Почему минули эти времена

– Давайте будем добры, – сказал он. – Если я его простил, то и вы поступите так же. Си-пи-ах-ки, во имя любви ко мне, послушай то, что говорит тебе твое доброе сердце. Спой песню еще раз.

        Они спели, оба с большим чувством, чем прежде, и больной снова откинулся на свою лежанку и закрыл глаза. Одну за другой они пели песни. Потом Одинокий Человек поднял чубук и, держа его на вытянутых вверх руках, искренне помолился о выздоровлении Бегущего Орла, о его добром здоровье и долгой жизни, и мире и счастье для всех нас. Это была очень впечатляющая сцена.

       Наконец церемония завершилась. Больной приподнялся, сделал несколько затяжек из священной трубки и пробормотал молитву. Женщины подняли его и отнесли в его вигвам. В молчании женщины приготовили лежанки для себя и для нас с Ягодой, застелив их несколькими шкурами и нашими одеялами, и так же молча все легли спать.

– А еще, – сказал Ягода, словно продолжая прерванную беседу, – белые говорят, что индейцы никогда не прощают обид!

– Они пытаются судить о многих вещах, – добавил я, – о которых ничего не знают.

       Бегущий Орел скончался на следующий день.

Опубликовано в «Леса и реки» 28 декабря 1907 года

Сон Маленького Пера

Однажды весной черноногие стояли лагерем на реке Джудит, которую на своем языке называли Желтым Ручьем. Дичи в окрестностях лагеря стало мало, поэтому было решено перебраться на ручей Армелла, другой приток Миссури, примерно в тридцати милях к востоку. В то время я жил с Маленьким Пером, молодым воином лет тридцати или чуть старше, очень храбрым и умелым охотником. Он всегда пребывал в хорошем настроении, постоянно шутил и смеялся, но в то утро, когда нужно было переезжать, он казался необычно тихим. Он поднялся, искупался в реке, позавтракал, не произнося при этом ни слова, и казалось, находился в глубокой задумчивости. Через некоторое время он достал свой военный мешок и вынул из него несколько связок отборных перьев из хвостов орла, которые у черноногих ценились чрезвычайно высоко и использовались как украшение. Потом он вышел и пожертвовал их Солнцу – помолился о своем здоровье и безопасности, а потом привязал этот пучок перьев к веткам дерева как жертву могучему богу. Скоро вигвамы были сняты, все было собрано и загружено на лошадей, и начался марш.

В то время племя во время перехода представляло живописное зрелище. Большинство верховых лошадей были богато украшены, седла были покрыты вышивкой из бисера, а вьючные лошади несли причудливой формы мешки и вьюки из сыромятной кожи, также разрисованные странными яркими рисунками.  Лошади, которые несли имущество шаманов, священные и магические предметы, все были белыми, а их хвосты и гривы были выкрашены в ярко-красный цвет. Мешки со снадобьями были сделаны из белой сыромятной кожи и украшены бахромой такой длины, что она почти касалась земли.  Одежда немногим уступала в яркости. Люди постарше обычно носили одежду из бизоньей кожи или одеяла темных тонов, но молодежь и мужчины средних лет, а также женщины, носили одеяла всех мыслимых цветов, и, когда они двигались тесной группой и их длинные волосы развевались на ветру, зрелище было занятным.  Во главе колонны ехали вожди и старшие воины в сопровождении своих женщин и детей, за ними и по бокам двигалось множество воинов, которые гнали перед собой свободных лошадей –  последних было много сотен.

Было яркое весеннее утро, и, пока мы ехали, Маленькое Перо сказал нам, что видел очень плохой сон. Он сказал, что маленький белый старик пришел к нему и крикнул:

– Берегись! Завтра тебя ждет большая опасность.

– Какая? –  спросил Маленькое Перо.

– Я не могу тебе этого сказать, – ответил белый старик. – Все, что я могу сказать – будь мужественным, делай все возможное и тогда все закончится хорошо.

Я никогда не спорил с этими людьми об их верованиях. На самом деле, чтобы постичь их внутреннюю жизнь, чтобы изучить их самые потаенные мысли и образ жизни, я притворялся, что являюсь последователем их веры. Я заставил их думать, что, как и они, я поклоняюсь Солнцу и верю снам и приметам. Я часто пересказывал старикам свои сны и спрашивал, что они обозначают.  Теперь, когда Маленькое Перо пересказал мне свой страшный сон, я спросил:

– Друг мой, а как выглядел этот белый?

– Он был очень маленьким и худым, – ответил он, –  а его лицо было очень гладким и белым.

– Хорошо, – сказал я, – на твоем месте я был бы сегодня очень осторожен. Не уходи далеко от лагеря, не садись на необъезженную лошадь и не бери в руки оружия. Ты не можешь сказать, о какой опасности тебя предупреждал твой сон. Погибнуть можно не только от руки врага. Твоя лошадь может тебя сбросить и придавить; ружье может случайно выстрелить, а гремучая змея укусить. Да, тебе надо быть очень осторожным.

– Я никогда не был трусом, –  ответил Маленькое Перо. – Ты знаешь о том, как я воевал; это говорит само за себя.  Но я не люблю такие вещие сны. Когда тебе говорят, что с тобой что-то произойдет, но неизвестно что, это делает сердце беспокойным. Ты всегда встревожен и никогда не знаешь, что произойдет.

Около двух часов мы достигли небольшого, поросшего соснами холма, и в этом месте караван остановился, чтобы немного отдохнуть. Три Солнца, главный вождь, Маленькое Перо и я забрались на вершину одного из холмов, чтобы осмотреть ближайшие окрестности.  Всего в нескольких милях от нас была долина ручья Армелла, очень широкая, ровная и ограниченная высокими холмами и утесами. Здесь и там вдоль ручья были маленькие рощи хлопковых деревьев и тополей, на холмах росли редкие сосны. Но нас более всего интересовала дичь. Я достал свою мощную подзорную трубу и с ее помощью увидел бесчисленные стада бизонов и антилоп. Некоторая их часть была между нами и ручьем, но основная масса находилась на равнине и к западу от нее. По крайней мере на тридцать миль, насколько мог охватить глаз, прерия была покрыта стадами бизонов.

– Это – богатая страна, –  заметил я, передавая трубу Маленькому Перу. – Скоро мы полакомимся бизоньими ребрами.

– Я рад этому, – сказал Три Солнца, – мне надоело мясо лосей и оленей. Он продолжил говорить о бизонах, говоря, что это – жизнь для индейцев,  потому что дают им еду и одежду.

      Маленькое Перо, который тем временем осматривал страну в подзорную трубу, вдруг воскликнул, заметив волнение  среди животных далеко в долине. Бизоны и антилопы в испуге бежали в нашу сторону.

– Ну и что, –  сказал Три Солнца, –  ничего странного в этом нет. Вы знаете, что лагерь Бегущего Кролика (другого вождя черноногих) находится между нами и Большой Рекой (Миссури), и очень вероятно, что они стоят лагерем где-то здесь.

– Нет, –  ответил Маленькое Перо, – я не думаю, что это они испугали животных; они были бы верхом и мы бы их увидели. Я совершенно уверен, что военный отряд пешком идет по ручью и это именно они напугали животных.

– Может, ты и прав, – сказал Три Солнца, – лучше понаблюдать. Мы будем пасти лошадей в течение ночи или двух и выставим сильную охрану. Теперь мы должны идти. Я думаю, что мы расположимся лагерем прямо у ручья, чтобы не пугать дичь, пока не начнется большая охота. Нам надо пойти влево от того остроконечного холма (он указал на холм к юго-востоку от нас) и двигаться в ту сторону, пока не подойдем к ручью.

Мы сели на лошадей, спустились с холма и продолжили путь.  Через час или два мы достигли ручья и поставили вигвамы на участке прерии, где поблизости были вода и лес. Одна из жен Маленького Пера (у него их было пять) нашла молодую антилопу, которая, очевидно, родилась в этот день, и принесла ее к нам, сказав:

– Посмотри, какую красавицу я нашла.

– Я как раз хотел бы попробовать вареного мяса молодой антилопы, – сказал ее брат, который стоял поблизости, схватил ее, вытащил нож, одним ударом распорол и бросил на землю. Бедняжка лежала, задыхаясь, и мы могли видеть ее сердце, все еще бьющее, но удары его становились все слабее и слабее. Это было очень жестоко, и у меня появилось желание преподать молодому негодяю хороший урок, но я сдержался. Женщина отругала его и по тому, как смотрел на него Маленькое Перо, я понял, что тот тоже был зол.

После того, как мы хорошо поели и покурили, Маленькое Перо оседлал свежую лошадь и сказав, что поедет к холмам осмотреть страну, уехал. Я хотел было отправиться с ним, но день был очень жарким, и у меня не было большого желания двигаться, поэтому я остался в вигваме, курил и читал (у меня с собой была целая связка книг), пока не стало слишком темно, чтобы видеть буквы. Когда окончательно стемнело, а Маленькое Перо не появился, мы начали волноваться за него, и через некоторое время женщины начали плакать и кричать, что он убит.  Я пробовал успокоить их, говоря, что, может быть, он нашел лагерь Бегущего Кролика и остался там на ночь.  Но это было бесполезно. Мне все это надоело, и я вышел из вигвама. Вдруг мне показалось, что где-то далеко в прерии я услышал крик, прислушался и услышал снова, но слов разобрать не мог. Юноша, стоявший рядом, тоже его услышал и побежал в том направлении. Скоро он вернулся, сильно запыхавшись и был так взволнован, что мы едва смогли разобрать его слова:

– Маленькое Перо – почти мертвый – его лошадь забрали.

Тут же весь лагерь пришел в движение. Жены Маленького Пера и их родственники сразу одели траур и стали причитать и плакать; мужчины бежали со всех сторон, готовые отомстить за его смерть, впереди шел молодой человек, который нашел Маленькое Перо, и все шли туда. Найдя его, мы были приятно удивлены, услышав, что он говорит, хотя и очень слабым голосом:

– Я пока не собираюсь умирать. Посадите меня на лошадь и отвезите в лагерь. Я убил одного сиу.

При этих словах раздался дикий крик радости, и все начали выкрикивать его имя:

– Маленькое Перо! Уай! Хай!  Маленькое Перо! Уай! Хай! – что значило победитель. Такой момент, когда все хором хвалят его, черноногие всегда вспоминают с гордостью.

Не потребовалось много времени, чтобы доставить его в лагерь и занести в вигвам. Там его раздели, сняли с него леггинсы и увидели, что у него прострелены обе ноги – икра одной и бедро другой. Кости не были задеты, но раны были большими, и он потерял много крови. Я промыл раны и обработал их теми простыми средствами, которые были в моем распоряжении, и, поев немного, наш герой почувствовал себя значительно лучше. Поздно ночью, после того, как все успокоилось, он рассказал мне историю своих приключений.

– Ты помнишь, – сказал он, –  что во сне я получил предупреждение о том, что сегодня мне грозит опасность. Это было правдой: я сегодня оказался в очень опасном положении. Весь день я чувствовал себя беспокойно, и везде видел недобрые знаки. Когда мой шурин зарезал молодую антилопу, и мы могли видеть, как билось ее сердце, я окончательно понял, что-то произойдет. Когда я выехал из лагеря, я проехал совсем немного, когда рядом со мной стали кружиться вороны –  еще один дурной знак. Мне не следовало ехать дальше, но я решил, что проеду совсем немного – только посмотреть, есть ли поблизости дичь и определить место для завтрашней большой охоты. Я совсем немного спустился по долине, и потом направился к вершине утеса, чтобы оттуда осмотреть окрестности. Я поднимался на возвышенность, которую перерезали овраги, когда увидел четырех бизонов, поднимающихся ко мне. Других животных в поле моего зрения не было, поэтому я спрятал лошадь и подполз к краю возвышенности, чтобы подпустить их на расстояние выстрела. Когда они подошли так близко, что я мог видеть их глаза, я выстрелил в того, что показался мне самым жирным, и он упал. Остальные убежали. Все это время я чувствовал себя очень неуютно. Я осмотрел вершину холма, потом посмотрел вниз. На сердце у меня было тяжело, но все же ничего подозрительного я не заметил. Я оставил лошадь, спустился и начал разделывать бизона. Налетели вороны, они кружились вокруг моей головы, каркали, а некоторые сели на землю так близко от меня, что я мог видеть их глаза. Я вырезал язык, освежевал тушу с одной стороны и вынул внутренности. Тут мне стало так плохо, что я не мог больше этого терпеть, все оставил, пошел к лошади и уже вставил одну ногу в стремя, чтобы отправиться домой, когда меня ударила мысль, что я веду себя как трус. Я подумал об оставленном мной жирном мясе, которому так рады будут мои дети, так что я вернулся и стал вырезать и упаковывать лучшие куски. Пока я работал, мной снова овладело беспокойство, поэтому я часто прерывался и осматривался. Мне показалось, что на вершине холма что-то мелькнуло, но я решил, что это пролетевший ворон. Я наклонился и продолжил работать, а когда снова разогнулся, то увидел пятерых индейцев, стоявших там, где мне померещился ворон, и в тот миг, когда я их увидел, они выстрелили в меня.  Я побежал к своей лошади, но, как только я к ней подбежал, она упала замертво. Они убили ее, чтобы у меня не было возможности убежать. Сердце мое при этом едва не остановилось, но я побежал к оврагу, который частично скрыл меня, и трижды выстрелил в них, когда они спускались с холма. Это остановило их, и они сами спрятались в овраге. Скоро я увидел, что они подползают выше и ниже меня, пытаясь меня окружить, поэтому я подпрыгнул, громко закричал и побежал к лагерю. Один из врагов оказался прямо передо мной; он поднялся и выстрелил, но промахнулся. Я остановился и выстрелил; он взмахнул руками, выронил свое ружье и упал. Увидев это, я осмелел и почувствовал прилив сил. В каждом овражке, который попадался на моем пути, я приседал и стрелял по врагам, чтобы заставить их лечь. Потом я продолжал бежать. Так продолжалось довольно долго, когда одна из пуль попала мне в икру. Рана была не очень серьезной, но я почувствовал, что кровь течет в мой мокасин. В следующем овраге и залег, дважды выстрелил, а потом оторвал часть рубашки, перевязал рану и побежал дальше. Казалось, что они не стремились нагнать меня, а держались на расстоянии выстрела. Думаю, они решили, что, держась от меня подальше и стреляя по мне с безопасной дистанции, они заполучат меня без особого риска, но я старался бежать так, чтобы им было сложнее в меня прицелиться. Я уже был невдалеке от лагеря и забирался на холм, когда пуля попала мне в бедро, и я упал. Я подумал, что все кончено, но сумел заползти в небольшую промоину. Там я присел и выстрелил в них дважды. Они побежали было ко мне, но это их остановило – они отошли назад и стали подниматься на холм с другой стороны. Я понял, что если они туда доберутся, то убьют меня, потому что я буду представлять для них легкую цель. Тогда я начал молиться. Я не хотел сдаваться. Я обратился за помощью к белому человеку из моего сна. У меня оставалось только три патрона, и я решил, что оставлю их на крайний случай. Подняв голову над краем оврага и осмотревшись, я увидел, что они больше не поднимаются. Скоро один из них знаками показал мне, что я могу идти домой, и они тоже возвращаются. Я не стал отвечать. Я просто прицелился и выстрелил в одного из них. Они повернулись и убежали туда же, откуда пришли. Я не знаю, что заставило их так поступить, но думаю, что с вершины холма они могли заметить наш лагерь или приближающихся к холму наших людей, и решили, что возвратиться к Миссури будет более благоразумным.  Как только я увидел, что они ушли, я перевязал, как мог, свои раны, и, используя ружье как костыль, поковылял к лагерю. Я думал, что никогда до него не доберусь. В конце я уже должен был ползти; а когда вы услышали мой крик, я был уже так слаб, что дальше двигаться бы не смог.

– Что ж, друг мой, – сказал я, – твой сон правильно тебя предупредил, не так ли?

– Да, – ответил он, – так оно и было. Какой сильный шаман этот маленький старый белый. Удивительно, что бывают такие белые!

На следующий день большой отряд обыскивал местность в поисках военного отряда (предположительно сиу), с которым столкнулся Маленькое Перо, но они никого не нашли. Там, где он выстрелил в одного из них, было найдено место, где тот упал. Трава была покрыта кровью, кругом было много следов.  Несомненно, товарищи убитого при отходе забрали его с собой и похоронили, или, может быть, утопили тело в одном  из омутов в ручье.

              Опубликовано  в "Лес и река"  (13 октября 1894)

В Старую Мексику

Был безоблачный августовский день, много лет назад. Солнце нещадно опаляло раскаленную сухую равнину, где расположились черноногие. Было так жарко, что даже самые отчаянные охотники не имели желания садиться на своих скакунов и ехать на поиски дичи.

Под одной из поднятых кож вигвама, лениво покуривая, растянулся на лежанке из шкур торговец  с индейцами. Обитатели вигвама разошлись поболтать с друзьями – все, кроме одного старика, который, как и торговец, глубокомысленно курил. Он уже много лет как ослеп, его тонкие волосы были совершенно белыми.  Кожа его от старости стала обвисшей и морщинистой, он сильно сутулился; в племени он был самым старым, и видно было, что на этих северных равнинах он прожил почти сто зим. Его тонкий, низкий голос прервал мечты торговца.

– Белый, –  сказал он, – ты еще здесь?

– Да, – ответил торговец, – да, я здесь; что я могу сделать для Полого Рога?

– Дай мне мой мешок с амулетами – большой, который висит сверху. Я покажу тебе кое-что, а потом расскажу тебе историю. Этот день напоминает мне о моей давней поездке на юг, где все дни походят на этот, только еще жарче.

Торговец поднялся и вручил ему раскрашенный и расшитый цилиндр из сыромятной кожи. Полый Рог ловко открыл это и начал вынимать различные пакеты и свертки, пока не нашел тот, который искал, и бросил его через весь вигвам.

– Посмотри  на это, –  сказал он.

Торговец развернул сверток их оленьей кожи и в руках у него оказался  длинный тонкий наконечник копья из сероватой стали, в нижней части его были выбиты слова: "Антонио Перез, Севилья, 1723."

– Да ведь это –  воскликнул он – испанский наконечник для копья, и очень старый. Где ты его взял?

– Я расскажу тебе, – ответил индеец. – Это длинная история и очень странная; но и странные вещи порой происходят. Может быть, и не стоит говорить о том, что это – странно, если все это происходит по воле богов?

– Давно, –  сказал он, – когда я был еще юношей, однажды летом мы охотились на Йеллоустоне. Однажды вечером, когда солнце почти закатилось, люди увидели, как что-то приближается к лагерю, и сначала не могли разобрать, что это было; но чуть позже рассмотрели, что это был человек, который очень медленно шел, опираясь на костыль. Некоторые из юношей были готовы выбежать и убить его, но мой отец, вождь, запретил им это.

– Пусть подойдет, – сказал он, – он не сможет причинить нам вреда; мы узнаем, кто он такой и, возможно, узнаем какие-нибудь новости.

       Так что все стояли и ждали, а человек  шел к нам, очень медленно и с большим трудом. Он приблизился к тому месту, где все мы стояли, наблюдая за ним, и люди понемногу отходили назад, оставив моего отца стоять перед чужаком. Тот был гол, если не считать надетой на нем длинной рваной рубахи, его длинные темные волосы, борода и усы были спутаны и напоминали шерсть бизона, полную сухой травы и репейников. Его глаза были выпучены и взгляд его напоминал взгляд волка, понявшего, что он попал в безвыходное положение. Он был очень худым – таким худым, что казалось, что его кости вот-вот прорвут его кожу, его ступни воспалились и кровоточили, кровь из раны на бедре текла по ноге. Казалось, что он не видит нас, он продолжал идти, иногда встряхивая головой, смотря вперед безумным взглядом и что-то бормоча про себя.

– Куда ты идешь? –  спросил мой отец, подняв руку и положив ее ему на плечо. Незнакомец закричал и без чувств упал на землю.

Прошло много дней прежде, чем он выздоровел, и почти год до того, как он узнал нашу речь. Он сказал, что пришел с далекого юга, где всегда тепло, где все ягоды и любая еда круглый год в изобилии, и где никогда не бывает снега, кроме как на вершинах самых высоких гор. Его народ белый, но не такой, как знакомые нам трапперы и охотники. Его отец умер, оставив ему и его брату большие квадратные вигвамы, сделанные из камня, и большие богатства. Этот брат всегда был очень жадным и жестоким, и как только отец умер, он начал думать, как бы получить все, что оставил старик. Однажды ночью большой вождь той страны приехал в вигвам братьев на пир, и по пути домой несколько мужчин выскочили из кустарника рядом с дорогой и убили всех, кроме воинов, которые были с ним.  Тогда плохой брат пошел к большому вождю и сказал: "Я знаю, кто сделал это злое дело; это был мой брат и шесть его друзей и родственников".

Воины вождя схватили их всех, бросили в крепкий каменный вигвам и сказали, чтобы они молились, потому что на рассвете из расстреляют.  Но были те, кто знал, что плохой брат солгал, и пожалели их; в середине ночи эти хорошие друзья освободили их, дали им быстрых лошадей, оружие, еду, одежду и они убежали.

День за днем, луна за луной, они ехали, держа путь на север. Однажды ночью они разбили лагерь рядом с быстрой глубокой рекой. Некоторые из обитателей прерии, должно быть, видели их и следовали за ними, потому что, пока они отдыхали у костра, на котором жарили мясо на ужин, воздух вдруг наполнился стрелами и все его товарищи упали, едва успев вскрикнуть или что-то сделать. Он тоже был ранен стрелой в бедро, но вытащил стрелу, одним прыжком преодолел расстояние до реки и прыгнул в воду.  Он долго плыл по течению, а потом вылез на берег и вышел на равнину. Следующим утром он оставил реку и два дня шел по равнине, не находя воды или еды, и, наверное, он повредился в рассудке, потому что в себя он пришел только в нашем вигваме.

Когда он рассказал свою историю, мой отец спросил его, что он намеревается теперь делать; возвращаться в свою страну или остаться с нами. Он сказал, что, как бы он не хотел вернуться, сделать этого он не может, потому что большой вождь его убьет; поэтому он останется с нами до конца жизни. Это понравилось моему отцу; он дал ему мою сестру в жены, вигвам, богатую одежду, хорошее оружие и много лошадей. Он назвал его Спай-у, так называется племя белых, к которому он принадлежал.

Так шли годы, и я рос, чтобы стать высоким, сильным молодым человеком. Однажды мы ехали вместе с ним впереди большого лагеря, который переезжал от гор Ремня до больших водопадов на Миссури, и он сказал мне:

– Брат, что-то не дает покоя моему сердцу, оно хочет вернуться в мою страну. Не для того, чтобы остаться там, а только ради того, чтобы наказать моего плохого брата. Я ради моей жены сопротивлялся этому как мог, но больше не могу. Я должен пойти. Ты пойдешь со мной?

Конечно,  я пошел, и четыреста воинов пошли с нами2. Мы двигались очень медленно, потому что нам предстоял длинный путь, и мы хотели сохранить лошадей сильными и упитанными. Иногда мы разбивали лагерь на два или три дня, когда было много дичи и хорошая трава, и охотились, пока наши лошади паслись и отдыхали. Однажды мы увидели вдали то-то похожее на большую плоскую скалу, по которой ходили люди, и Спай-у сказал нам, что это было сделано из грязи людьми, которые в ней живут. Когда мы подъехали ближе, эти странные строители, которых на равнине не было, поднялись на стены и втянули за собой палки. Мы не стали обращать на них внимания, потому что мы не могли подняться наверх, а они не стали бы спускаться вниз, чтобы сразиться с нами.  Спай-у сказал, что слышал, что они были очень богаты, и мы согласились пробовать захватить некоторых из них на обратном пути.

Я думаю, что прошло две луны после того, как мы миновали большой вигвам из грязи, когда Спай-у сказал нам, что пройти остается совсем немного. Мы были рады. В течение долгого времени мы путешествовали по стране, где все было мертво и сухо, кроме колючих груш, которые здесь были длинными и странной формы. Земля была полна гремучих змей, ящериц, больших как выдры, и ядовитых жуков и пауков.  Но теперь мы попали туда, где были леса красивых и странных деревьев в долинах и по предгорьям гор и было много троп, идущих в разных направлениях, широких и утоптанных оттого, что по ним много ходили.  Наконец, однажды вечером, мы оказались у низкой возвышенности, поросшей деревьями, и он сказал нам располагаться лагерем, потому что с другой ее стороны, в широкой, открытой долине, был его дом. Много раз по пути, сидя у костра, мы планировали, как будем действовать, и теперь, лежа в кустах и не зажигая огня, мы обсудили это в последний раз.

Едва рассвело, мы сели на лошадей, поднялись на возвышенность и оттуда сквозь деревья увидели большой каменный дом, окруженный красивой рощей. Люди выходили из своих домов и шли работать.

– Теперь,  друзья мои, –  сказал Спай-у, – мы нападем; помните, о чем я так часто говорил вам: ни одна  женщина не должна быть убита; вы узнаете моего брата по светло-красными волосами, и не должны трогать его; оставьте его мне.

       В следующий момент мы двинулись; сперва спокойно, но когда  ближние рабочие увидели нас и побежали к своим домам, мы издали военный клич и помчались, как ветер.  Многие из людей добрались до домов прежде нас и целились в нас из окон и дверей. Некоторые упали; остальные из наших рванулись вперед, спрыгнули с лошадей и побежали; большая часть нашего отряда направилась к верхним домам, мы со Спай-у и остальными остались перед каменным домом. Перед большими дверьми было много мужчин, все с ружьями или пистолетами, они стреляли в нас. Продолжалось это не больше секунды, потом большинство из них упали замертво там же, где стояли, и мы ворвались внутрь, преследуя тех, кто убежал. Рыжеволосый вбежал в большую комнату слева, Спай-у и я мчались за ним по пятам. Спай-у сказал что-то и отбил шпагу ударом дубинки, так что она отлетела в дальний угол. Тут негодяй узнал своего брата, упал на колени, и я понял, что он молился за свою жизнь. Я смотрел на Спай-у; он улыбался как маленький ребенок, который громким плачем добился своего. Все остальные мужчины в доме были убиты нашими товарищами, которые теперь толпились вокруг нас. Я сам убил двух; у одного из них я взял это копье – тогда у него было хорошее древко – а у другого я взял прекрасное ружье.