка. И в космосе этом так красиво – тьма в поразительных пропорциях смешанная со светом. Да так грамотно и сложно. И что может разрушить эту вечную лунную ночь?

Что тогда пять тысяч лет назад спустя пятьдесят секунд отразилось в глазах маленького котёнка, Эмеральда не исчезнет из его памяти никогда. И будет преследовать его ещё несколько веков. Ядерный гриб, что водрузился над космическим пространством; и упавшие громадины пыли, грязи и кристаллов на кратеры. Жестокий удушающийся шум и быстрый хваток его матери за шею.

– Милый, Удача, что происходит? – слышал  Эмеральд в пылевом урагане тревожный голос его матери.

– Беги! Сколько можешь беги, Шёлк! Забери Эмеральда в шахты! Я останусь с другими здесь! – слышал он голос среди кляцканья серебра и золота лат его отца.

– А ты? – она зажала крепко шерстку Эмеральда в зубах.

– Я вернусь за Вами позже! – и Удачу навсегда скрыло в ядерном дыму.

Но он больше никогда не вернулся.

– Эмеральд, Эмеральд, – Опал кусала его за уши; тот смотрел вверх на дневную луну, широко открыв глаза, – Ты о чем там думаешь? Ты говорил, что нам нужно замаскироваться. И ещё что-то про опасность. И пропал. Будто тебя конёк за выю подцепил.

Эмеральд же в это время избавлялся от тяжелого, восставшего с души и сердца осадка; которой бы и был там дальше всю жизнь, если бы ничего не всколыхнуло. Но всколыхнуло – и с этим бороться труднее всего. Когда головная боль, наконец, вернула его к реальности – он молча, недовольно повертев хвостом – зашагал вперёд. Опал, привыкшая к выходкам старого Эмеральда, игриво и подпрыгивая, последовала следом.

– Эмеральд, тебе нужно расслабиться, ты всегда, так серьёзен, как торос на волоке золота! – начала менторски и понимающе Опал, – мы быстренько найдём Рубин и вернёмся обратно. Хочешь, расскажу тебе, как Янтарь ловили с Гиоцинтом лунных пегасов? Или давай поищу седые волосы?

Опал одним прыжком поравнялась со старым котом.

– Как только у меня повернулся хвост тебя взять с собой? – Эмеральд  же на самом деле не был против, если только чуть-чуть; в нем до сих пор немного таяло негативное воспоминание.

– Я сегодня видела такой камешек. Он прямо похож на твои ушки. Я его припрятала у себя в кратере. Вернёмся,  я тебе покажу. Я пока никому не показывала; ну если только немного – Янтарь. Точнее я ей сказала, но больше никому не скажу. А тебе даже покажу. А если хочешь,  даже подарю. Эмеральд? Эмеральд? Тебе грустно? Или я надоела тебе?

Эмеральд в отчаянии остановился у подъездной лавочки. Скрестил лапы и лёг, перебирая варианты: где искать ему Рубин. Конечно, если Опал права – и она пошла этой дорогой, то дело закончится быстро. Но если нет – он будет несчастен, принцесса будет несчастна. С опущенными ушами под лавочкой находился наш Эмеральд; и такая же подавленная рядом Опал. Но больше от того, что Эмеральд молчал. А между тем вокруг  была настоящая жизнь – заняты все качели и лавочки. Бегают и прыгают дети. Ходят туда-сюда взрослые. Постоянно щёлкает подъёмная дверь. Щёлкнула она и сейчас.

Едва передвигая свою тушу, из подъезда, больше похожий на пароход Саратов, выплыл с огромной мордой рыжий полосатый котище. Такие вам известны по великим фразам: «Нас и здесь неплохо кормят». Его презрительный взгляд тотчас упал на Эмеральда и Опал. И «гордость хозяев» медленно потопал к лавочке. Опал, которая никогда не видела земных котов со страху спряталась за Эмеральда, высунув из-под его серебряной выи лишь ушки.

– Эмеральд, я боюсь! – она уткнулась в него мокрым носом так глубоко, как могла.

Эмеральд лишь скучно повернул голову. Старый кот сразу смекнул, что перед ними представитель земной расы. А уж что-то, а страх неизвестное чувство старому лунному войну.

– Ты кто? – командным голосом начал Эмеральд.

– Мааау! – громогласно сообщил рыжий.

Рыжий, не обращая внимание, на Эмеральда, проплыл дальше к Опал. Та съёжилась; казалось, она сейчас пробурит в дворецком дырку. Рыжий обнюхал ее со всех сторон. И обнаружив, что перед ним коты странные – совсем не пахнут и выглядят как-то иначе – развернулся и ушёл, тихо перетопывая по асфальтной площадке. А позже и вовсе удалился после выкрикнутого из окна его хозяйкой: «Чубайс, иди жрать!». Опал теперь осмелилась на разведку; и белая ее мордочка высунулась из под Эмеральда.

– Ты видел, какой он страшный, Эмеральд? Мне никогда так не было страшно. Ох, мне кажется, я такой страх пережила только, когда меня лунный ворон цапнул за хвост. А что это он делал? Он хотел меня съесть? – Опал почти полностью легла на Эмеральда, так, что его позвоночник щелкнул.

– Опал, Опал, прекрати! – позвоночник снова щелкнул.

– Ой, прости… – она стеснительно поправила ушко лапкой, и продолжила – ну, что ты придумал? маскировку? Может, раздуешься как ты умеешь? Ты такой милашка, как тогда делаешь! Будешь похож на такого же.

– Нет, ты же знаешь, лунный камень не игрушка! – снова расстроил Опал Эмеральд.

– Киса, киса, киса! – послышался старческий женский голос.

Баба Тамара, которая очень редко что-то помнит и очень редко что-то правильно распознаёт своими глазами (в силу значительного возраста) в это самое время отправилась в поисковый поход за своим чёрным котом Мурзиком. Мурзик обычно в этот час возвращался с прогулки и ждал смиренно ее под лавочкой, наслаждаясь солнышком и ветерком. Но сегодня, по всей видимости, он задержался. Баба Тамара, вся сгорбленная,  дошлепала с палкой с первого этажа до лавочки. Остановилась отдышаться. Для Эмеральда и Опал ничего не предвещало беды, если бы ни одно важное сказанное нами обстоятельство… Баба Тамара не видела ни хрена, ну прямо вообще. Это, к слову, о том, что нельзя так запускать свои глаза! Ведь они же важны! Как без них ощущать красоту и полноту жизни? Эмеральд встретился с ней глазами. Тому, конечно, люди не в новинку. Если что –  рядом была Опал, которая может подарить Бабе Тамаре приятный сон.

– Мурзик? – хриплым голосом закричала она (прежде потому что сама плохо слышит, а потому кричит) – Ты что тут? Кошек домой водишь? Ходь сюды.

И вот дворецкий уже в руках Бабы Тамары. Эмеральд бы сейчас же вырвался, если бы мог, но грудь его так сжали, что он широко высунул язык и широко открыл глаза. Конечно, Эмеральд знал о том, как вырваться. И ему не стоило это ничего. Как старому воину. Но! Но все это грозило самым противным – раскрытием себя земным жителям. А миссию он никак не мог провалить. Ему нужно было доставить Рубин домой без максимальных последствий. И потому он попытался покориться ситуации. Впрочем, при нем сейчас была Опал. И это ее шанс – стать волшебной палочкой-выручалочкой.

– Опал, – пробурчал он, как мог.

Опал мигала, как могла, прямо смотря в глаза оппоненту. Но сон не настигал Бабу Тамару. И в этом было простое обоснование – огромная катаракта давала ей 100% резистентность от всяких там лунных котов, и от всяких их взглядов. Все, что смогла сделать Опал это попытаться покусать ее за носок, за что и получила пинок под живот. Она быстро отряхнулась и с пущей удалью последовала за Бабой Тамарой.

– Эмеральд! Эмеральд! Я спасу тебя! – кричала Опал.

И Опал готова была идти за старым котом до конца. Может, вы даже понимаете почему? Жаль, бедная Опал, не знала, как работает дверь подъезда. И металлобетон отделил ее от противника, и, что самое больное – от утонувшего в ее руках старого Эмеральда.

-– 5 –

Что мы такое, господа, без знаний? Не они ли нас вытащили из пучины войн и варварства. Знание – сила, говорят, а незнание. А незнание тоже сила, – там, где все извращено. Итак, среднее профессиональное училище. Приятный день. Поехали!

Ботяга пускал пузыри на паре, а его сосед – Кусков оставлен в одиночестве  с тригонометрией, а точнее ее невыносимостью. У него двоилось в глазах, когда на доске синусы превращались в косинусы, а те в тангенсы, “x” в “2x”, а потом вся эта фигня в единичку или ноль. И он отводил их от греха подальше в свою тетрадь, где ручкой набросал портрет девушки, что сидела на семь рядов ниже.

– Ты  хоть бы этой телке прыщи пририсовал, – воткнулся проснувшийся Ботяга носом в рисунок.

– Отстань, – закрыл Кусков рисунок руками – Ты че проснулся? Фу… а вонища-то изо рта!

– Если бы ты знал, сколько я вчера выпил, ты бы признал мой сегодняшний перегар как парфюм Шанель, – зевнув, проговорил Ботяга.

И Ботяга, расправив мешающие штаны, принялся за рассказ о выпитом, по пути подбирая несколько поводов этому. На три вещи бесконечно можно смотреть: на всепоглощающий огонь, на тихую гладь воды, на работающих людей. И три вещи, которые не при каких условиях нельзя слушать: что вчера пил Ботяга, сколько женщин у Ботяги  и как Ботяга много знает о своей работе и кем станет, будучи учеником среднего профессионального учреждения. Если же вам удалось вдруг попасть в страшный его диалоговый кокон, где он самый умный и самый трудящийся, Вам предстоит знакомство с самой неинтересной жизнью. Но почему-то люди такую жизнь признают активной и харизматичной. А почему? Рассуждать об этом в значительной степени трудно. Кусков вот не понимал; хотя он и тригонометрию не понимал, что с него взять.  Он все смотрел из-под кепки на передний ряд, разгадывая загадку, на которой погорело тысячи людей: “cherche la femme”. И рисовал прекрасный портрет.

– Арксинус а, – говорил на фоне преподаватель.

– Ох, е…ть – прокомментировал Ботяга, прервав свой интереснейший рассказ – прикинь какой бывает!

Кусков, выдохнувший, благо сейчас закончится рассказ Ботяги, повернул голову к нему. Если кратко рассказывать историю, по крайней мере, так она звучала в голове у Кускова: Бог Дионис выжал для Ботяги (нет, пожалуй, повелителя этой жизни)  вино за 345 рублей, затем Богиня Венера подарила ему лучшую любовницу 29 лет, которая была в общем доступе и вместе они предались возлияниям и великим рассуждениям о том, как работают современные блоковые механизмы и как бы Ботяга их модифицировал, если бы Зевс дал ему возможность возглавить их производство.

– Ты бы записывал, – говорил про меж всего Кусков, – тебе пригодится.

– В век инвестиций арксинус? Смеёшься? Твои методы устарели, братишка.

Спасительный арксинус теперь потопил корабль надежды Кускова на освобождение от пустословия; и он утопал с флагами и призывами инвестировать в Московскую биржу. Совсем не так было в жизни Кускова. Сам он свою жизнь сравнивал с бесконечной борьбой с неудачей. Поступить ему в институт не удалось, не хватило денег. Обычная история для людей таких, как он. Он мало что делал, если ему не было интересно. Просился у родителей в «живописный», но отец, который возглавлял завод, решил совсем по-другому. И по связям его сначала отправили в училище. И до сих пор прочат карьеру на заводе. Но сам Кусков тысячу раз бы отказался, если бы не уважал родителей так сильно, как и должен настоящий сын. Вот так и учился, Кусков нехотя, но с ощущением того, что это необходимо и важно. На лекциях и занятиях он ничего не понимал, но когда приходил домой – пытался разобраться во всем по книжкам и интернет-пособиям.

А неудачей жизнь была потому, что, казалась, лишь выполнением необходимости. Сам он неразговорчивый, порой грубый или даже иногда самоуверенный, но хранивший самое доброе и тёплое внутри себя. Потому ему нигде не везло – ни в дружбе, ни в любви. Скоро он пытался и осмыслить все – и ему пришло в голову: были бы деньги, пришла бы удача. А чего-чего, зелёных банкнот и счетов в Швейцарских банках у Кускова не было. Он снимал комнату со слепой и глухой бабушкой на окраине города за символическую сумму; едва хватало на еду, даже если он где-то подрабатывал.

– Вот, если бы ты инвестировал, ты бы не ходил вот в этой е…не и не дохал бы каждый день. Тебе вообще надо следить за здоровьем. Ты вот грузишь коробки, а я максимум подгружаю интернет, – заметил Ботяга смачно почесав своё яйцо.

– Версинус а – снова вторгся преподаватель.

– Н…я себе, – воскликнул Ботяга и широко раскрыл свои глаза.

Кусков громко засмеялся.

– Что ты рофлишь? – Ботяга уставился на него недовольно, почуяв тихий запах презрения к его персоне.

– У нас Мурзик такие глаза делает, когда срать хочет, – улыбаясь объяснил Кусков.

– М… Понятно. Рофл типа. Слышал, что творится в Европе.

Затонувший корабль «арксинус» почти вытащила  буксиром подлодка «версинус», но была уничтожена ракетой высшей экспертизы в экономике и геополитике. И Кусков смиренно ждал окончания пустозвония, который должен был прекратить конец пары. И облегчение, наконец, наступило.

Окончание. И Ботяга, собрав, свои пожитки, быстро выкинул что-то вроде «Ну, давай, братишка, не страдай, устремился на первый ряд. Перебросившись парой слов с одной сокурсницей, перешёл на другую, пообещав ей объяснить сегодня вечером все эти «арксинусы и версинусы», поскольку является тем, кто идеально это понимает, а научился этому на экономических форумах. И получив, бодрое согласие и объятия за талию, устремился домой – успеть на рейд в варкрафте.

Кусков с облегчением, но с полностью отнятой энергией, откинулся на стуле и принялся думать. Минуту отпыхнув, он медленно собрал тетрадки и учебники, а затем побрел домой.

В это время Опал розовыми своими ноготочками изрыла двери металлического подъезда.

– Эмеральд! Эмеральд! – кричала она, но потом вдруг остановилась и подумала, что привлекает к себе внимание, – Как же он делал? Земной представитель?

И Опал принялась вспоминать: «Мау, мау, мау!» – кричала она. Но нарочно или нет, никто не пускал ее в подъезд. И она плакала от бессилия и тоски.

В это время Эмеральд, который попал в тёмный подъезд впервые обнаружил приступ слабости.

«Что со мной?» – думал Эмеральд, пребывая в руках Бабы Тамары – «Она несёт меня в тьму. Солнечный свет! Он уходит… Вот почему я слабею! Если мне не удастся выбраться, мне здесь не выжить!»

– Отпусти меня! Отпусти меня, интервент! – злобно кричал Эмеральд.

Но Баба Тамара его не слышала, шум в ушах  и отосклероз давно обрек лунных котов на заточение в квартире пенсионерки.  И Эмеральд принялся выбираться, царапая руки.

– Мурзик, ты что? Беса проглотил? – Баба Тамара схватила его так крепко, что Эмеральду казалось, что его шею сейчас свернут.

Старый кот понял, что здесь ему не выбраться. Нужно время, а силы его уходили. В подъезде стояла кромешная тьма. Передвигаться в таком опасно и простому человеку. Дверь квартиры первого этажа скрипнула. Эмеральд почувствовал, как его швырнули на что-то мягкое, и сознание его вернулось. Он почувствовал свет в своих глазах. Старый кот очутился в прихожей на ковролине, где едва горела (точнее пищала) старая лампа. Он очнулся на паласе в кухне.

– Иди поешь, – приказала ему Баба Тамара и удалилась в одну из комнат.

Теперь Эмеральд мог планировать план побега. Он выпрямился насколько возможно и принялся осматривать квартиру.

«Я бы сейчас использовал камень. Но моих сил не хватит. Здесь слишком темно. Лишь этот источник света. Хм… нужно держаться его!»

Эмеральд обнаружил в кухне окно, откуда попадала маленькая струйка света. И устремился к ней, как к источнику живительной влаги. Он прыгнул к закрытому окну, и теперь мог видеть происходящее вне своей тюрьмы.

– Опал, ты здесь, Опал! – он припал лапами к окну, увидев плачущую за лавкой белую лунную кошку.

– Я здесь! Я здесь!

Старый вояка, хотя и признавался одним из самых умных лунных котов – не знал самого простого из быта обычной городской домохозяйки. Через немытое окно его не увидишь даже в поляризационном микроскопе. Скоро последовал тяжёлый шлепок, что скинул Эмеральда с окна.

– Когда я тебя уже отучу ходить по столам и окнам! – Баба Тамара появилась с кружечкой на кухне.

– Чего ты хочешь, враг? Золота, серебра, лунных камней? Говори! – буйствовал старый кот.

– Что ты орешь, Мурзик? – отвечала ему пенсионерка – У тебя все стоит. Разуй глаза.

Она подтянула за холку Эмеральда и мордочкой опустила в молоко. Эмеральд, испачкавшийся затхлым молоком, это расценил как пытки и принялся царапаться, за что получил по загривку.

– Слышишь! Слышишь! Меня найдут! И тогда тебе не повезёт! Не зли меня! – говорил Эмеральд.

Баба Тамара, не понимания отчего так себя ведёт ее Мурзик, снова взяла его за холку. Отнесла в ванную и заботливо опустила в лоток. И теперь Эмеральд в состоянии легкого шока, глядел на неё из лотка, набитого комкующимся кошачьим наполнителем.

– Я П-Р-И-Ш-Е-Л! – надрывно закричали в прихожем коридоре.

Кусков закрыл за собой дверь. Положил портфель в прихожей и прошёл в ванную, дабы помыть руки. Эмеральд все еще со злобной мордочкой сидел в лотке.

– А, Мурзик! Привет! – не смотря на кота в проброс сказал Кусков, открыл воду и принялся заниматься гигиеническими процедурам.

– А! Ещё один! За одно с ней! Зальёшь мне воду в уши, как две тысячи лет, убийца!

Кусков прокашлялся и обернулся в сторону лотка. Зубная щётка застряла у него за зубами, а щеки расплылись в удивлении. Он уставился на совершенно странного Мурзика, который был вообще не похож на себя. Кусков ещё не понял, что тот говорит с ним на человеческом.

– Что смотришь, враг? Готовься к смерти! – продолжал Эмеральд, сидя в лотке, обнажив свои острые когти.

-– 6 –

Из чего вы скажете сделана наша Вселенная? Из минералов, металла, химических элементов, инертных и не очень газов. И, может, окажетесь правы. Ведь всегда правы, кто опирается на доказательное и рациональное. Но я же запишу о Вас в блокнотик одну деталь; точно, ну, самую малость! Не обижайтесь, в вас верно когда-то и при каких-то условиях умер мечтатель. Да, такой, который верит в прочность поцелуя под дождем и слова, сказанные на вечность. Знаю, знаю, таких и осталось ровным счётом, как амурских тигров. Все же… О чем я?

Наша же Вселенная хрупка; как хрусталь. Стоит только ветру перемен слегка дунуть и она рассыпается в горошек. Или карточный домик?! Но если она так беззащитна, что заставляет ее жить и быть такой предельно правильной?  Не камень, не стекло заставляет ее дышать и блестеть, а то, что заключено в этих камнях. Вселенной, поверьте, движут чувства и мысли, что мы ей отдаём. И поверьте, она однажды вернёт все. И вы почувствуете ее силу. Вы можете не верить мне столько времени, сколько хотите. Но разве я похож на мошенника, который обберет Вас до нитки?

Эмеральд выглядит странно – больше похож на человека, с грозным, жестоким лицом; его выя уже содержит рубцы. А из-под лат видны тяжёлые израненные мышцы, поглощённые кошачьей шерстью и мощный золотой обрубленный хвост. За спиной его огнестрельное оружие, а на поясе меч, напоминающий катану. Он поворачивает голову в космос к самому солнцу, на его шее – зелёный огромный камень, напоминающий изумруд. Он больше не похож на котёнка, но на властителя прайда, решительного и непобедимого. Он, оглядываясь, идёт по лунным кратерам быстро и по-военному тихо. И, наконец, достигает тёмной пещеры где-то на краю Кристального леса. Он ещё раз подозрительно оглядывается и входит в пещеру.

– Эмеральд, это ты! – с какой-то отдушиной прозвучало ему навстречу.

На лице Эмеральда появилась улыбка; а у его мясистой ноги терлась небольшая чёрная кошка с голубыми, как Луна, глазами и такого же цвета двойным хвостиком.

– Это я, это я, Причина! – он высоко поднял ее и горячо лизнул по шерстке.

– Ну, опусти меня, я надену свой кристалл!

– Это тебе – он протянул ей цветок.

– Что это такое, Эмеральд? – она рассматривала белую, белую лилию.

– Я не знаю. Я нашёл эту красоту на Земле. И сразу подумал о тебе.

– Какой красивый! – она положила его в зубки и отнесла в глубь пещеры.

– Лучше я сниму свой. Я так устал от лат, – выдохнув, сказал Эмеральд.

Он стянул с шеи кристалл; и латы его обрушились с громким звуком.

– Все в порядке, мой камень? – спросила Причина, отвлекшись от таскания шерсти и лунного песка в кратер.

– Да, – ответил Эмеральд, выпрыгивая из лат уже обычным, привычным нам лунным котом.

– Ложись, Эмеральд, я похожу тебе по твоей усталой спине – говорила ему засыпающему Причина на ушко.

Опал вылизывала Эмеральду за ушком и тормошила его по животу тихо притопывая лапками со слегка выпущенными когтями. Ее душу терзала та бессердечная тревога, которая поражает одновременно страхом возможности потери дорогого и надеждой на хорошее окончание. Эмеральд не открывал глаза, и сложив лапы у шеи, тяжело дышал.

– Прошу не умирай, Эмеральд! Не умирай! Я не смогу без тебя! – говорила Опал, а на кошачьем сердце снова и снова роялся острейший камень.

– Это ты, Причина? – хрипло ответил Эмеральд, встрепенувшись и вернувшись из своего сна.

Но Причины не было, это была Опал.

– Ты жив! Ты жив, Эмеральд! – хвост Опал встал трубой и она устроила рожицу рядом с Эмеральдом.

Эмеральд тяжело раскрыл глаза и обнаружил, что кроме Опал рядом с ним находился этот проклятый интервент, это губитель. Только вот Кусков, которого непонятно почему считали врагом, сидел и молча охреневал над происходящим. И с чего бы начать? Что у него там делалось в голове? Да, наверное, с этого: во-первых – он никогда не видел, чтобы кот так высоко прыгал с острейшими когтищами. И если бы не сработавшая реакция, ему бы порвало поллица. И ещё? Во-вторых: он никогда не видел, чтобы коготь этот увеличился до человеческого кулака. В третьих – видели ли вы котов, теряющих сознание? В четвёртых – он мог снести все: безднежье, неудачи, приставучего Ботягу, сварливую свою хозяйку, но это настолько обидно, когда тебя опускает простой (ну ладно, может не простой) кот, будучи сидячем в лотке. Ладно,  стоит признать, и Кусков действовал странно. При обмороке он как полагается вынес пострадавшего поближе к воздуху. Где в-четвёртых – с ним заговорил на чистом человеческом такой же кот или кошка. Все же не смотря на поразительный скепсис, Кусков в первый и последний раз решил поверить в чудеса. И послушать, так сказать, анамнез самого больного, а не строить различных догадок, основанных на собственном критичном мышлении и ярлыках дисфункции психики.